Как мне потом рассказали, мою жизнь спас все тот же вездесущий сосед Вадька. Он как раз разувался в своей прихожей, когда услышал, как открывается наша дверь, а потом падает что-то тяжелое. Вадька посчитал своим долгом посмотреть, что это такое я уронила и открыл свою дверь как раз в тот момент, когда мужик в застиранной робе и линялой кепке занес над моей многострадальной головой руку для заключительного удара, я бы даже сказала, контрольного, так как удивительно, что я не окочурилась после первого.
— Эй, ты чего! — окликнул его любопытный сосед, вытаращив от удивления глаза, и в этот самый миг спас мне жизнь, чуть не потеряв свою.
«Слесарь», долго не раздумывая двинул Вадьке в челюсть хорошим хуком справа, от чего сосед отлетел к двери лифта и ударился о нее спиной. Сознание он не потерял, но способность к активным действиям на время утратил. «Слесарь» же метнулся мимо моего окровавленного тела в квартиру. Вадька пришел в норму через минуту и тоже побежал за «слесарем». Мужик лихорадочно рылся в шкафу, успев повыкидывать на пол большую часть одежды.
Мужик оглянулся, резко отпихнул, успевшего приблизиться Вадьку и умчался, перепрыгнув через мои ноги, вниз по лестнице. Мой одноклассник даже не попытался его догнать, так как кинулся срочно вызывать «скорую». Кровищи было столько, что и более сильный человек испугался бы, увидев меня в таком состоянии, но Вадька показал себя с лучшей стороны.
* * *
— Алло? Это я. — сказал Красавчик, прижимая плечом к уху трубку сотового, а руками пытаясь запихнуть в непослушный пакет засаленную кепку и линялую синюю робу.
— Ну? — спросил мужчина на другом конце провода.
— Ее только что увезли на «скорой».
— На «скорой» трупы не возят. Говори, на чем прокололся. — еле сдерживая злость, приказал шеф.
— Меня спугнул сосед. Появился в самый неподходящий момент и заорал на весь подъезд. Я его вырубил, но он почему-то быстро пришел в себя. Пришлось уносить ноги.
Последовала тягучая пауза и бывший «слесарь» зябко передернул плечами.
— Если я правильно тебя понял, то баба жива и выемку ты не сделал? — задал очередной вопрос шеф.
— Да. — уныло подтвердил Красавчик.
— Вы что, договорились что ли с Оксанкой нервы мне портить? — вкрадчиво спросил его собеседник и, не дожидаясь ответа, зло скомандовал. — Узнай, в какой она больнице, и к вечеру доделай свою работу. Причем полностью! Моли Бога, чтобы она сейчас была без сознания.
«Слесарь» выключил телефон и направился к машине, припаркованной в соседнем дворе. Красавчик был профессиональным убийцей. Когда-то сосед, вернувшийся с афганской войны сломленным и озлобленным на весь мир, научил его стрелять. Умение удалось применить на практике, но обстоятельства частенько складывались не в пользу Красавчика, хотя он старался изо всех сил. Хозяева о его ошибках пока не знали, так как до сих пор удавалось исправлять огрехи почти сразу. Сейчас же пришлось доложить о промахе, так как жертву увезли из дома, а шеф ждал доклада.
* * *
Очнулась я уже в больнице с плывущими перед глазами разноцветными кругами и полным ощущением, что мой череп развалился надвое. Первым человеком, которого я увидела через разноцветную пелену, была пожилая медсестра, смотревшая на меня с несвойственным для своей профессии состраданием. А впрочем, в ее годы уже можно было позволить себе такие чувства по отношению к больному человеку.
— Что со мной? — спросила я и подняла руку, чтобы потрогать свою голову.
— Ни-ни, не вздумай! — решительно пресекла она мой жест. — И говорить тебе пока нельзя. Сейчас я позову Дмитрия Наркисовича.
Последняя фраза пожилой медсестры прозвучала так, что можно было подумать, будто неведомый Дмитрий Наркисович накажет меня за попытку дотянуться до своей многострадальной головы.
Я выждала, когда за медсестрой закроется дверь палаты и ощупала макушку. Да, внушительную чалму мне навертели, даже бинтов не пожалели, а как известно, с ними в больницах напряженка.
Послышались приближающиеся шаги, я отдернула руки, положила их вдоль тела и зачем-то зажмурилась. Звук открывающейся двери, шаги, замершие возле моей кровати и слегка посвистывающее дыхание с ароматом какой-то жевательной резинки — вот мои первые ощущения от доктора Долгова Дмитрия Наркисовича. Я не выдержала и открыла глаза.
Доктор был среднего роста и средней упитанности. Бледно-зелёный медицинский костюм обтягивал выпирающий животик. Очки еще больше округляли и без того круглое лицо.
— Добрый вечер. — улыбаясь сказал доктор, буравя меня профессиональным взглядом нейрохирурга, словно высверливал черепную коробку.
