Рассвет поплыл. Как плывут миражи в знойных пустынях. Как плывут пыльные бури по восточным городам. Серым маревом вдоль горизонта. Белёсыми лучами сквозь серые тучи, с жёлтыми огоньками галактического корабля «Свидор».
Фархад стоял на палубе, в черных глазах не было ни нетерпения, ни спокойствия. Он смотрел в миражный рассвет, на укрытую куполом землю.
Там, вдали от них, бесцветные врата. Первые врата, выходящие в галактический порт Превия. В трёх галактиках от Превии, огромная планета, с высокоразвитой цивилизацией некогда прогнувшая под себя все галактическое сообщество. Цент вселенной — Сатора. Древние жрецы, великие умы вселенной. Именно они впервые открыли врата, и они первые начали общение с другими цивилизациями. Общение! Фархад усмехнулся. Небо переливалось бледно-багровыми лучами. Мощная технологическая и научная база позволяла без малейших перипетий подчинять себе любою цивилизацию. О, нет, они не завоёвывали. Хотя могли, просто никому и в голову не приходило сопротивляться или ставить препятствия столь сильной цивилизации. Её законы признавали, её судейство было решающим в планетарных и межцивилизационных спорах. К ним обращались за помощью — признали верховенство и почитали. Адепты жрецов Саторы пребывали почти на всех планетах, и на всех они учувствовали в научных разработках. Вот и здесь они в роли судей. Кто же знал, что на планете второго развития, найдётся то, ради чего были созданы врата, ради чего адепты и жрецы Саторы бороздили галактики и изучали чуждые земли.
— Пройдёмте, — мягкий голос секретаря главкома прозвучал рядом, и смуглая девушка с бронзовой кожей и безэмоциональными глазами, как и у начальника Первомайского отдела Яндырского ОВД, а также начальника Седьмого Земного Отдела Службы Внутренних и Внешних Дел галактик. Девушка указала на открытую дверь. Фархад помедлил. Секретарь стояла, смотря сквозь серый Фархадовский китель.
— Вас ждут, — без всякого тона в спокойном голосе. Люди так не умеют говорить. Люди так не могут. Обычная человеческая секретарша, уже пришла бы в негодования от ожидания. Сверкнули бы глазёнки. Нахмурился лобик. Секретарь главкома Саторы была безразлична. Впрочем, как и сам главком, в кабинет к которому, через минуту, вошёл Фархад.
— Я мог бы объяснить… — начал адепт с порога.
Сидевший у высокого длинного стола жрец, махом руки приказал земному начальнику присесть к столу.
Фархад повиновался.
Жрец вздохнул.
— Ты понимаешь ситуацию?
Фархад молчал.
— Сколько лет ты на земле? Сколько лет в седьмом отделе?
— Они погибнут, — между бровями начальника Первомайского залегла глубокая складка.
— Сотни людей, сотни мароков, превианцев, саторов и много кого, погибают. Никто из нас не бессмертен. Пока не бессмертен. Ты должен понимать, что это делается не вопреки, а во благо.
— Во благо? — губы Фархада скривились, сделав его совсем не похожим на человека, что-то кошачье промелькнуло в лице начальника Первомайского ОВД, а в глазах мелькнул темно-зеленый огонек.
— Харизмат идёт по своему пути. И этот путь избрала для него вселенная. В наше благо. Дела многих не канули в пустоту и взросли единым колоском. Но и из его зёрен можно вырастить поле пшеницы.
— Всё это Саторская философия, которую мы говорим первошам, — нахмурился адепт.
— Любая философия, байки для первошей, — зевнул жрец и встал. Медленно шурша полами сутаны по очищенному до блеска полу, прошёл к огромному окну. — Посмотри на этот мир, он был бы прекрасен…
— Не нам решать.
— А кому? Богам? Я перестаю верить в любую божественную философию. Куда же они смотрят, когда по созданной ими земле ходит существо, которого просто не может существовать в физике вселенной? Куда направлен их взор, в то время, когда настоящее дьявольское вышло? Пришествия не будет?
Фархад приблизился к жрецу и посмотрел в блестящее от восхода стекло. Солнце, скрытое галактическим крейсером, отражалось в серых боках, играло лучами по шлейфу.
