Ключ - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Глава 1

Кап, кап. Монотонный звук то нарастал, то удалялся. Шурик слегка приоткрыл глаза в ожидание того яркого света, который сверкнул в глазах, едва он дернул ручку турецкого унитаза в бусыгинской кладовке, но в этом месте царил полумрак.

— Ничего себе, дернули за веревочку, — ошеломленно пробормотал Шурик.

— Долго ты валяться собираешься? — раздался совсем рядом недовольный голос Машки. — Вставай!

Вепрев кое-как поднялся, расправил затекшие плечи, выпрямился, и вполголоса выругался, стукнувшись головой о низкий потолок. Потирая ушибленное место, он, наконец, огляделся.

К своему вящему изумлению, он обнаружил, что стоит в довольно широком коридоре, оба конца которого тонули в густом мраке. Липкая полутьма обволакивала со всех сторон, заставляла постоянно оглядываться, сквозь мусор, дырявым восточным ковром устилавшим пол, проглядывала потертая коричневая плитка. Стены, в которых не было ни окон, ни дверей, были выложены из грубо отесанных камней, а закопченный сводчатый потолок, подпираемый двумя рядами мощных колонн, был настолько низок, что Вепреву приходилось все время нагибаться. Сумрак этого подобия склепа разгонял только неровный свет немногочисленных чадящих факелов, воткнутых в стены. «Да тут у любого крышу снесет» — мелькнула в голове дворника тоскливая мысль.

Рядом стояла Маша — на её лице была написана, видимо, та же самая мысль. И без того короткая юбка девушки задралась, обнажая красивые ножки, но она того не замечала, настороженно озираясь по сторонам.

— Ну, что скажешь? — поинтересовалась подруга.

— У тебя это… трусы видно, — невпопад ляпнул дворник-математик.

Девушка досадливо потянула вниз крохотную юбочку и вымученно улыбнулась:

— Ой, а ты их никогда не видел, да?

— Ладно, давай поищем выход, — рассудительно предложил Вепрев. — Может, найдем кого…

— Давай, — согласилась Зверева, озираясь по сторонам. — Только куда идти?

— Ну, это легко, — попытался сострить Шурик, — направления у коридора всего два.

— Ага, — рассеянно согласилась Маша, напряженно вглядываясь в страшную тьму, в надежде уловить там какое-нибудь движение. — Есть тут кто-нибудь?! — внезапно крикнула девушка, сложив руки рупором.

Гулкое эхо голоса, отразившись от сводчатого потолка, прозвучало столь зловеще, что молодые люди невольно вздрогнули. Внезапно вдали что-то зашуршало и тут же стихло. Маша испугано поёжилась и посмотрела в пугающую темноту тоннеля.

— Там кто-то есть, — пробормотала девушка.

— Ладно, пошли туда, — решительно заявил Вепрев, — авось, найдем кого-нибудь.

И взяв Машу за руку, потянул ее за собой в жуткую тьму коридора. Метров сто они шли молча. Маша послушно следовала за приятелем, изредка спотыкаясь на кучах мусора, Вепрев как танк прокладывал путь, стараясь не поднимать лишнего шума, и мертвая тишина, царящая в этом месте, нарушалась только звуками их дыхания да хрустом мусора под ногами. Последний факел скоро остался позади, и мрак сгустился настолько, что Шурику пришлось двигаться наощупь, придерживаясь свободной рукой за неровную, покрытую плесенью стенку. Второй рукой он держал Машу, которая мертвой хваткой вцепилась в его ладонь, и, кажется, уже начала всхлипывать.

— Не робей, Машуня, сейчас при… — начал было Шурик, и тотчас больно ударился обо что-то головой. — Черт! Кажется, уже пришли.

Достав из кармана зажигалку, он посветил перед собой. В слабом неровном свете крохотного язычка пламени едва виднелась глухая стена, сложенная из того же камня, что и стены. Коридор закончился тупиком.

— Посмотрим, может, какой проход есть, — пробормотал Вепрев, и двинулся вдоль препятствия, подсвечивая зажигалкой. Предположение оказалось верным — пройдя всего несколько шагов, он увидел, что в самом центре стены чернеет узкий проход, скорее даже щель, в которую едва мог протиснуться один человек. По остаткам петель, щепкам и трухе, валявшимся на полу, можно было предположить, что здесь когда-то даже была дверь.

Шурик отпустил Машину руку, подошел к щели и заглянул. В нос ударил затхлый запах, какой бывает в старых, заброшенных помещениях, проход был тесным и длинным, но зато в конце его слабо виднелось какое-то обширное сумрачное помещение.

— Там вроде бы какая-то комната, — вполголоса сообщил Шурик, обернувшись к подруге. — Пошли?

— Давай, — шепотом согласилась она.

Шурик нервно облизнул губы, быстро огляделся по сторонам, глубоко вздохнул и осторожно втиснулся в проход. Маша, боясь оставаться одна в жуткой тьме коридора, торопливо последовала за ним. Лаз был узким, парочке пришлось протискиваться между его стенами, увешанными омерзительно мягкими и скользкими стеблями каких-то растений, а под ногами что-то противно хрустело и чавкало. Примерно на середине пути потолок понизился, и Шурик пару раз больно приложился головой о выпирающие сверху камни. К счастью, путь оказался не слишком долог, и не успели их спины занеметь от неудобного положения, как огрызок коридора неожиданно выплюнул их в огромный зал с немыслимым, метров десяти высотой, сводчатым потолком, на котором плясали отблески десятков нещадно чадящих факелов.

То, что предстало перед взором молодых людей, заставило их остановиться и застыть на месте. Они не могли поверить собственным глазам, и лишь пытались рассмотреть всё до последней мелочи, стараясь не упустить ничего.

— Обааалдеееть, — протянула Маша, — слышь, Шурик, глянь вон туда, — девушка показала пальчиком в дальний конец зала.

— Дааа… — только и сумел вымолвить Вепрев, потрясенный зрелищем. И было от чего — там, на высоком, метра в три, постаменте, похожим на алтарь языческого храма, сиял золотом великолепный трон, усыпанный блестками драгоценных камней, а на троне важно восседала огромная, метров, наверное, пяти высотой, статуя какого-то старика с грубыми, словно вылепленными из глины чертами лица. На голову старикашки неведомый ваятель нахлобучил дурацкий колпак, а по его левую руку зачем-то повесил здоровенный медный гонг, похожий на начищенный медный тазик диаметром около двух метров.

В полумраке зала скульптура выглядела зловеще, казалось, что старик пристально и с недоверием разглядывает молодых людей, как будто бы осуждая незваных гостей. Свет факелов танцевал какие-то безумные танцы с темнотой, повсюду виднелись движущиеся теневые силуэты, камни искрились. Зрелище было весьма впечатляющим, одновременно страшным до ужаса и манящим своей красотой.

— Б-р-р-р, — передернула Маша плечами, — Саша, он как будто на нас смотрит!

— Наверное, это вроде храма, — неуверенно предположил Шурик, — а этот дедок тут божеством чалится…

— Ага, — с иронией в голосе произнесла Маша, — а на этой карусели жрецы катаются, — она показала на круглую площадку, похожую на подиум высотой метра этак в три, торчащую в самом центре зала. Шурик пригляделся. Глаза уже привыкли к полумраку, и в неровном, колеблющемся свете факелов, можно было разглядеть, что площадку концентрическими кругами обвивают четыре толстенных кольца, поверхность которых ярко искрилась, отбрасывая на стены и потолок зала многоцветных зайчиков.

— Что-то не очень похоже на карусель, — усомнился Вепрев, — сидений нет. И что за кольца такие?

— Ну, пошли, посмотрим, — предложила Машка, — чего гадать-то? — и девушка решительно зашагала к странному сооружению. Вепрев, пожав плечами, последовал за ней, оставляя ребристые отпечатки своих сапог на ровном полу, покрытым толстым слоем пыли.

Вблизи кольца показались ему весьма странными, и почему-то внушали смутный страх. Толщиной они были около метра, а их поверхность была густо усыпана крупными бугорками чешуек, и что-то смутно напоминала. Внезапно Шурик вспомнил, где он видел такие чешуйки.

— Маша, стой! — воскликнул вдруг он, хватая подругу за руку, — да ведь это же змеи! Змеи!

Машка остановилась, и с любопытством, смешанным со страхом, уставилась на то, что сначала они приняли за кольца.

— И точно, змеи, — прошептала она, — ну и громадины!

В самом деле, кольца, окружавшие «подиум» оказались змеями, они были неправдоподобно огромными, их мощные, упругие тела туго навивались друг на друга, не оставляя между собой и «подиумом» ни малейшей щели.

— Саша, ты только посмотри, на них что-то нарисовано! — воскликнула девушка, указывая пальчиком на тело крайнего чудища, — как будто головы! И камешки какие-то, вроде, драгоценные!

Вепрев наклонился, и пригляделся к шкуре чудища. Действительно, каждая чешуйка на спине гада важно поблескивала желтоватым цветом, словно была сделана из золота, и в ее центре сиял тщательно ограненный драгоценный камень. Издали чешуйки сливались в причудливую мозаику, в которой можно было угадать изображения голов мужчин и женщин всевозможных возрастов и рас, с самыми замысловатыми прическами и головными уборами, а то и вовсе без них.

Маша наклонилась, и попробовала оторвать от одной из чешуек крупный камень, искрящийся как бриллиант. Но не тут-то было — огромное тело змеи внезапно резко дернулось, едва не сбив Звереву с ног. Она с визгом отскочила в сторону.

— Она живая! — воскликнула она, — Шурик, она живая!

— Ага, — согласился экс-математик, — потому и дергается. Ты, небось, тоже бы задергалась!

— Тоже, сравнил меня с какой-то змеей! — обиделась Зверева.

— Ну, ладно, ладно, — примирительно сказал Шурик, — не сердись. Мне вот интересно, чьи это головы на спине нарисованы?

— Откуда мне знать? — фыркнула Маша, — может, это здешние святые. Вон, смотри, у второй на спине вроде туловища изображены, — показала девушка, — а дальше не понять, какая-то ерунда.

В самом деле, узоры на спине третьей змеюки изображали посохи, ступы, старые сумки, ветки деревьев, платки и прочую рухлядь непонятного назначения, а у той, что плотно окольцовывала круглую площадку, можно было с трудом различить непонятные знаки, похожие на какой-то ребус. Там были лестницы, метлы, облака, ладьи, струи дождя, вихри торнадо, колесницы, и еще какие-то совсем уж диковинные символы.

— Да, непонятно, — согласился Шурик, — Ну, да ладно, пошли на их головы посмотрим. Только ты не трогай, а то еще укусит.

Молодые люди двинулись в обход змеиных колец, с опаской держась в стороне, и скоро приблизились к той части, что была ближней к постаменту с загадочной статуей. Там покоились головы огромных рептилий, и, увидев их, Шурик и Машка замерли, потрясенные небывалым зрелищем.

— Не, ну ваще-е-е-е, — протянула Зверева, — это как такое может быть?

Зрелище было необычным — огромные головы змей держали в своих устрашающих пастях собственные хвосты, как будто каждая гадина вознамерилась сожрать саму себя. Пара желтых, немигающих глаз размером с пачку сигарет, пристально смотрела перед собой, как будто не замечая происходящего. Из широко разинутого зева торчали клыки размером с саблю, а на кончике морды каждой рептилии находился роговой выступ, похожий на золотую рукоятку с рубином на конце. В самом центре плоской треугольной головы каждого чудовища красовалось одно из тех изображений, что и на их спинах.

— Да, впечатляет, — согласился Вепрев, — это они что, типа сами себя лопают?

Машка нервно хихикнула, и собиралась что-то ответить, но тут Вепрева внезапно осенило:

— Слышь, Маша, — воскликнул он, — а ведь эта штука похожа на какую-то шкалу! Ну, змеюки как бы крутятся, и что-то там происходит…

— Как крутятся? — недоуменно спросила Зверева, — они же самих себя сожрут!

— А вот посмотрим! — лихо заявил Вепрев, и, ухватив крайнюю гадину за рог на голове, попробовал повернуть ее тело вперед. Неожиданно та послушно задвигалась, ее тело начало извиваться, как будто заглатывая хвост, но и хвост, в свою очередь, стал с шуршанием выползать из пасти, так что голова оставалась на своем месте.

— Саша, а у нее картинка на башке меняется! — воскликнула Машка.

— Точно, — согласился экс-математик, — я ж говорю, вроде шкалы.

— И на фиг она нужна, эта шкала? — недоуменно спросила Машка, — ничего ведь не поменялось!

— Ну, может, не туда крутил… — неуверенно возразил Шурик, не желая сдаваться. — А вот щас проверим. — И Шурик попробовал покрутить змею в обратном направлении. Однако ничего не произошло — рептилия неподвижно лежала на месте, только пару раз моргнула своими зенками.

— Ну, ладно, пошли дальше, — предложил он. — Может, еще что-то надо покрутить.

Парочка все так же осторожно отошла от головы, и тут же увидела небольшую ажурную лесенку, ведущую на «подиум». Лесенка сама по себе была настоящим произведением искусства — легкая, изящная, как будто сотканная ювелиром из тонких, как паутина, золотых проволочек, и усыпанная блестками драгоценных камней.

— Ну, вот, я же говорил, — обрадовался Зверев, что там наверху-то? — он поднялся на пару ступенек, и заглянул на площадку. — Точно, какой-то треугольник. Может и там надо что-то покрутить?

— Дай посмотреть, — жалобно потребовала Машка, — ты уже крутил, я тоже хочу!

