Запах благовоний успокаивал перед столь важной встречей. Конечно, убийство священника непростительно и непозволительно. Но руки у жреца всё равно тряслись. Мужчина поправил кимоно, прочитал молитву, и принялся смиренно ждать гостя.
Из главного помещения храма была убрана вся роскошь. Гость не терпел излишеств и хвастовства. Жрец знал об этом, как никто другой. Время сейчас неспокойное, всё перемешалось, и смерть старого деревенского священника никто не заметит.
Наконец, дверь с шумом отворилась. В храм зашёл мужчина: высокий рост, длинные, заплетённые в хвост волосы, крайне суровый взгляд. Облегчённый самурайский доспех, заткнутый за пояс *тати.
Гость внимательно осмотрел храм и сел напротив жреца, подогнув ноги под себя. Напряжённое молчание затягивалось. Глаза мужчины изучали лицо священника, отчего последнему становилось ещё страшнее.
— Господин Ма…
— Я не разрешал говорить, — сухой и жёсткий голос гостя прервал жреца.
Прошло ещё несколько минут. Мужчина продолжал водить взглядом из одного угла храма в другой, словно выискивая что-то конкретное. Становилось душно, а от благовоний, которые ещё недавно успокаивали, начинала кружиться голова.
— Говори, — наконец, тишина была прервана.
— Господин Маэда, — жрец поклонился, коснувшись лбом деревянного пола. — Лишь силами благородного клана *Хосокава, наши поля дают рис, рыбаки выходят в море, а дома не разрушены врагами. Сатомори всегда была верна роду, которому вы служите.
— Время сейчас не то, что прежде, — гость говорил мерно. — Трудно понять, где твой друг, а где враг. Те, кто ещё вчера клялся дому в верности, сегодня готовы разорвать нас. Время не то, что прежде.
— Истинно так, Маэда-сан, — жрец не поднимал головы. — Но мы — жители Сатомори, верим в силу нашего дома.
— Мало верить, — мужчина усмехнулся. — Свою верность нужно доказывать.
— Мы исправно платим налоги, Маэда-сан, присылаем юношей для доблестных армий рода Хосокава.
— И укрываете беглецов, — всё также жёстко заявил гость.
— Злые языки, господин Маэда.
— Два грязных пса, что решили себе позволить усомниться в мудрости рода Хосокава и призывали людей к бунту против нашего даймё, бежали из-под стражи. Тебе известно об этом, жрец?
— До меня доходили слухи.
— Мои люди сообщили мне, что они отправились на юг и в последний раз их видели в окрестностях вашей деревни.
— Если бы такое случилось, их бы обязательно поймали и отправили на суд.
— Но этого не сделали, — мужчина был всё таким же невозмутимым. — Я знаю, что Ёсира и Чиё Вакада скрываются здесь, в Сатомори. Не знаю, где именно, но это ненадолго, я уверяю тебя, жрец.
— Мы бы обязательно выдали предателе… — священник не договорил.
— У вас есть причина скрывать этих двоих, — гость поднялся в полный рост. — Местные верят в божественность Вакады Чиё. Не так ли? Будто бы она видит ками, словно бы общается с ними.
Жрец промолчал. Он до сих пор не смел поднимать голову.
— Я и мои люди останемся в Сатомори до тех пор, пока преступники не будут выданы, — мужчина развернулся к выходу. — Если этого не будет сделано, молись богам, жрец. Истинно так. Молись богам.
Дверь захлопнулась, снаружи послышалось беспокойное ржание лошади и дробь копыт по земле. Храмовую тишину нарушало лишь пение птиц, что беззаботно радовались прекрасному солнечному дню.
Жрец поднялся с пола, вновь поправил кимоно и вышел наружу. Яркое солнце ударило по привыкшим к полусумраку глазам, а жара обожгла бледную старческую кожу. Мужчина тяжело вздохнул и крикнул:
— Куроко!
Не прошло и минуты, как из-за рукомойника выбежал невысокого роста паренёк с взъерошенными чёрными волосами. Кимоно было ему великовато и издалека могло показаться, что он одет в обыкновенный мешок.
— Верни всё, что сегодня вынес обратно в храм, — жрец строго взглянул на мальчишку, но тут же смягчился. — Как закончишь, не забудь о молитве. Потом можешь пойти к реке к остальным.
— Вы куда-то уходите, Одзиро-сан? — паренёк утёр рукавом кимоно нос.
