Смердящее месиво из искалеченных останков надвигалось на них с чудовищной скоростью и отвратительным чавканьем. Сказать, что Ане было страшно — это ничего не сказать. Ей настолько было страшно, что в какой-то момент она перестала обращать на это внимание.
Самое главное, что она нашла Илью. Кто-то жестокий приковал его к скале и бросил перед надвигающейся жутью.
Когда Аня обнаружила его, он, зажмурившись, плакал и пел про «Черного ворона». В первый миг она оторопела. Сам факт плачущего Ильи ошеломлял, но больше всего её поразил выбор песни. Из сотен других, почему именно эта? Именно та, которая так нравилась Матфею — заслушанная когда-то Аней до дыр. Однако исполнение Ильи и Матфея настолько контрастировало, что у них легко получилось бы спеться в красивый дуэт. Эта мысль была глупой и неуместной. Аня, выругав себя за идиотизм, тут же забыла о ней.
Она с трудом привела Илью в чувства. Еще с большим трудом убедила дать ей шанс спасти его. Когда он показал, где ключи от оков, Аня едва не взвыла от отчаяния. Зомбаки почти поравнялись с той самой корягой, на которую кивнул Илья. И она, не думая дольше ни секунды, бросилась туда.
Но вскоре ей пришлось сбавить обороты. Почва под ногами была обманчивой. Как только Аня спустилась с предгорных холмов — погрязла в ржавой трясине по колено, и её едва не утянуло еще глубже. Повезло ухватиться за чахлое деревце и вытащить себя из жадных объятий топи. Пришлось ступать медленно, осторожно нащупывая твердь под ногами, возмущаясь неправильности райских угодий, напичканных болотами и зомбаками.
Хотя то, что приходилось смотреть себе под ноги, а не вперед, на ту жуть, к которой она сама себя приближала, было скорее успокаивающим фактором. Стоило ей забыться и поднять голову, как приходилось чудовищным усилием воли перебарывать желание развернуться и убежать. Оно возникало инстинктивно.
Поэтому Аня сосредоточенно смотрела лишь себе под ноги, примечая безопасные островки, которые были немного темнее.
Сзади кричал Илья, требуя, чтобы она уходила прочь, чтобы спасалась. Он, никак не мог понять, что бросить его сейчас равносильно худшему из предательств. Это означало бы предать в себе человечность.
Аня не могла разбрасываться дорогими ей людьми. У нее их почти не осталось. Она итак слишком многих потеряла.
Постепенно она вся ушла в свои мысли. Её беспокоили последние напутствия мамы про уничтожение того, кого она привела за собой. Аня никак не могла понять, зачем её добрая мама, а это была точно она, в тот краткий миг их недолгой встречи благословила не на любовь, а на ненависть. Это неспроста, у мамы, наверняка, имелись какие-то серьезные причины. Но какие? Ане даже представить было трудно, что могло бы её убедить сейчас внять советам матери и совершить такую подлость. По итогу, получался какой-то бред, Аня делала ровно противоположное последней воле горячо любимой мамы. Но чувствовала свою правду как никогда.
Аня хорошо помнила, что перехватила его пулю. Спасла Илью от смерти на Земле, и здесь, в раю, его присутствие невозможно. Да и казался он совсем другим, какой-то просветленный, будто лучшая версия себя. Живее, чем при жизни. Эмоции, которых прежде ей так в нем не хватало, которые она все это время пыталась разглядеть или додумать, сейчас проявились в Илье так по-человечески искренне, что все в ней откликнулось в ответ теплотой и нежностью.
Возможно, Аню испытывали, проверяли — достойна ли она рая. Поэтому и искушали её таким вот странным способом. Вот только соблазн казался не соблазнительным. Ане и на мгновение не захотелось оставить Илью на растерзание этим зомби и уж тем более как-то поспособствовать его беде.
Задумавшись, она оступилась. Под ногами угрожающе чавкнуло. Её стремительно стало затягивать в ржавое болото. Аня замахала руками, но сделалось только хуже. Тогда, собравшись с силами, она заставила себя успокоиться. Осмотрелась, заметила совсем рядом бурый островок, осторожно подобралась к нему. Стала медленно вытаскивать себя.
Выкарабкавшись, она, дрожа всем телом, взглянула вперед и инстинктивно дернувшись, вскрикнула, спешно поднимаясь.