— А если харизмат не дьявольское? Если мы ошиблись? Катерина не смогла завершить дело. Мы не можем знать точно.
— Опыты показывают, совершенное обездушивание плоти при попадании харизмы.
— Опыты показывают о зомбировании подопытных…
— И агрессии… зло… Даже в мельчайших частицах, харизма, зло.
— Севольное?
Жрец махнул рукой.
— Мы узнали, что хотели, — он повернулся к Фархаду.
— Повторно мы не сможем открыть четвертые врата. А харизмат…
— Он останется здесь. На этой планете. И когда-нибудь он выплюнет себя. Демон во плоти. Он как истинный дьявол, заставит их поверить себе и тогда… Пришествие будет! Великое божество придёт, чтобы спасти своё чадо — людей!
— А если не проявит. Если харизмат не зло?
— Никто, не пытается быть так похожим на добро, как зло. Он тот, кого мы искали, он оправдает себя. Катерина довершила прототип, но увы… Его мы потеряли. Что ж… в нынешнем виде он бесполезен…
— Вы хотите, чтобы я выпустил его физиологию?..
Жрец кивнул и снова всмотрелся в искрящееся рассветными лучами стекло.
— Вы уверены? Прототип мы могли контролировать, а его… он умнее вас, меня, всех в галактике. Что если он не пожелает играть нашу партию?
— Фархад! — голос жреца грянул, за окном сгущались тучи. Фархад попятился.
— Он ясно показал, что готов на партию, но в своём теле. Видел, что он сделал с прототипом! — Фархаду показалось, что в голосе жреца мелькнул восторг. — А ведь на нем такая защита стояла. Катерина безумно талантлива…
— Была, — тихо перебил Фархад.
Жрец обернулся и неприязненно посмотрел на адепта.
— Была, — уверенней повторил тот. — Я видел, что он сделал с ней. И считаю, что он показал это всем нам…
Жрец сощурил глаза, в них заискрились, замелькали яркие огоньки. Минуту он с ненавистью всматривался в лицо прекословившего главнокомандующему жрецу адепту. Потов глубоко выдохнул и медленно спросил:
— Сколько ты уже находишься на земле, Фархад?
— Семьдесят земных лет.
— Семьдесят… — задумчиво проговорил жрец. Прошёл по кабинету, присел в кресло, не сводя взгляда с адепта, положил руки на широкие подлокотники.
— Не думал сменить место работы? Семьдесят лет на одном месте. Большой срок. Я мог бы подыскать тебе более спокойное место.
— Не вы назначали, — уставившись в пол, произнёс Фархад. Ему не нужно было смотреть в глаза главнокомандующего жреца, чтобы знать, как побледнело его лицо, и сцепились в кулаки ладони. Нужно только выдохнуть полной грудью, чтобы понять, тому, кто назначил Фархада, тот, кто сидел, здесь, сейчас, не указ.
— Я могу быть свободен?
— Да! — голос жреца был несдержанно криклив.
Фархад отвесил поклон и направился к двери.
— Но мои приказы по харизмату ты обязан выполнить!
Фархад обернулся, бесстрастно посмотрел в лицо главкому, усмехнулся, отвесил поклон, развернулся со скрипом каблуков, и вышел.
***
Доктор был суетлив, постоянно вытирал платочком лоб и тяжело дышал. Калистратов был человеком. Имел диабет и пару неприятных болячек, которые, к слову, никаким образом не мешали ему честно и добросовестно руководить НИИ наряду с гуманоидом Васнеровским адептом Саторы. Последний был заносчив, да к тому же был приверженцем главкома. Говорить с ним Фархад не любил, потому и вызвал только Калистратова.
— Утро добренько, — нараспев промямлил Евгений Палыч и тяжело плюхнулся в кресло напротив гостя.
— Чего ж доброго? Севольное под карантином, — в тон доктору проговорил Фархад и хищно улыбнулся.
Калистратов замялся, разом неуютно ощутив себя в мягком кресле.
— Так приказали… а я — чего? — глаза профессора забегали по углам кабинета.
— Васнеровский? — заскучавшим голосом спросил Фархад.
Евгений Палыч быстро кивнул.
— Начальство, как же ослушаться…
— Правильно, — кивнул Фархад. — Начальство нужно слушать. Только вот и свою голову неплохо бы иметь, — он снова расплылся в ехидной улыбке. — Профессор все ж… Вы делали инъекции?
