Снова, уже в третий раз, протиснувшись вслед за Бусыгиным и Машкой в узкий проход из зала Эрдрума, Шурик уныло поплелся вслед за ними по мрачному, тускло освещенному коридору, мерзко провонявшему нечистотами. Впереди бойко трусил Бусыгин, за ним торопливо семенила Машка, слегка ошарашенная своими похождениями. Девушка помалкивала, и только глупо улыбалась. Несколько раз она оборачивалась к приятелю, явно желая о чем-то расспросить, но каждый раз сдерживалась, и снова припускала следом за экс-изобретателем.
Хмурый Вепрев замыкал шествие. Приключения, выпавшие на долю экс-математика за весь этот долгий день, вконец его измотали, а вдобавок ко всему его начало донимать нарастающее чувство голода. Больше всего ему хотелось очутиться в своей дворницкой. Его замызганная комнатка… там даже солнце бывает по утрам, чайник, какао… В животе заурчало и забулькало. — «Пусть окажется, что все это мне приснилось, пожалуйста, Господи…» — мысленно взмолился Шурик. Внезапно что-то звякнуло, по поверхности стен прошла рябь, будто напряжение в сети прыгнуло вверх, и у Вепрева совсем не к месту мелькнула мысль, что нужно бы купить бесперебойник… но тут мир вновь качнулся — как занавес в театре, и в узкую, палец не просунешь, щель, он на мгновение увидел свой стол с раскрытым ноутом, стаканом недопитого чая и грязным носовым платком. Он рванул навстречу видению и тут же больно налетел лбом на холодную стену. — Черт! — из глаз посыпались искры, Шурик зажмурился, а когда открыл глаза, увидел все тот же коридор — длинный, узкий, бесконечный…
Желудок по-прежнему то и дело предательски издавал громкие урчащие звуки, напоминая о себе и своем предназначении, и перед глазами Шурика проплывала то тарелка пышущих паром, залитых от души сметаной, пельменей, то кусок зажаренного до коричневой корочки мяса, то кружечка холодного пива в заведении тети Нади…
От всего этого начинало мутить, а длинный нескончаемый коридор все тянулся, и тянулся, пропадая в бесконечности, а бесконечность — она бесконечность и есть, хоть беги, хоть ползи — никогда не кончается…
Наконец, когда тронный зал Творца примитивов остался далеко позади, а молчание стало просто невыносимым, Бусыгин, шаркающий впереди, внезапно остановился. Не ожидавшая такого маневра Маша ткнулась ему в спину и быстро отпрянула, смешно морща носик, а задумавшийся Вепрев чуть не налетел на подругу.
Замерший на месте Бусыгин обернулся к парочке. Его морщинистое, давно не видавшее бритвы лицо озаряла язвительная ухмылка.
— Ну и как, понравился вам лохотронщик этот? — спросил изобретатель скрипучим шамкающим голосом, и противно захихикал.
— Урод реальный этот ваш Эрдрум! — капризно заявила Зверева, поправляя на затылке хвостик волос, оставшийся на месте пышных локонов полубогини. Ухмылочка на лице Бусыгина растянулась еще шире, едва не касаясь ушей.
— Я из-за него в та-а-а-а-а-кой переплет попала! — продолжила Зверева, эмоционально взмахнув рукой, и чуть не упала, поскользнувшись на лужице какой-то отвратительной слизи, — представляете, меня из-за него менты чуть на крытку не засадили!
Произнеся эти слова, Машка внезапно осеклась, и изумленно уставилась на Шурика красивыми расширенными глазами.
— Ты чего? — спросил Шурик, — что случилось?
Бусыгин, спрятав свою ухмылку, тоже заинтересованно уставился на девушку.
— Саш, а как я обратно попала? — на лице Маши читалась растерянность, — я в ментовке сидела на допросе, он мне все какую-то муть впаривал про статьи, и тут вдруг все вокруг ка-а-а-а-к завертится, завертится, и меня словно в водоворот засосало. И я опять, блин, раз — и уже здесь.
Бусыгина, похоже, не удивило то, что рассказала девушка — он только махнул рукой, и принялся что-то высматривать на полу, выложенном щербатыми каменными плитами, а Вепрев, у которого все минувшие приключения уже сидели в печенках, недовольно пробурчал:
— Знаешь, мать, давай потом. Вас равно не поверишь. И вообще, я жрать хочу.
С этими словами экс-математик повернулся к Бусыгину:
— Куда мы идем-то? У меня живот уже к позвоночнику прилип!
— Ну ладно, потом расскажешь, — смилостивилась Машка, и тут же пожаловалась Бусыгину, — дядь Сереж, а мне тоже кушать хочется!
— Щас доберемся, потерпите, — прошамкал Бусыгин, который явно что-то выискивал среди пыльных плит, выстилающих коридор, — я тут себе схованку устроил. Там и сообразим пожрать.
И экс-ученый принялся медленно, в раскорячку передвигаться вглубь зловеще темнеющего коридора, что-то пристально высматривая на загаженном полу.
— Айн момент…, - бурчал он себе под, нос, не обращая внимания на молодых людей, робко жавшихся у него за спиной, — щас все покажу. Увидите, как я тут устроился. А то, небось, думаете, что тут да как… А нормально все, нормалек… хе-хе…
Двигаясь вслед за изобретателем, молодые люди прошли еще несколько метров, когда, наконец, Бусыгин остановился возле выщербленной плиты, на которой кто-то красной краской намалевал крест, и довольно хихикнул. Затем, шаркая истоптанными туфлями по пыльному полу, изобретатель засеменил к находке. Машка с Шуриком, стараясь ничему не удивляться, с интересом наблюдали за манипуляциями непризнанного гения.
Бусыгин, несколько раз повозив ногой по загадочной плите, вдруг топнул по ней с такой силой, как будто собирался раздавить жирного таракана. Под полом что-то громыхнуло, и внезапно плита с оглушительным треском, словно обложка книги, откинулась, обнаружив под собой крутую винтовую лестницу, уходящую глубоко вниз. Из узкого хода на путников пахнУло едкой затхлостью. Машка зябко поежилась, а Вепрев хмыкнул.
— Добро пожаловать, гости дорогие! — Бусыгин приглашающе махнул рукой и, не дожидаясь, пока парочка наберется решимости, ловко юркнул в чернеюший проход.
— Люк за собой прикройте, — крикнул он снизу, обернувшись, — а то ходят тут всякие…
Шурик и Машка осторожно приблизились к краю люка, и заглянули вниз. Там, уже довольно глубоко, едва виднелся плешивый затылок экс-гения. Молодые люди нерешительно переглянулась.
— Пойдем? — робко спросила Маша, со страхом глядя вниз.
— У тебя есть другие предложения? — Шурик не знал, что делать и злился на подругу: кабы не ее настырное любопытство, сидел бы он сейчас в дворницкой, попивал чаек и шастал по сети. В голове снова щелкнуло, неясная догадка, легкая, как дыхание бабочки, вспорхнула и пропала, раньше, чем он что-то понял.
— Пойдем, — буркнул Вепрев, — давай, ты первая я люк прикрою!
Маша осторожно ступила на каменную ступеньку и начала спускаться. Оставшийся один Вепрев еще раз оглядел мрачную тьму в обоих концах коридора, сплюнул, и последовал за подругой, не забыв с грохотом захлопнуть люк.
Спускаться пришлось по узким и крутым ступенькам, покрытым омерзительной слизью, которая густо облепляла ржавые шаткие перила, стены, сложенные из неотесанного серого камня, и низкий потолок, с которого за шиворот то и дело капала какая-то дрянь, отчего Вепрев каждый раз непроизвольно ежился. Шли долго, почти на ощупь, хотя полной темноты не было — узкий, душный тоннель, винтом уходящий в мрачные глубины, слабо освещали пятна фосфоресцирующей плесени на стенах. Пару раз Маша поскользнулась, и если бы не Вепрев, обязательно загремела бы вниз по лестнице.
Но всему рано или поздно приходит конец, и примерно через полчаса спуска все трое потные, грязные и вконец измученные долгим путешествием неожиданно уперлись в расхлябанную деревянную дверь. Облупленная серая краска, ржавые петли и широкие щели между гнилыми досками говорили, что ей давненько не пользовались. Бусыгин обернулся, заговорщически подмигнул своим попутчикам и театральным жестом толкнул дверь. Она нехотя, с протяжным душераздирающим скрипом отворилась и глухо стукнулась о стенку. Тут же в нос ударила ужасная вонь протухшей пищи, плесени, прокисшего пива и общественного сортира. Внутри комнаты стояла кромешная тьма. Бусыгин что-то буркнул, сделал шаг вперед и пропал. В течение полутора минут его не было ни слышно, ни видно, но затем послышалось чирканье спичек, и в проеме двери вновь показался гений-изобретатель, державший в руках огарок толстой свечки, испускающей болезненный красноватый свет.
— Ноги, ноги вытирайте, а то лазили по всякому дерьму, земному и небесному, — визгливо потребовал старикашка, несмотря на то, что пол убогой каморки, видневшийся за ним, и так был густо засыпан хламом и мусором. Тут и там валялись тряпки, скомканные и изорванные бумажки, пустые бутылки, сухие листья, клубки ниток и много еще чего, что разобрать с первого взгляда было невозможно. Вепрев заметил даже несколько дохлых крыс, прикорнувших в одной из кучек мусора.