— Как вечер? — метнула я взгляд на прикрытое светлыми шторами окно. — А какого дня?
— Сегодняшнего. — успокоил Дмитрий Наркисович, беря мою руку в свою мягкую теплую ладонь.
Он закатил глаза к потолку и начал считать мой пульс, потом наклонился, осторожно оттянул мне нижнее веко и удовлетворенно кивнул. Я же в это время старательно рассматривала доктора. На вид ему было лет пятьдесят, а может быть чуть меньше. Седина на висках была заметна только при ближайшем рассмотрении.
— Простите, а сегодня какой день? — заискивающе спросила я.
— Да не волнуйтесь вы так. Без сознания вы были всего несколько часов. Травма не опасная, но на постельном режиме я настаиваю. — строго сказал доктор и поправил пальцем очки на носу.
Из его слов я сделала заключение, что скорее всего больные с такими травмами или уходят домой или шатаются по отделению, вопреки предписанию врача. Значит, я не так уж и сильно ранена. Я вздохнула с облегчением — не знаю, что бы было, если бы оказалось, что я провалялась в беспамятстве несколько дней. Выброшенное из жизни время. При моей активности — это просто невосполнимая потеря.
Доктор вынул из нагрудного кармана стетоскоп и вознамерился меня прослушать, но именно в этот момент мне пришло в голову, что я замужем.
— Постойте! — приподнялась я и вцепилась ему в руку. — А муж знает, что со мной случилось?
Доктор отпрянул от неожиданности, потом попытался отодрать мою руку от своего локтя (о силе своих рук я уже упоминала), понял тщетность этих попыток, вынул из ушей трубки стетоскопа и с досадой ответил.
— Вашему мужу мы звонили еще два часа назад. Домашний телефон не отвечает, а на службе сторож ответил, что весь коллектив отправился отмечать какое-то событие. Да не волнуйтесь вы так. — еще раз сказал доктор, жалобно взглянув на свою плененную руку. — Позвоним ему позже и он завтра к вам обязательно приедет.
Я отпустила многострадальный локоть несчастного доктора, откинулась на подушки и позволила себя прослушать.
«Обязательно приедет!» — мысленно передразнила я Дмитрия Наркисовича. Да Егор примчится сюда не разбирая дороги, потому что с его ненаглядной Ниночкой случилась беда. Хотя, мог бы и предупредить, что собрался праздновать. А то, «приеду обедать в три часа». Или даже мог меня позвать с собой. Небось Никита Ирку позвал.
Я нахмурилась, чем потревожила кожу на лбу, и почувствовала саднящую боль. Наверное, Егор все-таки звонил, но я была на рынке, а потом сразу получила по голове и не смогла бы, при всем желании, принять его приглашение. Я взглянула на доктора. Было похоже, что он остался доволен осмотром.
— Чудненько, отлично. — приговаривал он, вешая стетоскоп себе на шею.
— Скажите, что у меня с головой? — спросила я озабоченно.
— Лучше, чем могло бы быть. — радостно ответил доктор.
— И все же? — настаивала я.
Страх как не люблю неопределенность.
— Вам раскроили кожу на голове, слегка промяли кость, вытекло много крови, но могло быть и хуже. Удар, судя по всему, был очень сильный. Видимо, вы немного отклонились в последний момент, что вас и спасло.
— За что же меня так? — спросила я скорее у себя, чем у доктора, но он тут же отозвался.
— Именно это хочет у вас узнать следователь. Он ждет в коридоре. Вы как, можете сейчас ответить на его вопросы?
Я честно прислушалась к своему самочувствию и утвердительно кивнула головой, взбултыхав оживающую после анестезии боль.
— Вот и хорошо. Сейчас я его позову.
Доктор скрылся за дверью, а я закрыла глаза, пережидая приступ боли. Через минуту дверь снова открылась и в палату вошел худой высокий мужчина в форме полицейского. Погоны были прикрыты наброшенным на плечи белым халатом, фуражку он держал в руках, а под мышкой зажимал объемистую папку. Быстро оглядев его сухопарую фигуру, я решила, что ему чуть больше тридцати лет.
— Следователь уголовного розыска Крапивин Алексей Леонидович. — представился пришедший.
Я внимательно смотрела, как он пододвигает к моей кровати единственный в палате стул, садится и раскрывает на коленях папку, положив предварительно фуражку на край прикроватной тумбочки. Когда он вынул нужный бланк, достал ручку и вскинул на меня глаза, я спросила.
— Где мой муж?
Следователю хоть и было уже около тридцати лет, но взгляд, которым он на меня посмотрел, хлопая длинными светлыми ресницами, был до умиления наивным. Очевидно он не ожидал, что вопросы начну задавать я. Это было видно и по его дальнейшему поведению. Оглянувшись на дверь, как бы желая проверить, ему ли адресован этот вопрос, следователь кашлянул и спросил.
— А я должен знать, где ваш муж?
