Удар, за ним следующий. Лезвие *яри маячило перед лицом, не давая приблизится к *асигару ни на шаг. Невысокий, молодой, крепко-сложенный паренёк ловко перебирал ногами, словно вальсируя вокруг своего соперника.
На площади собралась толпа. Однако разнимать драку никто не торопился. Среди пришедших посмотреть на внеплановое представление, стояли как люди Маэда, так и обычные крестьяне. Сатомори залилась громкими криками толпы.
Асигару сделал очередной выпад, едва не насадив паренька на лезвие. Люди волнительно загудели. Парень же, в свою очередь, продолжал ходить кругами. Всё его тело было максимально напряжено, а разум сосредоточен.
Яри снова рассекло воздух и оказалось в паре сантиметров от его левой руки. Всего лишь мгновение и древко копья оказалось зажато крепкой хваткой. Время словно замедлилось, он мог просчитать любое движение противника, читал его мысли.
Правая рука потянулась к поясу и ухватилась за рукоять *танто. Асигару замешкался всего на секунду. Этого времени хватило, чтобы парень в один скачок добрался до противника и молниеносным движением рассёк ему горло.
Горячая и вязкая кровь фонтаном хлынула наружу. Тело асигару обмякло, яри с глухим звуком ударилось о землю, ноги подкосились и вслед за оружием на пыльную площадь упал и сам противник. Ещё некоторое время раздавался тяжёлый хрип, но вскоре и он затих.
Толпа смолкла, поползли тихие перешёптывания. Люди Маэда и жители Сатомори косо смотрели друг на друга. Атмосфера накалилась настолько, что, казалось, продолжения кровопролития не избежать. Тем не менее, гробовая тишина продолжала сохраняться.
— Какого чёрта?! — крикнул некто из толпы. — Этот оборванец убил человека господина Маэда!
— Прямой выпад против дома! Эта чернь окончательно страх растеряла!
Назревающую бойню остановил Хироки. Собравшийся на площади народ расступился и пропустил главу деревни в центр. Паренёк до сих пор стоял над трупом асигару, крепко сжимая в руке окровавленный танто.
Хироки внимательно осмотрел труп, затем его взгляд пробежался по толпе и наконец-таки остановился на парне, лицо которого не выражало никаких эмоций, кроме лёгкой надменной улыбочки и хитрого прищура.
— Что здесь случилось? — спокойным и уверенным тоном поинтересовался Хироки.
— Этот асигару пытался меня обокрасть, — парень заткнул кинжал обратно за пояс. — Я вовремя заметил.
— Имя, — сухо потребовал глава деревни.
— Сугимото Кацуро, — судя по виду, он совсем не переживал о случившимся.
— Ты не из местных.
— Вы знаете всех жителей деревни в лицо? Похвальная осведомлённость.
— Среди жителей Сатомори нет ни одного столь искусного воина, — Хироки осмотрел незнакомца с ног до головы.
— Сочту за комплимент, — Сугимото поклонился.
— Откуда ты?
Парень лишь многозначительно промолчал, продолжая надменно улыбаться. Тем временем на площади появился Маэда. Взгляд его метался между Хироки, трупом и Сугимото. На лице его не проскользнуло ни одной эмоции, потому всякий раз, когда глаза Сугимото и Маэда пересекались, они словно испытывали друг друга на прочность.
— Вы посмели убить моего человека, — самурай обращался ко всем стоящим на площади. — Я этого так не оставлю.
— Спокойнее, Маэда-сан, — Хироки продолжал коситься на Сугимото. — Это была самооборона.
— Враги со всех сторон, нашему клану важен каждый мужчина, готовый держать меч, — Маэда сделал уверенный шаг вперёд. — То, что вы совершили — измена.
— Я обещаю, виновники будут наказаны, — глава поклонился.
Посреди разговора из толпы вышел мужчина. Судя по форме, один из людей Маэда. На дрожащих ногах он подошёл прямиком к трупу, не обращая внимания ни на кого из собравшейся в центре тройки.
