Я ПЕРЕСЕЛЯЮ НАРОДЫ
Около соседнего домика топтались пятеро девчонок. Точнее, четверо детдомовских топтались, а пятая, Лейла, стояла чуть позади, скрестив на груди руки, хмурая, как помощник гробовщика.
Лейла — тоже удивительный персонаж. Первые две недели после того, как их поймали, она выпендривалась и козыряла. Ждала, что вот-вот!.. Что было бы, если бы вот-вот случилось, я теряюсь представить. Толпы возмущённых цыганских родственников взяли бы штурмом остров? Или, допустим, острог?
Но Лейла ждала, со всем подростковым максимализмом веря, что убежавший брат приведёт подмогу. Конфликтовала, рыпалась, огребалась и снова лезла на рожон. Возмездие должно было вот-вот прийти… но не пришло.
Потом кто-то уронил в её мыслишки новую идею, и она стала верить, что родственники конечно же, собирают большие деньги на её выкуп. И явятся вот-вот, и с триумфом выведут её из неволи! Она стала вести себя поспокойнее, не то что бы смирилась, но терпела трудовую повинность, как неизбежное зло.
Потом она придумала себе, что её просто не могут найти — ну неизвестно же, в самом деле, куда их могли с поля увести?
Потом верила, что родня не может пробиться из-за бурь.
Потом — что из-за зимы, но они всё равно ищут, и вот-вот…
Ребёнок, даже попавший в уголовную среду и испорченный, всё равно верит, что свои не бросят.
Цвели яблони и остров готовился к новолетию, прибыл очередной караван с новичками, следом беглая Маргарита со своим выводком…
В один из дней Лейла поняла наконец, что за ней никто не придёт. Понимание упало на неё такой тяжёлой глыбой, что едва не раздавило. Она попыталась повеситься. Из затеи, конечно же, ничего не вышло — клятва не дала, но эта же клятва прилетела такой обраткой, что погрузила нашу цыганушку почти что в коматоз. Бабы-рабские прибежали за мной, я посидела над кроватью, заменив кому на лечебный сон, выпустила даже саламандру…
Проснулась Лейла совсем другой.
Чтобы понять… Это как если взять хороший молодой стволик, надломить его, потом замотать пластырем и надеяться, что в силу природных данных он всё же выживет и пойдёт в рост.
Предательство — горькая штука. Характер у девчонки изменился, сделался более жёстким и отстранённым. В довершение образа за четыре летних месяца она вытянулась на полголовы, стала худой, мосластой и нескладной. А теперь — внимание! — фамилия у Лейлы была Петрашенко.
— Ну что, девки, позавтракали?
Нестройное «да».
— Собирайте своё барахло и тащитесь к столовой, в острог. Ждать меня там. Можете пару тачек взять.
Колония имени Макаренко встретила вкусным запахом свежего дерева. Офигенно! Люблю запах деревянной стройки, бодрит и ассоциируется с кучей положительных воспоминаний.
Первый длинный дом был почти достроен. Степановы подмастерья выводили крышу. Под второй дом были заложены первые венцы. Ну что, успеют до холодов, думаю.
Славка Найдёнов, бессменный цыганский комендант, руководил бригадой цыганских зебро-негров. Да он и сам был местами негр. Морилка — она способствует.
— Ну что, Славка? Хвастайся!
— Почти, матушка кельда! Думаю, дня через три заселяться будем.
— Что, на пол разложишь?
— Кого на пол. А кого уже и на кровати, штук десять двухэтажек готово.
— М-гм… М-гм… Ты вот что, Слава… Концепция немного поменялась, так что сели всех в один дом.
Славка слегка оторопел.
— Что, всех в шесть комнат?
— А сколько у тебя осталось?
— Девок сорок да тридцать восемь парней.
— А комнат почему шесть?
— Так санузлы же…
— Запланировали водопровод, что ли?
— Так уже провели.
Я потопала кроссовком.
— Знаешь, Славка! Называя вещи своими именами — что мы видим перед собой?
— Ну, э-э-э… Дом?