До дерева оставалось еще прилично. Зомбаки же приближались с устрашающей скоростью. Но даже не их вид испугал Аню, и даже не то, что они рвали и пожирали истерзанную плоть друг друга. Нет, до костей продирало гнетущее ощущение надвигающейся на неё пустоты и вечного голода. Это было глубже зримых образов и гораздо сильнее. На нее навалилось такое жуткое безразличие ко всему, такая пустота, что захотелось опять лечь и не вставать больше никогда.
Сделав над собой усилие, Аня двинулась к пятипалой коряге. Ноги были ватными, сердце ухало в висках, но она, стиснув зубы, шла вперед, больше не поднимая глаз и не вслушиваясь в надвигающуюся бездну и звенящую пустоту внутри. Даже страх стал уступать этой пустоте.
Вскоре до озверения захотелось пить и есть. Аня присела на колени, решив утолить нестерпимую жажду болотной водой. Но спас Илья, который вовремя окрикнул её уже порядком осипшим голосом. Она, вздрогнув, бросила эту затею, тяжело подняла себя и покачиваясь побрела дальше.
Аня шла. Ей уже было не понятно зачем она идет, ноги передвигались автоматически. В голове прокручивался тот вечер, когда они с Ильей выли на полнолуние. Она тогда поразилась, как это у Ильи получалось так тоскливо, так дико выть. А сейчас она точно смогла бы не хуже.
Илья снова крикнул. Сознание немного прояснилось. Аня обернулась и поняла, что каким-то неведомым образом прошла мимо пятипалой коряги. Посмотрела на Илью, отсюда он казался совсем маленьким, беззащитным, распятым. Его слабость придала ей сил, отрезвила от отупляющего безразличия.
Зомби надвигались на неё неодолимо, и все указывало на то, что они с Ильей обречены. Она опоздала, но она должна пытаться. Ради него — должна.
Стиснув остатки воли, Аня вернулась обратно к коряге. Хорошо, что не успела далеко отойти.
Громадные пальцы мертвого дерева были покорежены, изломаны и изъедены грибком. Ничего похожего на связку ключей на его выступах не наблюдалось.
Однако Илья указал на это иссохшее дерево, значит, ключи должны быть где-то здесь. Если их нет на коряге, то очевидно, что они провалились в трясину.
Её прошиб холодный пот. Если ключ в болоте, то найти его практически невозможно. Аня присела на колени и стала шарить руками по склизкому дну.
Запах тухлой гнили усилился. Аню затошнило. Липкие путы безразличия все сильнее дурманили разум.
Она в отчаянии наклонилась еще ниже, так, что мутная жижа коснулась её носа. Ей, наконец, удалось что-то ухватить со дна. Аня потянула и не смогла удержать в себе вопль. В руке у нее оказался вырванный человеческий глаз.
Аня была медиком, и испугал её не сам зрительный орган, а то, что он был живым и осмысленно, пустым взглядом всматривался в неё, вращая зрачком. Она с отвращением отшвырнула страшную находку.
До неё вдруг дошло, что все эти усилия бесполезны, и нужно срочно придумать какой-нибудь другой способ спасти Илью. Тем более зомбаки были от нее на расстоянии не больше двух-трех километров. Они будут здесь минут через шесть.
Аня в растерянности посмотрела на корягу и чуть не подпрыгнула. Перед глазами что-то блеснуло. Ключ все это время был на самом видном месте.
Она опрометью подлетела к дереву. Засунула руку в дупло и достала оттуда вожделенную связку ключей.
Аня зажала ключи в кулак. Развернулась и помчалась назад, уже не распознавая дороги. Под ногами угрожающе хлюпало.
Аня споткнулась о трухлявый пень и упала. Сзади что-то схватило её за ногу и потащило назад. Она вскрикнула. Ей чудом удалось, махая руками, уцепиться за чахлый кустик, тот оказался на удивление крепким. Подтянулась, но нечто не отпускало, намертво вцепившись в её щиколотку.
Над болотом звенела устрашающая брань Ильи. Аня даже не предполагала, что можно так заковыристо изъявлять свой гнев. Его ярость помогла ей. Ярость, оказывается, тоже способна пробуждать волю. А отборный мат в виртуозном исполнении — иногда способен вызвать нервное хихиканье, даже в ситуации, когда тебя пытаются слопать живьем.