Добравшись до тела, мужчина присел рядом и заглянул в лицо убитого. Долгое время он молчал, а вместе с ним прекратился и спор Хироки с Маэдой.
— Кеичи никогда бы не взял чужого, — послышался хриплый голос. — Он бы скорее умер от голода, чем пошёл на подобное.
— Я думаю… — Хироки не успел договорить.
— Это было подлое и бесчестное убийство! — во весь голос крикнул мужчина.
— Ложь! — раздалось из толпы. — Я всё видела! Видела, как он достаёт кошелёк у этого человека!
— Господин Маэда, — мужчина встал перед самураем на колени. — Неужели мы спустим им с рук подобные выходки! Кеичи верой и правдой служил дому Хосокава, он бы никогда не совершил столь отвратительный поступок! Господин Маэда, мы должны добиться справедливости.
— Ты слышал, Хироки, — голос Маэды звучал ровно. — Справедливость должна восторжествовать.
— Мы разберёмся в этой ситуации.
— Я требую, чтобы виновник был наказан по всей строгости, — самурай бросил взгляд на Сугимото.
— Мы разберёмся, — настаивал на своём глава деревни.
Ничего более не сказав, Маэда развернулся и вновь направился в сторону рёкана. Собравшаяся толпа расходилась медленно, стараясь даже не пересекаться взглядом с оппонентами из противоположного лагеря.
— Суги… — Хироки хотел было обратиться к парню, но того уже и след простыл.
Мужчина обречённо вздохнул. Фитиль на бочке с порохом уже догорал, и ожидаемый взрыв был лишь делом времени. Сатомори истощилась, еды стало не хватать и крестьянам, и людям Маэды. Вечно рыскающие по деревне солдаты мешали людям работать и держали их в страхе.
Прятать же беглецов становилось всё труднее. Люди Маэды уже несколько раз наведывались в рыбацкую хижину, и Вакада были на грани раскрытия. Новых вестей из Киото так и не пришло. А сегодняшнее убийство окончательно закалило противоречия.
— Сугимото Кацуро, да? — задумчиво произнёс Хироки.
***
— Куроко! — однако мальчик не отзывался. — Куроко!
Одзиро устало присел на ступеньки храма и тяжело вздохнул. После рассказов Чиё местные стали посещать храм намного чаще, в попытках найти спасения у ками. Служба становилась всё более однообразной, а в перерывах жрец внимательно изучал свои записи о надвигающемся Хинае.
Иногда в его голове возникала мысль, что Чиё могла просто водить всех за нос, дабы её не выдали. Но то ли разум Одзиро к старости стал слишком восприимчив, то ли он и вправду чувствовал, что над деревней уже давно висит что-то нехорошее.
Наконец, после длительного ожидания на площадь вбежал Куроко. В последнее время он стал отлучаться из храма всё чаще. Одзиро не донимал его вопросами о том, куда мальчик пропадает, однако это его настораживало.
— Где тебя всё носит?! — проворчал священник.
— Да… я… — Куроко замялся.
— Ладно, неважно. Мне нужно в деревню, — Одзиро поднялся со ступенек. — Последи за храмом в моё отсутствие. И чтобы никуда не уходил. Понял?
— Ага, — паренёк кивнул.
— И когда же ты остепенишься, — покачал головой старик. — Ты же будущий жрец.
Не дождавшись ответа, священник махнул рукой и медленно зашагал в сторону деревни, задумчивым взглядом осматривая окружение. Его заботила судьба Комаэды Куроко, ведь если верить Чиё, храм всегда должен иметь жреца. Но мальчик до сих пор не готов принять на себя эту роль.
Ветреный, непостоянный и совершенно не интересующийся жречеством. Его больше интересовали дела мирские. Храм Сатомори издревле брал в жрецы лишь сирот, дабы ничего не отвлекало их от служения. В этот раз традиция дала осечку.