— Рабский барак мы видим, Слава. Ещё и, мать его, благоустроенный! Ничё, уплотнятся!
— Душевые не войдут тогда! — проявил практическую категоричность мой комендант. — Толчков придётся в два раза больше ставить, а то они по утрам будут в очередь стоять!
Я поморщилась:
— Фу, ну каких «толчков»? Унитазов, ладно? — нога сама собой снова начала притопывать. — Значит, ставь больше. Без душевых обойдутся, только унитазы и умывальники. Воду подвели — баню рядом срубите, вот и ладно будет.
Славка согласно угукнул.
— Так. Второй дом, — я достала из кармана сложенный листок. — Площадь остаётся та же, внутри делим по-другому. Смотри: с торца раздевалка, из неё вход в два одинаковых длинных зала. Изолированных друг от друга! Чтобы можно было не только пищу принимать, но и использовать как классы!
— Понял!
— Со второго торца кухня. Второй вход отсюда сделайте и крытое крыльцо, как там.
— Отсекатель холода! — блеснул эрудицией Славка.
— Да. Парням покажешь, вопросы-предложения рассматриваю как обычно.
— Понял, — повторил он, — всё передам!
— Вот и ладушки. Инцидентов больше не было?
— Пока спокойно.
— Вот и славно. Работайте!
Петша Харманович занимался переездом. Несколько заходов по совместному раскидыванию мозгами, прикидки так и этак всё равно приводили к неутешительному для цыган выводу: съехать с острова и построиться отдельным хутором в этом году никак не получалось. Прикрыть огромную детскую толпу, которой внезапно обросли Деметеры, силой шестерых бойцов было просто нереально. Даже если мы забрали бы у него всю Хризопразовскую мелюзгу, всё равно своих (Деметеров да Романовых в придачу) получалось сорок один человечек, двоим из которых край нужна была кормилица. А вместе с Шишковской и Санчаковской мелочью выходило две полноценных группы: дошкольная да ясельная. И ещё девятнадцать шкетов подходило по возрасту в рейнджерята.
Скучно это читать, наверное — но это мои повседневные заботы, проблемы и прочий головняк.
Короче, построиться на особицу не выходило, а осень поджимала. И жить дальше в фургонах в тесноте (хоть количество домиков на колёсах и разрослось уже до десятка) было не комильфо.
Бирюзинцы съехали, в общежитиях прошла некоторая ротация, и правильным цыганам выделили аж два длинных рядом стоящих дома. Если вам вдруг показалось, что это сильно жирно — припомните-ка ещё раз количество детей. Своих и чужих. Так что поселились не сильно широко, даже где-то плотненько.
Дома эти стояли как раз напротив разросшегося и расстроившегося детского сада. И в этом был особый смысл, потому как в ясельные и садовские группы должны были влиться аж шестьдесят шесть цыганят. Нельзя сказать, чтоб дисциплина в их рядах была на высшем уровне. Кучу такую каждое утро-вечер поводи-ка. А тут с крыльца спустился — и вот вам, пожалте, ворота в детский сад!
Неделю до начала нового учебного года я дала им на адаптацию: ходить всем кагалом, вместе со старшими женщинами — и не отдельным гуртом, а в те группы, куда малышня по возрасту должна попасть с сентября. Садик сразу слегка разбух, хотя по тёплой поре́ с точки зрения помещений это было некритично: всё равно столовая у нас в садике общая, по типу взрослой, только столики-лавочки поменьше, а спят малявки днём на раскладушках под навесами, так что ни о какой тесноте речи не шло. Взрослых цыганок распределили по трое на первую-вторую смены, а остальную часть дня, как и всем вновьприбывшим, отвели на «попробовать себя» на разных работах и в мастерских.