Однако оробевшие Машка и Шурик не стали спорить с непризнанным гением. Послушно вытерев ноги о драный полосатый половичок, они дружно шагнули внутрь берлоги Бусыгина, и огляделись в тусклом свете свечки.
Хованка Бусыгина оказалась убогой каморкой примерно пять на пять метров, оклеенной засаленными обоями в голубой цветочек, посреди которой раскорячился колченогий столик, застеленный рваной газеткой «Труд». Столик был завален рыбьими костями, банками заплесневелой тушенки, корками хлеба, и прочими огрызками. В центре этого натюрморта гордо возвышалась початая бутылка портвейна «777», а рядом с ней, в луже разлитого вина, покоился грязный граненый стакан с дохлой жирной мухой на треснувшем донышке.
К столу были приставлены два ветхих стула с облезшей от времени обивкой. Садиться на них вряд ли кто-то рискнул бы, да они, по всей видимости, для этого и не предназначались. Один служил вешалкой для немногочисленной одежды хозяина, а второй был завален бумагами, исписанными мелким, неровным почерком и густо покрытыми замысловатыми чертежами. Всю эту кипу бумаг венчал тяжеленный механический арифмометр «Феликс» со сломанной ручкой. Остолбеневшая Машка с удивлением рассматривала непонятный прибор и весь этот бедлам.
В дальнем левом углу каморки чернел большой шкаф, сделанный, наверное, полвека назад, и весь покрытый затейливой резьбой. На даче у Машкиной бабушки стоял почти такой же — в резных завитушках, с зеркалами на дверцах во весь рост. Только вот зеркало у бусыгинского шкафа было давным-давно разбито, и лишь кое-как вкривь и вкось склеено синей изолентой. — «Плохой знак», — подумалось Машке. Раньше она совсем не верила во всякие там приметы, но сейчас, в этой жуткой обстановке, зеркало почему-то внушало смутное ощущение страха.
Самым непонятным было то, что шкаф как бы и вовсе не принадлежал этой комнате: в его тусклом зеркале, как будто накрытым серым густым туманом, постоянно мелькали какие-то смутные образы, пропадающие тени, контуры пещеры, заваленной костями, и прочая жуть, но только не отражение комнаты. Не видно было даже огонька свечки, которую Бусыгин успел угнездить на столе, перевернув вверх дном пустую консервную банку. Казалось угол жил своей, отдельной от комнаты жизнью, не обращая внимания на присутствующих.
В правом дальнем углу берлоги находилась крашенная железная кровать с продавленной панцирной сеткой. Можно было подумать, что на ней недавно спал бегемот, настолько растянулась проржавевшая проволочная конструкция. Подушки не было — кровать была небрежно застелена жутким рваным полосатым половиком. — «Наверное, когда-то он лежал на месте этого» — подумал Вепрев, оглядываясь на коврик, встретивший их у двери. В головах Бусыгинского одра вместо подушки лежала пара вонючих крестьянских валенок.
Над этим ложем непризнанного гения призывно улыбалось засиженное мухами изображение голой блондинки с накачанной силиконом грудью и призывно раздвинутыми толстыми ляжками. Приглядевшись, Шурик определил, что это вообще-то календарь, но десятилетней давности. Лет десять назад он выпросил такой же плакат у школьного приятеля — и взамен целую четверть решал за него контрольные задачки по математике.
Сразу слева от входной двери угол был занавешен рваной занавеской землистого цвета, бывшей когда-то шикарной портьерой. Из-за нее доносилась убойная сортирная вонь, недвусмысленно сообщавшая, для каких надобностей отводилась Бусыгиным данная часть помещения.
— Проходите, проходите, гости дорогие, — с небольшим опозданием радушно пригласил старикашка Бусыгин оробевшую парочку, топтавшуюся у порога апартаментов, — чего у дверей-то толпу создавать! Располагайтесь!
После чего, как будто начисто позабыв про гостей, кандидат наук, покачиваясь, мелко просеменил к столу. Там он жадно схватил бутылку портвешка, дрожащей рукой набуровил полстакана отравы, и тренированным жестом забросил дозу в беззубую пасть, не обращая внимания на плавающее сверху дохлое насекомое. Маша поморщилась — ей стало противно. Проглотив лекарство вместе с мухой одним глотком, кандидат наук сладко рыгнул, вытер грязным рукавом слюнявые губы и слегка оживился.
— Так, значит, развел таки вас Эрдрум на примитивов? — игриво спросил старикашка, подмигивая.
— Ага, — тупо ответил Шурик, неуверенно переступая порог. Машка промолчала, только морщилась от кислой вони, стоявшей в каморке, и часто-часто хлопала ресницами. Она всегда хлопала ресницами, когда ей было что-то особенно неприятно.
— Во, старый козел! — мерзко захихикал Бусыгин, которого начало быстро развозить, — все ему неймется. Небось, уржался до уписки, глядя на ваши трепыхания. Я-то давно открыл способ туда-сюда путешествовать. Да вот хотя бы за стратегическим запасом, — ученый муж любовно поднял бутылку и чмокнул ее в бочок, прямо туда, где на этикетке горели немигающим красным огнем три магических числа 777, словно неоновая реклама на супермаркете.
— А как, как, дядя Сережа? — оживившись, заинтересованно взглянула на экс-изобретателя Маша. Ей не терпелось узнать все подробности, но старикашка, словно не услышав вопроса, ловким жестом фокусника налил себе еще один стакан, и тут же залпом осушил его до дна. Едва последняя капля нектара упала в пищевод кандидата наук, как он перевел на девушку осоловелые глаза, и как-то странно зашатался. Затем, хрипло выкрикнув — «За Родину, за Сталина!», экс-гений вырубился и упал плашмя мордой на заплеванный пол, чуть не разбив плешивую башку об угол стола. Тут же с пола стал доноситься тонкий свист, переходящий в хрюканье — великий и могучий изобретатель Межпространственного Портала, кандидат технических наук Сергей Владимирович Бусыгин спал мертвецки пьяный, уткнув морщинистое рыло в кучу мусора.
Вепрев понимающе хмыкнул, глянув на тельце пьяного гения, распростертое у него под ногами. Для верности Шурик слегка потыкал Бусыгина по ребрам носком ботинка. Тот дернулся, что-то промычал и снова отрубился.
— Тупо спит, — констатировал экс-математик, и поднял глаза на Машку, — надо бы его переложить на кровать.
— Да я к нему даже прикасаться не хочу! — капризно фыркнула девушка.
— Надо Маша, надо. А то будет тут под ногами путаться.
Машка пожала плечами и, мученически вздохнув, приблизилась к телу, примеряясь, как бы удобнее ухватиться.
— Чур, я за ноги!
— Да хоть за хуй! — махнул рукой Вепрев, и подошел к голове Бусыгина.
— Ну, взялись!
Брезгливо морщась, молодые люди ухватили тщедушную тушку хозяина коморки за руки и за ноги, и, не слишком заботясь о его сохранности, потащили к кровати. Голова изобретателя стукнулась о ножку стола. Бусыгин, казавшийся до этого мертвым, от такого бесцеремонного обращения на миг пришел в себя, и заплетающимся языком проговорил:
— Г-г-г-дееееу, я-яя, маа-маа?
— Спи, — цыкнула на него Машка, и голова ученого опять бессильно поникла на цыплячьей шейке.
Дотащив тело изобретателя до кровати, молодые люди плюхнули его на грязный драный половичок, служивший матрасом. Сетка жалобно скрипнула, и ученый, едва приземлившись, тотчас принялся тоненько, с присвистом, храпеть.
Маша перевела взгляд на Вепрева.
— И что дальше будем делать?
— Давай сваливать из этого дурдома, пока целы, — решительно предложил Вепрев, брезгливо вытирая ладони об джинсы. — Авось, сами дорогу назад найдем.
— А по-моему, лучше подождать, — возразила Маша, кивая на тело храпящего экс-ученого, — пусть он сначала прочухается, а дальше нам подскажет хотя бы в какую сторону сматываться надо.
— Как бы он с похмела стороны не перепутал, — съязвил Шурик, которому до смерти не хотелось оставаться в мрачноватой вонючей каморке.
— А ты дорогу знаешь? Вот! Так что хочешь — не хочешь, а надо ждать!
Шурик поразмыслил. Действительно, дорогу назад он не знал, а блуждать одному в потемках по сети коридоров было делом безнадежным, да и бросать Машку в каморке Бусыгина не годилось. И Вепрев сдался.
— Ладно, черт с ним, подождем, — махнул он рукой, и тут же предложил подруге, — только знаешь что, мать, давай осмотримся, че тут у него есть, может, и сами разберемся, как выбраться.
— Ну, ты поищи, а я пойду, расчешусь, а то волосы, небось, совсем растрепались, — согласилась Маша, и направилась в сторону шкафа.
— «Эх, бабы!» — подумал Шурик, и окинул взглядом комнату, решая с чего бы начать. Для начала он подошел к ширме, из-за которой на всю комнатушку разносились запахи вокзального сортира. За липкой занавеской оказался до отвращения загаженный унитаз. Сочащийся, проржавевший бачек уже отделился от стены и грозил в любую минуту обвалиться. Но сверху свисала знакомая цепочка с фарфоровой ручкой.
В голове Вепрева мелькнула шальная мысль о предыдущем подвиге, и он брезгливо дотронулся до ручки. «А может, один рывок…» Он представил, как закрутится в новой воронке и — неизвестно еще, где выплывет, да и Машка, да и кто его знает, что это за штуковина? Может, обычный сортир! Наверное, лучше не рисковать, потому как дед этот псих реальный, и кто знает, что он с этим унитазом сделал?»