На пути к деревне Одзиро встретил молодого мужчину. Он медленно шёл на встречу жрецу. Походка его была лёгкой, едва ли не порхающей, складывалось ощущение, что он вот-вот перейдёт на бег.
— Добрый день, — Одзиро остановился перед незнакомцем и приподнял *касу. — Вы в храм направляетесь?
— Любуюсь местными красотами, — юноша поклонился.
— Боюсь, храм некоторое время не сможет принять страждущих, — Одзиро подметил что-то особенное в этом человеке. — А дальше по этой дороге только он.
— Жалость, однако, — на лице незнакомца блеснула надменная улыбка. — Но я, всё же, пройдусь.
Он ещё раз поклонился Одзиро и продолжил свой путь. Но на середине дороги священник остановил его:
— Ваше имя?
— Мацусита Шиори, — послышалось издалека.
Стоило Одзиро на мгновение растеряться, как странноватый незнакомец словно испарился в воздухе. Ещё недолго простояв на месте, жрец снова натянул шляпу и продолжил свой путь в деревню.
В Сатомори тем временем ситуация всё ухудшалась. Теперь деревня окончательно поделилась на два лагеря. При виде людей Маэда лавочники закрывали свои лавки и наотрез отказывались продавать им что-либо. В это же время, пришедших из других деревень, торговцев просто не пускали на заселение в рёкан, отчего местные не могли вести нормальную торговлю.
Одзиро шёл по заполненным ненавистью и злобой улицам, чувствуя, как нечто жуткое собирается в этом месте и вот-вот вырвется на свободу.
Священник вновь стоял на пороге у поместья Хироки. Внутри, тем временем, разгорался скандал. Грубый и громкий голос Хироки Суэно сотрясал тонкие стены строения, ему наперекор звучал твёрдый и звонкий голосок Хироки Хотару.
— Ты не запрёшь меня здесь!
— На улицах неспокойно, Хотару! — продолжал Суэно. — Ты слишком заметная мишень для тех, кто раскачивает обстановку.
— Я прекрасно могу о себе позаботится, — послышался нервный смешок.
— Ты меня слышала, — мужчина поставил точку в споре. — Сегодня ты остаёшься дома.
Когда крики стихли, Одзиро наконец-таки открыл дверь и вошёл в прихожую, тут же встретившись глазами с Хотару. Она хмуро взглянула на жреца, быстро поклонилась и скрылась в соседней комнате.
Хироки, как обычно, сидел в главной комнате, созерцая небольшой сад на заднем дворике своего поместья. Подошедшего жреца он увидел не сразу, а лишь после того, как он сел напротив.
— Юта, — тяжело произнёс мужчина. — Снова вести от Чиё?
— Нет, во всяком случае сегодня я не за этим, — Одзиро также перевёл взгляд на сад. —
Хотел узнать, что произошло в деревне за время моего отсутствия. Прихожане немногословны, знаешь ли.
— Сегодня на площади убили одного из асигару Маэда, — вздохнул Суэно. — Убил какой-то пришелец. Я бы не решился делать поспешных выводов, но судя по всему, по Сатомори разгуливает *шиноби.
— Ты уверен в этом? — Одзиро напрягся.
— Не могу сказать наверняка, — мужчина перевёл взгляд на жреца. — Но мне кажется, что Оути прощупывают почву. Высматривают и пересчитывают.
— По дороге сюда я встретил незнакомого мне юношу, он назвался Мацуситой.
— Я имел честь встречаться с мастерами *ниндзюцу, — в моменты, когда Хироки вспоминал прошлое, его взгляд вспыхивал странным, не свойственным обычным людям огнём. — Они словно насекомые, которых ты безуспешно пытаешься вытравить из дома. Их невозможно отследить, невозможно схватить или банально убить. Если один из них появился у тебя на пороге, он добьётся того, зачем пришёл.
— И какая же у него цель, Суэно?