Шурик неохотно спустился, уступая место подруге, и та легко взбежала на круглую площадку диаметром метров в пять. Поднявшись, она глянула в центр «подиума» и тут же восторженно ахнула — там красовался правильный треугольник, выложенный сверкающими зелеными изумрудами, а в его углах зловеще поблескивали огромные, размером с кулак, рубины.

— Ну, Вепрев, — восторженно воскликнула Маша, — да тут такое богатство, что нам и всем нашим детям и внукам хватит!

— А что, у нас будут дети? — заикаясь от страха, спросил Шурик, побледнев от такой ужасной мысли.

— Причем тут ты? — огрызнулась Маша, сверкнув сверху глазами на приятеля, — тоже мне, жених!

— Ладно, ладно, — примирительно сказал дворник, — че делать-то будем? Людей тут нет, одни змеюки. Как выбираться — непонятно. Змей крутить, что ли?

Однако Машка, которой было и страшно, и интересно одновременно, пропустила слова приятеля мимо ушей. Любопытная девушка подошла к центру площадки, присела на корточки, и принялась с любопытством рассматривать необычный треугольник. Потрогав рубины, она попыталась выколупнуть один из них. Тот, однако, даже не шелохнулся — все было сделано на совесть, в расчете на века.

Разочарованно вздохнув, Зверева поднялась на ноги.

— Ну как, озолочение откладывается? — с ехидцей в голосе спросил Шурик.

Маша махнула рукой, и бессознательно сделала шаг вперед, ступив в самый центр треугольника.

— Не вытащ… — начала было она, но в этот момент рубины по углам треугольника вспыхнули ослепительным кроваво-красным цветом, по изумрудным камням волнами побежали зеленые огоньки, а на стене напротив «карусели», как будто ниоткуда, появилось огромное зеркало, красиво обрамленное литой золотой рамой. Несколько секунд поверхность зеркала волновалась, словно речная гладь от брошенного камушка, затем полыхнуло ослепительно-ярким светом и успокоилось.

Ошеломленная Машка глянула в зеркало, и обомлела. Зеркало во всех подробностях отражало странный зал со всем его одержимым, но на том месте, где должно было стоять её собственное отражение, на девушку взирал скособоченный зверообразный мужик с бородой лопатой, горящими безумными глазами, и руками, достающими до пола. На лохматую голову мужика был напялен череп какой-то рогатой твари.

— Ой, — испуганно взвизгнула Маша и опрометью сбежала с площадки. Действо тотчас прекратилось — рубины начали медленно гаснуть, а зеркало растворилось в стене, как будто его и не было.

— Шурик, что это? — дрожащим от ужаса шепотом спросила Машка, вцепляясь в руку Шурика, — что это было?

Шурик, напуганный не меньше подруги, уже открыл было рот, чтобы ответить, но внезапно его прервали мерзопакостные чавкающие звуки со стороны алтаря. Вздрогнув, молодые люди повернулись, и в полном обалдении увидели, что статуя старикашки на троне начала оживать. Сначала его формы слегка оплыли, словно скульптура превращалась в кусок мокрой глины, затем размякшая фигура, издавая те самые противные чавкающие звуки, пошевелила руками, покрутила головой, и, наконец, повернула свою безобразную морду в сторону вконец очумевшей парочки. Тут же веки его глаз размером с чайные блюдца поднялись, и на Шурика с Машкой уставились два рачьих глаза.

Маша взвизгнула, и, следуя врожденному женскому инстинкту, моментально спряталась за Шуриком, а тот подобрался, ожидая самого худшего. Однако оживший истукан не проявлял враждебности, напротив, его отвратительная морда осклабилась в доброжелательной улыбке, и статуя, разлепив огромный рот, приветливым тоном произнесла, причмокивая огромными, как подушки, губами:

— Привет, ребята! Желаете позабавиться?

Все еще пребывая в некотором обалдении, молодые люди подошли поближе к громадной фигуре и поздоровались.

— Ээээ… здравствуйте. А кто вы? — спросил дипломированный дворник.

— Я — Творец Примитивов, — гордо изрекла скульптура, и многозначительно кашлянула, словно ожидая оваций.

— Че? — удивленно спросил Шурик, — че еще за примитивы?

Творец Примитивов, не дождавшись аплодисментов, разочарованно вздохнул, поерзал на своем Троне, заложил ногу на ногу и облокотился. Устроившись поудобнее, он вытащил из складок балахона грязный носовой платок, оглушительно высморкался, и с нескрываемым любопытством глянул на экс-математика.

— Примитивы, молодой человек, это…. — Творец задумался, почесал пятерней за огромным ухом, и напялил на лицо глубокомысленную мину, — ну, скажем так, это упрощенные версии богов, чтобы тебе было понятнее.

— Это в каком смысле упрощенные? — полюбопытствовала Машка, высовываясь из-за спины Шурика.

— В прямом, барышня, — заявил Творец. Видимо, от скуки он был не прочь потрепаться, и пустился в пояснения. — Вот, например, у вас там есть Баба Яга, Кощей Бессмертный, домовые, русалки, лешие, и прочая лохотня. Это и есть Примитивы Богов. Так сказать, болванки.

— А чем они хуже просто богов? — тупо спросил Шурик.

— Ну, это ты, паря, сказанул, — поразился Творец, — да какие ж они ваще боги, Примитивы-то? Да им до богов, как тебе до Китая раком! Так, трухло всякое, по мелочи напакостить могут — только. Потому и сидят по щелям, да по зонам, и не рыпаются.

— А настоящих богов вы делаете? — жалобно спросила Машка, выходя из своего укрытия — мне ужас как в Богини хочется!

— Ну-у-у-у… — важно протянул старикашка, плотоядно разглядывая Машкины коленки, — настоящих, так сказать, мнээээ… конкретных Богов, в другом месте делают… — Творец примитивов понурился и вздохнул, — но попасть туда, ребята… — Творец подкатил рачьи глаза и вздохнул, — не, и мечтать не могу… Кстати, зовите меня Эрдрумом.

— А где это место? — спросила Машка.

— Да, в общем-то, недалече, — доверительно сообщил Эрдрум, хитро подмигнув слегка разочарованной Машке, — да тока делать вам там нечего, — туда просто так не пускают.

— А как пускают? — полюбопытствовала Машка, — за откат?

Творец отрицательно помотал башкой, так, что с его головы слетел колпак, показав плешивый череп.

— Сначала надо себя в Примитивах проявить, — назидательным тоном пояснил он, — доказать, так сказать, крутизну. — И внезапно, подавшись вперед, спросил резким голосом:

— Так будете в примитивы записываться, или как?

— А назад можно? — уныло спросил осторожный Шурик, не любивший авантюры, — ну, в смысле, домой как бы.

— Не, ребята, назад вам ходу реально нет, — Эрдрум с притворным сочувствием покачал головой, — раз уж попали в Верхний Мир, то просто так вам не уйти. Хотя… — Тут старикашка сделал вид что задумался, и после короткой паузы сообщил удрученным молодым людям:

— Вот, правда, ежели в Примитивы запишитесь, тогда можно… Портал я вам открою, да…

— Нам надо посоветоваться — решительно заявил Шурик. Эрдрум благожелательно кивнул, и его колпак, валявшийся на полу, сам собой подпрыгнул в воздух и плавно опустился на плешь хозяина.

Шурик повернулся к Машке и вполголоса спросил подругу:

— Ну, мать, че делать-то будем?

— По всему выходит — в примитивы эти самые записываться светит, — ответила Машка, испуганно округлив глаза.

— Ага, — хмыкнул Шурик, — ты — в бабу Ягу, а я — в Кощея Бессмертного.

— Сам ты Баба Яга, — обиделась Машка, — еще чего! Я только в феи согласна, или в принцессы…

— В феи не советую, — деловито подал голос старикашка Эрдрум, который, оказывается, нагло подслушивал молодых людей, засунув в ухо кончик своего колпака, — размером малы, понимашь, затопчут.

— А во что можно? — спросила Зверева, обернувшись к трону.

— Нуууу…. — сами выбирайте. Вон, видите змеек? — Эрдрум показал кривым пальцем на кошмарное сооружение в центре зала. Молодые люди оглянулись на свернувшихся тварей, и Шурик с сомнением в голосе подтвердил:

— Ну, видим.

— Вот и дерзайте, — Творец Примитивов откинулся на своем троне, и широко зевнул. — Уа-ха-ха… Один, значицца, залезат наверх, второй крутит змейку. И всех делов. Как закончите, разбудите, — и старикашка тотчас захрапел, растекшись на своем троне бесформенным комом, словно кусок теплого говна. На поверхности остался только его огромный рот, непрерывно издававший громовые звуки хр-р-р-р… хр-р-р-р… хр-р-р-р…

— Чур, я первая! — воскликнула Машка, и мигом взлетела на площадку. Там она, не мешкая, вступила в таинственный треугольник, его камни тотчас послушно засветились, а на стене опять вылупилось зеркало все с тем же зверовидным мужиком.

— Фу, урод! — Машка показала мужику язык. Тот не остался в долгу, и сделал неприличный жест локтем.

— Ой, — в который раз за сегодня взвизгнула Зверева, — Саша, крути скорее, убери этого! — потребовала она, топнув ножкой.

Шурик послушно подошел к первой змеюке, и, ухватившись за рог, осторожно потянул ужасную тварь. На треугольной голове рептилии изображение лохматой башки мужика сменилось отвратительной крысиной мордой.

— А что дальше? — недоуменно спросил дворник самого себя, но тут ответ пришел сам собой — зеркало напротив Машки полыхнуло, и снова успокоилось. Шурик глянул на отражение и содрогнулся — вместо мужика из зеркала на него злобно щерилась мерзопакостная крысиная морда.

— Это что, мне с таким фэйсом ходить придется? — протестующе воскликнула Маша, — убери щас же!

Шурик вполголоса выругался, и крутанул змеиную башку еще раз. Крысиную морду сменило клыкастое собачье рыло с рогами на голове.

— Не пойдет? — спросил он Машу, заранее зная ответ.

— Ты, Вепрев, меня реально достаешь, — кокетливо заявила подруга, — ну куда мне с такой рожей?

Шурик согласно кивнул, и снова налег на рычаг. Однако и следующий вариант — женщина средних лет с мерцающими неоном глазами — тоже был решительно отвергнут, и Вепреву пришлось долго, до седьмого пота, крутить змея. Одна за другой были забракованы девочка лет шести с незабудковыми глазками, длинноволосая кикимора с зеленым лицом, сисястая негритянка с полуметровой шеей и страусиным пером в носу, и множество прочих ликов мужчин и женщин всех мыслимых рас и возрастов.

Наконец, после часовых усилий, Машка, которая нетерпеливо покрикивала на несчастного Шурика, остановила свой выбор на прелестной женской головке с огромными ярко-зелеными глазами, пушистыми золотыми вьющимися волосами и нимбом над головой. На кривобоком теле мужика эта головка смотрелась донельзя комично, однако Шурика больше всего поразило не это, а то, что лицо носило несомненное сходство с Машкиной симпатичной мордашкой.

— Очень мило. Скромненько, но со вкусом, — одобрил выбор внезапно проснувшийся старикашка. Шурик глянул в его сторону и оторопел — из кома грязи, размазавшейся по трону, на него смотрел единственный глаз, вылупившейся из недр неаппетитной кучи. — Теперь крути вторую цыпочку, тулово выбери, — велел огромный рот, вслед за чем глаз насмешливо подмигнул экс-математику, и растворился в коме дерьма, а рот снова заливисто захрапел.

Вздохнув, Шурик вскарабкался на первую гадину, задрал голову, и обратился к Маше.

— Ну что, Маш, продолжим? — спросил он, надеясь на чудо.

— Есессно, продолжим, — безжалостно ответила подруга, — Ты што, Вепрев, хочешь, чтобы я в таком виде народу явилась?

Шурик еще раз вздохнул, и крутанул вторую змеиную башку. К головке прекрасной девы приросло тело мускулистого амбала с небрежно перекинутой через плечо шкурой льва.

— Фу, Шурик, какой ты гадкий! — Машка капризно топнула ножкой, от чего амбал с головой прекрасной юной девы тоже топнул ногой. — Убери немедленно! Хочу себе 90-60-90 и попу красивую…

— Ага, и ещё мужа богатого, чтоб за «Зенит» болел, — сквозь зубы процедил Шурик, однако безропотно налег на рукоятку.

Причудливые тела сменяли друг друга, не менее странные, чем головы. Перед глазами Вепрева промелькнули деревья с ветками-руками, русалки с хвостами вместо ног, огромные раки с устрашающими клешнями, какие-то полулюди-полуживотные в шкурах, грудастые девицы со стрекозиными крылышками, и множество прочих тварей, о существовании которых Шурик даже и не подозревал. Одежда тоже была самая разная, от драных балахонов и набедренных повязок, до шикарных, богатых нарядов, расшитых золотом и усыпанных драгоценными камнями.

Наконец Машка остановила свой благосклонный выбор на теле прекрасной юной девы, условно одетой в черное кожаное бикини, слегка прикрытое ослепительно белым бархатным плащом, затканным золотыми нитями. На ногах у девы красовались изящные золотые босоножки с острыми длинными каблучками.

— Ну, все вроде, — с облегчением сказал вспотевший Вепрев, но в ответ с трона донеслось противное хихиканье.

— Не торопитесь, юноша, — проплямкал огромный рот, буровя дворника рачьим глазом, — теперь надо выбрать особый атрибут божественности.

— Че? — испуганно поинтересовался Шурик, — че за атрибут?

