— А как все началось? — спросила Meган, в ее голосе было и напряжение, U удивление, — Как ты впервые встретился с фон Рейнманом?
Джордж посмотрел на Питера, потом на Меган. Она не переставала удивлять его: за столь короткое время она сумела принять такие необыкновенные вещи.
— Память для моих собратьев — штука странная, — сказал Питер и сделал глоток чая. — Люди многое теряют в дымке времени, мы же забываем недели, месяцы, даже годы. Возвращение воспоминаний происходит активно, это своего рода упражнение. Но то, что я помню, осталось со мной так, словно все произошло несколько мгновений назад, К счастью, я не забыл о своей первой встрече с Карлом.
— Вроде как на видео, — сказала Меган, вызвав у Джорджа улыбку.
— Не совсем, — тоже улыбнувшись, ответил Питер, — но если тебе так легче представить, это довольно близко.
На несколько мгновений он замолчал, расслабился, и на его губах заиграла улыбка, он заглянул в очень далекое прошлое.
— Расскажи, — попросил Джордж.
Только сейчас он понял, как мало знает про Питера.
— Был четверг, двадцать четвертое мая тысяча четыреста пятьдесят третьего года от Рождества Христова. Турки подошли к самым стенам. Нам казалось, что они уже очень давно там стоят. Нам — это мне, Грегори, юному Андронику и итальянскому моряку по имени Карло.
— Это твои друзья? — спросил Джордж.
— Да, — ответил Питер и сделал еще один глоток чая. — Мои старые друзья.
Видно было, что их ему очень не хватало.
— Мы сражались под началом Лукаса Нотараса, нам приказали помогать немцу Йоханнесу Гранту. В нашу задачу входило помешать туркам прорыть тоннели под городскими стенами. Мы прикрывали стену, которую должны были охранять отряды венецианца Минотто Боккиарди. В городе было много итальянцев, в основном моряков, были и другие христиане. Мы и сами рыли тоннели около Калигарианских ворот, нападая на турок и сербов — добытчиков серебра, — которых они заставили служить себе.
Армия султана окружила городские стены, а ведь их длина была четырнадцать миль. Его армия насчитывала восемьдесят тысяч человек, а нас, внутри крепости, было меньше семи тысяч. Наши потери нельзя было назвать серьезными, но раненых было много, а запасы продовольствия и оружия подходили к концу. Мы могли бы продержаться только до прихода подкрепления. Венецианский капитан Тревисано удерживал турок в Босфорском проливе и на Мраморном море. Мы построили бон, закрывший наш залив Золотой Рог. Они не должны были его миновать. Но турки совершили невозможное: они провели свои корабли к Золотому Рогу по суше.
Нам приходилось рыть все новые и новые тоннели и защищать осаждаемую стену, борясь за каждую пядь земли. Впрочем, мы знали, что судьба города решена. Тот день, двадцать четвертое, выдался очень необычным. Мимо нас прошла процессия, они несли самую главную нашу святыню — статую Богоматери, ей был посвящен город. Все, кто мог, если только не были заняты работой на стенах, все мужчины, женщины, дети шли в этой процессии.
— И они ее уронили, — сказала Меган. — Я про это читала, но поверить не могу, что ты там был.
Джордж молчал.
— О, я там был, — продолжал Питер. — Они ее не только уронили, они не могли ее потом поднять. Не могли, и все. И точка. Восемь человек старались сделать это. Вокруг заговорили о том, что Богоматерь нас оставила. Статуя упала на ногу одного из тех, кто ее нес. Ногу ему раздробило. Вытащить его тоже долго не получалось. Несколько минут никто вообще не мог сдвинуть статую с места, а потом она вдруг вновь обрела прежний вес, и носилки легко водрузили на плечи четырех мужчин.
Думаю, не стоит говорить, что процессия дальше не пошла. Когда все разбежались, стало еще хуже. Небо в буквальном смысле разверзлось, и с него полились могучие потоки воды, я таких никогда ни до, ни после не видел. Вода пронеслась по городу и убила несколько человек. Нас спасло то, что дождь лил и на турок тоже. Иначе все закончилось бы прямо тогда.
Ночью нас распустили отдохнуть, мы с друзьями сидели в роще, пили и разговаривали, делились своими страхами. Странности продолжались… той ночью я встретил Карла фон Рейнмана.