— Не знаю, — было заметно, что Хироки теряет самообладание. — Предполагаю, это напрямую связано с Маэдой.
***
На Сатомори опустилась ночь. Дневная суета сменилась умиротворением и таинственностью теней, скользящих по небольшим островкам света. Хотару едва ли не на цыпочках вышла в коридор и направилась к выходу.
Она ожидала, что встретит запертую дверь и не найдёт ключа. Возможно, у неё и были конфликты с отцом, однако она не могла не уважать этого человека и, ни в коем случае, не считала его глупым. Однако, найти способ выбраться из заточения она сможет.
Хотя высокий забор, отгораживающий сад от центральной улицы, казался неприступным, Хотару с ранних лет знала, как преодолеть эту преграду. И пускай, с возрастом лазать по деревьям и подтягиваться на ветках стало гораздо труднее, девушка не сомневалась ни секунды.
С трудом взобравшись на толстую ветку сакуры, она, затаив дыхание, приготовилась к прыжку на соседнее дерево, что возвышалось над забором. Многолетняя сосна, с верхушки которой можно было увидеть, насколько далеко разрослась Сатомори за последние несколько лет.
Когда-то вместо деревни здесь жили две семьи крестьян-отшельников, пытающихся скрыться от вечных воин и междоусобиц. Со временем они освоили богатую землю, приноровились охотится и рыбачить.
Позднее это место стало привлекать блуждающих в поисках ночлега ронинов и торговцев, желающих вести более оседлый образ жизни. К двум семьям прибавились ещё несколько, затем странствующие монахи возвели недалеко от деревни храм, который стал неким объединяющим центром деревни.
*Примерно в то же время, из-за обширных лесов, окружавших поселение, оно получило название Сатомори. После того, как деревню впервые начали отмечать на картах, она переходила от одного клана к другому. Однако, кроме налогов, ничего не нарушало мирный уклад жизни. До недавнего времени…
Хотару с опаской свесилась с ветки сосны и, нащупав точку опоры, медленно принялась спускаться. Когда её ноги почувствовали твёрдую землю, девушка расправила смятое кимоно, отряхнула его и направилась в сторону рёкана.
Ночная Сатомори, отличалась от дневной. Из непроглядной темноты густого леса на тебя смотрели тысячи глаз: некоторые осуждающе, некоторые скорбно, а некоторые и вовсе с нескрываемой злобой.
Конечно, всё это было не более, чем наваждение, животный страх перед неизвестностью, перед чем-то, что сильнее человека. Хотару не боялась. Уверяла себя, что не боялась, сжимала кулаки и продолжала идти по главной улице Сатомори, время от времени оглядываясь по сторонам.
Совсем скоро показались заветные огоньки рёкана и длинные яри постовых. Люди Такеши знали девушку в лицо, однако никогда не пускали её сразу. Один из асигару зашёл в рёкан, второй же молчаливо стоял на месте.
— Вы давно служите Маэде-сану? — как бы невзначай начала девушка.
— Давно, — металлическим голосом ответил мужчина.
— Он хороший человек, не так ли?
— Хороший.
— А вы немногословны, — слабо улыбнулась Хотару. — Как вас зовут?
— Кашива Субару.
— Что вы думаете обо всей этой ситуации, Кашива-сан?
— Я думаю, что Маэда-доно поступает мудро, — мужчина отвечал так, словно читал текст с бумажки. — Нет причин сомневаться в его решениях.
Дверь вновь открылась, и Хотару наконец-таки запустили внутрь. Уже долгое время всё здесь оставалось без изменений. Девушка устало вздохнула и привычно ступила на лестницу, ведущую на второй этаж.
Такеши, как и следовало ожидать, стоял на балконе, устремив взгляд в ночное небо. Вошедшую девушку он заметил уже давно, однако делал вид, словно не обращал внимание на её появление. Так он поступал всегда, вынуждая Хотару начинать разговор первой.