Аня свободной ногой изо всех сил пнула то, что ее держало. Хватка ослабла. Аня, вырвавшись, не мешкая ни секунды, подорвалась и полетела дальше. Причем ей действительно временами казалось, что её ноги едва-едва соприкасаются с ржавой трясиной. И всю её наполнял воздух, как надутые ветром паруса.
В Илью она практически влетела. И он сразу же подтвердил её подозрения.
— Аня, ты, рили летела над водой.
— Я думала, показалось, — задыхаясь, призналась она.
Руки дрожали, ключ с трудом попал в замочную скважину, она крутанула его, и первый из замков обнадеживающе щелкнул.
— Аня, спасайся, пожалуйста. Они слишком близко! — он совсем посадил голос и говорил очень тихо и хрипло.
— Нет! Нет, мы успеем! — освобождая ему руку, лепетала она.
Илья указал на еще три оставшихся замка и, кивнув ей за спину, обреченно констатировал.
— Поздно…
Аня развернулась и увидела их. Вздрогнула от отвращения и пронзившего осознания первобытного, нестерпимого Хаоса. Повернулась к Илье и, обняв его, ободряюще прошептала:
— Вместе же не так страшно, Илья!
Он обнял ее освобожденной рукой.
— Прости меня, Аня.
Аня зажмурилась.
Илья дышал тяжело, его сердце билось у нее в груди или это её сердце? Он был теплым, живым. Гораздо более живым, чем при жизни. И глаза синие, как небо в свете звезд.
Ну вот и конец, только жаль, что они не останутся в нем собой. Что растворятся в ничто.
***
Время тикало в ушах, но ничего не меняло. Конец никак не мог найти себя. Аня никак не могла найти себя в этом конце.
— Аня, открой глаза, — тихо попросил Илья в ухо.
Его шепот прошел по телу приятными щекотками.
Аня послушалась. От удивления охнула. Они оказались на чудесном острове. Илья был свободен, лишь окровавленные запястья напоминали об оковах. Она прижалась ладонями к его щекам, убеждаясь, что Илья здесь, и он реален. Вдохнула свежий морской воздух. И не сумела сдержать улыбку.
Это был рай. Они его заслужили. Они вместе прошли все испытания и заслужили нирвану. Остров цвел всеми красками неба и земли. На деревьях зрели неведомые плоды. Порхали птицы, издавая дивную, ненавязчивую музыку, легкую, невесомую.
Единственно, чего не хватало для полного счастья это встречи с теми, кого она любила. Не хватало Вадика, Аришки, мамы, отца и еще, наверное, Матфея.… Но, казалось, еще чуть-чуть, и они появятся из-за деревьев. Вадик выбежит со смехом навстречу, и она обнимет его.
— Смотри, — Илья бережно развернул Аню в другую сторону.
У неё перехватило дыхание от восторга. Перед ней расстелилась дивная морская гладь. Море дышало, игриво плескаясь волнами. По воде шли цветовые блики, как будто оно, проглотив солнце, светилось золотом изнутри.
Аня подбежала к самой кромке и, наклонившись, потрогала воду. Вода ласково обняла её пальцы. Стало уютно, как в кровати под одеялом спросонья.
Умылась, и лучами по телу прошла теплая волна счастья. Несмотря на усталость и голод, её переполняли необыкновенная легкость и пьянящая эйфория. Она села на берегу, и заговорила быстро, с запинками, восторженно. Но потом перебила себя и задала, наконец-то, те самые вопросы, которые тревожили:
— Как ты оказался здесь? Я же спасла тебя?
— Пошел следом за тобой, не мог же тебя одну бросить, — не вдаваясь в подробности, отшутился Илья, присаживаясь рядом.
Она решила не допытываться, если захочет — сам потом все расскажет. Аня погрузила руки в песок. На ощупь — будто мелкие жемчужины погладили пальцы.
— Думаешь, наши близкие здесь? Те, кого мы потеряли?
— Я об этом не думаю, — резко отрезал он.
Аня поняла, что этот вопрос задевал за больное. Илья выглядел измученным, уставшим. На контрасте с ней он был просто разбит. Аня, отругав себя за дурацкий допрос, попыталась поделиться с ним своим счастьем, обратить его внимание, что все позади, что они все преодолели.