Было тепло, и горькое вино на вкус было словно бычья моча, во всяком случае так думал Никифор. Но другого не было. Четверо мужчин сидели, погрузившись в свои мысли, и молча передавали вино друг другу. И мужчины, и женщины, и дети восстанавливали то, что разрушил пушечный обстрел в течение дня, Свет полной луны пробивался сквозь ветви деревьев, слышно было пение соловьев.
— Странно, правда? — послышался незнакомый голос.
Все четверо дружно повернулись к подошедшему незнакомцу.
— Что странно, если не считать вас? — спросил Никифор.
Незнакомец приподнял бровь и как будто фыркнул, словно ему вдруг стало весело. Он прислонился к стволу дерева. Он снова заговорил, и на этот раз они сообразили, что у него немецкий акцент. Это был о несложно, ведь, они уже много дней работали с Йоханнесом.
— Соловьи. Если подумать, что здесь должно произойти, им следовало бы улететь вместе с остальными птицами. Однако они остались. И все еще поют.
— А почему бы им не петь? — спросил Грегори. — Может, вы думаете, они остались, потому что считают себя, обязанными перед императором? Они остались, потому что захотели… кто знает, что у птицы в голове? А поют они, потому что птицы, должны петь.
— Возможно, — сказал незнакомец.
На его лице появилась грустная улыбка.
— Кроме того, — проговорил Андроник, — почему вы так уверены, что город падет?
Все четверо посмотрели на него усталыми глазами. Андроник знал достаточно, чтобы не говорить этого.
— Знаете, что еще? — продолжал незнакомец так, словно не слышал этих слов. — Розы. Я удивлен: они цветут.
— Розы? — переспросил Никифор.
— Да, розы, разве вы не чувствуете запаха?
— Я чувствую только запах скота и дерьма, — ответил Карло.
— Тем хуже для тебя, — сказал незнакомец и впервые посмотрел на них. Остановил взгляд на Никифоре.
— Могу я к вам присоединиться?
— Вино почти кончилось, — заявил Андроник.
Все знали, что это не так.
— Я не пью вина, — сказал незнакомец.
Наступило неловкое молчание, и особенно не по себе стало Никифору: незнакомец бросал на него пристальные, изучающие взгляды.
— Ну, хорошо, — проговорил наконец Грегори, — садитесь и назовите свое имя.
Незнакомец принял его приглашение.
— Я Карл из Баварии, — представился он.
Остальные по очереди назвали свои имена.
— А как вы оказались приговоренным умереть вместе с Константинополем? — спросил Нгасифор.
— Не по собственной воле, уверяю вас. Я был пассажиром на венецианском корабле, направлявшемся из Черного моря в Эгейское. Это было в ноябре, тогда султан впервые сказал, что будет топить все корабли в проливе. Разумеется, ему никто не поверил.
— Корабль Риццо? — спросил Карло.
— Совершенно верно. Корабль потопили. Всех, кто остался в живых, но не смог добраться до города, обезглавили. Капитана, естественно, зарубили саблями.
— Да, самая тяжелая судьба в этой осаде выпала простым матросам, — произнес Карло.
— Может, и так… — выпалил Андроник, — но мы им отплатили. Авести шестьдесят турок были казнены за сорок членов команды, за христиан, служивших на корабле Риццо. В любом сражении такая расстановка считается честной.
— Нет, Аронкус.
Грегори покачал головой.
— Это не торговля. Триста жизней отданы за жадность и жажду власти.
— За жизнь! За свободу! За Бога!
Никифор разозлился.
— Я не желаю слышать ни слова, Грегори. Ты мой друг, Грегори, но мы сражаемся во славу Божью, мы отдаем свои жизни, и я надеюсь, мы уничтожим этих дьяволов, отказавшихся от небес. Всех до одного. Мы сражаемся за самих себя. Если так суждено, я с радостью приму свою судьбу! Пусть придут, пусть увидят, что сделали с нами их дьявольские желания.
Все замолчали. Несколько минут они сидели молча, глядя в землю, мрачные, злые и немного напуганные. Все, кроме одного. Карл смотрел на Никифора и широко улыбался. В его глазах горело восхищение.
— Хорошо сказано.
Никифор решил, что незнакомец ему нравится, не важно, правду он рассказал о себе или нет.
— Только вера может спасти нас, — настаивал на своем Грегори, — сила Христа и Святой Матери. И добрая воля Константина Великого.
— В таком случае мы мертвецы, — сказал Никифор.
И прошлую ночь, и весь день он был в мрачном настроении.