— Да, нужно сходить в деревню, — мужчина упёрся на длинную, слегка изогнутую трость. — Надеюсь, боги будут к нам милосердны. Не такие уж мы и плохие. Так ведь, Куроко?
— Конечно, мы неплохие, — кивнул паренёк.
— Вот и я на то надеюсь, — жрец медленно поплёлся в сторону деревни. — Про молитву не забудь.
— Не забуду, Одзиро-сан!
***
Сатомори, до недавнего времени, оставалась местом спокойным и изолированным от всех мировых проблем. Деревня была слишком маленькой и труднодоступной, чтобы кто-то из знатных родов решил отправлять сюда армии.
Главы дома Хосокава планировали отстроить здесь оборонительный пункт, ибо холмы, окружившие деревню, служили отличной преградой противнику. Но позднее стало ясно, что стратегически Сатомори не несёт никакой ценности и оборонять её не от кого.
Однако с началом эпохи *Сэнгоку, из-за общего отдаления и изоляции, в деревню начали стекаться *ронины, беглые преступники и, потерявшие дома в ходе войны, крестьяне. Неожиданно для всех жителей, их деревня стала приобретать всё большую известность в узких кругах.
Улицы, что ещё недавно пустовали, наполнились незнакомыми людьми, появились новые дома и даже рыночная площадь. Вместе с процветанием на деревню упал и взор дома Хосокава. Теперь клан видел возможности развития Сатомори.
Одзиро Юта медленно шёл вдоль недавно отстроенных хибар и лачуг. Бросал взоры на раскинувшиеся рисовые плантации, наблюдал за шныряющими туда-сюда детьми, слушал отдалённые разговоры местных.
Долго ли продержится это спокойствие? Жрец натянул соломенную шляпу на глаза и покосился на постоялый двор, рядом с которым методично махали хвостами крепкие гнедые лошади явно неяпонского происхождения.
Маэда Такеши — самурай на службе у дома Хосокава, прославился своей хладнокровностью и абсолютной, даже, в какой-то мере, безумной верой в своего *даймё. Многие, кто видел его на поле боя, утверждают, что, убивая человека, выражение лица Маэда никогда не менялось.
Одзиро остановился перед длинным зданием — поместье главы деревни. Жрец аккуратно открыл дверь и прошёл в прихожую дома.
— Прошу прощения, можно войти?
В коридор выглянула девушка. Молодая и пышущая жизнью — дочь главы. Чёрные волосы, спадающие почти до поясницы, утончённое и слегка вытянутое лицо, блестящие глаза с небольшим лукавым прищуром.
— Добрый день, Одзиро-сан, — девушка низко поклонилась. — Рада видеть вас.
— Говорят, встретить священника вне храма — не к добру, — жрец невесело рассмеялся. — Не зря говорят, к слову.
— Что-то стряслось, Одзиро-сан?
— Твой отец — господин Хироки дома? — мужчина снял гэта и аккуратно поставил их в угол.
— Да, — она кивнула. — Прошу, пройдёмте.
Девушка провела Одзиро мимо пары закрытых дверей в самый конец коридора, где расположилась гостиная. Там, спиной к широкому полотну с изображением трёх журавлей, в абсолютной тишине, сидел мужчина.
Длинное домашнее платье, тронутые сединой волосы и уставший взгляд наученного жизнью человека. Хироки Суэно стал главой Сатомори всего три года назад. До этого он успел повоевать на стороне различных кланов: от Такэда до Датэ. Ронин, волей случая прибившийся к Хосокава.
— Прошу прощения за вторжение, — Одзиро сел напротив мужчины. — Есть разговор, Суэно.
— Всегда рад тебя видеть, Юта, — мужчина доброжелательно улыбнулся. — Как дела у храма? Помощь не нужна?
— Нет, храм в полном порядке, — жрец благодарно поклонился. — Есть вещи куда важнее.
— Раз так, то говори.
— Маэда и его люди не собираются уходить из деревни, — начал Одзиро. — Они требуют выдать Чиё и Ёсиру. Боюсь, если они не получат их, пострадает вся деревня.
— Хочешь выдать? — Суэно странно ухмыльнулся.
— Ты знаешь, что меньше всех этого хочу я, — священник горестно вздохнул. — Но нам нужно что-то придумать. От нашего решения зависит судьба всех жителей Сатомори, Суэно.
— Твои предложения.