— Ему нужно сообщить о случившемся со мной, а его нет до сих пор дома. Хотелось бы позвонить. — пыталась я вдолбить непонятливому следователю причину своих переживаний.
— Давайте так. — наклонился ко мне следователь, как будто мы сейчас вместе дадим какую-то страшную клятву. — Вы ответите на мои вопросы, а потом я схожу в ординаторскую и позвоню вашему мужу.
Я задумалась над этим предложением, а следователь смотрел на меня как на умалишенную и ждал. Между прочим, зря он делал такой взгляд. Я как раз решала дилемму, то ли отправить его в ординаторскую прямо сейчас, то ли все-таки ответить сначала на его вопросы. Остановилась на втором. Как-никак я пока не совсем дееспособна и посторонняя помощь мне не помешает.
— Спрашивайте. — разрешила я и следующие десять минут отвечала на анкетные вопросы, а следователь старательно заносил мои ответы в протокол.
Наконец он перевернул страницу и приступил непосредственно к опросу.
— Вы не видели, кто на вас напал?
— Нет. Я думала, что это Вадим вернулся, сосед наш. Мы с ним вместе на рынок ездили за продуктами. Поэтому дверь и открыла, даже не спросив, кто там.
— Вы кого-нибудь подозреваете? — последовал второй вопрос.
— Да. Мужчину, который звонил мне утром и спрашивал Егора. Егор — это мой муж. — при упоминании о муже я выразительно глянула на следователя, но он сделал вид, что ничего не заметил. — Потом этот мужчина позвонил в нашу дверь и представился слесарем. Я его хорошо разглядела в глазок и узнала по голосу. В квартиру, как вы понимаете, я его не пустила. Думаю, что это он до меня все-таки добрался.
Я предпочла развернутые ответы, чтобы максимально удовлетворить служебное любопытство следователя и поскорее отправить его звонить Егору. Мне не давала покоя мысль, что муж до сих пор ничего не знает о случившемся.
— Как вы думаете, почему на вас напали? — не унимался следователь.
Я честно выложила все свои мысли и соображения по этому поводу, даже про видеокамеру, которая сейчас находилась у родителей, рассказала. По лицу следователя трудно было понять, что из моего повествования его заинтересовало, а что он считает полной ерундой, если не бредом ударенной по голове истеричной женщины.
— Простите, какое у вас звание? — неожиданно спросила я.
Он поднял голову от бланка и снова удивленно захлопал ресницами. Черт возьми, привычка что ли у него такая? Или специально время тянет, чтобы сосредоточиться на неожиданном вопросе? Кто-то молча закуривает, кто-то специально закашливается, кто-то зевает, а этот начинает хлопать ресницами.
— Капитан. — наконец соизволил сказать он.
— Товарищ капитан, неужели вы не понимаете, что я нервничаю. Между прочим, в моем положении это очень вредно, может случиться рецидив. — и я многозначительно замолчала, по большей части из-за того, что так и не смогла придумать, рецидив чего у меня может случиться.
— Так я же просто спрашиваю. — искренне удивился капитан.
— Долго, слишком долго вы задаете свои вопросы. — приподнялась я на локте. — Я хочу знать, где мой муж!
— Я обещал, значит позвоню. — посуровел капитан.
— После того, как он куда-то поехал с сослуживцами, прошло уже часов пять. Вы его видите возле моей кровати? Нет? Я тоже не вижу. А это на него совсем не похоже. В конце концов, я волнуюсь еще и из-за того, что это ведь именно про него спрашивал по телефону лжеслесарь!
Я уже начала разговаривать на повышенных тонах, что явно не нравилось следователю, да и мне самой тоже, но я ничего не могла поделать со все нарастающей тревогой за Егора.
Алексей Леонидович спешно протянул мне бланк опроса и попросил подписать на каждой странице. Я выполнила его просьбу и он тут же сообщил мне, что идет выполнять мою.
Когда за следователем закрылась дверь, я в изнеможении откинулась на подушки. В голове было пусто и она болела. Послышался звук открывающейся двери и в палату вошла уже знакомая мне пожилая медсестра, держа в руке маленький подносик с набранным шприцем.
— Что это? — слабо спросила я, показывая на поднос глазами.
— Успокоительное. — коротко ответила медсестра и протерла мне ваткой предплечье.
Когда игла безболезненно проткнула кожу и углубилась в мышцу, я спросила.
— Капитан нажаловался?
Медсестра ухмыльнулась, но ничего не сказала. Прошло какое-то время и в голове появился приятный туман, боль начала отступать и я даже не заметила, как заснула, не дождавшись, когда придет капитан и сообщит мне что-нибудь о моем муже.
Не знаю, что заставило меня очнуться от искусственного сна, но глаза я открыла в полной темноте. Первое, что я увидела, когда свыклась с темнотой, был более светлый прямоугольник окна. И в это время я услышала шорох с другой стороны моей кровати. Очевидно, именно он меня и разбудил. Резко обернувшись, насколько позволяли бинты, я заметила тень, метнувшуюся в мою сторону и почувствовала на своем лице что-то мягкое и удушающее. Я даже не успела набрать воздуха в легкие и начала задыхаться практически сразу.