— Само Небо отвернулось от Константинополя. Грег, ты помнишь пророчества? Андроник, а ты?
— Последний христианский император Византии будет носить то же имя, что и первый, Константин, сын Елены, — ответил Андроник, опустив глаза.
Он был самым молодым из четверых, и ему не было стыдно показать свой страх.
— Там еще было что-то про луну, — напомнил Карло с надеждой в голосе.
— Город не падет при ущербной луне, — сказал Андроник, поддавшись его настроению.
— Луна прошлой ночью была полная сердито возразил ему Никифор. — Нам больше не на что надеяться.
Они все разговаривали. Необычный для этого времени года, очень густой туман прокатился над городом и также быстро исчез. Никифор и его приятели услышали вопли горожан у стены. Они кричали, что в тумане скрывается Святой дух, покинувший Константинополь.
— Чушь, — сказал он друзьям.
— Но они в это верят, — возразил ему Андроник.
— Они много во что верят, — заявил Никифор. — В основном в разные глупости. Я у стал от предрассудков.
— Бог — это не предрассудок! — резко сказал Грегори.
— Ты же знаешь, что я совсем не это имел в виду, Грег.
— Ну, туман рассеялся, на небе полная и ясная луна, — проговорил Карло.
Все подняли головы.
— Смотрите! Там, наверху, — услышали они громкий крик часового.
— Что случилось, Георг? — крикнул Андроник.
— Огни! — услышали они в ответ.
Они бросились к лестнице.
Как только они взобрались наверх, необходимость в словах отпала. Часовой просто показал на восток, за Золотой Рог, где на равнине, далеко за лагерем турок, в нескольких местах горел странный зеленый свет.
— Как вы думаете, — сказал Георг, — может, к нам на помощь пришел принц Хуньяди из Трансильвании?
В его словах прозвучала такая надежда, что Никифор неохотно ответил:
— Может быть.
— Только я почему-то думаю, что это не он, — сказал из-за его спины Карло.
Они стояли на стене и смотрели на странные огни. Никифор отошел в сторону.
— Друг мой, — услышал он шепот Карла. — Мне кажется, нам нужно поговорить.
— О чем?
— О мести. И о будущем.
— Здесь у нас нет будущего, — без колебаний сказал Никифор.
— Я тоже так считаю, — проговорил Карл.
Заглянув ему в глаза, Никифор увидел боль и ненависть, увидел ум, который заметил и раньше.
— Идемте.
Они вместе спустились по лестнице и все полмили до Петры, где тогда жил Никифор, молчали. За зданием раскинулась маленькая рощица, в ней они и разговаривали в первый раз по-настоящему.
— Ты хочешь умереть? — начал Карл.
— Никто не хочет.
— Ты хочешь убивать?
— Турок. Султана.
— Ты хочешь покинуть эти места?
— Если я не встречу смерть и не отличусь на войне, я так и поступлю. Да, я бы хотел посмотреть мир, — ответил Никифор.
Он посмотрел на своего собеседника повнимательнее, его вопросы начали беспокоить.
— Если я пообещаю тебе что ты не умрешь, что убьешь множество турок и увидишь весь мир… Если я пообещаю тебе все, что пожелаешь? Уедешь ли ты со мной отсюда завтра?
— Как вы можете пообещать мне все это?
— Отвечай на мои вопросы, — сказал Карл весело.
В его голосе не было ни капли раздражения.
Карл не мог знать, что Никифор Драгазес много раз покидал Константинополь. Он побывал в Сербии, Валахии, Венеции, Риме и даже в России. У него не было правильного образования, но он обладал острым у мои. Ему не трудно было понять, кто перед ним.
— Вриколак, — уверенно сказал Никифор.
— Да ладно тебе, — успокоительно проговорил Карл. — Я слышал, как ты сказал, что устал от предрассудков.
— Я не для вас говорил.
— Нет, конечно. Однако я знаю разницу между предрассудком и легендой, знаю, что легенды существуют не просто так, а с определенной целью, они о чем-то рассказывают нам. Вот и все, — с хитрым видом ответил Карл.
— Ты вриколак, — совершенно уверенно повторил Никифор.
— Следуя твоей логике, я один из тех, кто послужил рождению легенды.
— Ну, мы знаем, кто ты такой и что мне предлагаешь. Почему ты заговорил именно со мной и какую цену мне придется заплатить?