Я пообщалась с бабами, уже пообвыкшимися и переставшими от меня шарахаться, велела им сходить на склад, поговорить с Элин, чтобы подобрала им одёжку на осень-зиму, а то после пожара у многих и тёплых вещей-то не осталось, выскочили в чём были…
Все ребятишки постарше не дожидаясь первого сентября разбрасывались по рейнджерским группам, а там и по школьным классам, ибо нефиг нам вопиющую безграмотность разводить. Женщины у Деметеров, кстати, оказались грамотные, и даже с полным школьным образованием (по цыганским меркам — очень продвинутые), что вызвало у меня немалое душевное облегчение. Но даже и они на моё замечание, мол, не забудьте подобрать на складе спортивные костюмы, дружно вытаращили глаза.
— А зачем? — спросила за всех Мирела.
— За на́дом, — строго ответила я. — Курс молодого бойца никто не отменял. Первый год — три раза в неделю тренировки, потом можно раз-два для поддержания тонуса.
Это заявление вызвало некоторое замешательство.
— Вы, девочки, должны быть как октябрята-дружные ребята: сильные, смелые, ловкие, умелые. И до кучи всегда готовые к вооружённому сопротивлению, — пресекла возможные возражения я. — Ясно?.. Так точно. Не хотите в спортивном — можете в юбках с саблями скакать, дело добровольное.
У мужиков на первый год график был сильно плотнее, не три раза в неделю, а все шесть, а то и восемь. Да они и не возражали. Жить-то хотелось.
Был в ситуации с необходимостью временно осесть на острове и весомый плюс: Андле, перед которой была поставлена задача поработать с лошадьми. Не знаю, получатся из них арабские скакуны или орловские рысаки, но вектор был задан. Лошадисты всеми доступными способами искали производителя, и не простого, а какого-то специального (вот не спрашивайте у меня подробностей, я ещё помню ту историю с мостом!), и этот факт немного примирял Петшу с жизненными обстоятельствами.
Итак, Петша в очередной раз переезжал, размещая по новым хоромам остатки былой роскоши. Ничё, обживутся.
Пригорюнившиеся девки-картофелекопалки ждали меня на лавке у крыльца столовой.
— Веселее смотрим! Барахло своё взяли — и за мной! — мы пошли между домами в сторону восточной стены острога. — Следить за вами сейчас некому. А чтоб вы пожар устроили или угорели — такое мне нафиг не надо. Так что жить будете здесь, — мы подошли к длинному дому с двумя берёзами у крыльца. — Заходим. Последняя дверь направо.
Девки подхватили из тачек свои кули и гуськом пошли внутрь.
Этот дом был обычным длинным женским домом-общежитием. И так получилось, что жили тут только взрослые, младших совсем не было, ну, если не считать незамужних девчонок лет по двадцать. Но именно детей — нет. И это меня более чем устраивало, почему-то казалось, что так правильно.
— Ух ты! Тут туалет есть! — вслух обрадовался кто-то. Два голоса сразу шикнули, и стало тихо.
— В комнату заходим, не стоим! Или забыли, где «право»? — я зашла следом за девчонками, сбившимися в кучку посреди комнаты. — Конечно, здесь есть туалет. И даже душ. Пользоваться аккуратно, в график дежурств вас включат. Не тупим, по кроватям разобрались!
В комнате было не очень свободно. Три двухэтажных кровати с ящиками для вещей внизу, столик, табуретки, шкаф. Но стены были покрыты светлой восковой пропиткой, на окне остался тюль, а над столом — пришпиленная кем-то из бывших жильцов неплохая акварель с цветами и птичками.
— Значицца так. Жить будете здесь. Вести себя прилично, в чужие комнаты без приглашения не входить, Ничего не выпрашивать! Сейчас барахлишко оставьте, идите в школу, найдёте Уйгуну, пусть посмотрит вас и решит, в какие вы классы пойдёте, — девки переглянулись. — И нечего таращиться. В одну смену будете учиться, в другую — трудиться. Обязательно с занятиями в мастерских, посмотрим, к чему вы способны, будете овладевать профессией, — я внимательно на них посмотрела, — и приносить максимальную пользу обществу. Ясно? Вот и ладно. Пошагали!
До конца лета оставалось неполных одиннадцать дней.