Жажда жизни вскипела в моей больной голове как бы независимо от меня. Она пришла извне, а может быть даже свыше. Я нащупала слабеющими руками руки напавшего на меня человека, которыми он прижимал к моему лицу подушку, ухватила его за оба указательных пальца и в одно мгновение сломала их. Человек дернулся, непроизвольно смахнув с моего лица орудие убийства и мой судорожный вдох совпал с его приглушенным протяжным стоном. Даже в такой, критической для себя ситуации, он не хотел привлекать постороннее внимание.
Я же не стала ждать, когда ему надоест баюкать свои поврежденные руки, и двинула со всей силы ногой в стонущий сгусток тени. Человек всхлипнул и свалился на пол. Я сползла с кровати и кинулась туда, где должна была быть дверь. В голове глухо пульсировала кровь и наверняка перед глазами все плыло, но было темно и проверить свои ощущения я не могла. Как потом оказалось, промазала я мимо двери совсем чуть-чуть, но ударилась о стенку ощутимо. Не отлепляясь от стены, я начала шарить по ней руками и справа от себя нащупала сначала косяк, а потом и ручку двери. Рванув ее что было сил, я выскочила в коридор, но успела бросить прощальный взгляд на дело рук своих. И ног. В тусклом свете ночной лампы, падающем из коридора, я заметила неподвижную фигуру на полу возле кровати. Мужчина был одет в белый медицинский халат. Все, больше я ничего не разглядела.
Я почти бежала по коридору на свет настольной лампы, которая горела на посту дежурной медсестры. Спазм перехватил мое горло и крикнуть я не смогла бы при всем желании. Подбежав чуть поближе и с трудом переведя дыхание, я увидела, что медсестра преспокойно спит, положив голову на руки. Ничего себе! Меня здесь убивают, а она тихий час себе устроила!
Остановившись возле стола и немного отдышавшись, я тронула медсестру за плечо и тут же в страхе отшатнулась. Ее голова провалилась сквозь сомкнутые руки и с тяжелым стуком ударилась о столешницу. Шапочка слетела и мне стало видно, какая оказывается она была молодая — совсем девчонка. На коротких каштановых волосах было неумело сделано мелирование. Наверное, сама себя красила, некстати подумала я. Неестественный изгиб ее шеи говорил о том, что чьи-то сильные руки свернули ей голову.
Волосы зашевелились у меня на затылке под повязкой и я, не в силах оторвать взгляда от ужасной сцены, попятилась от стола к лестнице, не забывая коситься в сторону моей бывшей палаты, потом отвернулась и кинулась к выходу. Белая лампочка, с логотипом лестничного пролета на ней, указала мне направление. Пока я сбегала по лестнице на второй этаж, меня прострелила мысль. А что, если я увижу сейчас такую же сцену, но на вахте у центрального входа? Сердце мое заколотилось еще сильнее, но останавливаться я не собиралась.
Стол вахтера был пуст, а дверь изнутри была закрыта на здоровенный засов. И все, никаких замков. Я не стала мучить себя вопросами «как», да «почему», а отодвинула засов и выбежала на улицу. Ночь была теплая и не такая уж и темная, как мне показалось в палате. На крыльце горела тусклая лампочка и я поторопилась отойти подальше к кустам, но войти в их густую тень не решилась. Меня потрясывало, как в лихорадке, что, правда, не помешало мне внимательно оглядеться.
Дело в том, что я так и не удосужилась ни у кого спросить, в какой же больнице я находилась. Мне это как-то даже в голову не пришло. На стене возле входной двери слабо отливала в лунном свете застекленная табличка с названием больницы. Я вгляделась, потом осторожно приблизилась на несколько шагов и радостно прижала руки к груди. До моего дома отсюда было всего две остановки на троллейбусе. Немаловажная деталь, потому что я стояла возле кустов босиком в одной ночной рубашке, завязывающейся на спине и с огромной чалмой бинтов на голове.
«Нужно срочно добраться до дома, там, наверное, Егор. Он наверняка уже приходил ко мне, но я спала, оглушенная уколом. Как пить дать, на тумбочке он оставил для меня букет цветов и фрукты, просто я не рассмотрела в темноте, да и занята была, жизнь свою спасала.» — так я уговаривала себя, пробираясь по затененным местам к своему дому. Если бы меня сейчас увидел какой-нибудь наряд полиции, то я непременно загремела бы в отделение. Но я даже мысли не допускала, что для меня это было бы лучше, чем топать босиком по ночным улицам.