— Ты и сам знаешь цену. Ты умрешь, не умирая. Солнце станет твоим врагом. Католическая церковь тоже. Тебе будет трудно есть, но турок много, и ты получишь их кровь. И ты лишишься своего имени.
— Я не понимаю, что значит «умрешь, не умирая», — ответил Никифор. — Я и без того предпочитаю ночь, а церковь уже стала моим врагом. Я не могу себе представить, что когда-нибудь не буду нуждаться в пище, но мысль о возможности пролить кровь турок мне нравится. А мое имя… оно — ничто. Но я хочу знать, почему ты обратился именно ко мне? Здесь полно солдат, которые с радостью согласятся убивать турок вместе с тобой, вриколак.
— Да, но сколько среди них сыновей Константина? Сколько родилось воинами, как ты? Многие ли осмелятся добровольно умереть, чтобы вернуться на поле боя в обличье самой смерти?
Оба молчали, свет полной луны пробивался сквозь ветви деревьев. Они стояли, глядя друг другу в глаза. Всю жизнь Никифор лелеял гнев, скрывая его от друзей. Всякий раз, возвращаясь в Константинополь, он хотел тут же его покинуть. Он искал нечто, чего нигде в мире не мог найти, нечто, чему не знал имени. Храбрость, знание, власть, ответы на вопросы, роившиеся у него в голове, цель и возможность освободиться от кипевшего в нем гнева… Он уже решил, что скажет Карлу.
— Многие ли на такое осмелятся? — снова спросил Карл.
— Только один.
— Вот так все началось, — сказал Питер, допивая чай. Джордж и Меган расслабились и дружно вздохнули.
— Но ведь случилось еще очень многое… — начала Меган.
— Это подождет, — ответил Питер. — Сейчас у нас масса забот. В другой раз я расскажу тебе, что произошло потом, расскажу про клан.
— А как же солнце? И чай, и крест, вся эта чушь? — спросила Меган.
— Ну, насколько мне известно…
— Ха, вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Это в каком же смысле «насколько мне известно»?
— Если ты позволишь… — Питер приподнял одну бровь, — я тебе объясню.
Меган смущенно извинилась и добродушно пожала плечами.
— Я не ем. Я могу, но потом меня всегда тошнит. Какой-то сложный метаболизм. Могу пить почти все, но только если жидкость не слишком крепкая или густая. Джордж уже сказал, что он снабжает меня…
— Как вам это удается? Разве сейчас запасы не контролируются строжайшим образом?
«Она безоговорочно приняла ситуацию», — удивленно улыбнувшись, подумал Джордж.
Девушка вызывала у него восхищение.
— Это проще, чем вы думаете. Питер может… вы уверены, что хотите знать?
Она кивнула. Джордж посмотрел на Питера, тот не был против.
— Если человек умер не слишком давно, я всегда могу взять часть крови. Особенно если несчастный потерял крови много, недостатка никто не заметит. Я держу ее в холодильнике. Если мои помощники спрашивают, я говорю, что она нужна мне для сравнительного анализа. К тому же Питер может использовать и зараженную кровь. Алкоголь и наркотики не годятся, а вот инфекционные болезни ему не страшны. Когда доноры оказываются ВИЧ-инфицированными, кровь уничтожается, а я прибираю ее к рукам.
Было похоже, что Меган слегка запуталась, а Питер как будто смутился.
— Но я думала, она должна быть, ну… понимаете… свежая.
— Не должна, — быстро ответил Питер. — Свежая значительно лучше и… скажем, вкус у нее более изысканный. Но то, что дает мне Джордж, вполне подходит. Не нужно обманываться, Меган. Во многих отношениях я действительно чудовище из легенды. Я родился воином, и умер воином. Первые четыреста пятьдесят лет я питался так, как принято у большинства моих собратьев. Отнимал кровь у людей. Некоторые из них отдавали ее добровольно, другие — нет. Мне это напоминало охоту на диких животных и одно время очень нравилось.
— Почему ты перестал это делать?
И снова Джордж удивился. Казалось, Меган не была потрясена ни откровениями Питера, ни тоном, каким он рассказывал о себе. Его слова лишь подогрели ее любопытство.
— Я несколько десятилетий размышлял над природой охоты и вдруг начал испытывать внутреннюю боль. Это была боль духа, возможно, души. Даже когда я жил в той стране, которую принято Считать центром христианской веры вот уже в течение тысячелетия, я не знал, есть ли у людей душа. Но однажды меня снова стали посещать те же вопросы. Что такое душа? Может ли ее иметь существо вроде меня? Существо, подвергшееся темному превращению…
Они помолчали. Питер смотрел в окно, Меган — на него, а Джордж изучал свои ботинки.