ВЕДЬМАКИ, ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ ИМЕЕТ СВОЁ ПРОДОЛЖЕНИЕ
Новая Земля, Серый Камень, 34.04 (августа).0005
Из разведки пришёл Кадарчан со своими лесными братьями.
В баронском кабинете на большом совещательном столе была разложена карта, вокруг которой собрался весь наш «военный совет».
— Здесь они, — эвенк обвёл рукой довольно большое пятно на западе и начал делать пометки карандашом, — Километров тридцать пять от нас на запад — вот тут Бурная делает разворот на северо-запад, а ещё километров через тридцать — ещё один, почти идеально на север. Места там сильно поло́же, течение спокойнее, но и разливается она сильно шире. Километров до двух, а дальше на север, похоже, и ещё больше. Восточный берег повыше, ещё ничего, а вот западный и впрямь топкий. Как астраханские мужики рассказывали, всё так есть, — остальные рейнджеры подтверждающе кивали. — С юго-запада аккурат в излучину приходит хороший приток. Южнее него монстры пока не заходят.
— Ни следов, ничего? — уточнил барон.
— Как сказать… Не видели. И по ощущениям — нету.
Долегон поднял руку:
— Мысль. Быть может, монстров нет, потому что людей там пока нет? Нет посёлков — нет монстров.
— Типа, нужды в них нет? — задумчиво переспросил Владимир Олегович. — Было такое предположение.
Мужики переглянулись.
— Может и верно, — протянул Буотур. — Пока Малахит строиться не начал, не было по северному берегу никаких монстров, так?
Кадарчан меж тем наносил на карту новые пометки:
— От излучины километров пятьдесят на север — ещё один приличный приток, дальше за ним вовсе сыро идёт, болоти́на тянется на много километров.
— Похоже, астраханские именно там шли, — вставил Долегон, — описание очень чётко совпадает.
— Ещё чуть на север — совсем топь, народу нет, — Кадарчан положил карандаш.
— А с запада их ограничивает река, — снова поднял голос Дол, — очень приличная, спокойная, совершенно равнинного типа.
Владимир Олегович навис над картой.
— Получается, они заняли треугольник…
— Скорее, неровную трапецию, — прикинул эльф. — С юга лоскут довольно узкий, всего-то с десяток километров, но к северу расширяется почти до сорока. Место странное, как леопардовая шкура. Пятнами — хор-рошая земля! Очень плодородная, ровная, прекрасно подходящая под вспашку или выпасы. Как раз деревню поставить, такую среднюю, дворов на тридцать-пятьдесят. А вокруг — болоти́ны.
На этой карте от ведьмачьих земель только южный кусок виден. Дальше он на север только расширяется, довольно приличной такой территорией. Шаг сетки — 10 км.
Мда.
Запад не был в числе наших приоритетных целей, как-то так сложилось. Под сельское хозяйство и вокруг пока земли было немеряно — и с южного берега Бурной, и с северного. Если куда двигаться — так на юг, там, не так далеко от нас (всего-то километрах в двадцати пяти) нашлась та самая гора с белой верхушкой — выход мрамора, который начали потихоньку ковырять наши строители, мечтая о белоснежных лестницах и портиках в античном стиле. А ещё дальше на юг была манящая горная гряда, в которой Илья обещал нам много всяких вкусностей.
И тем не менее, Вова постучал пальцем по карте.
— Дальше этого южного притока их пускать нельзя. И на северный берег Бурной тоже. Нехер. Пусть в другие стороны идут — как хотят, это нас уже мало волнует… Много народу у них?
— Самих ведьмаков — не очень. Десятка два с половиной. Крепость по типу острога.
— Деревянная? — уточнил барон.
— Да. Вот здесь, — эльф нарисовал на карте кружок, — пара деревень в непосредственной близости.
Барон хмыкнул и слегка прихлопнул ладонью по столу.
— Много чести к ним ходить. Дежурный!
В дверь просунулся парень:
— Да, господин барон?
— Этих из подвала притащите-ка! А ты, Макс, достань из ящика с твоей стороны копии карт там лежат… ага, вот эту!