Поэтому Вепрев решил судьбу больше не нервировать. Он аккуратно задернул занавеску поплотнее, как будто это могло помочь в предотвращении распространения вони по всей каморке, и опять принялся разглядывать комнату. На этот раз его внимание привлекла полка, висящая на стене возле кровати. «Откуда она здесь взялась? Вроде же не было ее? Или меня уже клинит?» — спрашивал он сам себя, пока шел.
На криво подвешенной к стене полке валялось куча железяк, битого стекла, одна целая колба, и газовый ключ. В самом углу полки Шурик нашел завернутую в газету, черствую, но вполне съедобную буханку хлеба. В животе Вепрева, который ничего не ел почти сутки, активно забурчало, и, недолго думая, он решительно реквизировал буханку. Хлеб греет душу, ну а в скорости еще и успокоит желудок…
И вдруг он услышал за спиной дикий вопль Зверевой.
sss
Машка подошла к зеркалу и стала с интересом вглядываться в него. «Что за бред…» — она решительно ничего не понимала. К своему изумлению, вместо собственного отражения она увидела лишь густой серый туман, клубящийся за грязным треснутым стеклом. Завороженная этим зрелищем, девушка даже не заметила, как в зеркале появилась сначала чья-то тень, а потом и ее владелец. Черная волосатая фигура с рогами на голове стояла напротив и молча буравила ее своими красными глазами. Чудовище стояло неподвижно, кривые ноги как будто приросли к каменному полу, а руки опущены вдоль туловища.
Внезапно тварь из зазеркалья принялось ритмично покачиваться из стороны в сторону, и Зверева сама не заметила, как начала качаться вместе с ней. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, дыхание захватило, закружилась голова, захотелось обнять, прижаться, слиться — бессознательно она протянула руку к зеркалу, завороженная неведомой силой. Рука встретила твердую поверхность стекла, и пламя свечи, стоящей за спиной девушки, начало колебаться, как от порывов ветра, которого в маленьком закрытом помещении просто не могло быть. Туман в зеркале стал рассеиваться и за спиной странного существа открылся ужасающий вид, достойный ночного кошмара — мрачные своды темной пещеры, на каменном полу которой валялись черепа и кости людей и животных, а в самой глубине мерцал огромный алтарь, залитый кровью…
Давящая тишина как будто накрыла Машу колпаком, сквозь который не мог прорваться даже храп старикашки Бусыгина, и Тварь протянула свою руку навстречу Машиной. По поверхности зеркала пошли круги, как по водной глади, и вдруг Маша почувствовала, что ее рука начинает погружаться в зеркало. И в тот миг, когда их руки встретились, черный двойник схватил ее мертвой хваткой — Маша явно почувствовала как на ее запястье ледяными кольцами сжимаются холодные липкие пальцы. Тотчас же порождение зазеркального ужаса с неудержимой силой потащило девушку к себе, по ту сторону реальности.
До смерти перепугавшись, Зверева пришла в себя, и попыталась вырвать руку из хватки отражения, но не тут-то было — неведомая тварь держала цепко. На Машу накатила волна смертельного ужаса, и девушка принялась тянуть руку изо всех сил, упираясь коленями и свободной рукой, но зеркало только плавно вспучилось, и неожиданно черная фигура начала выходить из Зазеркалья, проталкиваясь вперед подобно змее, быстро-быстро, издавая чмокающие звуки, словно сапог, вынимаемый из грязи.
— Сашка! — отчаянно заорала Маша, — Вепрев, помоги!
Вепрев, вздрогнул, услышав вопль подруги. Он резко обернулся, едва не свалившись на пол, мгновенно оценил обстановку, и бросился на выручку к Машке. В этот момент рогатая голова отражения уже вылезла из зеркала, с утробным рыком оскалилась, и начала мотаться из стороны в сторону, едва не задевая Машку огромными рогами и осматриваясь вокруг. Маша все пыталась вырваться, с трудом отклоняясь от качающихся рогов и зловонного дыхания порождения зазеркального Ужаса.
Схватив, не раздумывая, первое, что попалось под руку, — бутылку с остатками портвейна со стола, Вепрев подлетел к чудищу и, еле увернувшись от страшных когтей, со всего маху врезал по рогам Твари. Зазвенело стекло, осколки бутылки и брызги бусыгинского пойла медленно, будто кто-то притормозил невесомые секунды, полетели по комнате крохотными зародышами галактик. Несколько кроваво-красных пятен портвейна, описав дугу, шлепнулись на морду монстра. Неожиданно черное существо скорчилось, взвыло и в припадке охватившей его судороги, ослабило мертвую хватку своей лапы, удерживающей пленницу.
Шурик воспользовался мгновением, схватил перепуганную девушку за руку и рванул на себя. Время тут же полетело с обычной скоростью, и чудище лязгнуло страшными когтями там, где только что стояла Маша.
— Валим! — только и успел крикнуть Шурик Машке, хватая ее за руку и таща за собой к двери. Напоследок он мельком глянул на храпевшего кандидата наук, потерявшего остатки портвейна во спасение Машки, и опрометью выскочил вслед за подругой вон, захлопнул хлипкую дверь каморки, а затем помчался по лестнице, наверх, к выходу, ничего не видя и не слыша. Машка, до того поскальзывавшаяся, теперь летела как лань по горным уступам — легко, и сердце, не останавливающийся моторчик, стучало в груди ее — тук-тук, тук-тук. И все было бы ничего, если бы все это закончилось для них прямо сейчас, и они выбежали прямо во двор своего дома, где они столько раз целовались на лавочке возле кустов. Но, к несчастью, лестница эта вела их не во двор, а все в тот же мерзкий коридор, из которого они пришли, и в который теперь возвращались. Впрочем, сейчас им было главное добежать хоть куда, лишь бы живыми.
Неизвестно, сколько времени продолжался их подъем, но только когда они, потные и загнанные, выскочили из заплесневелого прохода в тот самый коридор, Шурик подумал, что поднялись они намного быстрее, чем спускались. Тут же, убедившись, что никто за ними не гонится, он со всех сил навалился на откинутую крышку проклятого люка. Тяжеленная плита захлопнулась с оглушительным грохотом, и совсем растворилась бы среди других плит, выстилающих грязный пол, если бы не кроваво-красный крест, отмечающий вход в хованку Бусыгина.
В изнеможении Маша, не обращая внимания на вездесущую сырость и грязь, опустилась прямо на пол и закрыла перепачканными руками лицо. Ее слегка потряхивало, а Шурик стоял рядом с ней и пытался отдышаться, упершись ладонями в колени. После минутной паузы экс-математик пришел в себя.
— Фу, ч-черт, пронесло, — облегченно вздохнул он, утирая пот со лба. — Только назад нам теперь уже не вернуться!
Маша взглянула на него, потирая саднящее запястье, на котором четко проступили темные следы от мертвой хватки чудовища.
— А как же дядя Сережа? — тревожно спросила он, взглянув на ноющую руку, — он же там остался, вдруг эта Годзилла его сожрет?
— Да пошел он на хуй! — рассудительно выдохнул Вепрев и поморщился, поскольку этот вопрос его меньше всего сейчас волновал, — четы, мать, дергаешься? Пусть полежит, авось оклемается! И ваще, в нашем мире он давно ластами щелкнул. И даже могилка у него есть, и памятник железный, серебрянкой крашеный. Забыла?
— Ну да, правда, — вздохнула Машка с кислым лицом, — и че нам теперь делать-то?
— Че, че! — передразнил Вепрев, — а через плечо…
Он тряхнул головой, и уже мягче предложил пытающейся захныкать Маше: — Ладно, мать, пошли в тот конец коридора, может, там есть выход.
— Ну, а как же дядя Сережа? — напомнила жалостливая Маша, строя бровки домиком. — Вдруг этот урод черный с ним что-нибудь сделает?
— А, да успокойся ты уже, — Вепрев бесшабашно махнул рукой, — ну, кому он ваще нужен-то? И потом, ты сама видела, как эта штука портвешка боится! На, вот, лучше поешь малость, — Вепрев через колено разломил буханку, и, присев рядышком, протянул девушке больший кусок, — у дедка этого нашел, пока ты того чувака из зеркала выманивала.
Маша взяла ломоть когда-то отличного хлеба, и осторожно откусила кусочек. Хлеб был хоть и черствый, но все еще вполне съедобный, и за пару минут молодые люди слопали его без остатка.
— Болит рука? — дожевывая хлеб, поинтересовался Вепрев, кивнув на темные пятна, четко проступившие на руке подруги.
— Угу, — вздохнула Маша, дотрагиваясь пальцами до запястья, — знаешь, такое ощущение, как будто обожгла кипятком.
— Ну, руки не ноги, — рассудил Вепрев, — на них тебе не ходить!
— Ну да, — улыбнулась Машка.