— Но это уже другая история. Давай не будем больше об этом говорить.
Он взглянул на Меган.
— Я очень хочу, чтобы ты мне доверяла, хочу тебе нравиться. Но пойми меня, сейчас я больше не в состоянии говорить об этом.
Джордж все изучал ботинки, но краем глаза видел, что Меган взяла Питера за руку. Мгновение все длилось и длилось, увеличилось до невероятных размеров, но в конце концов его разорвал телефонный звонок.
Джордж посмотрел на часы — половина седьмого утра. Питер взял трубку после второго звонка. Чтобы подойти к телефону, ему пришлось миновать то место, где лежало тело Дженет. Меган видела это и молча подобрала под себя ноги. Питер выслушал человека на другом конце провода и что-то бормотал в ответ. Джордж подвинулся поближе к Меган, взял ее руку, ту же, которой она держала руку Питера.
— Мне очень жаль, что все так получилось. Скоро мы уберем ее отсюда, — сказал он.
Она посмотрела на него с благодарностью.
— Спасибо. Если бы вас не было здесь, я наверняка решила бы, что спятила Или убедила бы себя в этом.
— Питер мне позвонил. Разве я мог ему отказать?
Он знал, что я единственный человек, который сможет все объяснить вам. Кроме того, он…
Джордж не договорил, но по ее глазам он понял, что она догадалась, что он хотел сказать.
Проголодался.
Питер положил трубку. Новости были очень плохими, но они подтвердили ею предположения.
— Меган, ты держишься гораздо лучше, чем могла бы. Во всяком случае, мы с Джорджем думали, что будет хуже… учитывая все обстоятельства И я рад. Но это еще не все. Человек, убивший Дженет, в городе, он использовал ее, чтобы попытаться расправиться с нами обоими. Сейчас ясно, что он не знал о моей природе, но неожиданность помогает только один раз. Он прикончил Роджера Мартина и Дэна Бенедикта Мне звонил Тед, сказал, что тот уборщик тоже мертв. И еще медсестра. Тед говорит, это было ужасно.
Мы больше не можем терять время. Если ты заметила, скоро выйдет солнце, а нам нужно найти нашего врага прежде, чем он найдет нас. Нам троим следует выспаться, мы отдохнем до одиннадцати, а потом отправимся на охоту.
Человек, которого мы ищем, — священник. В прямом смысле. Он самый настоящий представитель церкви. Обстоятельства смерти Бенедикта и уборщика указывают, что он член Ватиканского общества Вот уже много лет они никак себя не проявляли, не афишировали свое существование. Человек этот — колдун.
Оба собеседника Питера одновременно открыли рты, собираясь спросить его о чем-то.
— Да, магия существует, демоны тоже, но мы поговорим о них позже. Наш враг очень силен и опасен. Нет, я не знаю, известно ли о нем Папе Римскому.
Он понимал, что голова у Меган идет кругом, но уже не мог остановиться.
— Сейчас речь идет не о мести, не о разгадке преступления или тайны. Это требует терпения. Наша задача найти его раньше, чем он найдет нас. Ты меня поняла?
— Да.
Питер видел, что Меган действительно все поняла Не осознала, что происходит, но услышала его слова.
— Вопросы есть?
— Миллион, но они подождут до утра, то есть до одиннадцати. Несмотря ни на что, мне кажется, что у меня не будет проблем, чтобы заснуть. Так или иначе, я привыкла спать по ночам. А эта ночь вышла очень длинной.
— Иногда это бывает, — не стал спорить Питер.
— А как насчет… — начала было Меган.
Она посмотрела на тело Дженет и замолчала, отвернулась.
— Иди спать, — сказал Питер, — Джордж потом расскажет тебе, что мы будем сегодня делать.
Меган встала и подошла к черному мешку. Она не стала наклоняться, чтобы дотронуться, и не смотрела на него. Она взглянула на мужчин. Один из них был очень стар, другой — бесконечно стар.
— Я ее любила, — сказала Она.
И они отвернулись. Она наконец ушла в свою спальню. Когда дверь за ней закрылась, они занялись делами, хотя слышали, как она заплакала. Прошло несколько минут, и в квартире воцарилась тишина.