К тому моменту как в кабинет внесли два неподвижных тела, всё также пребывающих в состоянии целительной комы, был готов текст письма:
'Сим уведомляем вас
о том, что ваш люди пересекли наши границы
и вторглись на наши земли
в ущерб нашим непосредственным интересам.
Впредь просим вас избегать подобных нарушений,
а также обеспечить
отсутствие в наших землях и водах монстров,
источником коих является ваша школа.
В противном случае
мы вынуждены будем явиться к вам лично
и уничтожить вашу крепость.
Во избежание неприятных инцидентов
прилагаем карту
с указанием граничных линий,
проходящих преимущественно
по естественным водным артериям.
34 августа 5 года
Барон Владимир Белый Ворон'
Осталось приписать только шапку.
— Давай, буди этих, — кивнул мне Вова.
Парни оказались другие, не те, что в прошлый раз. Очнувшись, они озирались с некоторым замешательством. Имена были тоже похожи на сыр, я не запомнила. У обоих висели медальоны с волчьей головой. Барон тоже обратил на это внимание:
— Школа волка? Каэр Морхен, небось? — скорее подытожил, чем спросил он. — Кто рулит? Магистр?
Получив утвердительные кивки и невнятное мямленье, он черканул в верхней части письма:
'Магистру школы волка,
Каэр Морхен, Новая Земля'
— и вручил письмо ведьмакам со словами:
— Магистру лично в руки. Ещё раз поймаю в своих землях — ноги выдерну. Не донесёте письмо — найду и оторву уже голову.
Прозвучало буднично и убедительно.
КСТАТИ!
Достижения картографии
К концу лета пятого новоземского года силами доблестной картографической команды (геолог Илья, художник Коле и летающее средство, дракон, Галина) были вчерне готовы карты прилегающих окрестностей. Сами понимаете, в первую голову нас интересовали непосредственные окрестности, ближайшая десятикилометровая, если принимать это расстояние за радиус, зона. Этот пятачок пространства и был описан подробнее всего.
Следующий по значимости круг — снова эта ассоциация с кругами на воде — был в два раза протяжённее. Если вы помните, ещё в первом манифесте мы заявили о двадцатикилометровой зоне наших непосредственных интересов. И тем не менее, периодически очередные вольные поселенцы пытались сесть на нашей (пока ещё малообжитой) земле. То ли в силу неведения, то ли недоумения (в смысле — от недостатка ума). Сгонять людей с хозяйства нам категорически не хотелось, так что регулярные рейды в популярных «удобных» (удобных для заселения, естессно) направлениях и драконьи облёты привычно вошли в обиход.
И тем не менее, находилось время и для более дальних полётов.
Подробно были описаны земли вокруг портала, нанесены русла рек, примерные очертания скальных выступов и южных гор. На севере обнаружилось довольно большое озеро, очертаниями забавно напоминающее широкую речную рыбину…
Дальше сорока-пятидесяти километров от острова наша команда георазведчиков старалась не залетать — вроде бы, и нужды особой пока не было, да и садиться в дебрях было нежелательно. И даже не удивляйтесь. Это вам кажется — ого, дракон! Вон какая боевая единица! А для меня это дочь родная. Мало ли что…
Пока наша карта была неровным пятном в океане смутной неизвестности. Собственно, вот она. Шаг сетки — десять километров, вот и прикидывайте.
НАЧИНАЕТСЯ ПЯТАЯ ОСЕНЬ
Кельда
В субботу мы съездили на каменоломню, посмотрели, как там дела и официально нарекли прилепившийся сбоку посёлочек Песчанкой. В воскресенье широко отмечали новоселье в Бирюзе, поставленной у устья небольшой, но чрезвычайно говорливой речушки, к которой прилипло невесть откуда взявшееся название Шавы́рга. А в понедельник у наших юных юнитов случилась новая жизнь, поскольку наступило первое сентября!
Учились мы нынче по новой изменённой схеме, с учётом разъездов-переездов ребят из Бирюзы и обратно, и я искренне надеялась, что все эти эксперименты пойдут нам на пользу. Мы с Вовой толкнули общую речь, главным достоинством которой (по моему глубочайшему убеждению) была её краткость. Ненавижу длинные речи на всяких линейках!