— Я пришла, Такеши, — она остановилась в дверном проёме, между комнатой и балконом.
— Зачем?
— Чтобы увидеть тебя.
— Опасно, — он развернулся, смерив Хотару холодным взглядом. — Опасно и безрассудно.
— Любовь сама по себе безрассудна, — девушка игриво улыбнулась.
— Что-то хочешь мне сказать? — самурай вернулся в комнату.
— Да, — она кивнула. — Я люблю тебя, Такеши.
— Я это уже слышал много раз, — он тяжело вздохнул. — Что-то ещё?
— Помнишь, как мы впервые встретились?
— Помню.
Такеши прошёлся по комнате и устало сел на футон, проведя руками по лицу. Он окончательно запутался в происходящем. Жители Сатомори оказались намного более крепкими, чем он рассчитывал, когда впервые сюда ступил.
С Хотару он встретился около года назад, на торговой площади в Киото. Он часто прогуливался среди толпы горожан, дабы самолично убедиться в том, что не назревает никаких бунтов и смуты. Он заприметил девушку, что рьяно спорила с одним из торговцев.
Горячий нрав, хитрый прищур глаз и совершенно непредсказуемый характер тут же завладели сердцем Маэда Такеши. Хотя у него и были женщины до Хироки Хотару, такое с самураем случилось впервые.
Их отношения начали стремительно развиваться. Почти всё то время, что Хотару пробыла в Киото, они жили вместе. Среди знати даже начали ходить неприятные сплетни, которые, однако, развеивал суровый взгляд Такеши.
— Нам ведь было так хорошо в Киото, — девушка села рядом. — Неужели ты не хочешь, чтобы так было всегда?
Маэда промолчал.
— Мне всё равно, что ты будешь думать обо мне, — она обхватила его за плечи. — Я никогда не перестану тебя любить, Такеши.
— Крыша, — неожиданно напрягся самурай.
— Что?
— Мы не одни.
— Здесь никого нет, Такеши.
Дальнейшие события развивались с невероятной скоростью. Маэда резко расчехлил тати и встал в боевую стойку. Не прошло и пары секунд, как комнату рёкана затянуло тёмным непроглядным дымом. Раздался оглушающий выстрел, однако снаряд из *тэппо ушёл мимо цели и с дребезгом разбил вазу, стоявшую неподалёку от Такеши.
Хотару растерялась и металась из одного угла в другой в поисках укрытия. Теперь ей было по-настоящему страшно. Не найдя укрытия лучше, она укрылась за небольшой ширмой, зажав уши руками.
Наконец, в комнате появилась третья фигура. Невысокий, хорошо сложенный мужчина в тёмной маске, закрывающей лицо. Правая его рука лежала на поясе, крепко держась за рукоять танто, левая выставлена вперёд, словно он пытался схватить Такеши.
Движения нападающего были плавными и чёткими, он медленно ходил по периметру комнаты, заставляя Такеши крутиться вокруг своей оси. Стоило самураю дёрнуться, как раздался очередной хлопок. В этот раз снаряд ушёл точнее, оставив очередной шрам на щеке.
Нападавший опустил руку и выхватил из-за пояса кинжал, готовясь к броску. Однако Такеши, хотя и был ошеломлён прогрохотавшим прямо под ухом выстрелом, собрал волю в кулак. В один прыжок он настигнул противника и мощным взмахом тати вывел его из равновесия. Парень потерял такт и отступил.
Маэда слишком хорошо владел своим тати, с которым никогда не расставался. Он чувствовал это оружие, словно оно было продолжением его руки. Бороться с ним в закрытом помещении один на один — самоубийство. Нападающий это прекрасно осознавал. Между пальцами противника что-то блеснуло. Мгновение, и сюрикэн устремился к самураю. Лязг металла, и блестящая звёздочка отлетела от тати в другой конец комнаты. Ниндзюцу отступал дальше.