— Ты, паря, тупой какой-то, — с досадой произнес рот, — ну, сам подумай, как она докажет лохам свою божественность? Сиськами своими, што ли?

— Что?! — возмущенно взвизгнула Машка, — почему сиськами?

— Вот имянно, — прочмокала пасть, — подруга-то твоя верно фишку секет! Кого нонче сиськами разведешь? Штоп, значит, являть лохам божественную силу, нужно, стал быть, чудеса творить, и чем чудесатее, тем круче.

— А, так это надо типа волшебной палочки! — догадалась Машка, — Шурик, это клево! Давай, выбирай!

Вепрев переступил на голову второй твари, и принялся рассматривать изображения всякой дребедени на спине третьей гадины. И чего только там не было! Какие то кривые посохи, драные и целые сумки, сучковатые палочки и дубинки, молотки, холщовые, бархатные и парчовые мешочки, циркули, еще какая-то совсем уж непонятная дрянь, от обилия которой у Шурика зарябило в глазах, и он совершенно растерялся.

— А што выбрать-то? — беспомощно спросил он. — Маш, может тебе дубинка подойдет? В случае чего отобьешься…

— Вепрев, ты не умничай… — томно произнесла Зверева, любуясь на своё зеркальное отражение, и мило ему улыбаясь. — Какая еще дубина?

— А что подойдет-то? — спросил Шурик, но тут вмешался Творец Примитивов. Видимо, ему надоела вся эта суета, а потому он неторопливо принял прежний облик глиняного истукана, и снова уселся на троне, подперев подбородок кулаком.

— В общем, так, — прошамкал он, — советую, барышня, выбрать оливковую ветвь. Как раз подойдет, понимашь. И сила в ей — немереная, — с горделивыми нотками в голосе сообщил он, — сам сделал!

— А что, — задумчиво произнесла Маша, — можно попробовать! Крути машинку, Саша!

Вепрев принялся послушно крутить голову змея, на ходу просматривая картинки бесчисленных волшебных предметов и дивясь их разнообразию. Особенно его поразили изображения каких-то округлых предметов непонятного назначения, так что он даже вывернул голову назад, и спросил у снова задремавшего Эрдрума:

— А это что?

Тот, на секунду приоткрыв левый глаз, пробурчал:

— Сушеный помет Огненной Кобылицы. Превращает пиво в воду.

— А зачем это? — поразился Вепрев.

— А для подляны, — наставительно ответил Творец Примитивов, — не бери, бить будут.

Шурик хмыкнул, вспомнив кое-что из собственного опыта, и продолжил крутить. Наконец, на голове змея появилось изображение оливковой ветки. Как и ранее, зеркало ослепительно полыхнуло, и красотка в отражении кокетливо помахала зрителям изящной веточкой.

— Как красиво! — воскликнула Маша, — Саша, ты не находишь, что она очень удачно оттеняет цвет моих глаз?

— Нормально, — согласился Шурик, — только какой с нее толк?

— Да, а как она действует? — заинтересованно спросила Машка Эрдрума.

— Ух-р-р-р… — раздалось с трона. Творец примитивов опять храпел.

— Эй, Эрдрум! — позвала Маша.

— Что!? Где!? Уже!? Не надо!!! А-а-а-а-а!!! — вскинулся тот, испуганно открывая глаза, — А, это опять вы. Уф-ф-ф-ф… Закончили?

— Как ветка-то действует? — повторила вопрос Машка.

— А нефиг делать, — лениво поведал тот, — тюкни кого-нибудь по кумполу, он и превратится в каменного идола. На полчасика.

— А на больше нельзя? — разочарованно спросил Вепрев.

Эрдрум строго поглядел на экс-математика, сокрушенно покачал головой, и укоризненно сказал:

— Ай-ай-ай, молодой человек! А еще с высшим! Неужели вам так в тюрьму хочется?

— Это как это — в тюрьму? — всполошилась Машка, — за что!?

— А за членовредительство отвечать придется, барышня! — просветил Творец неопытную молодежь. — Кстати, большинство Примитивов на зоне и кончают. Или в Кунсткамере, уродами заспиртованными, хе-хе-хе, — мерзко засмеялся зловредный старец.

— Ой, — сказала перепуганная Машка, — Тогда не надо, я в тюрьму не хочу!

— Не робейте, барышня, — отмел сомнения Эрдрум, — эта штучка с предохранителем — через полчаса клиент очухается, и что он вам предъявит?

— Ну, хорошо, оставим ветку, — неуверенно заявила Машка, — Все уже?

— Ан нет, — ехидно ответил Творец. — Как ты лохам собираешься являться? Надо эффектно, чтобы пипл схавал. Хочешь, торнадо тебя на землю перенесет, хочешь — на облаке спустишься, или вот в сияющей ладье… А можно и по лестнице огненной — скромненько и со вкусом. Кстати! — Эрдрум задрал палец и возвысил голос: — В качестве звукового и визуального сопровождения бесплатно, заметьте, совершенно бесплатно, прилагаются гром и молния! — старикашка хитро подмигнул, и доверительным тоном добавил: — Лохи будут визжать и плакать!

— Да! Да! — Машка даже запрыгала, стоя в центре треугольника, представив, как она будет спускаться на улицы Питера по огненной лестнице. — Ах, я всегда так любила все эти спецэффекты! — прощебетала она, — Саша, на лестницу огненную крути!

К счастью, лестница была под рукой, и едва Шурик повернул на два деления башку последнего гада, у ног зазеркальной девы явилась крутая лестница, на которой плясали язычки неземного пламени.

— Готово! — облегчением заявил Шурик, любуясь в зеркале плодами своего нелегкого труда. Зрелище было отпадным — сказочно прекрасная дева с пышными белокурыми локонами стояла на верху пылающей огненной лестницы, а ее белый бархатный плащ, развеваясь на легком ветерке, открывал точеную фигурку с высокой грудью, едва прикрытую потрясающим кожаным бикини. Вепрева аж заколдобило.

— Ну, Маш, нет слов! — восхищенно произнес он, но Зверева уже не слушала приятеля, зачарованно любуясь Примитивом, очень похожим на нее.

Глиняный старец почему-то противно хихикнул, а затем громогласно объявил:

— Примитив готов к употреблению! — и вопросительно глянул на Машку, — куда открыть Портал, барышня?

— Мне бы на Невский, я ещё к подруге должна забежать, — осторожно попросила Маша, — у Казанского, если можно, конечно…

— Выбор сделан, — снова прогремел старикашка, затем с кряхтением приподнялся, дотянулся до висящего рядом гонга, и небрежно стукнул по нему костяшками пальцев…

Камни на карусели замерцали с утроенной силой, Машку окутал клубящийся синий туман, а когда он, секунду спустя, развеялся, на подиуме вместо Зверевой стояла ослепительно прекрасная дева — точная копию своего зеркального отражения. Не успел Шурик ахнуть, как земля задрожала, и прямо под ногами у Машки разверзся портал, из которого торчал конец огненной лестницы, медленно уползающей вниз. Там с высоты птичьего полета виднелся многолюдный Невский проспект во всем своем великолепии — от Адмиралтейства до Александро-Невской лавры; темной ленточкой вилась Мойка с великолепным Строгановским дворцом, а дальше — Марсово поле, канал Грибоедова и тихая Фонтанка, по которой как раз проплывал экскурсионный теплоход, и Аничков мост со скульптурами укрощаемых коней…

Старикашка Эрдрум опять противно хихикнул, и заявил:

— Прямо напротив Казанского собора, как заказано, — физиономию Творца перекосила ухмылка, — вперед, барышня, не робейте!

— Маша, ты только там полегче! — встревоженно крикнул Шурик.

— Ладно, милый, только не ошибись с размером, — усмехнулась Машка, и, послав Шурику воздушный поцелуй, подобрала свой плащ и начала величественно спускаться по огненной лестнице, прямо к темнеющей внизу громадине Казанского собора…

sss

Через минуту портал закрылся, и в зале восстановилась прежняя тишина. Эрдрум вопросительно глянул на совершенно одуревшего Вепрева, и ворчливо поинтересовался:

— Ну, а вы как, юноша? Будете перевоплощаться?

Вепрев поежился. В примитивы ему как-то не хотелось, ну — никак не хотелось, а хотелось хлебнуть пивка в любимом заведении у тети Нади, а затем залезть в свою берлогу и поползать по Интернету, или посмотреть телевизор. Но все эти прекрасные вещи были так далеко!

— А можно потом? — спросил он Эрдрума, — в смысле, записаться в эти… примитивы?

— А чего ж нельзя, можно, — покладисто согласился старец, которому, видимо, лень было самому крутить змеюк. — Вот, посмотри пока, как твоя подруга будет народ колбасить, — предложил он, и, мерзко хихикая, ткнул скрюченным пальцем на зеркальное полотно, после чего и сам с нескрываемым интересом уставился в него…

sss

Денек выдался самым обычным. Как всегда, по Невскому струился поток машин, торопились по своим делам прохожие, слышался гул голосов, звонки мобильных телефонов, сигналы автомобилей, и также, как всегда, деловито помахивал полосатой волшебной палочкой старшина милиции Панас Петрович Гавриленко.

Сегодня Петровичу везло. С каждым взмахом волшебной палочки незадачливые новички-водители, лихачи за рулем, приклеившиеся к мобильнику гламурные девицы и нервные дамочки неопределенного возраста послушно останавливались и безропотно отстегивали старшине причитающуюся дань, не требуя сдачи. Кошелек старшины потихоньку толстел, и Петрович уже довольно жмурился, как обожравшийся сметаной кот, мечтая о горячей солянке на ужин в мастерском исполнении супруги Марьи Сергеевны.

Неподалеку была припаркована девятка, в которой терпеливо дожидался своей очереди напарник Петровича — молодой, подающий надежды сержант Костик. Пока что он, сидя на водительском месте, пытался целиком запихнуть в рот огромный бутерброд с кольцом колбасы. Но то, что Костик увидел в следующий момент, заставило его застыть как изваяние с разинутым ртом — небо над каменной громадой Казанского Собора, скованное непробиваемым покровом свинцовых туч, внезапно вспорола вспышка молнии. Тут же, словно залп сотен орудий, грянул раскат грома, и в тучах прорезалась вращающаяся с бешеной скоростью воронка, из которой стала медленно выползать огромная пылающая лестница.

Залпом проглотив бутерброд, Костик выскочил из машины и заорал напарнику, указывая рукой вверх:

— Ё-маё… Петрович, ты глянь, че делается!

Петрович, обернулся, посмотрел туда, куда указывала рука сержанта, и аж присел от неожиданности, а волосы под его фуражкой встали дыбом, когда он увидел прямо посреди дороги полыхающую огнем лестницу, по которой плыла, словно облако, сказочно прекрасная женщина. Ее снежно-белые одежды развевались, окутывая незнакомку в белый вихрь, золотистые локоны развевались на ветру, а над головой переливался ореол. Многочисленные прохожие, замерев на тротуаре, с интересом наблюдали за тем, как она медленно и грациозно спускается на грешную питерскую землю, старушки приседали от страха и принимались истово креститься, а неунывающие подростки достали свои смартфоны, и с упоением снимали явление, заранее предвкушая, как они выложат это сенсационное видео в Интернет.

Внезапно с дороги стали доноситься истошные гудки, визг тормозов, звуки тяжелых ударов и матерная ругань. Старшина очнулся, и глянул на рабочее место. Там, прямо посреди Невского, начала образовываться плотная пробка из сталкивающихся автомобилей, водители которых засмотрелись на чудо природы и забыли об управлении своими железными конями. На глазах у старшины потрепанный синий форд врезался в задок новенькому лексусу, и их владельцы, выскочив из кабин, принялись с упоением дубасить друг друга по мордасам.

Панас Петрович зажмурился и потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения, и тут же в нем пробудился бывалый мент. «Нарушение!» — блыманула в голове старшины радостная мысль, — «Ну, щас я тебе покажу!» — и Петрович, круто повернувшись на каблуках казенных сапог, резво побежал к машине, возле которой застывшим изваянием торчал Костик.

— Что смотришь?! — гаркнул старшина, плюхаясь на сиденье, — заводи давай!

Костик мигом опомнился, вскочил в кабину, и повернул ключ зажигания. Девятка дернулась, и под вой сирены помчалась пресекать нарушение прямо к огненной лестнице…

sss

С каждой ступенькой величественные стены Казанского Собора вырастали вокруг Машки, и, наконец, ее ножка, обутая в изящную туфельку, коснулась асфальта. В собравшейся толпе засверкали фотовспышки, а Машка поправила волосы и приосанилась, гордо озирая народ.

Какая-то бабуля с авоськами, тяжело звякающими поллитровками, бухнулась Машке в ноги и заблажила:

— Дева пречистая… Отпусти грехи старой грешнице. Не со зла я, не со злаааааааа! Он сам с похмела удавился!

Остальная толпа, собравшаяся у подножия лестницы, с жадным любопытством таращилась на пречистую деву, обмениваясь впечатлениями, и никто так и не заметил, как над двумя пьедесталами, пустовавшими с 1824 года, закурился легкий дымок, и из него словно соткались из воздуха статуи ангелов. Они заговорили друг с другом едва слышимыми голосами, похожими на шепот звезд:

— Слюшяй Мойша, зачэм миня паслалы? Нэ знаю я ее. Нэт. Нэ наша эта красавыца. Вай, какая карошая!

— И шо такое «не наша», Ахмет? Я так думаю, шо она таки вообще ничья. И таки да, она хорошая. Шоб я так знал шо нам делать, как знаю, шо она хорошая…

И статуи снова растворились в воздухе…

Внезапно над густеющей толпой пронесся душераздирающий вопль сирены, и быстро очистил подступы к лестнице, освобождая дорогу патрульной машине ГИБДД.