— Илья, мне прежде никогда не было так спокойно, так хорошо. Тут чудесно все-таки, правда?
— Рили, занятно, — осторожно ответил он.
— Твои руки, — спохватилась Аня, — надо перевязать.
Илья посмотрел на истерзанные в кровь запястья и запоздало почувствовал боль. Аня между тем уже отрывала от подола белого свободного платья лоскуты. Платье без того было коротковатым, а с оторванным подолом, едва прикрывало ей попу.
Ноги у Ани были красивые, стройные, но по бедрам лесенкой спускались шрамы от порезов. Побелевшие. Илья помнил такие же шрамы у мамы на руках.
Он легонечко провел по отметинам пальцами. Аня едва приметно вздрогнула. Перехватила его руку, стала перевязывать. Ловко у нее получалось, хотя и жалела его, отчего повязки наложила не так туго, как если бы это сделал сам Илья.
— Это не всерьез было, по глупости пускала себе кровь, — смущенно стала оправдываться она.
— Для меня всерьез, — он наклонился и поцеловал шрам один, другой…. На вкус Аня оказалось солоноватой, в голову ударило. Он, едва сдержав себя, оторвался от девушки. И, отстранившись, добавил, — просто так себя не вскрывают.
— Ты и сам весь в шрамах, — она покраснела и старательно отвела глаза, дыхание сбилось, — И клоун у тебя жуткий вытатуирован.
— Это боевые шрамы, — Илья окончательно вернул себе самообладание. — А Джокер. он не страшный, он свободный.
— Свобода? — задумчиво взвешивая это слово, спросила она. — Для тебя это самое важное?
Опять невольно она проводила параллель с Матфеем. Но была отчего-то уверена, что в свободу Илья и Матфей закладывают диаметрально противоположные друг другу значения.
— Да, я всегда мечтал быть свободным. Но всегда жил в клетке. Мы с Джокером похожи. Оба понимали свободу, как Абсолют. И оказались рабами этого Абсолюта.
— А сейчас как ты это понимаешь?
— Сейчас я ничего не понимаю. Просто, наверное, когда в свободе нет границ — она теряет всякий смысл.
Илье за многое было стыдно в жизни. Но не за то, что он боролся за свободу, другое дело — как он боролся. Его методы обесценивали эту свободу. Его борьба была борьбой с ветряными мельницами.
Аня зевнула. Илья, заразившись, тоже.
— Ужасно хочется спать и есть, — вздохнула она, прерывая этот сложный разговор.
Ане всегда идея равенства была ближе. Она казалась более внятной и близкой ей. Хотя, если равенство возвести в Абсолют, то тоже выйдет, что-то жуткое в духе Оруэлла. Матфей говорил, что анархизм — это единственная идеология, в которой идеи свободы и равенства не взаимоисключают друг друга, но ей этого так и не удалось понять.
— Вон там — Илья лениво махнул в сторону леса за спиной, — растут какие-то плоды, но я не знаю — съедобны ли они.
— Ты думаешь, — засмеялась она, — что в раю можно отравиться?
— А ты думаешь, что нельзя? — серьезно спросил он.
— Ну, хватит кукситься, — поднимаясь, решилась она, — пойдем, проверим. Я согласна быть подопытным кроликом.
Плоды оказались необыкновенно вкусными и сытными. Они налопались от души. И лениво перебросившись впечатлениями, стали искать место для сна.
Райский остров, будто угождая им, сразу это место предъявил. Нижние ветки дерева, похожего на земную ель, образовывали что-то вроде вигвама. Отодвинув лапник, они обнаружили, что почву под деревом застилает мягкий, но при этом сухой ковер мха.
Илья немного замешкался на входе, но все же забрался следом за Аней. Пушистые ветки создавали полумрак. Естественный лежак был удобен и показался им обоим чуть ли не лучше кроватей. Растянувшись по разные стороны, они крепко заснули.
***
Илья проснулся раньше Ани. Во сне он все-таки потянулся к ней и обнял. Осторожно освободив её от своих клешней, он присел и из-под полуопущенных ресниц стал наблюдать.
Аня сжалась в комок, словно перестала чувствовать себя в безопасности. Невнятно забормотала. Илья смог различить только имя: «Вадим» — так звали её брата, которого Илья убил. Он поспешно отвел взгляд.