Калистратов кинул.
Фархад резким движением встал с кресла.
— А молодец, Васперовский! Везде подстраховался. В Дивном, его идея о разработке харизмы?
Профессор быстро закивал, в глазах всё нарастающий страх.
— К чему всё это? Вопросы?
Фархад подошёл к столу, облокотился и посмотрел в глаза, вжавшегося в кресло докторишки.
— К тому, что у вас гости на пороге.
Доктора затрясло.
— Он?
— Он вас по Дивному хорошо помнит. А тут и Севольное. Он выпил харизму из Марьи. А ставили её вы? Он теперь по запаху, как гончая, идти будет.
Профессор побледнел, выскочил из кресла, бросился к сейфу, начал панически щелкать цифры.
— Он меня помнит!..
Фархад присел на край стола и посмотрел на трясущегося Калистратова.
— Я тоже много всего помню. И по мне, повесить бы вас вместе с Васперовским на рее мачты исполнительной башни, где-нибудь в западной части галактики. Жаль, не мне вас судить.
Профессор обернутся, протёр очки.
— Но мы же… мы во благо… по приказу…
— Во благо? Слишком часто я стал это слышать. Заметьте, в отличие от вас, Васперовский в относительной безопасности.
Профессор сунул в карман, вынутый из сейфа пистолет. Фархад засмеялся.
— Да бросьте, вы, в самом деле. Ему ваша пукалка в смех, не больше.
Калистратов заметался по кабинету, остановился в центре, глянул на начальника седьмого отдела.
— Да вы не торопитесь, всё равно не успеете. Да и куда вам бежать, Евгений Палыч? — равнодушно полюбопытствовал Фархад
— Вы ведь можете меня забрать с собой! — кинулся к нему Калистратов, схватил за китель. — У вас спецмашины, вы как-то отсюда выберетесь?..
— Я, да, — кивнул Фархад, отстраняя от себя профессора. — Вы же сами говорили, что работаете во благо… по приказу… ну так, всё что происходит — во благо. И по приказу.
Калистратов отступил, глаза за очками стали круглыми, в них отчётливо заметался ужас.
— Решили меня… меня в жертву… Я… я профессор….
— Да какой вы профессор… — махнул рукой Фархад. — Так, придаток Васперовского. Бежать вам некуда, так хоть раз сделайте, что-то действительно полезное.
Начальник седьмого отдела подошёл к Калистратову, поправил воротник профессорской рубашки.
— Вы ведь человек, это ваша планета. Подумайте, как закончится ваша жизнь? Старость, одиночество, мрак. Станьте героем, пусть только для себя. Вы и так сделали больше, чем предписывалось бы подлецу. Искупите хоть последнее. Надеюсь, Мария, и, бабка Ольга Марковна, простят вас. А ведь они там не единственные. Сотня, тысяча. Севольное — крупный посёлок.
Ужас в глазах профессора поменялся на тоску.
— Что вы хотите?
— Верните ему его.
— И он сам уничтожит мир, — вздохнул профессор.
— Нет, мы не позволим.
— А у вас будет выбор?
— У нас другие планы.
— Да плевал он на ваши планы! Вы ведь и сами не верите в то, что говорите, — Калистратов отшвырнул стиснутый в руке пистолет на стол и прошёл к креслу. — Он не будет плясать под дудку жрецов, — профессор вызывающе посмотрел на Фархада. — Да вы и сами это знаете. Знаете, потому что видели его, говорили с ним, — он сощурил тёмные глаза. — Вы не сказали об этом главкому? — и вдруг нервно прерывисто засмеялся, откидываясь на спинку кресла и вытирая слезы, бежавшие из-под очков. — Играть в вашу колоду не станет. Зря вы его выпускаете. Веселье такое наступит! Жалко, не увижу. Он устроит вам ещё тот адский цирк!
— Один против всего мира. Жрецы сомнут его волю.
Доктор перестал смеяться.
— Один? Нет, он не будет один. Я изучал его слишком много лет. Он соберёт единомышленником, он соберёт такую команду, от которой все миры вздрогнут, и построит всех вас вместе со жрецами.