— Расходитесь, граждане! Освободите территорию! — заорал мегафон голосом Костика, и толпа подалась назад, оставив новоявленную богиню наедине со стражами порядка. Сержант Костик неторопливо выбрался из кабины, и, небрежно помахивая волшебной палочкой, вразвалочку приблизился к Машке.

— Сержант Чуркин, — небрежно козырнул он, и продолжил укоризненным голосом — нарушаем гражданочка! С неба спускаемся, понимаешь, препятствуем дорожному движению, и вообще подрываем общественный порядок. Документики ваши попрошу…

Машка гордо вскинула голову, и ее золотистые волосы шелковой волной заструились по высокой груди:

— Дома забыла, — небрежно сказала она, с презрением глядя на Костика.

Костик слегка стушевался, покраснел, но тут же опомнился.

— Тогда придется задержать!

Несколько обалдевшая от такой наглости новоявленная богиня хотела что-то сказать, но тут вмешался Петрович, мигом понявший, что с этим нарушителем нужно разбираться особо.

— Ну шо ты тут робышь, Костя? — проворковал он вылезая из машины. — Беры ее пид белы рученки, а там и разбираться будем. Ишь народ волнуется. Опять же порядок нарушен. Гражданочка, йыдыте сюда. Хосподи, так она еще и почти в чем матушка ее выродила. Ой, краса. ладно, йыды до мэне, у машинку. Усе сейчас решим, йыди, дытятко, йыди…

Петрович уже протянул к Машке свою толстую, поросшую волосами ручищу, как она, вспомнив о своем оружии, легонько стукнула старшину по голове своей оливковой ветвью. Тотчас же на глазах ахнувшей толпы Панас Петрович превратился в каменного идола острова Пасхи, только с загребущими лапами и обезьяньей челюстью.

Костик испуганно глянул на окаменевшего напарника, выхватил из кобуры табельное оружие, и, заикаясь, фальцетом, закричал:

— Положь укроп свой, а то я щас тебя саму положу…

Тут Машка впервые испугалась — кто его знает, возьмет ее пуля или нет в новом обличии! Поэтому девушка благоразумно решила сдаться — она бросила оливковую ветвь на асфальт и подняла белые ручки.

— Сдаюсь, — сквозь слезы произнесла она.

— Вот так-то лучше, — заявил Костик, — спиной повернись.

Машка послушно повернулось спиной, и Костик, сунув ствол в кобуру, ловко защёлкнул на ее руках наручники.

— В машину давай, — велел он, снова беря в руку Макарова.

Маша, поникнув головой, направилась к девятке, и с помощью Костика забралась на заднее сидение. Дверь захлопнулась, отрезая незадачливого примитива от публики.

Сержант Костик вытащил из бардачка кусок мела, и обвел неровным кругом валявшийся в луже атрибут божественности. Затем, еще раз прикрикнув для острастки на толпу, он залез на шоферское место и взялся за рацию.

— 90, вызывает базу… Мне тут нужна подмога, одну ведьму до КПЗ доставить… и ещё экспертов по травке и врача… хотя, — он посмотрел на каменного истукана, — пришлите лучше какого-то из музея, у меня тут экспонат для них есть интересный… — Рация что-то прохрипела в ответ. — Никак нет! — истово заявил Костик, — Не пил я, товарищ капитан! Честно! Есть охранять!

Костик сунул микрофон в гнездо, вылез из машины, и принялся отгонять любопытных от каменного истукана.

— Расходитесь, расходитесь граждане! Нечего тут смотреть!

Народ зароптал, неохотно подаваясь назад. «Андел с неба спустился, так енти безбожники тут же его и заковали, вон, до сих пор путь его виден» — послышалось Костику, — «Да что ты, это ж из геенны огненной искусительница явилась! Вон, как всполохами пышет…», «Да хрен его, знает, Коля, может, кино снимают, может, лазер-шоу, может, еще что, но первый раз такой эффект присутствия», «Инночка, Инночка, тут сейчас такое было! Перед моей машинкой фактически прямо с неба свалилась какая-то совершенно безвкусная дамочка, и так на меня зыркнула, словно у меня тушь потекла… а у самой — не макияж, а акварельная краска».

— Смотри, сержант, что твориться, — внезапно обратился к Костику рыжий мужик в кепке, — а лестница-то… того… Чудеса, да и только… Может, она это… правительственная…

Чуркин обернулся, и посмотрел наверх. Огненная лестница, по которой спустилась нарушительница, медленно исчезала в небе Питера…

— Сейчас приедут эксперты и во всем разберутся… — Костик с чувством исполненного долга поправил фуражку, — вон, слышишь, едут уже. Проходите, не мешайте следственным мероприятиям.

Вскоре звук приближающихся сирен превратился в надрывный рев, и к месту происшествия подкатила пожарная машина, скорая помощь и патрульная буханка из ближайшего райотдела. Последней к тротуару причалила серенькая «Волга», из которой шустро выскочил сухонький старичок, а за ним неторопливо вылезли двое молчаливых молодых людей в одинаковых черных костюмчиках.

Старичок мигом подскочил к истукану, и принялся его рассматривать, ахая и восхищаясь, а молодые люди внимательно за ним наблюдали.

— Несомненно, поздний неолит! — заявил, наконец, старец, прищелкнув пальцами, — этой находке цены нет!

— Она вам нужна? — пресным голосом осведомился один из молодых людей.

— Разумеется, батенька! — воскликнул дедок, — это ведь древнеиннуитский бог Хапон! Он безмерно обогатит нашу коллекцию!

— Тогда забирайте, — все тем же бесцветным голосом разрешил молодой человек.

Старичок кивнул, и, крякнув от натуги, взвалил идола на плечо. С этой ношей он и побрёл к метро, а за ним тихо, выдерживая дистанцию, потянулись оба молодых человека.

В это время Костик разбирался с пожарными и скорой помощью.

— Тушить нечего, лечить некого, — нагло заявил он спасателям, — так што свободны.

Пожарные и скорая, посетовав на ложный вызов, умчались по своим делам, а к Костику неторопливо подошел молодой лейтенант из патрульной машины.

— Здоров, Чуркин, — приветствовал он Костика. — Че стряслось то?

— Здравия желаю, товарищ лейтенант, — браво ответил Костик, — вот, нарушительницу задержал, — Костик показал на Машку, которая, всхлипывая, все еще сидела в казенной девятке, держа скованные руки перед собой.

— Я, в общем-то в курсе, — сообщил лейтенант, — видео уже в отделе. Жаль Петровича, хороший был мужик, и водку пил классно…

— Ага, — согласился Костик, — Так что забирайте, по вашей части она. И вещь-док не забудьте.

— Лады, — кивнул лейтенант, — сейчас мы ее в отделение, а там разберемся. Только ты сам репейник этот в багажник забрось.

Костик уныло кивнул, и, подойдя к валявшемуся в луже божественному атрибуту, аккуратно взял его через засморканный носовой платок и закинул в багажник патрульной буханки. Патрульные тем временем пересадили всхлипывающую Машку в свою машину.

— Все, поехали, — приказал лейтенант, — бывай, Чуркин, — и патрульная машина умчалась.

Костик неторопливо забрался в свою девятку, и покатил на боевой пост, радостно предвкушая грядущие свершения, и вскоре на месте явления примитива остался только размытый меловой круг, да горы окурков и упаковок от жвачки.

sss

— Да это просто праздник какой-то! — умилился Эрдрум, отворачиваясь от зеркала.

— Куда они ее везут? — испуганно спросил Шурик у старикашки, стараясь не замечать раздражающего хихиканья.

— А то ты не в курсах, — ухмыльнулся Творец Примитивов, — знамо дело куда — в ментовку, дело шить! Она же по всем статьям — злостная хулиганка! Вот и вещь-док при ней, и показания свидетелей и прочее.

— И что теперь с ней будет? — от ужаса у Шурика ослабели ноги.

— Ну, че будет, че будет? Да ниче не будет! Посидит маленько, а мент и оклемается! — поведал Эрдрум, — Так што больше года не дадут. Я ж говорил, с предохранителем вещица.

— Как? — перепугался Шурик, — на год посадят?

— Ну дык а как ишшо-то? — развел руками Творец, — нападение при исполнении тут так и светит. А уж после ее показаний про Богиню ей еще большооооооой срок в психушке светит!

И Эрдрум гнусно захихикал, а его рачьи глаза закрутились в разных направлениях. Вепреву до того захотелось дать старикашке в рыло, что он тяжело засопел, но… там, в Питере, в тесном обезьяннике сидела глупая Машка Зверева, которая ждала помощи. Да и не дотянуться ему до мерзкой хари пятиметровой статуи!

— И что мне теперь делать? — подавленным голосом спросил он.

— С чем? — удивился Эрдрум.

— С чем, с чем, — передразнил Шурик Творца, — Спасать ее надо!

Старикашка прекратил хихикать и с притворным сочувствием развел руками.

— Не все так просто, паря! Что сделано, то сделано! — он поскреб пятерней подбородок, — вот разве тока откатить все к началу…

— Это как? — с надеждой в голосе спросил Шурик.

Эрдрум наклонился вперед, и доверительным тоном сообщил экс-математику:

— Ваще-то, паря, мне пофиг, что там бывает дальше с примитивами, што тут пархатятся, но как вы ребята конкретные, так и быть, помогу. Тока учти, дело это опасное, могешь и сам реально влететь.

Вепрева кинуло в жар от нехорошего предчувствия, и он совсем было решился послать подальше всех — и Машку, и Творца, и всю эту хренотень, но… Во-первых, Машка ему нравилась, а во вторых — отсюда все равно надо было как то выбираться.

— Ладно, — согласился он, — че делать то?

Старикашка одобрительно глянул на Шурика, высморкался в свой платочек, немного подумал, и принялся просвещать незадачливого дворника:

— В обчем, так, Вепрев, светит тебе командировка в Нижний Мир. Туда, понимашь, все ваши покойнички слетаются, — старикашка глумливо заржал, — на переподготовку, ы-ы-ы-ы-гы-гы-гы-гы…

— А чо там? — с ужасом спросил Шурик, который до дрожи боялся мертвяков.

— Да ниче такого, — продолжил Эрдрум, — наберешь там стакан жидкого Времени, и дуй назад. Это вроде воды. А тут выльешь стакан прям в середку этой карусели, все и откатится назад. Потому как убыль времени будет восполнена, секешь? — старикашка задрал вверх корявый палец.

— Это как это, «стакан жидкого Времени»? — обескуражено спросил Шурик, — время, оно что — вода какая-то?

— Как бы это тебе, паря, сказать полегче, — озаботился старикашка, потирая щетинистый подбородок и с ухмылкой глядя на экс-математика, — вода — не вода, но что-то типа того.

— А подробнее? — продолжал настаивать Шурик, в котором проснулся бывший ботаник, — по нашим понятиям, время — оно как бы нематериальное…

— Ну-у-у-у, это смотря по каким понятиям, — отмахнулся Эрдрум, — сами же вы говорите — «время-де течет, как вода». Я правильно говорю?

— Ну, вроде того, — нехотя признал Вепрев силу и мощь мысли Творца Примитивов, — так ведь мало ли че говорят, а…

— Ну, а ежели течет, значит, откуда-то вытекает, — продолжил старикашка авторитетным тоном, не обращая внимания на слова Шурика, — а раз вытекает, значит, убывает, усек? — старикашка наставительно поднял вверх корявый палец с длинным желтым ногтем, и победно глянул на Шурика.

— Ну, вроде, усек, — невольно согласился Вепрев.

— А ты, паря, молодец, на лету схватываешь, — похвалил Шурика Эрдрум, — сразу видно, красный диплом.

— Откуда вы про диплом знаете? — поразился Шурик.

— От верблюда, — отрезал старикашка, — короче, ты меня понял?

— Ага, — промямлил Шурик, — так че делать-то?

— Дык я ж тебе уже сказал, — поразился старикашка недогадливости экс-математика, с некоторой досадой разведя руками, — иди в Нижний Мир, тащи сюда стакан Времени.

С этими словами Эрдрум слегка привстал, наклонился, и вытащил из-под своего трона грязный граненый стакан с остатками мутной жидкости и дохлым тараканом на дне. В зале потянуло омерзительной сивушной вонью.

— Нака-ся вот, — протянул он Шурику тару, — аккурат хватит. Да смотри, сам-то не облейся.

Шурик подошел к трону, взял стакан, повертел в руках и зачем-то понюхал. Вонь была убойная, Шурик аж закрутил носом.

— А куда идти? — спросил он Эрдрума, задрав голову.

Вместо ответа Творец Примитивов топнул ногой. Тотчас каменная кладка посреди его постамента с душераздирающим скрежетом разверзлась, отворив узкий черный проход. Вепрев подошел, и нерешительно заглянул в черную дыру. Сразу за входом начинались ступеньки каменной лестницы, уводящей в жуткую тьму подземелья. В нос пахнуло запахом перегара и нечистот, а до ушей стали доноситься далекие голоса и нечеловеческий вой, от которого по спине математика поползли мурашки. Шурик поежился.

— Не робей, паря, все пучком, — услышал он за спиной голос Эрдрума.

Шурик испуганно обернулся, и увидел за спиной старикашку, правда, уже нормальных человеческих размеров. Вблизи стало заметным, что лицо Творца изборождено глубокими морщинами, и покрыто какими-то неприятными черными пятнами, словно у подгнившей картофелины.

— Давай, давай, — поторопил старикашка, — не век же мне проход держать.