Ноги саднило от мелких камней и стекол, которые, как оказалось, в неимоверных количествах были рассыпаны по асфальтовым дорожкам. Бетонный пол подъезда, куда я опасливо шагнула после непродолжительного осмотра окрестностей, неприятно холодил ступни и был очень пыльным. Лифт порадовал меня большой вонючей лужей. Какой-то паразит воспользовался им, как туалетом. Идти по полутемной лестнице мне было страшно, так что пришлось брезгливо перешагнуть лужу и встать в относительно чистый угол. Я поднялась на свой этаж и с дрожью нажала на дверной звонок. Никого. Я подождала — все-таки ночь и Егор, может быть, уже спит. Нужно дать ему время накинуть на себя что-нибудь и подойти к двери. Шли минуты, а дверь не открывалась и за ней не было слышно ни звука. Я уже несколько раз прикладывалась ухом к шершавой поверхности дерматина.
Я нажала на звонок еще раз, но ждать не стала, потому что почувствовала, что никого в нашей квартире нет. Ничего, теперь Вадькина очередь прервать свой сладкий сон. У него комплект запасных ключей от нашей двери. Мало ли что, батарею прорвет или, не дай Бог, пожар в наше отсутствие.
К соседу тоже пришлось звонить дважды, но в отличии от нашей двери, его дверь все-таки открылась. На пороге стоял взлохмаченный Вадька с огромным кровоподтеком на левой скуле и таращил на меня безумные глаза. Если честно, то я ему даже посочувствовала. Среди ночи, со сна увидеть на пороге своей квартиры чудище с белым шаром вместо головы, одетое в балахон и переминающееся на в кровь стоптанных босых ногах.
Я сделала шаг в его сторону, он непроизвольно преградил мне дорогу, охраняя свое жилище и в этот момент узнал меня.
— Нинка? — выдохнул он и отступил в прихожую.
Я вошла следом за ним, прикрыла дверь и обессиленно опустилась на маленькую табуреточку. Вадька стоял у стены и пялился на меня во все глаза, переводя изумленный взгляд с бинтов на голове на сбитые ступни.
— Я звонила к себе, но там никого нет. — устало сказала я. — Где Егор?
— Не знаю. Тебя «скорая» забрала, а меня менты полчаса допрашивали. Потом я спать лег и часа три проспал. — отрапортовал приходящий в себя Вадька. — А почему ты не в больнице?
— Потому что недавно в этой самой больнице меня чуть не удушили подушкой. — сказала я и поведала изумленному Вадьке обо всех своих приключениях.
* * *
— Представь, Красавчик, я слышал от людей, что ты профессиональный киллер. — вкрадчиво и с издевкой говорил шеф Красавчику, сидящему в кресле и трепетно прижимающему к груди обе руки с загипсованными большими пальцами. — Но сам я вижу, что тебе курице голову отрубить, и то нельзя доверить.
Красавчик кинул на говорившего ненавидящий взгляд и сильнее прижал к груди покалеченные руки.
— Кто же знал, что эта субтильная сучка на такое способна. — пробурчал он.
— А на то ты и профессионал, чтобы проигрывать в мозгу различные ситуации. Думаешь, что каждая твоя жертва — это овца безропотная? Хорошо, хоть догадался в больницу не обращаться.
— Что уж вы меня совсем идиотом считаете? — обиделся Красавчик.
— Отвечать или сам поймешь? — заглянул ему в глаза шеф.
Красавчик потупился и затаил против обидчика лютую злобу. Его еще никогда так не оскорбляли. Правда, он отдавал себе отчет, что напортачил по полной программе. Это надо же, бить по голове и не добить, потом душить подушкой и не додушить. А она ему еще при этом пальцы сломала. Выемку материала опять же не сделал, но здесь особый разговор. Он же не «домушник» и не «медвежатник», чтобы двери ломать или по форточкам лазить. Он киллер и нечего на него лишнюю работу навешивать, а потом еще и оскорблять. Пусть сам выемку делает или корову Оксанку посылает. Это вообще ее прямая обязанность.
Вдобавок этот доктор, к которому Красавчик заявился среди ночи, весь грязный. Всегда молча делал, что от него требуется, а тут привязался. «Кто это тебя так, да где это тебя так?». Видишь ли, профессиональный интерес у него проснулся. Правда, повязки наложил хорошо — ничего не стягивает и не давит. Эх, будь проклята эта живучая баба! Будь проклята лошадь Оксанка, за то, что засветилась перед ней!
Шеф в это время нервно прошелся по комнате и снова остановился напротив кресла, в котором страдал Красавчик.
— Плевать мне, как ты себя сейчас чувствуешь, но дело, браток, изволь довести до конца. Бери Оксанку в помощницы и действуйте. Даю вам времени до завтрашнего утра!
Мужчина вышел, а Красавчик неуклюже залез двумя пальцами в карман рубашки и выудил припасенные обезболивающие таблетки. Кинул в рот две и проглотил, не запивая.
* * *
Я рассказала Вадьке все, что знала сама. Во время моего рассказа заботливый одноклассник промыл мои израненные подошвы перекисью и смазал наиболее глубокие порезы йодом. Апофеозом его братского милосердия были новые фетровые шлепанцы, которые он достал с антресолей и одел на мои многострадальные ноги. И это все после того, как я отняла у него гитару.