Не про него эта девушка. Они были в раю, но не его этот рай. А самое горькое — и не её. Аня все время высматривала и ждала появления близких и родных ей мертвецов.
Наверное, и того парня ждала, который рисовал дебильные комиксы. Илья не сомневался, что у нее были какие-то сильные чувства к этому нищеброду. Эта девушка умела отдавать себя другим без остатка, не ожидая ничего взамен. Редкое качество. Именно это в ней и очаровывало больше всего.
Илья ревновал её. Но, если с соперником он справился бы, то с острым ощущением своей неполноценности и ничтожности справиться было куда как сложнее. Он не мог просто взять и выкинуть из головы, что именно он сделал Аню несчастной, спалив её дом. Никак не мог забыть её крика, когда она увидела мертвого мальчишку. И эти шрамы на ногах — отметины боли, такие же какие мама оставляла на своем теле из-за него.
Илья выбрался из-под дерева. Встал и, разминаясь, пошел к морю. Попробовал умыться, но дотронувшись до воды, вздрогнул, опять ужалило чувство вины. Во всем теле возникли неприятные покалывания. Пришлось оставить эту затею.
Он сел на берегу. Задался вопросом, что дальше, и не смог себе ответить. Ему казалось, что он обкурился и все это трип. Он и прекрасен и вместе с тем по-наркомански ужасен в своей изломанной реальности. Легкий счастливый дурман, но сквозь него настойчиво тукало, что все это иллюзия, а на самом деле все не так.
Он был уверен, что Михаил поймет, что его план не удался и вновь попытается его прикончить. Однако на этот раз между ними стояла Аня. И нельзя допустить, чтобы её смяли, как несущественную преграду на пути к великой цели. Михаил был одержим, он искренне верил, что стерев с лица земли следы своих ошибок, он исправит и их последствия. Илья же в этом очень сомневался.
Еще немного взвесив, он решил, что ему нужно каким-то образом валить с этого острова грез, подальше от нее, и тогда у Ани будет шанс спастись, а у него — начать все сначала.
Задумавшись, он не заметил, как к берегу подошла Аня. Сонная теплая она счастливо улыбнулась ему. Он ответил вымученным оскалом.
— Ты опять не в духе?
Она вышла вперед к самой воде. Повернулась к Илье лицом и стала медленно стягивать с себя платье.
— Что ты делаешь? — голос охрип, и сердце застучало в ребра. Илья настороженно следил за ней.
— Хочу искупаться, — с каким-то непонятным вызовом, пожала она плечами.
— Это может быть опасно! — вспомнив свой недавний неприятный опыт, предупредил он.
Подавляя в себе желание схватить её и утащить в их вигвам, он отвел глаза.
— Думаешь, тут есть стафилококк? — насмешливо фыркнула она.
Аня, не спеша, стянула трусики и лифчик, уподобляясь первой женщине в раю. Нагая, прекрасная, волнующая. Налитая округлая грудь с крупными коричневыми сосками, словно была создана для мужских рук. Припасть бы губами к ней, разжечь огонь и сгореть.
Аня повернулась спиной к нему и шагнула в воду. Тяжелые волосы ярким каскадом струились до самой поясницы. Илья помнил, что от них пахло пшеницей и костром. В их гуще можно было забыться без остатка. Его переполняла беспредельная нежность на грани отупляющего желания поддаться соблазну.
Скрывшись в воде по пояс, Аня повернулась к нему, на груди заблестели искристые капли. Точно ундина она приглашающе спросила:
— Ты идешь?
— Я? — задал он идиотский вопрос, будто тут еще мог кто-то быть.
Аня так просто улыбнулась, и столько в ней в этот момент сосредоточилось женского, чарующего, что по телу прошла судорога, и он вздрогнул. Он не мог справиться с желанием. Краснея и бледнея, маялся, как подросток, у которого на пляже внезапно случился стояк. Прежде с женщинами он чувствовал себя совсем иначе. Он полностью владел собой, а теперь владели им.
— Вода чудесная, что ты стоишь, Илья?
Илья скрипнул зубами, всеми силами удерживаясь от искушения. Но, обнаружив себя на ногах у края моря, понял, что капитулировал. Он скинул одежду и вошел в воду вслед за Аней.