Фархад задумчиво посмотрел на профессора, скомкано усмехнулся и, молча, вышел. Поднялся на крышу НИИ, влез в жужжащий пропеллером вертолёт. Как же он ненавидел сейчас всех, жрецов с их философией и верованиями. Себя за слабость и не возможность решать. Мир, миры, цивилизации, которые бояться перечить и жить. Доктора Калистратова, который невероятно, просто до красных пятен в глазах, прав.
Харизмат уже создал свой круг. И дело времени, когда поймут, что теперь они одно целое, сильное, могущественное… А зло ли? Покажет время.
***
— А я тебе говорю, это закрытый объект. Они секретными экспериментами занимаются, — Кондрат начинал злиться. Поляна, на которой они присели отдохнуть, была серо-жёлтой, тусклой, осенней.
— Да с чего бы ему быть закрытым, там учёные, доктора всякие, — негодовал Кузьма и смотрел отчего-то на Еши, как будто пытаясь найти у того поддержку.
— Если учесть происходящее в Севольном, и значимость НИИ в этом, то я соглашусь с Кондратом, оно закрыто и нужно сразу же определиться, как попасть…
— Да, что за… — хлопнул себя по колену Кузьма и затянулся папиросой.
— Пустой спор, — зевнул Еши, откинулся на сухую траву и закинул руки за голову. — Придём, увидим.
— Придём, поцелуем охранную систему и начнём там думать, — осклабился Леший и улёгся рядом с журналистом. Номин сидела в паре шагов от них, облокотившись о растянувшуюся на влажной опавшей листве Тайру, и покусывая травинку.
«Солнце, хотя бы вышло», — подумал Кондрат. Хороша была бы поляна, а так мрачно, жухло, тоскливо, в сон тянет. Птицы не поют, шорохи диких зверей тревожны. Волки где-то поблизости. Кондрату казалось, он чувствует запах волчицы, её лёгкую поступь. Вон и Тайра смотрит в деревья, туда, где кусты можжевельника. Интересно, отчего она так близко принимает стаю? Уж не чувствует ли благодарность за спасение? Кто знает, что творится в собачьей голове. Глаза умные, почти человеческие. Она боялась, он видел это в её взгляде в деревне, и все равно кинулась спасать хозяина. Благородная? Благодарная? Если выпутается из всего происходящего, ни за что больше не отдаст. Хватит. Тайра живая, любящая, настоящая, у ней должен быть один дом. А вот эти таскания туда-сюда. И Лике запретит даже думать о Тайре.
Это если выпутается. Он покосился на стелящийся свет недалеко от Кузьмы. Приближаться к кузнецу он не торопился. И хотя Кузьма к харизмату начал относиться более терпеливо, после спасения и осознания, того что он хотел спасти Марью, но во взгляде кузнеца ещё было недоверие. Странное, как будто присматривался, пытаясь увидеть нечто…
— Эй! — обратился Кондрат к свету. — А имя то у тебя есть?
Свет не шелохнулся.
— Чего с ним говорить, бессловесный он, — отбросив окурок, ответил Кузьма и сам покосился на свет. — Бессловесный, но убийственный. Во благо или нет, но смерть приносящий. Дьявол ли он? Если да, то отчего нам помог? И Марьи пытался помочь. Что там, в его синей глубине? Как ты думаешь, Кондрат, он умеет думать? Или как сказала Лукишна, ориентируется эмоциями и инстинктами?
Леший пожал плечами.
— Кто знает. Он выглядит ненастоящим. Я до сих пор не верю в существование живого света. Так ведь не бывает. Это выходит за рамки самого понимания существования на земле. Словно влез в чьи-то фантастические мысли — дикие, не воображаемые, страшные.
Свет поплыл по полю. Тайра напряглась и проводила его взглядом.
— Спас нас, — повторил Кондрат, поднимаясь и отряхиваясь. — Но я не доверял бы ему, и помолчав, добавил. — Пора идти.
— Скорый ты, — протянул Еши. — И получаса не прошло, я только придремал.
— Успеешь отдохнуть.
— Ага, — поднимаясь, зевнул Еши. — Фортанет, так вообще на вечный покой уйдём.
Все разом посмотрели на бурята. Он невесело усмехнулся:
— Что смотрите? Каждый подумал, сказать страшно, — вздохнул. — И мне страшно.