— Ну, значит, потопали! — Шурик поднялся, помог встать Маше, и голосом, исполненным оптимизма, которого он не чувствовал, заявил, глядя в беспросветную даль коридора:
— Кажется, все-таки с левой стороны пришли, — и решительно повернул направо. — Потопали!
sss
Топать пришлось долго, даже слишком долго. Каменные плиты пола далеко разносили эхо их шагов повсюду, мусор валялся под ногами и не давал спокойно пройти, и молодые люди то и дело спотыкались. Факелы на стенах мало помогали, в их свете не было видно даже пола. То и дело по пути встречались входы в узкие боковые коридоры, уводящие куда-то в кромешную тьму, откуда постоянно доносились жуткие шорохи и завывания. Потолок постепенно уходил вверх, и вскоре совершенно скрылся в густом мраке, который не в силах были разогнать редкие факелы. Вскоре там, на высоте, наверное, метров десяти, что-то начало противно скрежетать и повизгивать, как будто там вращались плохо смазанные шестеренки, то сматывая, то разматывая бесконечный коридор…
Наконец, минут через сорок хода, впереди неясно забрезжил желтый свет, и молодые люди, пройдя еще пару десятков метров, уперлись в колоссальную дверь, окованную золотыми панелями, богато украшенными замысловатой насечкой и драгоценными камнями. Узор из переплетенных цветов и крылатых драконов тянулся из края в край, словно огромная спираль, туго стянутая пружина — завиток к завитку, золотые лепестки, золотые листья, золотая чешуя крылатых гадов и горящие красным и синим огнем глаза фантастических тварей.
Дверь была плотно заперта, и вместо ручки в ней торчал огромный фаллос, под которым виднелась щель, похожая на замочную скважину.
— Ой, Шурик, посмотри, — показала Машка на «ручку», и захихикала.
— Ну, вот, уже что-то… — пробурчал Вепрев, — может, там что-то найдется.
— Шурик, — восхищенно воскликнула Зверева, — а ведь это драгоценные камушки! — девушка попробовала отколупнуть огромный бриллиант, торчащий в середине узора на одной из златокованых пластин. Однако у нее ничего не вышло — как и в зале старикашки Эрдрума, здесь тоже все было сделано на века или, как минимум, требовало основательной воровской подготовки.
— Нет в жизни счастья… — огорчилась Зверева, — такая же ерунда…
— Не ссы, Маша, — небрежно успокоил Шурик подругу, — щас отколупнем!
Вепрев вытащил из кармана ключ, и поддел бриллиант. Тот легко выпал из обоймы и покатился по полу. Машка взвизгнула, резво кинулась вслед за ним, и на ходу подхватила сверкающий камушек.
— Какой краси-и-и-вый, — восхищенно протянула она, любуясь игрой света на отличной огранке. — Дорогой, наверное! Саш, а Саш, а на Турцию хватит? — мечтательно спросила девушка.
— Ага, и не на одну! — рассеянно согласился Вепрев, возившийся с дверью, и раздосадовано добавил, — только толку здесь от этого камня — ни шиша.
— Шурик, а ты попробуй открыть дверь бусыгинским ключом, — невзначай посоветовала Машка, заботливо пряча бриллиант в карман.
Вепрев изумленно глянул на подругу, но потом снова вытащил ключ из кармана, и недоверчиво посмотрел на скважину в двери. По размеру она вроде бы подходила под ключ, и Шурик решительно вставил его в дырку. Ключ вошел в скважину удивительно легко, — «как презерватив в смазке» — мелькнула в голове математика дурацкая мысль, — и тотчас раздался мелодичный звон, словно где-то вдали кто-то невидимый заиграл на хрустальных колокольчиках тихую нежную мелодию, от которой сердце зашлось в сладкой — будто малиновое варенье — истоме. Вепрев повернул ключ, мелодия зазвучала громче, внутри двери что-то щелкнуло — он замер — но дверь не шелохнулась, не скрипнула даже, и колокольчики, нестройно звякнув несколько раз, замолчали. Тишина.
— И че дальше? — недоумевающее задал Шурик вопрос самому себе.
— Какой ты недогадливый, Саша, — упрекнула приятеля Маша, — надо ручку повернуть!
С этими словами Зверева схватилась за огромный фаллос, видимо, заменявший ручку, и слегка повернула. Снова раздался мелодичный звон, и створки двери чуть-чуть приотворились.
— Ну, вот видишь! — с победными нотками в голосе заявила Маша, и, отпустив ручку, восхищенно добавила с нотками упрека, — какой огромный! Вот бы тебе такой! — и снова захихикала.
В другое бы время Вепрев нашелся бы, что ответить, но сейчас он только хмыкнул, и, ни слова не говоря, ухватился обеими руками за столь восхитивший Машку стержень, и потянул на себя. Створка циклопической двери начала плавно растворяться, поворачиваясь на колоссальных петлях абсолютно бесшумно, что было при её размерах и вероятном возрасте весьма необычно. В ширящемся проеме перед глазами парочки стало открываться какое-то обширное помещение, ярко освещенное все теми же чадными факелами.
Не решаясь войти внутрь, молодые люди застыли на пороге, опасливо разглядывая необычную обстановку в появившемся перед их взорами колоссальном зале.
— Ой, Шурик, — опасливо прошептала Машка, — куда это мы попали?
Вепрев промолчал, подозрительно рассматривая помещение. После всего, что он уже увидел за последнее время, особого удивления экс-математик не испытывал, хотя подивиться было чему. Вдоль стен громадного зала, богато украшенных фресками, неподвижно сидели какие-то пузатенькие мужички, одетые в желтые балахоны и с тюбетейками на головах. У каждого в ушах красовались золотые сережки, лица были напудрены, брови тщательно выщипаны и подведены, а толстые выворотные губы густо напомажены. — «Пидоры, что ли?» — подумал Шурик. Перед каждым пузаном стоял огромный, со стоведерную бочку, барабан, окованный золотом, с буквой «П» на боку, на которых лежали две толстенные палки.
— А кто это там? — Машка показала в дальний конец зала. Шурик глянул, и оторопел. В глубине зала, метрах в двадцати от входа, стоял огромный постамент, с которого на них таращилось кошмарное существо, похожее на трехголового китайского дракона или Змея Горыныча. Существо вальяжно развалилось на колоссальном золотом троне — размерами дракон был не меньше слона, а его чешуйчатая шкура, переливаясь в свете факелов многоцветным радужным ковром, словно полярное сияние, отбрасывала на стены мириады веселых зайчиков. Головы чудища, каждая размером с пивную бочку, были увенчаны острыми коровьими рогами, а с обеих сторон огромных пастей свисали моржовые усы и устрашающе торчали острые клыки. Средний коготь каждой из лап великана украшало кольцо с бриллиантом, размер которого в несколько раз превышал тот, что лежал у Машки в кармане. Довершали ансамбль огромные, как у карточного короля, короны, венчавшие головы, причем у средней, по всей видимости, главной, голове чудища в короне сверкал огромный красный рубин. Всеми своими шестью красными глазами тварь таращилась на незваных пришельцев, и взгляд ее не предвещал ничего доброго…
— Ух, ё… — только и смог вымолвить Вепрев. Однако дракон не был самым удивительным существом в зале. Позади дракона, в здоровенном затемнённом алькове сидела в позе лотоса статуя голого мужика с накрашенными губами и веночком на голове. Из ушей мужика свисали огромные золотые сережки, а глаза скрывали непрозрачные черные очки. «Видать, какой-то божок…» — мелькнуло в голове Вепрева. Что-то отвратное было во всем его облике, словно что-то непонятное, позорное и ненужное: разукрасили морду, окружили придворными и засунули в дальний темный угол, чтобы не мешал, не болтался под ногами, и — по возможности — не высовывался. Казалось, его лицо предупреждает всякого, стоящего на пороге: «Не входи, не нужно».
Шурик взял Машку за руку, и попятился было назад, но было поздно. Их заметили. Едва завидев визитеров, толстые болванчики, сидящие вдоль стен, одним движением подняли свои палки и принялись усердно лупить по барабанам, дружно скандируя визгливыми голосами не то приветствия, не то угрозы. Звуки человеческих голосов и барабанных ударов эхо разносило по всему залу, отражало, потом выталкивало в коридор, по дороге оглушая сладкую парочку, стоявшую в оцепенении и, несмотря на грохот, не пытавшуюся заткнуть уши руками.
Горыныч, величественно покачивая головами, выждал, когда пузатые человечки немного выдохнутся, — а ждать пришлось минут десять, мужички явно наловчились управляться с барабанами за свою долгую музыкальную карьеру, — после чего взмахнул огромным хвостом — мириады огней заплясали по стенам, оживляя фигуры на фресках — и величественно поднял когтистую лапу.
Тотчас в зале воцарилась гробовая тишина, нарушаемая только треском огня факелов. Даже эхо подчинилось его жесту и смолкло где-то в отдалении. И тогда средняя голова дракона торжественно проревела, указывая огромным когтем на обалдевшего Шурика:
— Демоны Перековки! Поклонимся Великому Мастеру Ключа, ибо истинно, истинно базарю вам, сие есьм отрок, огнь Славы несущий! Прииди к нам, Спаситель!
Повинуясь призыву, пузанчики мигом побросали свои стукалки, выбежали из-за барабанов и выстроились в ряд перед входом, прямо напротив обалдевшей парочки. Несколько секунд они безмолвно таращились на Вепрева, и вдруг дружно возопили: «Агинерра! Ухмрр!» — и дружно повалились ниц, уткнувшись крашеными рожами в грязный каменный пол. Пролежав с задранными вверх задницами, будто страусы, несколько секунд, они выпрямились, и снова провыли свое заклинание:
— Агинерра! Ухмрр!
— Ну, мать твою, — выругался Вепрев, — и этих шиза косит!
Трижды прокричав заклинание, мужички выстроились в два ряда в направлении прохода, ведущего к трону дракона, и принялись усердно кланяться молодым людям, делая приглашающие жесты руками. В зале повисла тишина.
— Не, ну ваще-е-е-е-е-е, — протянула Машка, — Шурик, они нас как бы внутрь зовут!