Вода обожгла благостью и чистотой. От чего его собственная греховность встала тяжелым комом в горле. Он захватил побольше воздуха и через боль нырнул. Голову сдавило, но он продолжал яростно плыть ко дну.
Он ненавидел себя за трусость и слабость. Он не смог признаться, что убил всю ее семью, даже когда знал, что это спасет её. А сейчас не может справиться с примитивными инстинктами. Он пытался смыть с себя — себя.
Вынырнул Илья рядом с Аней. Схватился за воздух и понял, что кислородного голода нет. И дыхание сбито, только присутствием Ани.
Она подплыла к нему еще ближе, обняла. Прижалась. Он задрожал. И обнял в ответ. Почувствовал кожей затверделые бусинки её груди. Откликнулся ответной твердостью.
— Что же ты такой напряженный? Я рядом. Все позади.
Волны ласково баюкали их. Он никогда ничего так сильно не хотел, как Аню в этот момент. До темноты в глазах, до огня внутри, почти до полного забвения. Но это почти и поднимало его на дыбы и не позволяло отдаться желанию целиком. Он больше не мог, не мог этого вынести.
— Аня, что ты делаешь со мной? — слова, обжигая горло, вырвались горячие трескучие.
— Нет, это все ты, Илья, — улыбаясь, возразила она, ласково водя кончиками пальцев по его щеке. — Я хочу тебя любить…
— Не нужно… — попросил он.
— Тебе нужно больше всего…
— Аня, это я…
— …Да, это ты… — шепчет она.
Илья забывается в её шепоте. Сладостное томление ползет по телу. Он проводит рукой по ее шее, жадно целуя в первый и последний раз. Она вытягивается, как струнка, губы мягкие податливые, но её ответ выдает неопытность и волнение. С трудом оторвавшись, Илья выдыхает:
— …я подстроил тот пожар…
— …какая ерунда, Илья…
— …я сжег твой дом! — жестко повторяет он.
— Зачем ты это говоришь? — она отстраняется, с непониманием смотрит ему в глаза. — Ты тогда был со мной, я помню. Ты не мог, потому что ты был рядом.
— Чтобы отвести подозрения от себя, — как же это больно, когда во взгляде недоверие сменяется горечью и болью. — Я подговорил человека…
— Но зачем? — губы её дрожат, тело становится холодным, задеревеневшим.
— Тогда я знал зачем, а сейчас не знаю, — признается он.
Аня ударяет его кулаком, сначала через сопротивление, потом удары становятся все хаотичней и уверенней. От этих легких ударов её маленьких кулачков ему становится как будто немного легче. Совсем немного, но легче. Он обнимает её, она пытается вырваться, но как-то слабо. Хотя, скорее всего, это он обнимает слишком крепко.
— Зачем?! — бессвязно рыдает она, уткнувшись ему в плечо. — За что ты так со мной?!
Рай не выдерживает напряжения и раскачивается, размазываясь по небу золотой и огненной пылью. Тают миражи райских островов, и открывается горизонт, что обрастает земными, привычными пейзажами. В нос бьет запах весны. Прохладный ветер трогает кожу. Под ногами размякшая, напитавшаяся снегом почва.
Аня отстраняется. Растерянно оглядывается. Поняв что-то про себя, качает головой. Вглядывается в Илью сосредоточенно, недоверчиво, будто впервые увидела. Поворачивается и медленно, спотыкаясь, идет прочь. На ней всё то же белое платье, а ноги босые.
На губах у Ильи еще теплится нежный след ее имени:
— Аня, — а в груди уже поднялись холод и тоска.
Вокруг — вроде обычный лес с привычными соснами, под которыми еще сохранились грязные островки не дотаявшего снега, а небо какое-то странное — в огне и золоте. И земля под ногами подрагивает, как будто он стоит не на устойчивом плато, а где-то на мачте в море.
— Это как же я обдолбался, что все так едет?
Позади него вычерчиваются растерянные лики ангелов. Они покинули рай навсегда.
На Илью кто-то налетел и сшиб с ног. Землю в этот момент хорошенько тряхнуло. Он потерял равновесие и упал в грязь. Покатился с каким-то парнем, матюгающимся с ним в унисон, по дрожащей накренившейся земле.