Конечно, я понимала, что немедленно должна сообщить о случившемся в полицию, но это позже, а сейчас я цеплялась за Вадьку, как за единственного человека, который способен меня понять и поверить в то, что со мной случилось. Я мысленно уверяла себя, что Егор уже в курсе всего происшедшего, но после посещения больницы не захотел ночевать один и сразу проехал к своим родителям. Это можно было очень легко проверить, позвонив им, но я никогда бы не посмела напугать свекра со свекровью ночным звонком.
Вадька уже давно сидел возле стены на корточках. Я тяжело поднялась с табуреточки и сказала.
— Давай наши ключи и проводи меня. Мало ли что.
Вадька открыл дверцу встроенного шкафа, достал связку ключей и передал мне. Затем подошел к своей двери и осторожно приоткрыл ее. На площадке никого не было и внизу, на сколько хватало взгляда, тоже. Мы вышли из квартиры, я открыла свою дверь, стараясь не греметь ключами и зажгла свет в прихожей. Вадька вошел за мной следом и, сделав мне знак молчать, на цыпочках пошел обследовать комнаты. Я покорно ждала. Наконец он вернулся и кивнул, мол, все в порядке.
— Может быть ты не будешь включать свет в комнатах. — сказал он. — Вдруг они наблюдают за твоей квартирой?
— А, какая теперь разница. — возразила я. — Все равно сейчас буду звонить в полицию. В больнице труп, ты забыл?
Вадька понимающе кивнул и спросил.
— Мне остаться?
— Нет, не нужно. Спасибо тебе за все.
— Если что — звони по телефону или прямо колоти в стену, я услышу. — сказал он на прощание и ушел.
Первым делом я содрала с себя грязную мятую рубашку и залезла в ванную. Ополоснувшись, я натянула старенькие мягкие джинсы, чистую футболку, снова смазала раны на подошвах йодом и подошла к телефону. Вот тут-то я и заметила записку, которую оставил Егор. Она лежала справа от аппарата и от двери ее не было видно. Я схватила бумажку.
«Ниночка, шеф пригласил нас всех с женами к себе на дачу. Я звонил, а потом заехал за тобой, но ты где-то ходишь. Рисую схему, как туда добраться. Возьми такси и приезжай. Все едут туда с ночевкой. Очень по тебе скучаю. Целую.» Дальше следовала схема, как проехать до деревни Митино, находящейся недалеко от города. После схемы была приписка.
«Если по каким-то причинам ты не приедешь, то я вернусь первой же электричкой и в девять утра буду дома».
Вот тебе и раз! Егор-то, оказывается, даже ни о чем не знает. Приедет завтра в девять, а я лежу дома с пробитой головой, вся в бинтах и дожидаюсь его. Я живо представила, как муж склоняется над кроватью и слезы раскаяния за несвоевременное свое отсутствие орошают мои несвежие бинты.
Отогнав видение, я достала из-за повязки клочок бумаги, на котором был записан номер телефона капитана. Куда еще может положить важную бумажку женщина, на которой кроме чалмы и ночной рубашки ничего больше не было?
Как зовут капитана, посетившего меня в больнице, я, слава Богу, запомнила. Алексея Леонидовича Крапивина я разыскала с третьей попытки и то только после того, как наорала на дежурного, что дело нешуточное и речь идет об убийстве. Но даже тогда мне не дали его номер телефона, а позвонили ему сами и только потом соединили с ним меня.
Услышав, что я дома, что сбежала из больницы, чтобы спасти свою жизнь, а в больнице остался труп дежурной медсестрички и преступник со сломанными пальцами, капитан велел мне никуда не выходить, никому не открывать, а когда придет он, то рассмотреть его в глазок и задать какой-нибудь вопрос, касающийся нашего с ним разговора в больничной палате. Если он не сможет ответить, то и ему дверь не открывать.
Я ошарашенно положила трубку и задумалась. Может быть наивное хлопанье ресницами — совсем не для маскировки? Он что в «казаки-разбойники» со мной играть собрался? Затем я решила, что иного выхода у меня нет, как подыгрывать капитану во всех его странных импровизациях. Вводить в курс дела кого-то другого было нецелесообразно, да и утомительно лично для меня. Пусть уж Алексей Леонидович разбирается со всем этим сам.
Я, от нечего делать, подошла к зеркалу с твердым намерением причесаться и привести себя в порядок перед приходом следователя. При этом напрочь забыла, что причесывать мне на данный момент нечего и очень удивилась, обнаружив у себя на голове бинты. Вот к чему может привести бессонная ночь — сама себя уже не помню. Но с другой стороны радует, что голова меня вроде-как не беспокоит. Я повнимательней вгляделась в зеркало — прямо надо лбом расплылось небольшое розовое пятнышко, очевидно разошелся шов. Не удивительно, после такого марафона, который я предприняла совсем недавно. Странно, но голова у меня действительно почти не болела. Это хорошо, потому что грядет сумасшедшее утро и, скорее всего, не менее сумасшедший день. Мои мысли прервал звонок в дверь.