— Похоже, — согласился Вепрев, — пошли, мать, перетрём базар с этим крокодилом.
Вепрев решительно шагнул в зал и направился к трону с драконом. Машка последовала за ним, опасливо поглядывая на упитанных мужичков, которые не переставали кланяться словно заведенные.
— Стойте! — вдруг донесся со сторон коридора шамкающий голос Бусыгина, — не ходите туда!
Вепрев на секунду притормозил, и обернулся. В проеме двери нарисовался очнувшийся старикашка Бусыгин, злой и трезвый. Его маленькая фигурка казалась еще меньше на фоне огромных дверей, а под правым глазом гения-изобретателя наливался кровью могучий фингал — видимо, схватка с черным Демоном Зазеркалья, напугавшим Машу, не обошлась без потерь.
— Не ходите туда, — взвизгнул старикашка, — сожрет!
Но было поздно — дракон что-то рыкнул, и пара упитанных мужичков, выскочив из строя, быстренько подбежала к двери. Один из них наподдал старикашке Бусыгину могучего пинка под зад, от чего тот кубарем полетел по коридору, а второй толстяк мигом захлопнул дверь. Огромные створки сошлись, звякнули колокольчики, и ловушка захлопнулась. Сразу после этого строй мужичков рассыпался — все они, сломя голову, помчались к своим барабанам, сноровисто расселись по местам, и замерли, подняв вверх барабанные палочки.
— Во, блин, опять влип! — с досадой пробормотал Шурик, поворачиваясь к трону. Дракон, сидящий на нем, умильно улыбался во все свои три морды, маня молодых людей когтистым пальцем.
— А первый раз когда? — с интересом спросила Машка, — в смысле влип?
— После расскажу, — раздраженно прошипел Вепрев, припомнив встречу с крысоящерами под пещерой Эрдрума, — пошли к ихнему пахану, деваться, блин, некуда.
И молодые люди опасливо приблизились к постаменту, на котором восседало трехголовое чудище. Вблизи стало заметным, что постамент под троном Горыныча высечен из цельного куска какого-то черного камня с розовыми прожилками, и отполирован до блеска — можно смотреться как в зеркало. И Маша не удержалась, заглянула — с опаской — но ничего ужасного не увидела: длинные ножки, стройный силуэт — восемь баллов из десяти за красоту! Вепрев разглядывал врезанные в камень двери — ровно три — из чистого золота — украшенные узорами и драгоценными камнями: те же листья, те же змеи, что и на входе, скрученные в тугую спираль.
— Наконец, сбылось пророчество Великого Бога Педрило! — взревел дракон, взвиваясь головами под потолок, — Ликуйте, Перековщики!
Упитанные мужички со всех сил забили по своим барабанам, и принялись завывать визгливыми голосами кастратов:
— Слава Великому Педрило! Трижды и три да святится в Вечности имя ега!
Шурик и Машка недоуменно переглянулись.
— Саша, че это они? — дрожащим от страха голосом спросила Зверева. Вепрев в ответ только пожал плечами, и обратился к Горынычу:
— Скажите пожалуйста, куда это мы попали?
Однако дракон, не обращая внимания на слова молодого человека, обернулся назад и рыкнул кому-то невидимому, скрывавшемуся в огромном алькове за его спиной:
— Эй, Носильщики Наковальни! Несите Священную Наковальню!
Две других головы неотрывно следили за молодой парой.
Повинуясь драконьему рыку, из-за статуи великого бога Педрило в алькове с лошадиным топотом выкатилась толпа здоровенных мужичков огромного роста, небритых, волосатых, опоясанных леопардовыми шкурами и с черепами на головах. Четверо молодцов тащили огромную железную болванку отдаленно похожую на наковальню, еще двое волокли за деревянную ручку здоровенную золотую кувалду, а сзади всех пыхтел плюгавый мужичонка в облезлой шкуре, с натугой тащивший на плечах здоровенный слиток золота. С гиканьем и свистом толпа Носильщиков Наковальни спустилась с постамента по узкой и крутой лестнице, и приблизились к гостям.
— Уф…, - выдохнули носильщики, и опустили наковальню на пол. Двое других прислонили к ней золотой молот, а плюгавый мужичонка сбросил на нее свой золотой слиток. Выполнив свою работу, они облегченно расправили плечи и выстроились полукругом, не сводя глаз с Машиных ножек. Зверева засмущалась и потянула вниз свою номинальную юбочку. Тщетно. Мужички хмыкнули, подошли поближе, окружив молодых людей кольцом, и замерли, плотоядно глядя на них.
— Сейчас, Великий Мастер Ключа, — раздался с трона драконий рык, — ты вскуешь нам Бездонный Сосуд, который наполнишь из Источника Вечности, и тогда мы омоем в жидком времени Великого Бога Педрило, и пребудет в веках слава Великого Бога Педри… — апчхи! — дракон громоподобно чихнул, и закончил — ло!! Да будет так!
— Да будет так! — провизжали мужики в тюбетейках, и снова начали терзать свои барабаны.
— Да я… это… Я ковать не умею! — решительно заявил Вепрев, и непроизвольно добавил: — Это мы не проходили!
Мужики в шкурах, окружавшие парочку, мигом подались вперед, и принялись жадно облизываться. В воздухе повисла напряженная тишина, и только Машка жалобно всхлипывала. Крайние головы дракона уставились на среднюю, видимо, ожидая, какое решение она примет, а та, с противным хлюпающим звуком высморкалась через палец на пол, и задумчиво уставилась на экс-математика, поглаживая свои вислые усы когтистой лапой. Наконец, чудище пришло к какому-то решению.
— Если ты — не Мастер Ключа, но жалкий самозванец, — нагло заявил дракон с искренним человеческим разочарованием и царственной непреклонностью в голосе, — тогда ты будешь отдан на развлечение Перековщикам! А твоя подруга — в утеху презренным натуралам-носильщикам священной наковальни! Да будет так! — Огромная лапа с грохотом опустилась на подлокотник трона, вызвав довольный ропот у присутствующего народа.
— Да будет так! — хором провыли мужички за барабанами, — Слава Великому Педрило! — и грянули в барабаны.
Вепрев обомлел, и лихорадочно зашарил глазами по помещению, выискивая путь к отступлению.
— Саша, — испуганно зашептала Маша на ухо приятелю, — да вскуй ты им этот сосуд, авось отвяжутся! Сожрут же, блин!
— Сказано же — не умею! — процедил Вепрев сквозь зубы, с трудом подавляя раздражение — че непонятно-то?
— А ты возьми кувалду, — предложила нахальная Машка, не желавшая отдаваться на потеху кучке грязных мужичков-носильщиков, тем более теперь, когда в кармане надежно был припрятан билетик в Турцию, — да стукни пару раз для вида! Они решат, что ты начал ковать…
— Как же, стукни! — усомнился Вепрев, — как же, решат! Может, ещё меха раздуть по старинному кузнечному обычаю? Или ты раздуешь? И что потом?
— А потом мы одним рывком в те двери дёрнем! — решительно заявила Маша, указывая взглядом на двери в постаменте.
Вепрев, раздумывая, посмотрел на Машку, на ее красивые испуганные глаза, дрожащие губы и бесполезно длинные ноги, перевел взгляд на Носильщиков Наковальни, зыркнул тайком на дракона, равнодушно ковыряющего в среднем носу, обреченно вздохнул, приблизился к наковальне и решительно взялся за кувалду. «Поднять бы еще, — подумал он, перехватывая деревянную, до блеска отполированную ручку древнего молота, — пуда два весит, не меньше». Кашлянул, напрягся… И неведомая сила тотчас подняла молот над болванкой. Перепуганный Шурик попытался освободиться, но его руки намертво прилипли к инструменту. Он больше не владел своим телом — им овладел кто-то другой, невидимый, сильный, тот, кто с легкостью вознес огромный молот над головой экс-математика и не спеша, плавно — Вепрев в ужасе зажмурился — опустил его прямо на сверкающий золотой слиток.
Раздался тяжкий грохот, словно в зале выстрелила разом дюжина пушек, пол задрожал, золотая пыль столбом взвилась к потолку и скрыла от любопытных глаз и мастера, и его инструмент, мигнули факелы, болванчики с перепугу опустили палки на барабаны, взвизгнула Машка, оглушительно чихнул Дракон…
Только через несколько минут, когда осела пыль, и факелы вновь вспыхнули ярким светом, Вепрев рискнул приоткрыть оба глаза — а, открыв, увидел на наковальне красивый кувшин с длинным, прихотливо изогнутым носиком. Экс-математик со вздохом облегчения выпустил из рук огромную кувалду, и тут же по залу разнесся радостный рык Горыныча:
— Истинно, истинно, глаголю вам, — взревел дракон, — отрок сей — избранный Мастер Ключа, несущий Огнь истины! Перековщики, поклонимся Владыке Света!
— Агинерра! Ухмрр! — дружно провыли пузанчики в тюбетейках давешнее приветствие, и снова усердно припустились лупить по барабанам.
Шурик тряхнул головой и огляделся. Мужички в звериных шкурах куда-то запропастились, а возле него стояла Машка, восхищенно разглядывая сосуд.
— Са-а-аашка, — восторженно протянула она. — Вот это да… Не, ну ты ваще… реально гений наковальни…
— Ха! — небрежно произнес Шурик, втайне ликуя победу, — это еще чо… Наче особенного!
— А какой красивый! — воскликнула Маша, — Саш, я такой же хочу!