— А что там, внизу? — опасливо спросил Шурик.

— Увидишь, — махнул рукой Эрдрум, — тока один тебе совет — в карты там не играй, разденут! Да, и время тебе там — немеряно.

— Это как? — вяло поинтересовался Шурик.

— А так. Нету там Времени. Скока хошь там пробудь, а вернешься сюда прям в сей же секунд. Постучишь — открою.

Вепрев заколебался, и хотел было уже послать старикашку куда подальше, но тот вдруг легонько подтолкнул его вперед, и Шурик влетел на первую ступень лестницы, чуть не загремев вниз с разгона.

— Да ты че?! — возмущенно крикнул он, обернувшись, и тут же волна ужаса окатила его с головы до ног — вместо выхода перед ним была сплошная каменная кладка. Не видно было ни двери, ни малейшей щелочки — только ровные ряды плотно пригнанных камней. В тесном душном проходе мерзопакостный запах усилился настолько, что Шурика чуть не вырвало, а скрежещущие голоса и зловещий вой кувалдами били по нервам незадачливого дворника-математика.

С трудом взяв себя в руки, Шурик повернулся вперед, и принялся разглядывать лестницу, скупо освещенную чадящим факелом, воткнутым в стену метрами десятью ниже. Высокие узкие ступени, покрытые слизью, круто уводили вниз, постепенно завиваясь влево, так что конца лестницы Шурик не видел. «Ну, и сволочь, этот дедок!» — мелькнула в голове нехорошая мысль, — «дать бы ему разок в рыло». Эта мысль ободрила, и Шурик, аккуратно выматерившись для храбрости, сунул стакан в карман куртки, и начал спускаться, придерживаясь рукой за шершавую каменную стенку, покрытую пятнами плесени…

sss

В дежурке райотдела царила невыносимая казенщина, от которой у задержанных начинало сводить скулы, но его обитатель, неподкупный служитель закона и порядка капитан Свиридов, давно к ней привык, и сейчас занимался важнейшим делом. Открыв монументальный сейф, высившийся у окна, он влез в него почти по пояс, и наливал в грязный стакан водку из стоявшей в укромном уголке литровой бутылки.

Набуровив напиток до самых краев, Свиридов ловко вывернулся из сейфа, резко выдохнул, и одним махом выплеснул в желудок остро пахнущую волшебную жидкость. Занюхав дозу рукавом мундира, он с минуту постоял, зажмурив глаза и с наслаждением прислушиваясь, как блаженный жар от огненной воды, разгорающийся в животе, разливается приятным теплом по всему капитанскому телу. Скоро и капитанская голова, приятно закружившись, перестала потрескивать, белокрылыми чайками из нее улетели мысли о панке, которого капитан недавно пристрелил по пьяному делу, и теперь придется отмазываться, и о жене, которая совсем запилила его, требуя купить норковую шубу, и о дочери Элеоноре, которую патруль соседнего отделения застукал за курением травки в компании проституток, и о прочей тоскливой хренотени того же плана…

Свиридов с облегчением поставил стакан на место, запер сейф, и вернулся на рабочее место, намереваясь включить телевизор, и посмотреть любимый порно-канал секс меньшинств. Но едва на экране начали угрями извиваться обнаженные красотки, как входная дверь в участок тяжело бухнула, раздался топот кованых сапог, и перед дежурным нарисовался молодой лейтенант Козлов, ведущий под руку прекрасную девушку в белом.

Капитан удручённо выключил ящик, и с тоской посмотрел на посетителей, даже не обратив внимания ни на необычные белые одежды задержанной, ни на сияющий нимб над её головой.

— Что там у тебя, Козлов? — недовольно спросил он, доставая засаленные бумаги из ящика стола.

— Злостное хулиганство, товарищ капитан! — бодро доложил лейтенант, завистливо принюхиваясь к спиртному духу, исходившему от старшего товарища, — эта вот гражданка вон чего с Гавриленко-то сделала — тот в статую превратился, теперь в музее стоит, понимашь. Вот, — Козлов осторожно положил на стол оливковую ветвь, — вот, говорят, этой штукой она его по башке треснула, он и превратился в памятник.

— Я, ваще, в курсах, — сообщил капитан Козлову, — из Большого Дома звонили. Оклемался Петрович, уже на пост вернулся. Давай рапорт.

Козлов молча протянул начальнику бумагу, и Свиридов, мрачно глянув на тихонько всхлипывающую Машку, принялся по диагонали читать сочинение Костика о пылающей лестнице спустившейся прямиком на проспект, о случившемся вследствие этого заторе на дороге, о девице, которая спускалась по этой самой лестнице, и о прочих чудесах. Закончив, он поставил свою корявую подпись, аккуратно положил рапорт в папочку на столе и сухо спросил Машку:

— Ваши документы, гражданка.

— Нет у меня документов с собой, — всхлипнула Машка, — отпустите меня домой, дяденька… пожалуйста…

Однако Свиридов отрицательно покачал головой.

— За злостное хулиганство отвечать придется, — жестко заявил он. — Опять же, документов при вас нет. Так что придется задержать. До выяснения.

С этими словами Свиридов вылез из-за стола, достал ключи от обезьянника, и коротко приказал Машке:

— Пошли!

И верный служебному долгу капитан Свиридов со спокойствием удава повел несостоявшуюся богиню по узкому и грязному коридору в «обезьянник». Бездушно лязгнул замок, и дежурный, сняв с Машки казенные наручники, втолкнул нарушительницу в камеру, где уже сидели две молоденькие проститутки да потасканная наркоманка с отрешенным взглядом. Через пару мгновений кованая дверь захлопнулась, загрохотали запоры, и раздались удаляющиеся шаги блюстителя порядка.

Машка, ежась от задувавших изо всех щелей камеры сквозняков, стыдливо закутала озябшее тело белоснежным плащом, и присела на нары. «Черт бы побрал, этот ключ!» — мелькнула в голове тоскливая мысли, — «Не будь его, дергалась бы щас под рэп в какой-нибудь забегаловке, и горя не знала…».

И несчастная дева горько зарыдала по своей загубленной жизни и погибшей молодости, слушая издевательское хихиканье проституток и навязчивое бормотание наркоманки…

sss

Спуск продолжался долго. Голоса и вой становились все громче, и вскоре заглушили звуки тяжелого дыхания экс-математика, редкие факелы, торчащие в стенах, отбрасывали под ноги пляшущие тени, мешая разобрать дорогу, и несколько раз Шурик чуть было не оступился. После этого он стал идти осторожнее, хотя это и замедляло спуск. Примерно через полчаса заныли натруженные ноги, и Вепреву пришлось останавливаться через каждые десяток ступенек, чтобы дать им отдых, а лестница все бежала и бежала вниз, и казалось, что конца ей не будет.

Но всему в этом мире приходит конец — как плохому, так и хорошему, да и никакому тоже — и через пару часов, когда Шурик совсем уже выдохся, за очередным поворотом лестницы замаячил выход — узкий портал, увенчанный полукруглой аркой. В тусклом свете едва виднелся кусочек ровного, выложенного плиткой пола, а голоса, перемежаемые жутким воем, стали просто оглушительными. Шурик, затаив дыхание, преодолел последние ступеньки и осторожно выглянул наружу.

От увиденного у дворника-математика отвисла челюсть. Лестница вывела его в огромную пещеру, но, в отличие от зала, в котором они с Машкой встретили старикашку Эрдрума, пещера куталась в сумраке, и от этого ее размеры показались Шурику совсем невероятными. — «Метров сто, наверное, в диаметре будет» — прикинул Шурик. Он поднял глаза на высокий потолок — «Ого! Метров двадцать, не меньше!».

Пещера, так же как коридор, в который они с Машкой попали в самом начале, освещалась факелами, воткнутыми в стены. В их пляшущем свете Шурик разглядел, что потолок и стены пещеры представляют собой сплошной неровный камень, как будто его не касалась рука каменотеса. «Наверное, пещера естественная», — заключил он, гордый своей догадливостью — «а то бы стенки ровнее были». В центре, поперек пещеры, текла настоящая река, не ручей — река, ведь у ручьев не бывает русла шириной восемь-десять метров, и Вепрев тут же сообразил, что это и есть Река Времени, и именно ее воды ему надо набрать в стакан.

Шурик сделал полшага вперед. Теперь он увидел, что через реку перекинут каменный мост, который опирался на две могучие опоры, стоящие на дне реки. Огромные камни, из которых был построен мост, потемнели от старости, и Шурик сразу решил, что этот мост очень древний — похожие строения он видел по телевизору, когда показывали древние города Италии. С той стороны, где находился он сам, мост выходил на площадку, выложенную сильно затоптанными каменными плитками — тут явно ходило множество людей, что еще раз подтверждало древность моста и пещеры.

От реки площадка была отгорожена невысоким каменным парапетом, по-видимому, сделанным чтобы избежать случайных падений в реку. Шурик поежился, представив, что может ожидать человека, упавшего в реку Времени. «Ну, ништяк…» — подумал он, — «справлюсь!».

Проследив взглядом влево, до истока реки, искатель приключений невольно вздрогнул, увидев отвесную неровную стену, на которой было высечено колоссальное лицо, от вида которого Шурик почувствовал, как его захлестывает животный ужас. Глаза чудовищной морды, вырезанной из камня, горели кроваво-красным светом, в ее крючковатый нос было вдето кольцо, а из широко разинутого трехметрового рта — нет, пасти! — струился мощный пенистый поток Времени — мутновато-белесой жидкости, которая и образовывала текущую перед ним реку.

«А куда она вытекает?» — мелькнула в голове Вепрева неуместная мысль. Шурик глянул вправо, по течению, и обомлел — там также высилась отвесная стена, где располагалось второе, не менее ужасное лицо, но губы его чудовищной пасти были вытянуты в трубочку, и жадно всасывали в себя Время, издавая громкое хлюпанье.

Сделав над собой усилие, Шурик отвел глаза от испугавшей его каменной рожи и посмотрел на противоположный берег. Там была такая же площадка, зажатая между рекой и стенкой пещеры, а за ней — портал, в сумраке которого виднелась широкая лестница.

— «Так, так,» — пробормотал Шурик, продвигаясь вперед еще на полшага, — «посмотрим». Он специально разговаривал сам с собой, чтобы не заорать от страха, но не удержался и вскрикнул, увидев, что по лестнице спускаются люди! Они выходили из портала, сбивались в кучки на тесной площадке между стеной и рекой, а затем непрерывной чередой шли на мост, в начале которого стоял стол, вроде полированной каменной глыбы.

Шурик думал, что за этот удивительный день он потерял способность пугаться и удивляться, но не тут-то было — самое интересное только начиналось. За столом сидели ужасные существа — огромные крысы размером с человека. Одного этого было бы достаточно, чтобы хлопнуться в обморок, но Шурик стиснул зубы и заставил себя не отводить глаза: у крыс были собачьи головы, а на руках — когти, как у ящериц. Говорили они визгливыми, скрежещущими голосами. Кошмарные твари сидели рядком за столом, и к ним чередой подходили люди, которые появлялись из портала.

Вепрев, не шевелясь, наблюдал за каким-то человеком, который подошел к свободному крысоящеру. Он о чем-то заговорил с ним, и крысоящер подвинул к нему кучку каких-то камней. Когда они стали переставлять их на столе, Шурик догадался, что идет какая-то игра. — «Старик сказал — в карты не играть» — вспомнил Шурик, — «но это точно не карты». Внезапно крысоящер своей когтистой лапой схватил беднягу за грудки и швырнул в реку. С ужасающим воем тот полетел вниз, и поток унес его в кошмарную пасть чудища в правой стене. — «Наверное, проигрался» — подумал Вепрев, — «ну, ни фига себе заведение!».

Точно такая же печальная участь постигла еще десяток несчастных, как вдруг к столу виляющей походочкой подошел хлыщеватый молодой человек с нагловатой ухмылкой на лице. Как и прочие, он перебросился с крысоящером парой фраз, и они начали переставлять камни. Но хлыщу, видимо, повезло — по окончанию игры крысоящер широко взмахнул рукой, и молодой человек спокойно перешел мост олодой человек спокойно прроко взмахнул рукой, и раз, и и в е города Италии. од руку всему телна площадку и, сделав по ней несколько шагов, исчез. Шурик как можно дальше вытянул шею, и увидел точно такой же портал, как на противоположной стороне.

Экс-математик так увлекся наблюдениями, что совершенно не заметил, как к нему подкралась беда. Кто-то внезапно схватил его за шиворот и скрежещущим голосом провизжал:

— Кто таков? Как сюда попал?

Извернувшись и посмотрев наверх, Шурик с ужасом увидел, что его схватило за воротник одно из крысоподобных созданий. От существ, сидящих за столом, его отличала толстая броня и копье в руке, это явно была местная охрана.

Вблизи собачья морда была еще омерзительной — с ощеренных клыков капала слюна, красные глаза горели, а вонь от существа исходила такая, что Вепрев невольно поморщился.

— Да я, это… залопотал Шурик, — понимаете, меня сюда Творец послал…

— Что за творец? — отвизга крысоящера у Шурика подкосились ноги, — ты што, шпионить тут собрался?

— Да нет, я это… стакан надо набрать… — испуганно вякнул Шурик.

— Ясно, — заявил крысоящер, — воровать Время пришел. Ну, погоди!

И стражник, скрутив Шурика в бараний рог, поволок его к столу. Перед носом незадачливого дворника мелькали ровные ряды истертых плиток, ноги спотыкались о неровности, и несколько раз Вепрев чуть не упал. Но цепкая лапа стража крепко держала Вепрева за загривок, и вскоре арестант был поставлен перед одним из крысоящеров, сидящим за столом.