Я подошла и осторожно посмотрела в глазок. На площадке стоял капитан Крапивин и преданно смотрел на дверной номер, прибитый повыше глазка.
— Кто? — спросила я, соблюдая его инструкции.
— Нина Борисовна, это капитан Крапивин Алексей Леонидович.
— А скажите, что именно я заставляла вас сделать, когда вы пришли ко мне в больницу? — задала я заранее подготовленный вопрос.
Он два раза хлопнул ресницами, а я вдруг испугалась, что он не сможет ответить. Значит я не открою дверь и останусь совсем одна. Мне страшно захотелось подсказать ему правильный ответ, но он справился сам.
— Вы все время просили позвонить вашему мужу. — четко, как на экзамене, ответил Крапивин.
Я облегченно вздохнула и впустила его в квартиру.
— Ну, так вы позвонили Егору или нет? — спросила я, когда мы с капитаном сели друг против друга за кухонный стол.
На этот раз он не стал хлопать ресницами, а ответил сразу.
— Да, я звонил, но на работе сказали, что они все уехали за город и вернутся только сегодня утром.
— Вот. — я положила перед капитаном записку мужа.
Он внимательно прочел ее и с намеком на мою требовательность сказал.
— Что ж, одна проблема снята. Теперь рассказывайте. — и открыл свою папочку.
— Прямо не знаю с чего начать и, главное, что же мне теперь делать? — грустно сказала я.
— Давайте все по порядку. — предложил капитан. — Вы подробно расскажете мне обо всем, что с вами случилось после моего ухода из вашей палаты, а потом вместе подумаем, что нам делать дальше.
Я покорно согласилась, а что мне оставалось? Примерно полчаса капитан скрупулезно записывал мой рассказ, потом дал мне подписать листы и закрыл папку. Как я поняла, настало время решать, что делать дальше.
— Вы можете сейчас поехать к кому-нибудь? — спросил меня капитан.
— Да вы что, ночь, кого я могу беспокоить? — начала я.
— Нина Борисовна! — остановил меня Крапивин.
— Что? — недоуменно спросила я.
— Уже половина седьмого утра. — сказал он таким тоном, как будто я была маленьким ребенком.
— Не может быть. — я ошарашенно перевела взгляд на кухонное окно и воочию убедилась, что день уже наступил, а вернее, его начало, то есть утро. — Мне казалось, что все случилось только что.
Алексей Леонидович внимательно на меня посмотрел и потянулся к телефонной трубке.
— Ну, что там у вас? — спросил он кого-то и долго молча слушал ответ, потом сказал. — Понял.
Я смотрела на него во все глаза, чувствуя, что этот его звонок касается меня напрямую. Капитан положил трубку и повернулся ко мне.
— Человек, который на вас напал, успел сбежать до приезда наряда милиции. Дежурная медсестра, к сожалению, действительно мертва. — он сделал паузу и продолжил. — Вас точно пытались убить. Медсестра, которая сделала вам укол снотворного утверждает, что получила это распоряжение по внутреннему телефону и была уверена, что разговаривает с доктором Долговым Дмитрием Наркисовичем. Правда, она вспомнила, что голос его слышала плохо, мешали какие-то помехи в трубке. Из всего этого я делаю вывод, что пора прямо с утра начинать поиски вашего лжеслесаря.
Я внимательно слушала следователя и радовалась, что именно мне попался такой толковый капитан полиции. Разные слухи ходят о людях их профессии и я была рада, что в данном случае, пока ни один из них не подтвердился. Очевидно, Крапивин заметил проблески умиления в моих глазах и неожиданно засмущался.
— Хотите кофе? — заботливо спросила я его и не дожидаясь ответа поднялась из-за стола.
— Не откажусь. — ответил он.
— Кстати, не забудьте, что у преступника сломаны оба больших пальца на руках. Может быть он обращался куда-нибудь за помощью. — явила я чудеса дедукции, доставая из шкафчика пакет с кофе.
Алексей Леонидович посмотрел на меня с такой тоской во взоре, что я решила больше со своими умозаключениями не высовываться. По крайней мере в ближайшее время.
Привезенные вчера мной продукты были аккуратно разложены в холодильник и кухонные шкафы. Это Егор постарался, не смотря на то, что торопился. Он всегда отличался тем, что советский лозунг «Берегите труд уборщиц — не сорите!», принимал, как аксиому. Не мог допустить, чтобы пропали чьи-то усилия. Вот и теперь — я же закупала все эти продукты, значит нельзя дать им испортиться. Иногда меня это раздражало, а иногда я гордилась своим мужем.
На глаза невольно навернулись слезы и я поспешила взять себя в руки. Мне сейчас никак нельзя распускаться.