— Забирай, — хмыкнул Вепрев, — дерьма не жалко!
Зверева подошла с кувшину, и взяла его в руки. Сосуд заискрился в свете факелов, отбрасывая на пол и стены причудливых зайчиков, и внезапно из его недр донеся басистый гул, словно отдаленный шум водопада. Любопытная Машка заглянула в широкое горлышко кувшина. Внутри была кромешная тьма, густая как кисель, только где-то на дне одиноко светилась искорка. «Наверное, еще бриллиант» — обрадовалась алчная девушка, и сунула руку внутрь, намереваясь достать и присвоить драгоценность. Но странное дело — ее рука, легко пройдя в горлышко, не смогла нащупать дно, хотя с виду высота сосуда была совсем невелика.
— Саша, а в нем вроде бы дна нет! — с неподдельным удивлением сообщила Маша приятелю. Вепрев взял из рук подруги сосуд и тоже попытался нащупать дно. Рука провалилась — показалось — в бездну, а вместе с рукой — еще чуть-чуть, неверный шаг, — и он сам полетит туда же… Шурик торопливо выдернул руку из кувшина.
— Чудеса… И впрямь, бездонный, — изумленно заявил Вепрев, — и как такое может быть? Может…
Но тут его прервали.
— Теперь тебе надлежит, — раздался трона драконий рык, — наполнить сей сосуд из Источника Вечности, и принести сюда!
— А дальше? — автоматически полюбопытствовал Вепрев.
— А дальше, — неуверенно сообщил дракон, и на мгновение замялся, почесав кончиком хвоста за левым ухом средней головы — мнэээ… нннууу… — он обернулся назад, и посмотрел на статую в алькове, — Шурику на миг показалось, что голый мужик с крашеной мордой кивнул, — мы свершим священный ритуал мнээээ…. омовения Великого Бога Педрило. — Дракон задумался, возведя очи в потолок, и с сомнением в голосе добавил: — и Владыка Сущего… гммм… мнэээ… мюэээ…. пробудится к Вечной Жизни.
— Да на хуй мне ваш великий! — взвился Вепрев, — я домой, в Питер, вернуться хочу!
На это дракон отрицательно замотал всеми своими тремя башками, так что в них что-то явственно зазвенело.
— Ты не сможешь вернуться, — укоризненным тоном заявила правая голова, после того как все три перестали мотаться из стороны в сторону, — пока не наполнишь сосуд!
Остальные две головы согласно закивали, словно лошади на водопое.
— А если наполнишь, — примирительно добавила левая башка, — мы покажем тебе путь в ваш мир.
— Ладно, — скрепя сердце согласился экс-математик, — где он ваш этот, ну, источник-то?
— Возьми Бездонный Сосуд и войди в любую дверь под моим Троном! — предложила средняя башка, хитро подмигивая Вепреву, а правая башка добавила грозным голосом: — Но сначала прочти то, что на них написано!
Левая башка противно захихикала.
— Ладно, — вяло согласился Шурик, — хрен с вами, принесу. — И, неохотно подцепив кувшин за красивую полукруглую ручку, Вепрев направился к дверям. Машка, боясь остаться одной в таинственном местечке, робко последовала за приятелем.
Вблизи двери оказались еще более красивыми, чем издали — это были настоящие произведения искусства, словно сделанные рукой искусного ювелира. Их литая поверхность была богато изукрашена резьбой, изображавшей каких-то загадочных существ, и усыпана драгоценными камнями, а ручки в форме драконьих голов были отлиты из цельного куска золота. В середине каждой двери крупными красными рубинами была выложена какая-то надпись, и, приблизившись вплотную, молодые люди принялись их разглядывать.
— Смотри, Саша, — удивленно воскликнула Машка, указывая пальчиком на письмена на левой двери — а написано по-русски!
— Точно, — согласился Шурик, и громко прочитал: — «Путь быстрый, но опасный». Хм-м-м… А дальше что?
Парочка переместилась к средней двери, и Машка мигом прочитала: — «Путь долгий, но легкий». Саша, а нам это больше подходит, правда?
Вепрев засомневался:
— Там башку снесут, а тут будем таскаться черте сколько. Не, мать, не пойдет! Должно быть что-то третье! Типа, золотая середина!
— Ладно, — легко огласилась Маша, — глянем, что там на правой двери.
Парочка подошла к последней двери, и несколько секунд рассматривала украшавшую ее надпись. Наконец, Маша оторвалась от нее, и изумленно повернулась к приятелю.
— Ты че-нить понял? — спросила она Вепрева, который задумчиво смотрел на дверку, крутя в руках Бездонный Сосуд.
— Мда-а-а-а… — наконец, протянул он, — а ваще-то, знаешь, мать, нам как бы сюда и надо…
— В натуре? — робко переспросила Маша, — не, но ты подумай, Саша, что там написано — «Путь легкий и быстрый, но мнимый». Че это значит-то?
— А хрен его знает, — неуверенно сказал Шурик, — ну, ваще, мнимый — значит как бы несуществующий, ясно?
— Ясно, — вздохнула Маша. — Так мы что, по несуществующему пути пойдем?
— Ну! Типа того! — обрадовался отличник мехмата ЛГУ, ощущая небывалый прилив вдохновения — раз несуществующий — значит, путь как бы есть, но не существует. Просекла, мать?
— Нет… — растеряно ответила Маша, — есть, но не существует… разве такое возможно?
В ответ Вепрев только тряхнул головой, и решительно рубанул свободной рукой.
— Ладно, че там без толку гадать! Пошли, а там видно будет. Авось прорвемся!
— Ну, как скажешь, — неохотно согласилась Маша, — пошли, умник.
Вепрев схватился за ручку-дракона на двери, с хрустом повернул её и — мгновение поколебавшись — толкнул створку. Дверь отворилась, прозвучал мелодичный звон хрустального колокольчика. В тот же миг свет в зале потух. Дракон, пузанчики, барабаны, — все исчезло в кромешной мгле, и от недавнего великолепия зала осталась лишь дверь, парящая в пространстве, да парочка молодых людей, нерешительно застывших на пороге.
— Пойдем, — выдохнул Вепрев, взял Машу за руку, и они разом шагнули за порог.
Снова прозвенел колокольчик, и внезапно дверь за их стеной с треском захлопнулась. Вепрев, тревожно обернувшись, увидел на месте двери обшарпанную стенку дома, обычного дома, ничем не отличающегося от других питерских домов — та же облупившаяся краска по кирпичу, те же корявые надписи «Сашка — козел» и «Я люблю тебя, Марина, прости за триппер». Но самой двери — двери, через которую они вошли — не было. Как корова языком слизнула.
— Замуровали, демоны! — брякнула ошарашенная Машка.
Шурик потыкал пальцем место, где была дверь и мрачно произнес:
— Н-да уж… люблю тебя, Марина… Мдааа… А что там? — и быстро повернулся назад, чтобы осмотреть место, в которое они попали. Через секунду Вепрев ошалевшими глазами посмотрел на подругу и издал торжествующий вопль:
— Машка, мы дома!
Зверева повернулась вслед за приятелем, и не поверила своим глазам.
Действительно, их окружал своеобычный для Васильевского пейзаж — кучи опавших истоптанных листьев, разбросанных по всему двору, да мокрый мусор стремящийся забиться в самые укромные уголки. И дворик, этот типичный двор-колодец, запертый со всех четырех сторон мрачными стенами престарелого дома-монстра с проссатыми подъездами, облупленными панелями и разбитыми окнами, едва пропускавшими свет в серую пустоту лестничных пролётов, провонявших мочой, блевотиной и жареной мойвой. Над головами парочки раскинулось хмурое осеннее небо, с которого моросила грязь, именующаяся в Питере дождем — и этот своеобразный дождь тоже показался им манной небесной после всех приключений. Из двух арочных выходов, ведущих наружу, с воем задувал пронизывающий осенний ветер, разнося по двору листву, пакеты, и обрывки бумаги, и в его сыром запахе тоже было что-то приятное. Все вокруг было таким родным, милым — никто из них и не мог представить, что будет скучать по всему этому…
— И в самом деле, Саша, — обрадованно согласилась Маша, — только где мы? И что это за штука там висит? — Маша указала на огромное дерево, болтавшееся посреди двора на цепи. Цепь была подвешена к могучим козлам с монументальной треногой-подпоркой, а на том месте, где ранее росло несчастное дерево, чернела глубокая яма, наполовину заполненная грязной водой. Порывы осеннего ветра шелестели полуголыми ветвями и раскачивали дерево, а оно, как забытый висельник, болталось на цепи, издающей неприятный скрежет своими ржавыми звеньями. Безлюдный унылый двор казалось, отвернулся от них и сам не хотел быть свидетелем их появления.
— Щас выясним, — самоуверенно пообещал Шурик, — пошли, глянем поближе.
Молодые люди, старательно обходя глубокие лужи, приблизились к странной конструкции.
— И точно, дерево, — удивленно протянул Вепрев, — вроде бы его уже давно выдернули…
— Ага, — согласилась Машка, — и повесили… — Девица захихикала, — только отчего у него корень-то квадратный?
— Видать, так откопали, — неуверенно произнес Вепрев, дивясь на мощный корень, который и впрямь, то ли по прихоти природы, то ли стараниями людей, приобрел квадратную форму.
И тут его осенило:
— Квадратный!!! — заорал математик, подбрасывая кувшин в воздух, — усекла, Машка?