Бросив надменный взгляд на Такеши, нападающий скрылся также резко, как и появился. В это же мгновение в комнату ворвались асигару в безуспешных попытках поймать посягнувшего на жизнь их господина.
— Довольно! — рявкнул Маэда, утирая кровь с лица. — Я больше этого терпеть не намерен!
— Приказ, Маэда-доно? — поклонился один из асигару.
— Если я задержусь здесь ещё на день, следующее покушение будет удачным, — прорычал самурай. — Выводи всех на главную площадь!
— Такеши… — из-за ширмы вышла Хотару. — Что ты хочешь делать?
Однако мужчина в очередной раз промолчал.
***
Кровь лилась по Сатомори рекой. Кровь невиновных и виноватых, кровь женщин и детей, кровь асигару и обычных крестьян. Впервые за всё существование деревни над холмами зазвучал лязг стали и громыхание тэппо.
Пороховая бочка, которой так боялся Хироки Суэно, взорвалась. До того, как люди Маэда вышли из рёкана, на улицах Сатомори случилось несколько жестоких расправ. Это стало последней каплей. Крестьяне взялись за вилы.
Гнедая лошадь Такеши гарцевала по улицам деревни, тати резала плоть, словно нож масло. И сколько бы человек не полегло, сколько бы жутких вскриков не раздалось, лицо самурая не меняло своего холодного выражения.
Поле битвы растягивалось всё дальше и с главных улиц Сатомори уходило в леса, где у селян было огромное преимущество. Такеши хотел было отправиться за своими людьми, однако его остановил знакомый жёсткий и хрипловатый голос.
— Куда собрались, Маэда-доно? — Хироки стоял в нескольких метрах от самурая.
Старый, но от того не менее крепкий доспех дома Такэда, блестящее при лунном свете лезвие катаны. Не смотря на то, что Хироки не являлся самураем уже довольно давно, он не терял своего гордого и жёсткого нрава, закалённого в боях.
— Это вы довели всё до этого, — монотонно и спокойно проговорил Такеши. — Выдай вы беглецов раньше, сейчас кровь не лилась бы.
— Моя вина… — кивнул Хироки, крепче сжал катану. — Моя вина в том, что я не прикончил тебя ещё на въезде в деревню. Моя вина, что позволил вашему жалкому клану драть с нас налоги. Моя вина. И я отвечу за этот просчёт.
Маэда тяжело вздохнул, поднял лошадь на дыбы и с таким же безразличным взглядом, как и всегда, бросился на Суэно. Тати и катана с лязгом соприкоснулись и в то же мгновение снова потеряли друг друга.
Второй наскок закончился для Маэда менее удачно, лёгким движением Хироки подсёк лошадь, отчего та, сбросив наездника, проехалась несколько метров по земле и, издав протяжное ржание, замерла.
Тати и катана схлестнулись вновь. Оба смотрели друг на друга в упор, прожигая взглядом. По Сатомори раздавались крики: воинственные, радостные или жуткий вой. Мгновение спустя катана прошлась по поверхности доспеха, заставив тати отступить.
Протяжный выкрик. Легенды, что лицо этого самурая не меняется — ложь. Сейчас в них читалась настоящая ненависть, животная жестокость и желание убивать. Тати тяжело опустилось на наплечник, в миг сорвав его.
— Медленный, — раздалось со стороны катаны. — Тяжёлый, неуклюжий. И с чего это ты считаешься одним из лучших, а?
— Когда вороны будут выклёвывать тебе глаза, — тот же спокойный тон со стороны тати. — Поймёшь.
Очередной удар катаны, пришёлся между предплечьем и плечом. Тати, вместе со сжатой в кулак рукой, с лязгом упало на землю. Над холмами Сатомори раздался рёв, точно бы льва, ошпаренного огнём.
— И это о тебе слагают легенды? — катана возвысилась над головой противника. — Легендарный самурай Маэда Такеши?