— Переправить их по морю в соседнюю деревню. Я уверен, если Чиё продемонстрирует свои способности…
— В соседних деревнях столько ушей и глаз Хосокава, что даже зёрнышко риса не упадёт без их ведома, — прервал жреца Суэно. — Беглецов схватят в тот же день.
— Тогда что думаешь ты?
— Мы будем укрывать их до тех пор, пока это будет возможным. Если же Маэда решит действовать, люди не дадут Чиё и Ёсиру в обиду. Поверь мне, Одзиро.
— Где они сейчас?
— Каватсуки-сан, что живёт на самой окраине у моря, приютил их.
— Я бы хотел ещё раз поговорить с Чиё.
— То, что она говорит, беспокоит меня, — Суэно переменился в лице. — Тяжело поверить в то, что наша захудалая деревенька имеет какое-то там отношение к первородным богам.
— Чиё показывала мне сон, Суэно, — жрец перевёл взгляд на полотно. — Дым был повсюду и запах ему соответствующий. Время словно замерло, понимаешь? Я видел души, Суэно. Наполненные злобой и отчаянием, что рыскали в поисках света. Они живут в каждом из нас, жаждут вырваться на свободу. Чиё считает, что именно здесь, в Сатомори, в месте, где люди должны погрузиться в пучину злобы и страданий, эти души найдут выход наружу.
— И ты веришь в это, Одзиро?
— Не могу не верить, — кивнул священник. — Пока у храма есть жрец, что несёт в Сатомори мир и умиротворение, души живут с нами в гармонии. Но этот баланс всегда стремится нарушиться, Суэно. Даже если это неправда, я не могу рисковать.
— Поступай как знаешь, Одзиро. Я поддержу тебя, если это пойдёт на пользу деревне.
— Я ценю твою дружбу, Суэно.
***
Невысокая девушка, укутанная в балахон, стояла у окна. Стрижка под мальчика, слегка отрешённый взгляд, узкие губы. Вакада Чиё не отличалась красотой и легко могла затеряться среди толпы.
Позади, на футоне, поджав ноги под себя, сидел юноша. Грозный взгляд, взъерошенные немытые волосы, местами рваное старенькое платье и выцветший оби. По одним лишь глазам можно было прочитать всю его нелёгкую жизнь.
— Мы принесли сюда неприятности, — ответила Чиё на рассказ Одзиро. — Не стоило нам здесь задерживаться.
— Не беспокойтесь, — уверил жрец. — Вас не выдадут. Деревня будет укрывать вас столько, сколько понадобится.
— Вас не мучают ночные кошмары, Одзиро-сан?
— К чему это?
— Я чувствую, как Сатомори меняется, — Чиё повернулась лицом к жрецу. — Скоро Хинай заявит свои права, Одзиро-сан.
— Но почему именно Сатомори? — священник покосился на молчаливого брата девушки. — Что такого в нашем захолустье?
— Я не знаю, — она покачала головой. — Возможно, ответ на этот вопрос лежит где-то в глубокой древности. Сейчас я могу лишь рассказать вам, предостеречь.
— Предостеречь?
— Знаете, Одзиро-сан, — Чиё прошлась по небольшой рыбацкой лачуге, разглядывая сети и прочие принадлежности. — Я вижу души с самого детства. Хинай для меня — родной дом. За всё то время, что я живу, мне удалось узнать все его секреты.
Священник промолчал.
— Мой долгий путь привёл меня в Сатомори, — продолжила девушка. — Сюда меня привели ками. Привели, чтобы спасти.
— И что нам делать, Вакада-сан?
— Храм. Храм — гарант равновесия в деревне, место, что отделяет Хинай от нашего мира. У храма всегда должен быть жрец, Одзиро-сан. Храм приковывает души к деревне. Не дайте его разрушить.
Жрец кивнул.
— Когда Хинай впервые явится во снах — всё, что лежит за холмами, станет для вас запретным. Ваши души будут прикованы к Хинаю. Уйти из Сатомори — насильно оторваться от собственной души. Не мне вам рассказывать, чем это чревато.
— Нельзя будет покинуть деревню?!
— Но можно будет войти. Любой пришедший в Сатомори, станет её частью. Единственный шанс пришельца уйти, оставить заместо себя иную душу, и чем она роднее, тем больше шансов вырваться из лап Хиная.
— А мы? Жители Сатомори могут оставить кого-то взамен себя?
— Нет, — жёстко отрезала Чиё. — Покинуть Сатомори можно будет лишь на сутки, дальше — смерть. Ваши души связаны с этой землёй, вы — часть Хиная. Здесь ваше родовое гнездо.