— Ну! — рассеянно ответила Зверева, и внезапно пристально посмотрела на Шурика. — Саш, а ты как ваще? — спросила она заботливым тоном, — голова не кружится?
Вепрев, что-то бормоча про себя, тряхнул головой, и совершенно спокойно, но каким-то позвякивающим голосом ответил:
— Нет, не кружится! — экс-математика передернуло, словно затвор автомата Калашникова. В голове у него вертелась какая-то блестящая мысль, которую он никак не мог поймать. — Ладно, мать, двинули, отсюда!
— Да уж, и поскорее, — согласилась Маша, и молодые люди торопливо зашагали прочь с этого пронизанного всеми ветрами двора, старательно обходя по пути лужи и наваленные там и сям кучи мусора. — «Если есть дом — рассуждал про себя Шурик, направляясь под арку к ближайшему выходу со двора, — значит, где-то должна быть вывеска с его номером и названием улицы, по которой можно определить, где конкретно мы находимся. А там до дома добраться — не вопрос». Машка же в этот момент думала совсем о другом. Она мечтала, что когда вернется домой, сразу же наберет полную ванну воды, сделает густую пену и плюхнется в нее, а потом будет долго лежать и наслаждаться. Долго-долго будет лежать…
Каждый мечтал о своем и каждый надеялся, что все, наконец-то, скоро закончится…
Но едва они выбрались из-под арки негостеприимного дворика, Вепрев тут же понял свою ошибку. Они были не в Питере. И даже не в России. Вокруг вообще ничего не было — прямо за аркой клубилась сплошная серая стена Ничто — не было видно ни лучика света, ни пролетающих осенних листьев, ничего — только серая безнадежная стена, ограничивающая двор. Вепрев, резво летевший вперед, едва удержался на краю бездны, зацепившись за остатки ворот, некогда ограждавших выход из арки, а из под его ног в бездну полетели мелкие камешки. Маша просто ахнула, стоя за спиной приятеля и глядя в ту же стену Ничто.
— Эт-т-то ч-ч-чт-т-то за хрень? — пролепетал Вепрев еле шевелящимися губами.
Машка в ответ только беспомощно пожала плечами.
— Ты куда? — воскликнула она.
Шурик, словно не слыша ее слов, прижимая к груди Бездонный Сосуд, в отчаянии метнулся на другой конец двора, и выскочил через вторую арку. Там их ожидала такая же стена серого Ничто. Одно сплошное Ничто. Для них остался только колодец двора в облезлом крупногабаритном пятиэтажном доме. И еще кучи прелых осенних листьев. И кусочек осеннего неба, аккурат по размеру пятачка двора. И слякоть, моросящая с неба. И еще плотная стена абсолютного Ничто.
Вепрева пронизала холодная дрожь. Они на острове, затерянном в пространстве и они единственные его обитатели…
— Так, давай мыслить логически, — дрогнувшим голосом начал рассуждать вслух экс-математик. — Раз сюда есть вход, значит, должен быть и выход. Логично?
— Логично, — согласилась Маша, и быстро предложила:
— Саш, а давай, зайдем в подъезд какой-нибудь. Может, тут люди живут, так мы спросим хотя бы, куда попали.
— Ну, давай, — кивнул Вепрев, и первый двинулся к ближайшему подъезду. Открыв скрипучую облезлую дверь, он шагнул в вонючий полумрак, и тут же отпрянул — вместо знакомого с детства загаженного входа в жилище, перед ним оказался длинный темный тоннель, в конце которого едва виднелась дверь, обитая ржавым железом.
Вепрев облизнул пересохшие губы, и нервно обернулся. В середине двора осенний ветер раскачивал засохший труп дерева, цепь скрежетала, а за его спиной стояла Маша, и, приподнявшись на цыпочки, испуганно заглядывала в тоннель из-за плеча приятеля. На мгновение Шурик утратил запал, но потом отмахнулся от черных мыслей.
— А, да ладно, пошли, — предложил он, — Глянем, че там есть.
И отважный экс-математик направился вперед. Позади послышались торопливые шажки Машки.
Пройдя пару десятков метров, молодые люди уперлись в массивную железную дверь, густо заляпанную пятнами ржавчины. Из двери торчала кое-как, вкривь и вкось, на соплях приделанная кривая ручка. Шурик осторожно, чтобы не вырвать с корнем, потянул ручку на себя, и дверь со скрежетом несмазанной телеги отворилась. Сначала он сам, а потом и Машка просунули головы внутрь и стали разглядывать полутёмный коридор, тускло освещенный факелами, воткнутыми в стены. Над ними мрачной тучей нависал высокий сводчатый потолок, а на щербатых каменных стенах то и дело плясали чьи-то тени.
Внезапно Машка тихо ахнула и схватила спутника за руку:
— Сааа-аша, это же…, - вытаращив глаза, громко прошептала она. Но Шурик уже догадался, что она хотела сказать.
Это было то самое место, куда они попали в первый раз из Бусыгинского сарая в подвале далекого Питерского дома…
Но на этот раз коридор не был пуст — в нем находился с десяток странных существ размером с человека, внешне похожих на тех, с кем Шурик играл в камушки по выходе из пещеры Эрдрума. Их лица отчасти напоминали человеческие, но тела и головы с крысиными ушами вместо одежды были покрыты плотной, короткой, лоснящейся от жира шерстью темно-черного цвета. Лишь на брюхах уродцев шерсть была грязно-белой, отчего они чем-то смахивали на пингвинов. Слабость рахитичных ручек компенсировали мощные ноги похожие на крысиные лапы, а на задницах красовался оттопыренный розовый мозоль, как у обезьян. А сзади у всех свисали мощные и длинные, метров по пять, хвосты, похожие на слоновьи хоботы, поросшие жиденькими рыжими волосами, с могучими присосками на концах. «Совсем как на кухонном вантузе, — мелькнуло в голове Вепрева, — только побольше».
Твари были заняты странной игрой — суетливо скакали на длинных мощных хвостах взад и вперед по щербатому каменному полу, отбрасывая в тусклом свете кривые черные тени, а временами высоко подскакивали на мощных задних лапах, молниеносно захватывали присоской на «хвосте» что-то круглое, вроде мячика, и перебрасывали партнеру. Тот ловко ловил «мяч» своей присоской, подскакивал, и перебрасывал мяч дальше. Ни единой секунды существа не стояли на месте — они постоянно двигались, носились вдоль и поперек коридора, а их черные туши так и мелькали в воздухе. Все это происходило в какой-то зловещей тишине, только изредка твари по крысиному попискивали, сделав удачный пасс.
Видимо, игра настолько захватила крысолюдей, как назвала их про себя Машка, что они даже не заметили появления гостей.
— В футбол, что ли играют? — шепотом проговорил Шурик, вспомнив, как сам в детстве гонял с мальчишками мяч во дворе, где ворота им заменяли с одной стороны два клена, растущие напротив друг друга, а с другой стороны — два кирпича, за которые постоянно возникали споры, не сдвинуты ли были они…
Вдруг то, что они приняли за мяч подлетело к ногам парочки, и Шурик с Машкой с ужасом узнали в этом окровавленную башку старикашки Бусыгина. Даже фингал под глазом остался на месте. Голова была синюшно-бледной, с поджатыми кривыми тонкими губами. Маша завизжала от ужаса, громче, чем при схватке с Демоном Зазеркалья. В глазах у девушки все почернело, и, не в силах сдержаться, она вырвала прямо на чело незадачливого кандидата наук.
Внезапно голова инженера Бусыгина распахнула глаза и уставилась на молодых людей:
— Бегите! — выпучив остекленевшие глаза, внезапно громко просипела голова и вывалила язык.
Но было поздно — тут же к голове кенгурячьим прыжком подскочил человек-крыса, и своим хвостом-хоботом отпасовал ужасный мяч своему партнеру. Машка вскрикнула. Странный игрок обернулся и замер, уставившись на непрошеных гостей своими маленькими поросячьими глазками. Нос твари быстро шевелился, словно у сторожевой собаки, почуявшей след. Не подавая признаков удивления, он несколько секунд внимательно разглядывал визитеров, а затем одобрительно кивнул головой, и произнес деловитым голосом:
— Та-а-ак-с…, ну, что ж… — после чего быстро обернулся к своим партнерам, и визгливо крикнул: — Опп-сса!
Хаотическое движение крысолюдей тут же прекратилось, башка кандидата наук была моментально забыта и заброшена в дальний конец коридора, и вся команда, разбившись по парам, слаженно запрыгала на хвостах в сторону обалдевшей парочки.
— Са-а-ааша, — заикаясь, пролепетала Маша, пятясь назад, — б-бежим отсюда!
Вепрев, следуя древнему, как мир, правилу «бьют — беги», схватил подругу за руку, и они изо всех сил рванули в обратную сторону. Даже на бегу Машка успевала визжать. С силой захлопнув дверь, парочка выскочила из подъезда, и опрометью бросилась во двор. Над ним хмурилось все то же свинцовое мертвое небо, сочащееся противной моросью, деревяшка все так же громко скрипела, раскачиваясь на цепи, а ветер разносил мертвые листья.
На полном ходу Машка обернулась, и увидела, как следом за ними, с силой протискиваясь в узкую дверь, и отталкивая друг друга, вываливается толпа свирепых крысолюдей, а те, что выскочили раньше, уже бросились вдогонку, высоко подскакивая в воздухе, как стая страшных кенгуру.
— Са-а-аша, — истерично завопила Зверева, — они бегут за нами!