Плавное и быстрое движение, чувство тяжести в левой руке и танто глубоко вошёл прямиком в шею. Перед смертью он увидел лишь тот же взгляд, в котором, кроме желания убивать не читалось более ничего. Катана упала на землю, подняв вокруг себя клубы пыли.
Тем временем битва за Сатомори подходила к концу. Многие крестьяне под натиском натренированных и верных асигару, сложили оружие, и израненные и усталые возвращались на главную площадь.
— Маэда-доно! — к самураю подбежал один из подданных. — Ваша рука!
— Заткнись! — стиснув зубы, прорычал мужчина. — Веди всех на площадь! И коня мне!
***
Когда звуки боя стихли, Хотару наконец вышла из рёкана и направилась на главную площадь, где собралась толпа. С трудом она расталкивала подавленных и усталых крестьян, пытаясь выбраться в центр.
Окровавленное тело в доспехах рода Такеда. Закрытые тяжёлые веки. Хироки Суэно лежал под ногами у коня Маэда Такеши. Сражённый в последнем бою, самурай без хозяина, муж без жены, отец без дочери.
Хотару пыталась закричать, однако что-то тяжёлое застряло в горле, потому она издала лишь сухой хрип и бросилась к убитому мужчине. Слёзы обжигали лицо, дышать становилось всё труднее, спадающие на глаза волосы не давали как следует рассмотреть лицо убитого.
— Вы — псы, недостойные даже взгляда нашего господина, — раздался громогласный голос Такеши. — Ваша дыра — ошибка судьбы. Все, кто стоит здесь — сброд и ничтожества, порождённые такими же ничтожествами без собственного рода!
Никто не отвечал, звенящая тишина тяжелым облаком повисла над собравшимися.
— Вы не выдали нам Вакада, думая, что сможете укрыть грязных предателей, таких же, как и вы, — Маэда махнул рукой.
На площади показались две пики с насаженными на остриё головами Чиё и Ёсиры. На лицах их не было ни страха, ни печали. Лишь сожаление за то, сколько горя они принесли в это место.
— Но сколько не прячь, правда всегда найдётся, — голос оставался таким же, холодящим душу. — Это гадкое место не должно более существовать на картах и в памяти людей. Сжечь его дотла!
— Такеши! — раздался жалостный и сдавленный крик Хотару. — Не надо, Такеши!
Самурай промолчал, не обращая внимания на вцепившуюся в стремя девушку.
— Такеши! Прекрати! — наконец, он взглянул на неё, всё теми же холодными глазами. — Такеши… Я… я люблю тебя, Такеши!
Звон лезвия о ножны, кровь снова обагрила песок. Тяжёлое тело Хироки Хотару упало рядом с телом её отца. Без угрызения совести, без жалости и тревоги Маэда вернул тати в ножны. И наблюдал. Наблюдал за тем, как минута за минутой Сатомори погружается в пучину огня.
Наблюдал за тем, как рушатся дома, воспламеняются склады и лавки, как живьём горят младенцы и женщины. Наблюдал с тем же абсолютно спокойным выражением лица. Он следовал лишь своей верности дому Хосокава.
Маэда Такеши выполнил свой долг.
Примечания:
Яри — японский тип древкового оружия, представляющий собой копьё и имеющий множество модификаций. Термин появился в период Камакура.
Асигару — вид лёгкой пехоты в средневековой Японии, из не-самураев, основным оружием которой были яри.
Танто — (яп. 短刀 танто:, букв. «короткий меч») — кинжал самурая.
Каса — японский национальный головной убор. Представляет собой конусообразную шляпу.
Шиноби — разведчик-диверсант, шпион, лазутчик и наёмный убийца в средневековой Японии.
Ниндзюцу — сформировавшаяся в Японии в XV–XVI вв. комплексная дисциплина, включающая в себя искусство шпионажа, методику диверсионной работы в тылу врага, элементы выживания и многое другое.
Сатомори — яп. 里(деревня)森(лес).