— Так што, осмелюсь доложить, этот вот опять от Творца заявился, — доложил страж.

— Ладно, — вяло сказал тот, крутя в лапах золотое пенсне, — разберемся. Катись отсюда.

Стражник отсалютовал пикой и ускакал на своем здоровенном черном хвосте на пост, а сидящий за столом крысоящер, водрузив на собачью морду пенсне, впился в Шурика тухлыми глазами. Вепрев поежился.

— Понимаете, я… — начал было он, но был перебит.

— Я все знаю, — все так же вяло ответила омерзительная тварь, — не впервой. Опять Откат?

— Ага, — честно признался Шурик, и вытащил из кармана стакан.

— Ясно, — кивнул головой крысоящер, и широко зевнул, обдав несчастного Шурика мерзким запахом перегара. — Уаа-ха-ха. Посмотрите-ка, батенька, назад, откуда вы пришли.

Шурик обернулся, и, к своему вящему ужасу и изумлению не увидел выхода, из которого он появился в этом загадочном месте — стена представляла собой сплошной монолитный слой камня, как и во всей пещере. Не видно было и портала, в который вошел давешний хлыщ.

— Вот так-то, — сочувственно кивнул звероящер, увидев кислую мину, появившуюся на лице Вепрева.

— И что теперь? — уныло поинтересовался Шурик.

— А теперь, батенька вы мой, предстоит нам сыграть в одну простенькую игру, — сообщил крысоящер, — победите — вернетесь в свой мир, проиграете — вон, полюбуйтесь…

Крысоящер подбородком показал на очередного бедолагу, которого в этот момент отправляли реку. От страшного воя казнимого Шурика передернуло.

— А просто так нельзя? — осторожно спросил он, — в смысле, вернуться?

— Нет, увы, — крысоящер покачал головой, — при всем моем желании. Правила устанавливаем не мы, а там, — крысоящер глазами показал на потолок. — Мы только играем…

— Ладно, — покорился судьбе Шурик, и припомнил предостережение Эрдрума, — а во что играть? Я в карты не умею.

— Помилуйте, батенька, — замахал своими когтистыми лапами крысоящер, — какие карты, фи! Мы играем в простейшую игру. — Крысоящер высыпал перед экс-математиком кучку квадратных камешков, тщательно вырезанных из какого-то красноватого камня. — Все очень просто. Тут всего тринадцать камней, вы можете брать от одного до трех. Кто возьмет последний камень, тот и выиграл. Ясно?

В голове бывшего ботаника что-то отчетливо щелкнуло. Быстро прокрутились лекции в универе, и Вепрев, несмотря на некоторое ослабление умственных способностей, вызванное частым употребление горячительных напитков, тут же понял, что ему предлагают сыграть в древнюю игру, выдуманную французским математиком Баше де Мезирьяком аж в 1612 году. Шурик задумался, о том, не побывал ли талантливый ученый здесь, прежде чем предложить свою игру, может, он ее не выдумал, а подглядел у этих существ.

— Ну что, молодой человек, начинаем? — в голосе крысоящера послышалось явное нетерпение.

— Да, — сказал Шурик, и тут же припомнил, что в этой игре проигрывает тот, кто ходит с ключевой позиции. «А что за позиция такая, мать ее в лоб?» — задумался Шурик. Внезапно его мозги прояснились, и он вспомнил. «Сколько там камней-то?» — подумал он, — «ах, да 13. Ясненько. Значит ключевые позиции — 4, 8 и 12 камней. Нефиг делать».

— Хорошо, — заявил дворник-математик, — только я хожу первым.

Крысоящер на миг вперил в Шурика взгляд своих крысиных очей, и кивнул.

Шурик вытащил один из камней и сунул его в карман. Ящер, не задумываясь, тоже вытащил один камень и отложил в сторону. Вепрев на всякий случай посчитал камни. Их осталось 11. Он, не раздумывая, вытащил три камня, и снова сунул их в карман. Ящер забрал 2 камня. Шурик тоже вытащил 2 камня, и с победной ухмылкой посмотрел на крысоящера. Тот, поняв, что продулся, отодвинул камни в сторону, и одобрительно посмотрел на ботаника. Глаза его стали не такими злыми.

— А вы, батенька, молодец! — похвалил он, — с математикой дружите!

— Стараемся, — ответил Вепрев, — Так я пошел?

Вместо ответа крысоящер махнул рукой и в сплошной каменной стене на другой стороне моста открылся широкий проход. Шурик торопливо зашагал по мосту, и, пройдя его, воровато оглянулся. Ящер сидел к нему боком, и казалось, потерял всякий интерес к недавнему партнеру по игре.

Стараясь не шуметь, Вепрев перелез через парапет и осторожно спустился к реке. Вблизи было заметно, что жидкость, текущая в ней, была неоднородна, и более всего напоминала белесый кисель с какими-то мелкими частичками, сверкающими разноцветными искорками. На миг Шурик даже залюбовался их игрой, но ему было пора идти. Он аккуратно набрал полный стакан Времени и, опасливо держа его в вытянутой руке, медленно зашагал к выходу.

Подойдя поближе, он, наконец, отвел глаза от своего драгоценного стакана, и осторожно заглянул в арку портала. Сразу за ним начиналась ведущая наверх мраморная лестница с крутыми ступенями, а далеко, далеко вверху, в самом конце, виднелась дверь, окованная золотыми пластинами. Шурик уже занес было ногу, чтобы подняться на первую ступень, как вдруг в пещере раздался визгливый голос:

— Это как это понимать? Папик, вы только посмотрите, этот козел наше Время реально тырит!

Вепрев испуганно обернулся и с ужасом увидел, что прямо за ним стоят два человека, одетые в ослепительно белые ниспадающие одежды. Первый был представительным седовласым старцем с длинной бородой, а второй — молодым человеком лет тридцати с воспаленными глазами маньяка-наркомана и веночком из розанчиков на патлатой голове. Над парочкой трепыхал чахлыми крылышками облезлый голубок.

— Истинно, истинно базарю, вам, Папик, — начал было вещать тот, что помоложе, но бородач оборвал начавшуюся проповедь.

— Завали ебало, — коротко приказал он, и молодой человек заглох на полуслове. Тотчас же голубок, паривший под куполом, совершенно некстати решил облегчиться, и на патлатую башку маньяка с жирными шлепками упали жизненные отходы птички.

— Да ты че делаешь, пидор! — заорал тот, срывая с головы веночек, и грозя обидчику кулаком. При этом рукав его бурнуса задрался, показав тощую волосатую руку с исколотыми венами. — Ты на кого хезаешь, сссука!? На понятия, поставлю, пасть порву, моргалы выколю, ибо истинно, истинно базарю тебе, аз есьм пуп зем..

— Заткнись, — беззлобно повторил старик, и взмахнул рукой. Внезапно вся декорация сменилась — исчезла пещера с крысоящерами, рекой и мостом, и вконец очумевший Вепрев очутился посреди огромного грязного помещения, сильно смахивающего на какой-то производственный цех. Окон не было — зал освещался тусклым светом огромных чадящих факелов, воткнутых в щербатые закопченные стены, сложенные из циклопических каменных блоков, а грязный пол был вымощен уложенными вкривь и вкось каменными плитами.

Прямо посреди помещения находился огромная, метра три диаметром, дыра, из которой доносился шум мощного потока. У краев дыры были навалены кучи какой-то коричневой дряни, издававшей едкое зловоние, и с десяток изможденных полуголых людишек, вооруженных здоровенными лопатами, непрерывно валили эту субстанцию в бассейн. Из круглой дыры в стене поток оборванных людишек безостановочно катил тачки с коричневой субстанцией, которую они сваливали в кучи у края бассейна.

Приглядевшись, Шурик заметил, что у каждого из них за спиной торчат огромные сложенные крылья, которые, судя по отдельным перышкам, некогда были белыми. Видимо, чтобы не давать крылатым работникам лениться, по залу подпрыгивала на хвостах парочка крысоящеров, вооруженных дубинками, которыми они то и дело погоняли замешкавшихся работяг. На головах крысоящеров красовались бескозырки с надписью «КРЫСГВАРДИЯ» на тулье.

— Поди-ка сюда, паря, — внезапно услышал Шурик голос бородатого старикашки.

Вепрев испуганно повернулся на голос, и справа от себя увидел давешнюю троицу, находившуюся на высоком подиуме. На сей раз бородатый восседал на огромном троне, а патлатый стоял за его спиной с уже прощеным голубком на плече. Старикашка манил Шурика толстым пальцем. Рядом с троном бородатого стоял второй трон, поменьше но тоже внушительный. На нем сидела красивая молодая женщина с нимбом на голове и грустными глазами.

«Ну и влип же я!» — мелькнула в голове экс-математика трусливая мыслишка. Точно такие же ощущения он испытывал только один раз в жизни — когда с него брали показания в милиции, после того, как Вепрев по пьянке устроил драку в пивной на первомайские праздники. Правда, тогда ему удалось отмазаться тысячной купюрой, а вот сейчас, видимо, он влип всерьез. Деваться, однако, было некуда, и, все еще держа полный стакан Времени на отлете, Вепрев на ватных ногах приблизился к трону.

— Ну што, паря, воруем? — добродушно спросил старикашка. — Ай-ай-ай! Нехорошо!

— Да я… — вякнул Шурик, но договорить ему не дали.

— Да што вы с ним базарите, Папик, — капризно заскулил патлатый, смахивая голубка с плеча, — кинуть мясо во Врата, и всех делов!

— Это успеем, — отмахнулся старец, — ты што, не видишь, што человек не в курсах?

— Ах, Папик, — надулся патлатый, — никада вы мня не слу…

— Сказано — заткнись! — возвысил голос бородатый, — не мешай, — и повернулся к дворнику.

— Вот што, Вепрев, поговорим конкретно. Видишь это? — старец ткнул пальцем в дыру.

— Ага, — проблеял Шурик, у которого от мысли, что его собираются бросить в эту воронку, начали подкашиваться ноги.

— А што под ней, как по твоему? — поинтересовался старикашка.

У Шурика остались силы только на то, чтобы отрицательно помотать головой.

— Так я тебе скажу, Вепрев. Это — Время ваше, — зловещим голосом сообщил старец. — Усек? Вы его поганите, а мы чистим. Как говночисты какие…

— Фи, Папик, вы меня натурально скандализируете своими репримандами! — жеманно покривился Патлатый.

— А ниче, стерпишь, — ухмыльнулся старец. — Теперь вот што, Вепрев. Как ты мое Время красть учудил, будет тебе кара.

— Да отдам я ваше гребаное время, подавитесь! — внезапно пробило Шурика, которому надоел весь этот балаган, — нате, берите! — и он протянул стакан старцу.

— А подруга твоя, она как? — ехидно поинтересовался бородач. — Так и пойдет на зону фефелой?

Шурик мигом скис, вспомнив о Машке. В самом деле, не ходить же ей теперь весь свой век в этих самых Примитивах! И чем еще в милиции кончится — больш-о-о-о-ой вопрос. Крутой нрав ментов экс-математик знал не понаслышке.

— Ладно, че от меня-то требуется? — мрачно спросил он старикашку.

— А ты, паря, молодец, — одобрительно сказал бородатый, — секешь фишку. Значицца, вот что я решил. Щас ты моего отпрыска возьмешь, и отправитесь с ним на пару в ваш мир. Ты у него вроде как проводник будешь.

— Шта!? — взвизгнул Патлатый, — Куда это вы меня, Папик? Опять с этими говнюками вожжаться? Да пошли эти уроды на хуй!!!

Женщина на соседнем троне попыталась заступиться за Патлатого:

— Ахти, батюшка, пошто суровенек так-то? Ить он дитя еще малое, неразумное!

— Сказано — сделано, — жестко отрезал старец, — развеется малость, да и хоть какой прок с него будет. А то ишь, обширялся уже наскрозь, живого места нет!

Старикашка задрал свободный рукав балахона, в который был одет Патлатый, и Вепрев увидел на его руке длинную дорожку следов от уколов в вену, какие бывают у отпетых наркоманов.

— Это — што? На «крокодил» подсел?! Ну, погоди!

С этими словами папик хлопнул в ладони, и тотчас облезлая дверь за его спиной со скрипом растворилась. Из нее, в обнимку, пошатываясь, вышли двое здоровенных мужиков в белых балахонах, из под которых за спинами торчали белоснежные крылья.

— Опять нажрались, сссскаты! — взревел старец, грозя парочке волосатым кулаком — ужо погодите, доберусь я до вас!

— И вовсе напраслину возводите, вашличство, — промычал тот, что был чуточку трезвее, — тока саму капельку приняли с устатку, для аппетиту…

— Ну, ин ладно, с этим опосля, — смилостивился старикашка, — а щас вот што. Возьмите-ка вот этого лоха, — старец своей бородой-веником указал на Шурика, — да и придурка моего, — он кивнул на патлатого, — и отправьте обоих во Врата. Тока нежнее, нежнее, ясно?

— Усе ясн, бут сделн! — хором отчеканили моментально протрезвевшие мужики, и, не задерживаясь ни секунды, подошли к Патлатому.

— Не хочу! — пронзительно заверещал тот, — не надо! Папик, простите меня! Я исправлюсь! На аптеку перейду!!!