Как ни странно, но, несмотря на мое состояние, кофе получился очень вкусным. По выражению лица Алексея Леонидовича я поняла, что он наслаждается ароматным напитком. К кофе я нарезала бутерброды с ветчиной и сыром, так что получился полноценный завтрак.
— К кому вы можете сейчас поехать? — снова завел свою пластинку капитан, ставя на стол пустую чашку.
— А зачем я должна куда-то ехать? — не уступала я в своем упрямстве.
— Вы что, действительно этого не понимаете? — с интересом уставился на меня капитан.
Я пожала плечами.
— На вас два раза покушались, а вы собираетесь остаться в этой квартире, куда преступник уже пытался проникнуть?
— Да, как-то я сразу не сообразила. — виновато потупилась я.
Неприятно, когда сама себя выставляешь бестолковой.
— Может быть поедете к родителям мужа? — спросил капитан.
— Нет! — резче, чем нужно ответила я.
— Понятно. — вздохнул Крапивин.
— Нет, вы не подумайте, они неплохие люди, просто…
— Просто они не ваши мама с папой. — закончил за меня понятливый следователь.
— Ну, что-то вроде этого. — согласилась я.
— А ваши мама с папой? — не унимался он.
— Отпадает. Они живут в пригороде, да к тому же сейчас уехали на встречу однокурсников.
— Подруги надежные есть? — продолжил он.
— Светка Максимова, но они с мужем и ребенком, как назло, уехали в деревню на все лето.
— Погостить не звали? — спросил Крапивин.
Я прищурилась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Если вы думаете, что я способна уехать из города при таких обстоятельствах, то вам не повезло, я не такая. К тому же через час дома будет мой муж.
— Да я уже понял, какая вы, а на счет мужа накладочка получается. Мне прямо сейчас нужно ехать на работу, а одну я вас оставить не могу. — примирительно сказал он.
— Тогда предлагайте что-нибудь по существу. — все-таки огрызнулась я.
— Хорошо, собирайтесь и поехали. — вдруг решительно сказал капитан и поднялся из-за стола.
— И куда же мне? — спросила я, удивленная такой его настойчивостью.
— Побудете некоторое время в моей квартире, и пообщаетесь с моей женой. Она у меня тоже с характером, так что вам вместе будет даже очень не скучно. Сейчас я ей позвоню. — и направился к телефону.
— Но это неудобно! — крикнула я ему вслед.
— Ничего, она привыкла к причудам моей профессии. — крикнул он мне в ответ и заговорил уже в трубку. — Рит, проснулась? Давай, давай, просыпайся уже, я сейчас подъеду, но не один. Потом объясню. Пока.
Я же в это время лихорадочно метала в спортивную сумку некоторые деликатесы, из тех, что купила вчера на рынке. Неудобно в чужой дом с пустыми руками, что, если Егор задержится?
Крапивин заглянул на кухню.
— Побыстрее, она уже ждет.
— И, наверное, счастлива до безумия. — ехидно сказала я.
— Если вы боитесь нас стеснить… или объесть, — сказал он, бросая косой взгляд в мою сумку. — то можете не переживать. Дом у нас вместительный, а холодильник полный.
Я вручила сумку капитану, написала Егору номер телефона капитанской квартиры и мы спустились во двор. Было рано, но несколько соседей с собаками уже прогуливались в отдалении под деревьями. Увидев меня в семь утра с жуткого вида повязкой на голове и в сопровождении постороннего мужчины, они просто онемели. Причем и хозяева и их четвероногие друзья. Я опустила глаза и засеменила вслед за капитаном. На все вопросы буду отвечать потом. Алексей Леонидович подошел к новенькой «девятке» кремового цвета.
— Служебная? — поинтересовалась я.
— Личная. — с гордостью ответил следователь и открыл дверцу.
* * *
— Чёрт бы ее побрал! — выругался Красавчик, падая на переднее сиденье неприметной старой копейки синего цвета, за рулем которой сидела Оксана, нацепившая для маскировки большие темные очки.
— Что не так? — спросила она.
— Мало того, что мент просидел у нее до сих пор, так она с ним куда-то ехать собралась, чертова кукла! Уже в машину садятся. Ты приготовься, сейчас они мимо нас поедут на бежевой «девятке». Отследим, куда он ее отвезет, а потом позвоним шефу.
Оксана поправила очки, покосилась на оттопыренные забинтованные пальцы Красавчика, завела машину и положила руку на рычаг переключения скоростей.
* * *
Капитан загрузил мою сумку на заднее сиденье, я устроилась впереди и машина тронулась. Я сидела и думала, радоваться тому, что наши полицейские покупают себе новые машины или нет? За такими раздумьями и за собственными невеселыми мыслями я и не заметила, как мы оказались возле многоэтажного дома современной застройки. Я вышла из машины и задрала голову, рассматривая фасад здания. Эх, думала ли я, куда меня занесет судьба в ближайшее время? Но не дано предугадать.