На обед детям был обещан торт, что должно было прибавить учебного энтузиазма. А после обеда — десант за брусникой! Ибо собирательство никто не отменял.
Первого сентября начались уроки и у Макаренковских цыганят — пока на полянке перед достраивающейся школой-столовой. Эдакий символизм намечался в строящемся здании: насыщение плотских и духовных потребностей, два в одном, мда.
Направились грызть гранит науки и картофельные воришки. Стараться следовало от души, поскольку от школьных отметок зависел размер обеда. Видимо, первый день не принёс особых трудностей, потому как ждали меня возле столовой все пятеро сытые и довольные.
— Ну что, девки, слушать сюда. Хотите вы или нет, но пользу вы будете приносить максимальную. С этого дня: понедельник-четверг, утро — учимся, остальное время у вас будет занято в разных мастерских, будем пытаться найти в вас какие-то таланты. Вот вам график на первую неделю, в комнате пришпильте на видном месте, — я отдала девчонкам листочек, в который тут же все пятеро уткнулись. — За следующими подходить к Уйгуне в субботу перед обедом. Все пустые клетки — шагаем к Даше, получаем задания в теплицах, либо спрашиваем дежурного, где нужна помощь, ясно?… Смотрим сегодня: Люба с Тоней…
— А-э-э… — круглолицая Любка засуетилась, —…в швейку. Это где?
— Вон туда, за клуб завернёте, вход в швейные мастерские, зайдёте, спросите Элин. Света с Тасей — вы куда?
— Нам в кухню! — пискнула остроносая вертлявая Таська. — А в какую?
— Сюда, откуда вышли. Всё, шагайте. Лейла?
Цыганка осталась с листком одна:
— Детский сад? Как это?
— На подхвате будешь. Типа младшей нянечки. И там ещё ваших много, кто по-русски плохо говорит. Сегодня взрослые с обеда попросились постирать, так что будешь за переводчика.
По хмурому лицу трудно было понять: обрадовалась она или огорчилась
— Это вот сюда? — Лейла показала пальцем на торец длинного садовского здания, глядевшего прямо на крыльцо столовой.
— Да, в первую же дверь заходи, скажешь, что я отправила — они в курсе. Всё ясно?
— Да.
— Иди.
СЕРЁГИНЫ УСПЕХИ
День тот же, первое сентября
Кельда
А я пошла к Серёге, проверять его новые успехи. Нифредил ставил очередной, извините, эксперимент. Вот прямо на человеке.
Короче, следуя за широко распространённой в узких кругах идеей, что мозг человека эволюционировал как баллистический компьютер, Ниф решил пригрузить пациента именно в этом направлении: физуха + ловкось + меткость. На маленькой площадке происходила сложнонаправленная беготня в сочетании с метанием всяких разных предметов в разнообразные цели. За прошедшую неделю Серёга, как мы и предполагали, скинул вес практически до нормы, хоть и остался рыхловатым. Теперь он носился по площадке, сбивая мишени, и пыхтел как паровоз.
Азартное занятие это метание, скажу я вам.
Нифредил подошёл ко мне и сел рядом на лавочку.
— Ну, рассказывай.
— Идём по плану! — бодро отрапортовал эльф. — Сейчас Наська придёт, оставлю с ней, читать-рисовать. Я со своими за брусникой.
Имелся в виду Нифредиловский отряд рейнджерят, конечно же.
— Знаете что, ребята… — брат с сестрой пытались по очереди сбить последнюю мишень уже, наверное, в сто тридцать второй раз… — Слушай, ты уж сильно-то сложные задачи им не ставь.
— Да что вы, матушка кельда!.. Ну, вот видите!
Наташа с Серёгой радостно заскакали по площадке, вопя «ура!» в два голоса.