Однако Папик только непреклонно насупил кустистые брови, и кивнул экзекуторам. Те, не обращая внимания на вопли, схватили Богова Сына за руки и за ноги, и принялись раскачивать. На счет «три» они умело швырнули Патлатого в дыру, и тот, издавая отчаянный визг, от которого у Шурика заложило уши, описал изящную параболу и шлепнулся в ревущий поток Времени. Тотчас же его барахтающееся тело засосало водоворотом, и с отчаянным воплем «не надаааа!!!» Патлатый исчез мутной жидкости.

— А теперь твой черед, Вепрев, — заявил старец, — не робей, выплывешь аккурат дома. Да, и стакан свой не разлей, — ехидно добавил он, подмигнув Вепреву, а затем повернулся к мужикам, и кивнул.

Те вразвалочку направились к дворнику. Шурик окаменел от страха, его ноги стали как ватные, и он не в силах был сделать ни шагу, а только испуганно таращился на мужиков. Те же, привычно схватив экс-математика за руки и за ноги, стали раскачивать бессильное тело. Вепрев изнеможенно молчал, только почему-то упорно смотрел на свой стакан, а в уголке его угасающего сознания тупо билась единственная мысль: «почему он не проливается?». Вдруг он почувствовал, что его тело резко взмыло в воздух и понеслось в страшную яму, на дне которой ревел водоворот…

sss

…еще один разлегся, — прозвучал в ушах злой голос, и кто-то больно стукнул Шурика по ребрам, — эй, ты, алкота! Вали отсюда!

Шурик открыл глаза и увидел свинцовое Питерское небо, и тут же в уши ему ворвался знакомый уличный шум — голоса людей, рев моторов, шуршание шин автомобилей, грохот трамваев. Прямо над ним нависала хмурая ряшка в милицейской фуражке.

— Вали отсюда, — повторил мент. — И кореша своего забирай.

Вепрев тупо заморгал, и с трудом принял сидячее положение. С изумлением он увидел, что находится на Среднем проспекте, как раз напротив станции метро Василеостровская. Вокруг было полно спешащего народа, и все люди, проходившие мимо, аккуратно обходили тело Вепрева стороной. Шурик повернул голову, и увидел слева от себя навзничь распростертого Патлатого все в том же белом бурнусе и веночком на голове. Он лежал, тычком уткнув рыло как раз в обширную лужу, в которой плавали окурки, а задравшиеся рукава бурнуса не скрывали рук с исколотыми венами. Напротив стоял мент, недвусмысленно покачивая дубинкой, и мрачно глядя на нарушителей.

— Давай, давай, — поторопил блюститель порядка.

Шурик, кряхтя, поднялся на ноги, и только тут с тупым удивлением обнаружил, что все еще держит в руке полный стакан Времени, в который, правда, кто-то успел кинуть несколько монет. Вепрев наклонился к Патлатому, и потрогал за плечо. Тот резко дернулся, перевернулся на спину, и вскочил, словно чертик из шкатулки.

— Что? Уже? — воскликнул он визгливым голосом. — Опять все сначала? Фи! Как пОшло! Пошли отсюда! Да, да, пошли! Я должен выполнить свою миссию! — с этими словами он схватил Шурика за рукав и повлек его по улице под тяжелым взглядом сержанта, который пристально глядел им вслед и что-то говорил в рацию. К удивлению Вепрева белая хламида, в которую был одет Патлатый, ничуть не измаралась.

— Где тут народ собирается? — спросил он дворника-математика, — мне нужна аудитория, аудитория, ты понимаешь? Понимаешь? Аудитория! Это очень важно! Важно! Да! И ты должен! Да! Да! Да! Ты, ты должен! Отвести, отвести меня к ней! Да! Это очень важно, важно, ты понимаешь?

— Отвянь, — потребовал Шурик, стряхивая руку Патлатого с рукава, — народу щас больше всего в пивной, только денег нет.

— Деньги! Деньги! Да! Да! Деньги! — снова завелся патлатый, — это правильно! Да! Да! Правильно! Деньги! Вот! Вот! Вот! На! Возьми! — Патлатый сунул руку за пазуху, и неизвестно откуда вытащил толстенную пачку тысячных купюр. — На! На! Возьми! На! Возьми! Это деньги! Да! Да! Это деньги! Да! Деньги! Возьми! На! Возьми! На!

Шурик взял пачку. На вид было тысяч триста, не меньше, таких сумм Вепрев за всю свою жизнь не то что в руках не держал, но даже и в глаза не видел, и потому малость растерялся.

— Откуда они у тебя? — настороженно спросил он у Патлатого, который почти бежал перед ним.

— Не надо! Не надо! Об этом! Пошли! Скорее! Я должен! — взвизгнул тот, не оборачиваясь.

Шурик обратил внимание, что прохожие стали расступаться перед странной парочкой — худощавым парнем со стаканом в руке и его напарником в ослепительно белом балахоне и розовым веночком на голове, из-под которого сверкали безумные глаза.

— Ладно, пошли, — согласился Шурик, и, желая поскорее скрыться с глаз публики, повел Патлатого в свое любимое питейное заведение возле дома. Идти пришлось недолго, уже через пять минут Шурик и его новый товарищ входили в знакомую пивную, которую Вепрев покинул не далее, как сегодня утром. Народу в зале было полно, дым стоял коромыслом, гремели кружки, пенный напиток жадно всасывался множеством жаждущих глоток, а утонченные эстеты, желающие испытать особый кайф, доливали в напиток Богов по сотке паленой водяры.

Вепрева моментально узнали.

— Эй, Шурик, — раздался из угла хриплый пропитый голос, — вали сюда!

Шурик обернулся, и увидел своего непосредственного начальника Василия Петровича Шумилова, человека лет 50, с которым у Вепрева наладились отличные отношения. Особенно ценил их Шумилов, потому что супруга постоянно выгоняла его из дома, когда благоверный являлся под семейный кров на бровях, и ему приходилось проситься к Вепреву на ночлег, в чем тот никогда ему не отказывал.

Шурик направился к Василию Петровичу, на ходу здороваясь со знакомыми завсегдатаями, а Патлатый, про которого Вепрев как-то сразу позабыл, двинулся прямо к буфетной стойке, локтями распихивая недовольно бурчащих пьянчуг.

— Здравствуйте, Василий Петрович, — поздоровался он с начальником, пребывавшим уже изрядно навеселе.

— Здоров! — ответило руководящее лицо, протягивая руку. — Садись, — радушно предложил он. — Пива хочешь?

— Ага, — ответил Шурик, пожимая мозолистую длань Шумилова, и присел на хлипкий пластмассовый стул. Стакан, полный Времени, он осторожно примостил на краешек стола. Шумилов, бывший в особом почете у буфетчицы, с которой пару раз переспал в далекой молодости, вальяжно махнул ей рукой, и хрипло рявкнул на весь зал:

— Надя! Принеси-ка нам по одной с прицепом!

Дородная буфетчица, едва видневшаяся в клубах табачного дыма, кивнула, и сноровисто нацедила две кружки, затем, украдкой глянув на входную дверь, вытащила из-под стойки бутылку водки, и плеснула в каждый сосуд грамм по сто прицепа. Поставив бутылку на место, она умело подхватила кружки указательным пальцем, на котором поблескивал перстень с крупным бриллиантом, и понесла напиток своему экс-возлюбленному, тяжело покачивая пышными бедрами. Подойдя к столику, за которым угнездились Шумилов с Шуриком, она осторожно поставила перед ними кружки, и присела рядом.

— Как ты, Саша? — спросила она Шурика, — что-то сегодня припозднился.

К Вепреву тетя Надя испытывала материнские чувства, возможно еще и потому, что ее собственный сын, Володька, уже второй год мотал срок за вооруженный грабеж банка, а мужа заезжие кавказцы год назад зарезали на стрелке в Гатчине.

— Нормально, теть Надь, спасибо, — ответил дворник-математик, беря в руки кружку, и отхлебывая живительную влагу.

— А вот мой-то, Володенька, с зоны пишет, — начала причитать несчастная мать, — что в условно-досрочном опять отказали, ироды… Мало вишь, отсидел, говорят …

По этому вступлению Шурику стало ясно, что тетя Надя, по заведенному обычаю, намерена поговорить «за жизнь» в теплой компании. Однако сегодня этим мечтам одинокой женщины не довелось сбыться, ибо со стороны стойки донесся такой дикий вопль, что весь зал, наполненный изрядно окосевшей публикой, дружно повернулся к буфетной, и даже Василий Петрович, не донеся кружку до рта, на мгновение замер, потрясенный небывалой сценой. И было от чего, ибо на стойку бара, залитую пивом, заставленную кружками, и заваленную шелухой от тараньки, взобрался Патлатый в своем белоснежном бурнусе и веночке, и, бешено жестикулируя и сверкая безумными глазами, начал вещать:

— Люди!!! Опомнитесь! Сойдите с пути греха! И! Ступите! Да! Да! Ступите! На стезю! Добродетели! Да! Добродетели и воздержания! Ибо тот! Кто! Не услышит! Да! Не услышит! Да! Глас Папика моего! Тот! Будет! Вечно! Да! Да! Вечно! Вечно! Бросать стибр! Да, стибр! В пучину Врат бездонную!

— Это што за урод? — поинтересовался Шумилов, — Шурик, он вроде бы с тобой пришел?

Вепрев, вытаращив глаза от изумления, моментально вспомнил, что ему надлежит бежать выручать Машку, а не рассиживаться в изысканном обществе. Поэтому он торопливо допил пиво, поставил кружку на столик, и вскочил на ноги.

— Точно, со мной, — сказал он, — только не знаю я, с чего его так плющит.

— А вот щас я его успокою! — с угрозой в голосе произнесла буфетчица Надя, — а то ишь…

С этими словами несчастная вдова неожиданно легко поднялась на ноги, и решительно двинулась на рабочее место, бесцеремонно распихивая локтями нетрезвый люд. Шурик, предчувствуя нехорошее, схватил стакан, торопливо попрощался с Василием Петровичем, и почти бегом удалился из заведения — в его намерения никак не входили объяснения в местном отделении. Выскочив на улицу, он услышал вой сирен приближающейся милицейской буханки, и опрометью побежал к своему дому, стараясь не расплескать Время. И вовремя! Едва он скрылся за поворотом, как у дверей пивной с визгом тормозов остановилась патрульная машина, и из нее неторопливо выбралась пара милиционеров. Разминая ноги, блюстители порядка вразвалочку направились к двери, и скрылись за ней в глубинах вертепа.

sss

В замочной скважине камеры с жутким скрежетом провернулся ключ, и Машка испуганно повернулась в сторону звука. В распахнутой двери стоял дежурный капитан Свиридов и какой-то низенький полноватый мужичок в небрежном костюме и с глубокими залысинами. Мужичок посмотрел на узницу и как-то небрежно-буднично произнес:

— Ну что ж, выходим, гражданочка, будем проводить дознание.

Машка, слегка потерянная, и потому притихшая, вышла из камеры и послушно направилась следом за мужичком по грязному коридору с обшарпанными стенами, в которых виднелись окованные ржавым железом двери с могучими запорами. Завернув за угол, мужичок подвел девушку к раздолбанной двери с криво повешенной табличкой «Дознаватель Пупкин В. Д. и загремел ключами.

— Заходи, — велел он задержанному примитиву, распахивая дверь в кабинет.

Машка с некоторым трепетом вошла в святилище закона и огляделась. В небольшой комнате поместился только облезлый стол с фотографиями обнаженных красоток под стеклом, дешевенький сейф, да пара стульев. На столе стояла допотопная пишущая машинка, граненый стакан с остатками заварки на дне, и пара обгрызенных карандашей.

— Садись, — велел Маше дознаватель Пупкин, кивнув на шаткий стул у двери, после чего уселся сам с противоположной стороны, заправил в машинку лист бумаги, и, не говоря ни слова, принялся что-то печатать.

Спустя пять минут, когда Зверева уже устала волноваться на тему своей грядущей судьбы и придумала себе кучу не самых приятных перспектив, вроде немедленного заключения в колонию строгого режима или вывода во внутренний дворик с целью расстрела, он, наконец, прекратил тарахтеть клавишами, и равнодушно спросил:

— Скрывать имя-фамилию будем, или придумаем быстренько?

— Маша Зверева я, — ответила незадачливая полубогиня, отчего-то жутко стесняясь.

— Ну, не Иванова и то хорошо, — одобрительно заметил Пупкин, и снова начал трещать клавишами. Еще через пару минут Пупкин выдернул бумагу из машинки, откинулся на спинку стула, и перечитал свое творение, шевеля губами. Затем служитель закона поднял голову и с прищуром глянул на Машку.

— Так, нарушение общественного порядка, нарушение правил дорожного движения, это ладно… — махнул Пупкин рукой, — а что там за лестница какая-то горящая? Подожгла лестницу, что ли?

— Да не поджигала я ничего. Мне нечем.

— А было бы чем, подожгла бы? — с неприятной улыбкой садиста-любителя спросил следователь.

Машка открыла было рот, чтобы нахамить Пупкину, но внезапно услышала какой-то странный звон в ушах. «Этого только еще не хватало», — успела подумать она с ужасом, и тут стены кабинета и фигура дознавателя стали блекнуть и размываться, словно акварельная краска под струей воды.

— Эй, девушка! Ты куда? Свиридов, бегом сюда! — это было последнее, что услышала Машка через нарастающий звон. Звон становился все тяжелее, все невыносимее. И вдруг стих — как отрезало.