— Мы же будем отрезаны от мира…
— Земля Сатомори плодородна, леса богаты живностью, а море рыбой. Вы сможете жить здесь ещё долгие-долгие годы.
— Очень сложно всё это принять, — вздохнул священник. — И когда это должно случиться?
— Может, завтра, а может через год, — пожала плечами девушка. — Всё зависит лишь от того, как много прольётся крови и сколько ненависти скопиться в этом месте.
— И вы сможете нам помочь?!
— Хватит вопросов, — она отвернулась. — Я утомилась. Приходите позже, и я всё вам расскажу.
— Но… — жреца снова прервали.
— Моя сестра устала, — раздался низкий бас. — Дайте ей отдохнуть.
— Конечно, — Одзиро низко поклонился и направился к выходу. — Я загляну на днях.
***
Весь путь до деревни священник размышлял над словами Чиё. Верить в них ему не хотелось, но он видел всё своими глазами: дым, души. Всё выглядело именно так, как описывала эта девушка. И хотя то был лишь сон, впечатлений Одзиро хватило с лихвой. Чтобы там ни было, сейчас главная проблема — Маэда и его люди. Чем дольше они здесь остаются, тем выше шанс, что они найдут Чиё и Ёсиру. И как их спровадить отсюда, не лишившись при этом головы?
За мыслями жрец не заметил, как вышел к главной улице. В рёкане, где остановился самурай со своей свитой, всё ещё горел свет и мелькали силуэты, хотя время уже довольно позднее.
«Чем они там занимаются?» — заинтересовался Одзиро.
Неожиданно дверь гостиницы открылась. Из *рёкана вышла женская фигура, однако темнота скрывала лицо. Фигура поправила растрёпанные волосы, расправила мятую юкату и двинулась куда-то в сторону центра деревни.
«Знакомая походка, — подметил жрец. — И эти волосы, спадающие чуть ли не до поясницы… Неужели?»
Священник глубоко задумался и натянул шляпу на глаза. В одной из комнат рёкана погасили свет. Никаких звуков, кроме жужжания цикад и редкого пыхтения лошадей слышно не было, людей вокруг тоже не наблюдалось. Видать, визиты незнакомки в гостиницу хотели оставить в тайне.
— Дела, — протянул Одзиро и вернулся к своему пути.
Через некоторое время жрец уже сидел на крыльце молитвенного храма под светом фонаря и приводил мысли в порядок.
«Это была Хироки Хотару? Что она делала у Маэда? Хотя, судя по её внешнему виду, вопрос глупый. Но, когда они успели сблизиться? А если Хотару выдаст ему Чиё и Ёсиру?! Даже неспециально… Хотя, она слишком хитра для того, чтобы проболтаться».
— Одзиро-сан, — рядом с жрецом сел утренний паренёк. — Что-то случилось?
— Много чего, Куроко-кун, — жрец потрепал его по волосам. — Но не забивай пока голову.
— Знаете, Одзиро-сан, все в деревне говорят о предсказаниях Вакады.
— Да? И что же о них говорят?
— Всякое, — пожал плечами Кроко. — Многие ей верят, хотя и побаиваются. Но мне кажется, люди мало понимают, о чём именно говорит госпожа Вакада.
— Может, оно и к лучшему, — жрец взглянул на чистое звёздное небо. — Чем меньше они будут знать, тем меньше глупостей натворят.
— Вы так считаете, Одзиро-сан?
— Так, пора бы уже спать, — священник поднялся с порога. — Ты прочитал молитву?
Паренёк кивнул.
— Иди умывайся и давай на боковую, у нас завтра много работы, Куроко-кун.
Примечания:
Тати — Длинный японский меч тати (иногда его называют также дайто, что и означает в переводе с японского «большой меч»).
Хосокава — японский самурайский род периодов Муромати, Сэнгоку и Эдо в XIV–XIX веках.
Эпоха Сэнгоку — «Эпоха воюющих провинций». Период в японской истории со второй половины XV до начала XVII века. Начался потерей сёгунами династии Асикага контроля над страной, что привело к децентрализации государственной власти.
Ронин — Самурай, потерявший покровительство своего сюзерена, либо не сумевший уберечь его от смерти.
Даймё — крупнейшие военные феодалы средневековой Японии. Если считать, что класс самураев был элитой японского общества X–XIX веков, то даймё — это элита среди самураев.
Рёкан — гостиница в традиционном японском стиле.