— Ага, вижу. Так вот, езжайте-ка вы все вместе за брусникой. Физуха восстановилась, агрессии нет. Речь тоже более-менее…
Шепелявость, на самом деле, осталась, но это уже можно было терпеть; сейчас Серёга разговаривал примерно как карманник Кирпич из «Места встречи…»
Таким образом, вторая половина дня у меня освободилась, и я с чистым сердцем пошла к Элин. Проект у швей был интересный, с привлечением рунников, и у меня было внутреннее ощущение, что моя подпитка будет нелишней. И просидела я бы там тихо-мирно до вечера, если бы в раскрытые окна (тепло у нас пока) не начали доноситься странные звуки. Вот знаете: бывает так, слышишь что-то невнятное, издалека — и не понятно: что, и явно что-то не так.
Девчонки в мастерской начали переглядываться. Я высунулась в окно.
— Слушайте, по-моему у детей что-то? Схожу я, девочки.
ЛЕЙЛА. ОПЯТЬ!
У Лейлы была истерика.
Нет, неправильно. Истерика — дело простое, поправимое парой пощёчин.
Лейла сломалась. Снова.
Сперва всё было нормально, она помыла полы в детской столовой, потом довольно долго что-то помогала на кухне, а потом дети пошли на прогулку, и её отправили на игровые площадки, вынести чайники с водой для питья.
Она, конечно, сильно вытянулась за год, но лицо — лицо изменилось очень мало. И младший брат узнал её мгновенно и закричал:
— Лейла! Ты пришла за мной!
Что за спусковой крючок нажала эта фраза? Видимо, это были слова, которые она страстно хотела выкрикнуть сама — целый год, пока не поняла, что за ней никто не придёт. И теперь они рыдали вдвоём, причитая что-то по-своему, и не могли остановиться. Ещё восемь Петрашенок, увидев наконец родное взрослое (по их понятиям) лицо, обступили ревущую пару и присоединились к концерту. Вокруг метались растерянные воспитатели, кто-то привёл с прачки трёх цыганок в мокрых фартуках, они пытались уговаривать сразу всех, но толку было мало.
При виде меня все обрадовались. Как же! Пришла кельда и сейчас всем станет счастье! Пуф-ф-ф-ф-ф…
— Так, девочки, мелких берём — и в какую-нибудь одну группу, на коврик складывайте, — дальше мне надо было только тыкать пальцем во взрослого, в предназначающегося ему ребёнка и усыплять по очереди. Последними отключились Лейла с братцем.
Когда все Петрашенки были уложены в одной из групп на ковёр, я выпроводила всех лишних и разбудила «виновницу торжества». Она вскинулась, увидела девять маленьких сопящих тел и снова начала реветь, тихо размазывая по лицу слёзы. Так… Я сходила до воспитательского стола, пошарилась в дежурном шкафчике, нашла рулон бумажных полотенец.
— Держи.
Мы сидели. Я — на детском стульчике, поглаживая наблюдающую за сценой саламандру. Лейла — на ковре; кучка смятых бумажных полотенец около неё росла. Мы не нужны были ей. Ей нужно было выплакаться, наконец-то выплакаться. Мы ждали.
Когда пик наконец был пройден и реки слёз начали иссякать, сменяясь длинными горькими вздохами, я спросила:
— Лейла, ты хочешь быть свободной?
Она посмотрела на меня исподлобья, выискивая подвох. Опухла-то…
— Да перестань, не все и не всегда хотят обмануть! Ты же можешь увидеть, я знаю. Увидь.
Саламандра спустилась с моей коленки и села напротив цыганки, испытующе глядя ей в глаза.
— Что это? — в её голосе был страх. И это был вопрос не про огненную ящерицу.
— Истинность намерений. Точнее, бледная тень того, что ты могла бы видеть.
Новый дар всегда поражает человека. Особенно, если он — первый.
— То есть… я стану… как вы?
— Не вполне. Дар твой другой, хотя в целом его можно рассматривать как вариацию ви́дения душ. Определённый сектор.
Она задумалась. Посмотрела на меня. Боится спросить.
Я усмехнулась:
— Ага. Теперь ты почти как я. Ведьма.