Машка тряхнула головой, открыла глаза. Не было ни кабинета, ни инквизиторской физиономии Пупкина, ни облезлого стола с пишущей машинкой. Она стояла посреди той самой площадки, с которой начала спуск по огненной лестнице. Только ни лестницы, ни вида на Невский, ни открытого Портала больше не было. Был полутемный зал с огромным изваянием старикашки, а рядом стоял Шурик с изумленным выражением лица и пустым станом в руке…

— Твою мать, — выругался дознаватель Вася Пупкин, и, вытерев испарину со лба, направился к Свиридову, чтобы принять сто грамм успокоительного.

sss

Вбежав в подъезд, Шурик торопливо зашел в свою каморку, и направился в угол, где стояла старинная печка, в которой он оборудовал небольшой тайничок. Сунув руку в карман куртки, он вытащил на свет божий толстую котлету из тысячных купюр — подарок Патлатого, и несколько ярко блестящих прозрачных камней. «Вот черт, а это откуда?» — мелькнула в голове мысль, но тут же он вспомнил — «это ведь камни, которым я играл! Но почему они прозрачные? Бриллианты, что ли?» Однако раздумывать было некогда, и Шурик, вытащив из печки кирпич, сунул в открывшуюся полость пачку денег и камушки.

Снова заложив тайник кирпичом, Вепрев отряхнул руки, и направился прямо к двери в подвал. Немного постояв, чтобы глаза привыкли к полумраку, он почти бегом спустился по ступенькам в сырые вонючие недра. Там, держась за стенку, Шурик двинулся к бусыгинской кладовке, в которой все еще горел слабый желтоватый свет от дохлой 25-ваттной лампочки. Люк, через который они с Машкой давеча проникли в подземелье, был все так же призывно распахнут, и Вепрев, с трудом справившись с омерзением, стал осторожно спускаться вниз, стараясь не загреметь костями по ступенькам. В небольшой каморке внизу турецкий унитаз все так же стоял на своем законном месте — никому, в сущности, не было дела до кладовки старого неудачника.

С маху ступив на щербатые подножки унитаза, Вепрев встал орлом, зажмурился, и дернул фарфоровую ручку. Тотчас в его глазах полыхнула вспышка, и спусти мгновение Шурик больно брякнулся на жесткие каменные плитки, выстилающие пол Верхнего Мира. Открыв глаза, он увидел все тот же мрачный коридор, концы которого терялись во мраке, закопченные стены и замусоренный пол, освещаемый сполохами света от факелов. Не раздумывая, Шурик двинулся вперед. К его неописуемому облегчению проход, ведущий в тронный зал Творца Примитивов, оказался на месте. Без колебаний Шурик устремился в него, и вскоре, стукнувшись пару раз головой о потолок, входил в зал.

Мельком взглянув на неподвижную статую Творца, Вепрев пересек зал, взобрался на круг в центре странной карусели, и опрокинул стакан над треугольником.

Из стакана тонкой струйкой потекла тягучая маслянистая жидкость, в глубине которой вспыхивали крохотные искорки, и едва она коснулась центра треугольника, в зале оглушительно громыхнуло, сверкнула вспышка молнии, и над треугольником закурился бледно-зеленый дымок. Дымок постепенно ширился, становясь все выше и гуще, и под конец превратился в крутящийся вихрь, сильно смахивающий на воронку торнадо, которую Шурик видел несколько раз по телевизору, только поменьше и зеленого цвета. Вихрь крутился все быстрее, и быстрее, издавая протяжное шипение. Так продолжалось несколько минут. В конце концов раздался громкий треск, торнадо исчезло, и в центре треугольника появилась Машка в прежнем облике нахальной и в меру симпатичной девицы, одетая в свою собственную одежду, и слегка напуганная.

— Ой, Шурик, что со мной было! — зачастила она, бросаясь к приятелю, — представляешь, меня уже собирались в тюрьму отправлять!

— А что ты натворила? — подозрительно спросил Вепрев.

— А, ерунда! — Машка небрежно махнула рукой, — ну, мента превратила в статую какого-то орангутанга.

— Ну, это пустяк, — согласился Шурик. — Сейчас главный вопрос, как отсюда выбраться-то? Мне что-то в примитивы неохота…

— Кхе, кхе, — внезапно раздалось у входа в пещеру старческое покашливание. С испугом обернувшись, парочка с изумлением узрела старикашку Бусыгина собственной персоной, одетого в потрепанный пиджачок и в ботинки на босу ногу. Морду непризнанного гения покрывала недельная щетина.

— Ой, дядя Сережа, это вы? — ахнула Машка. — Вы же померли…

Однако старикашка Бусыгин, как будто не слыша слов, обращенных к нему, только пристально смотрел на парочку, беззвучно шевеля синюшными губами.

— Так, так, так, — произнес он, наконец. — Пришли все же. Вас то мне и надо… Ключ при себе?

— Ключ? — переспросил Вепрев, и тут же спохватился. Пощупав карман брюк, он убедился, что странный ключ все еще лежит на месте, — А, ключ! Есть ключ.

— Пошли, — повелительно прошамкал старикашка Бусыгин, и, приглашающе махнув рукой, направился к выходу. Молодые люди, молча переглянувшись, последовали за ним…

sss

А в это время в питейном заведении, в панике покинутом Шуриком, вершилась сама История. Тетя Надя, подойдя к стойке, с которой проповедовал Патлатый, уперла кулаки в крутые бока, и повелительно рыкнула на проповедника:

— А ну-ка, слезай! А то щас милицию вызову!

Однако Патлатый, даже не глянув в ее сторону, продолжил верещать визгливым голосом.

— Знайте же, люди! Да! Знайте! Что! Только того! Кто пойдет по стезе праведности! Да! Праведности! Папик мой! Пропустит в рай Изысканных! Ибо Папик! Со мной заодно! И Он! Покарает всякого! Всякого, кто дерзнет поднять руку на меня, сына ега! И разверзнется…

Однако решительная тетя Надя не дала распоясавшемуся Патлатому закончить пламенную речь. Она подошла к нему поближе, ухватилась за бурнус, и потащила пророка со стойки. Однако тот, слегка лишь пошатнувшись, с помощью двух пальцев показал разъяренной буфетчице козу, и она отлетела в сторону, сбив толстой задницей пару столов со всем содержимым. На пол под матюги разочарованных алкотов со звоном полетели пивные кружки и бутылки, и в пивной поднялся дикий гвалт возмущенной публики. Все кричали, спорили, ругались, а некоторые, самые практичные и отважные, забрались за стойку буфета и принялись на халяву угощаться пивом. Последнего тетя Надя стерпеть не могла, и торопливо набрала на своем мобиле заветный номер 02.

— Милиция, — тут же ответил ей на том конце приятный девичий голос.

Тетя Надя привычно и толково сообщила адрес и название своего заведения, а по существу заявила:

— Тут какой-то урод вконец разбушевался, щас все заведение разнесет!

— Ждите, — равнодушно ответила девица и отрубилась.

Ждать пришлось недолго — уже через минуту в двери заведения вошла парочка патрульных, и орлиными взорами окинула всеобщий бардак и хаос, царивший в злачном месте. Тетя Надя, поджидавшая их, забившись в угол, тотчас торопливо подплыла к блюстителям порядка и молча сунула усатому старшему сержанту пару шуршащих купюр. Тот мельком глянул на бумажки, кивнул, и спрятал в карман. Затем, не обращая внимание на гвалт, перемежаемый визгливыми угрозами Патлатого, спросил у буфетчицы:

— Што случилось-то, Степанна?

— Да вот, — запричитала тетя Надя, — урод этот приперся, ничего не заказал, залез на стойку, да так и несет херню всякую! Заступись, Павлик, сил уже нет! — тетя Надя умело всхлипнула и вытерла набежавшую слезу.

— Разберемся, — коротко ответил Павлик, и, взяв в руки рацию, нажал кнопку, и доложил:

— Товарищ капитан, бардак тут форменный, в заведении-то этом, ну, вы знаете. У одного тут крышу начисто сорвало. Забирать?

— Слушай, Кравченко, — донесся из рации недовольный голос дежурного, — ну, ты, прям, как вчера служить начал. На хуй нам здесь психи? Ты што, не помнишь, как в прошлом году один такой Потапова покусал? Психами пусть медицина занимается.

— Понял, товарищ капитан! — обрадовался Павлик, — разрешите исполнять?

— Давай, — прохрипела рация, и невидимый собеседник отрубился.

— Иди, задержи этого, — велел старший сержант своему напарнику, — а я Скорую вызову.

Напарник кивнул, и двинулся к буфету, осторожно обходя валявшуюся повсюду мебель и битое стекло. Не доходя пары шагов до Патлатого, он остановился, вытащил свисток, поднес его к губам и дунул. Результат превзошел все ожидания — едва утихла заливистая трель, Патлатый схватился за голову, и громко взвыл:

— Ахти мне, Папик! Да минует меня ширка сия! — с этими словами он рухнул на пол, и непременно сломал бы себе шею, если бы сноровистый мент не подхватил тело. Уложив Патлатого на грязный пол, блюститель порядка свел его руки за спину, и умело заковал в железо.

— Готово! — крикнул он напарнику. Тот кивнул. В этот момент на улице захлебнулась воем еще одна сирена, и в зал вошла пара угрюмых качков в белых халатах. Один из них держал под мышкой скрученные носилки. Вслед за качками вошел молодой очкастый доктор, костистое лицо которого отображало похмельные муки и общее разочарование в жизни.

— Привет, Паша, — кивнул он старшему сержанту. — Которого брать?

— Здоров, Женя, — бросил сержант Кравченко, и показал глазами на скованного Патлатого, — вон лежит. Буянил тут.

Доктор кивнул головой, подал знак качкам, и троица эскулапов, не спеша, приблизилась к распростертому телу.

— Больной, вы слышите меня? — спросил доктор поверженного Пророка.

Патлатый отчетливо пошевелил ушами, и перекатился на спину. Открыв глаза, он чихнул, и внезапно, словно проснувшись, снова заблажил:

— Мытари тьмы! Да, тьмы! Конкретно, конкретно базарю вам, что Папик мой, пославший меня, видит вас, и воздаст вам, и не будет вам рай Изысканных, но бросать вам Стибр в бездну навечно! Ибо аз есьм пуп земли, и отверзнется бездна, и выйдет из нее дикий Зверь, и затмит он Солнце, и ….

— Ясно, — бодренько произнес доктор, — дозрел клиент. — А что у нас на руках? — эскулап закатал рукава бурнуса Патлатого, и аж присвистнул, — ясненько. Еще и обширялся.

Выпрямившись, доктор поманил к себе старшего сержанта. Павлик вразвалочку приблизился, и застыл, поводя усами, и выжидательно глядя на доктора.

— В общем, наш человек, — заявил лепила, — только, Паша, бензин нынче дорог…

Павлик недовольно поморщился, но молча сунул руку в карман, вытащил одну из бумажек, врученных тетей Надей, и все так же молча протянул ее доктору. Тот, не глядя спрятал купюру в карман, и кивнул качкам.

Те умело расстелили на полу носилки, и перекатили на них тело нарушителя. Затем молча взялись за ручки, подняли ношу и потащили к выходу. Доктор и пара патрульных последовали за ними, и вся компания покинула поле битвы.

Через несколько минут столы и стулья снова стояли на полагающихся им местах, а тетя Надя, разогнав затрещинами халявщиков, бойко разливала за стойкой напиток. Жизнь заведения покатилась по заведенным рельсам.

sss

Дежурившая по буйному отделению немолодая врачиха Марья Сергеевна, с утра была злой и раздраженной — сын Лешка опять был застукан за кражей отцовских сигарет, а его папаша, вместо того, чтобы заниматься воспитанием чада, заявился заполночь, пьяный и благоухающий женскими духами. Все последующие обвинения в супружеской измене он начисто отмел, утверждая, что запах исходит от его молоденькой секретарши, а «он тут не при чем». Сегодня же утром он, похмелившись сотней граммов коньяка, укатил на работу, а Марье Сергеевне пришлось явиться на дежурство по буйному отделению психбольницы.

Весь день пациент поступал тяжелый, многих пришлось стреножить в смирительную рубашку, и в отделении стоял дикий шум и гвалт. Наконец, уже под вечер, Скорая привезла особо тяжелого больного, и знакомый врач Женя вполголоса поведал Марье Сергеевне, что случай, по его мнению, безнадежный — больной вообразил себя Пророком, и пытался проповедовать в пивной. Кроме того, очевидно пристрастие к наркотикам. Сам же больной, скованный наручниками, лежал на койке и пытался обратить в свою веру молоденькую медсестрицу Дашу — студентку-выпускницу, присланную в отделение на практику. Вздохнув, Марья Сергеевна назначила больному сульфу, и удалилась в каморку дежурного.

Тут же к больному подошла пара качков-санитаров, и перевернула Пророка на живот. Патлатый, внезапно присмирев, лежал, уткнувшись немигающим взором в стену, где изящным женским почерком были намалеваны вирши[B1]:

Я лежу на кровати, в смирительной белой рубахе,

Всё, что было во мне, дотла выжигает Сульфа.

Я лежу на спине, я — земля, я — Сульфара — пустыня,

Это смерч разыгрался, которому имя — Сульфа…

(М. Володина)

Подошедшая со шприцом Даша задрала на больном бурнус, и вогнала в волосатую задницу Патлатого толстую тупую иглу огромного шприца. Мутная жидкость, подгоняемая поршнем, вкатилась в казенную часть, и через несколько минут больной впал в оздоровительное беспамятство…

sss

Через три дня пребывания в лечебнице Патлатый был выписан, и по выходе из заведения растворился без остатка в недрах огромного мегаполиса. Говорят, что его несколько раз видели в кампании бомжей, обирающим городские помойки.

Так бесславно закончилась земная миссия Патлатого…

[B1]М. Володина

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• »