— Вы шутите?
— Почему⁈ Видящая души — ведающая — ведьма. Можно же и так сказать. Теперь подумай вот о чём. Сегодня у тебя открылся дар, и я вынуждена потребовать от тебя сделать выбор. На самом деле я бы предпочла, чтобы это случилось позже, но тут уж ничего не изменишь. Итак. Если ты действительно хочешь стать полноценным членом общества, отвернуться от дурного прошлого, научиться множеству полезных вещей, развить свой дар, стать магом с большой силой, став частью нашего баронства (это обязательно) — тогда и только тогда Белый Ворон будет тебе помогать. Если у тебя будет хотя бы тень намерения вернуться к прежним делишкам — не обессудь. Скажу тебе откровенно, как ведьма ведьме: тогда я сделаю всё, чтобы дар твой угас. И, вероятнее всего, ты никогда не выйдешь из рабства. Этот мир и без того сложен, чтобы плодить потенциальных врагов. А теперь я повторю свой вопрос: Лейла, ты хочешь быть свободной?
По-моему, всё было предельно честно. Если хочешь воровать и бандитствовать — уж извини, я сделаю всё, чтобы этому воспрепятствовать. А вот если желаешь перековаться — что ж, добро пожаловать: кто был никем — тот станет всем!
На этот раз она долго молчала, потом посмотрела на своих братьев и сестёр:
— А они?
Я задумчиво вздохнула:
— С ними сложнее. И в то же время проще. Родовая клятва — дело такое… С одной стороны, поскольку у них нет старших родственников, я чувствую свою ответственность за их жизнь. То есть я не смогу, допустим, взять и отпустить их на свободу — идите куда глаза глядят. Куда они пойдут? Это то же самое, что рыбок выпускать в лес. С другой стороны, эти люди, — я обвела всех лежащих пальцем, — они ведь вырастут. Так вот эти люди нужны мне только в виде верных подданных. В противном случае участь любого раба — навечно остаться рабом.
Она снова нахмурилась.
— Я могу подумать?
— Больше тебе скажу, ты должна подумать. Ответишь мне через неделю. Не хватит времени — подумаешь ещё. Просто придёшь и скажешь: мне нужно ещё время. Теперь про садик. Если для тебя видеть брата и остальных так тяжело, не хочешь ли ты попросить переменить тебе работу?
— Нет, наоборот!.. Я не буду больше так… Можно мне каждый день тут работать?
— На счёт каждого дня я не уверена, но три-четыре дня в неделю — вполне. И в свободные часы можешь общаться с родственниками, общение не запрещено. При условии полного выполнения работы и учёбы. Ещё вопросы?
— Нет, — она помотала головой.
— Тогда тащи мусорку, собирай свои горы и давай будить твою родню, ужин скоро.
Прошла неделя, и Лейла пришла ко мне с ответом.
— Ну что, какое будет твоё положительное решение?
Она похлопала чёрными ресницами, открыла рот, закрыла.
— Так. Ладно. Давай без идиоматических выражений. Говори. В чём проблема?
— Я… я боюсь, что… я не уверена, что… не осталось… как вы говорили… даже тени?
— А. Хм-м, — я сложила кончики пальцев домиком. — Это честно. Хорошо. Но ты хочешь быть свободной?
— Да.
— Смотри, ты знаешь условия. Условия для тебя, условия для них. Сейчас мы имеем твоё намерение. Намерение стараться, расти над собой, правильно я говорю?
— Да.
— Значит, пока мы будем действовать, исходя из твоих намерений. Будем расти. И смотреть на результат. По результатам — награда. Это честно?
— Да.
— Ну вот и ладушки. Второй твоей ответственностью будут твои младшие. Их надо будет воспитать так, чтобы они смогли тоже получить свободу, — рисковый это был эксперимент, конечно, но мне отчего-то казалось, что так будет правильно. — От столовой сразу по улице первый дом, вторая комната. Пока в тесноте, да не в обиде. Потом посмотрим, может, по двум вас расселим. После ужина переезжаете. Всё, иди.