Вепрев только прибавил ходу, таща за собой Машу, но крысолюди кенгурячьими прыжками уже настигали их, загоняя парочку к одному из выходов со двора. Шурик и Машка, задыхаясь от бега, заскочили в арку, вихрем пронеслись по темному тоннелю, и резко остановились — впереди маячила только серая бездна…
Крысолюди тоже остановились, не пытаясь зайти в подворотню и схватить ускользнувшую добычу. Сбившись в толпу у входа в тоннель, они с интересом смотрели на молодых людей, посмеивались, перешептывались, и манили их к себе пальцами с длинными когтями.
— И что теперь? — Машка обреченно глянула вниз, в бездну, до которой был всего лишь один шаг. — Саш, ну придумай хоть что-нибудь, ты же такой умный!
Вепрев несколько секунд думал, пока не уцепился за озарившую его мысль, сколь гениальную, столь и безрассудную, но единственно возможную в их тяжёлом положении. Ну конечно! «Путь легкий…»
— Слышь, мать, — торопливо сказал Вепрев, нервно поглядывая назад и облизывая пересохшие губы, — а что, если мы прыгнем?
— Куда прыгнем? — с испугом спросила Маша, — в это… в это… — от ужаса девушка даже задохнулась, и умолкла, со страхом глядя на серую тьму, застилающую выход из арки. — Саша, ты с ума сошел!
— Сошёл — не сошёл, — настойчиво продолжил Вепрев, — деваться больше некуда. Ну, или как дедку нашему, башку свинтят и пустят на хоккей!
— Но куда прыгать, Саша, куда?! — в отчаянии воскликнула Зверева, — туда? — спросила она приятеля, указывая пальцем на серую бездну, стеной стояшую перед ними.
— Да! — внезапно обретя решимость, заявил экс-математик, и в его голосе появилась командная твердость металла. — Помнишь, на дверях надпись была — «путь легкий, но мнимый»? — Машка испуганно кивнула, глядя на Шурика расширенными глазами, — а мнимый — значит, несуществующий! — победным тоном продолжил Вепрев, — а раз несуществующий, значит всего этого, — Вепрев обвел рукой пространство вокруг себя, — ваще нету! Да! Нету! Поняла, мать? А значит, нам как раз туда и надо!
— Ой, Сашенька, не надо! — Маша начала всхлипывать, — может, лучше, пойдем, с этими договоримся?
— Как же, договоримся, — махнул рукой Вепрев, — ты, мать, ваще… ещё им денег предложи…
Они одновременно оглянулись назад. В этот момент крысолюди, словно им надоело ждать, начали понемногу, крадучись и, загребая грязь хвостами, вползать на брюхах в полутемный тоннель, в конце которого стояла перепуганная парочка. Тоннель наполнился нетерпеливым голодным попискиванием и Шурик понял, что медлить больше нельзя.
— Так, все! Бежим! Быстро! — грубо рявкнул отважный математик, и, решительно схватив Машку за руку, оттолкнулся от края подальше и прыгнул в серую стену перед ними…
Вокруг беглецов моментально сомкнулась тьма, и под аккомпанемент Машкиного вопля, сладкая парочка полетела в бездну, ощущая вокруг себя пустоту. В ушах свистел ветер и время словно замерло. Машка, зажмурившись от страха, размахивала в полете свободной рукой, словно пыталась уцепиться за воздух. Но все было тщетно: пальцам не за что было ухватиться.
Сердца обоих сжались в ожидании неизбежного удара при падении…
В следующую секунду сплошной мрак рассеялся, но удара об землю так и не последовало. Напротив — открыв глаза, молодые люди увидели, что оказались посреди небольшой круглой долины, окруженной черными отрогами неприступных скалистых гор.
sss
Встав на ноги и отряхнувшись, сладкая парочка принялась озираться по сторонам. С виду это место сильно смахивало на аэродром. Свинцово-серое небо гармонично перекликалось с серыми бетонными плитами по полметра в длину и в ширину, которыми здесь все было вымощено. Ни травинки, ни былинки не пробивалось сквозь эти плиты, не чувствовалось ни единого дуновения воздуха, спертого, как летом в переполненном вагоне метро. Один вдох здесь загонял в душу тоску, как молоток загоняет гвоздь в доску. Солнце отсутствовало полностью, и долину освещал лишь призрачный мертвенно-бледный свет, сочащийся откуда-то сверху.
— Прямо, какая-то долина смерти, — пробормотал Вепрев, — и где тут источник Вечности?
— Я такие горы только в кино, да на картинках видела, — очарованно сказала девушка, и закашлялась от пыли.
— Эх, вот узнать бы, где это мы, — произнес математик, хоть бы указатель какой был!
Вдруг, словно по щучьему веленью, взору Вепрева привиделся покореженный временем указатель. Шурик дернул подругу за руку:
— Пойдем, мать, посмотрим что там.
Машка послушно повиновалась. Одряхлелая табличка была насквозь проедена ржавчиной, да и вдобавок надпись была похоронена под многовековым слоем пыли. Вепрев вытащил из кармана грязный носовой платок и принялся аккуратно очищать указатель импровизированной ветошью. По мере очистки проявлялись крупные печатные буквы, и стоявшая за спиной Машка по прочитала по слогам «ДО-ЛИ-НА СМЕР-ТИ».
— Смотри, Саш, ты угадал! Это точно долина смерти!
— Ага, — обреченно согласился Вепрев, — полный отстой и безнадега.
— Значит, мы все-таки умерли, — смирившись с этой мыслью, спокойно констатировала Машка.
— Маш, глянь-ка назад, — вдруг обратился Вепрев к подруге, там вроде что-то есть!»
Машка обернулась и тоже заметила, что вдалеке от них течет речка, вдоль которой тянулась цепочка каких-то людей.
— Точно, люди! — обрадовалась она, — пойдем, посмотрим!
И сладкая парочка зашагала к обнаруженному признаку жизни. Идти пришлось совсем недолго — буквально через десяток шагов они приблизились к людям почти вплотную, и с испугом и отвращением принялись их разглядывать. А посмотреть было на что — по Долине Смерти протекала река с белесой вонючей жидкостью, напомнившей Вепреву реку Времени, а вдоль него со стонами и жалобными причитаниями вереницей брела огромная очередь каких-то мужчин и женщин. Почти у всех были фиолетовые опухшие морды, у многих под глазом красовались фонари, у некоторых одежда была порвана, или замарана. Очередь выползала из узкой расщелины в дальнем конце долины, и медленно брела аж до другого её конца, в котором виднелась узенькая дверка, ведущая в какую-то пещеру. На отвесной скале над дверкой красовалась надпись «КАЗЕНКА», нанесенная зеленой краской огромными корявыми буквами, а под ней белой краской было кое-как приписано: «Последний опохмел».
— Видать, это все алконавты, — заметил Вепрев, и предположил: — может, с перебора откинулись?
Некоторые алкоголики в очереди жадно курили сигареты, а другие клянчили у них: «Дай соснуть», но в ответ слышали только традиционное напутствие «Пошел на хуй».
До Шурика и Машки находившихся вблизи очереди, явственно доносилась мерзопакостная вонь перегара и блевотины, исходящая от людишек, а мутная речка, текущая вдоль очереди, отчетливо воняла аммиаком и фекалиями.
— Слышь, Маш, — обратился Вепрев к спутнице, пошли, посмотрим, куда они идут. Может, узнаем у кого, где тут источник Времени.
— Пошли, — легко согласилась Маша и парочка быстро зашагала вперед. Вновь проявилось странное свойство этого места — едва они прошли десяток шагов, как оказались перед отвесной черной скалой с порталом для входа очереди. Поверхность скалы возле двери была густо изрисована какими то граффити, и некоторые страдальцы, прежде чем войти в дверку оставляли на ней свои автографы, пользуясь кусками мела, валяющимися на бетонных плитах возле входа. Некоторые надписи указывали на тяжкие духовные муки страдальцев, например, «Здесь был я, Сеня Пупкин. Прощайте, люди!», «Нет в жизни счастья», «Нинка — сволочь», и тому подобное.
— Надо и нам отметиться, — решил Вепрев, и, подойдя к стене, подобрал с земли кусок мела и написал традиционное: — «Саша и Маша были здесь».
— А что это там, Саша? — спросила Зверева, указывая на что-то справа от входного портала.
Вепрев пригляделся. И в самом деле, недалеко от портала из отвесной каменной стены торчала толстенная чугунная канализационная труба, из которой истекала струйка какой-то омерзительно воняющей жижи. Вытекая на землю, она превращалась в мутный белесый поток, создающий реку, текущую вдоль очереди через всю долину, и скрывалась в расщелине в противоположном конце Долины Смерти. От ручейка удушливо несло сортирной вонью.
Справа от трубы виднелась узкая дверь, подойдя к которой молодые люди увидели надпись куском мела «Источник Вечности. Аппаратная».
— По-моему, Саша, эта труба — именно то, что нам надо, — решительно заявила Машка. — Набирай этой дряни и валим отсюда.
— Ладно, — согласился Шурик, и, задержав дыхание, подошел к сливу из трубы, на вытянутых руках подставил Бездонный Сосуд под вонючую струю и отошел в сторонку, чтобы подождать, пока он наполнится.
Немедленно в этом мире начали происходить пугающие изменения: на горизонте появилась тень, которая быстро наползала на долину, и когда граница тени подошла поближе, Шурик увидел, что все люди в очереди, на которых упала тень, замирают, словно на картинке. И, что странно, чем ближе была граница тени, тем быстрее наполнялся Бездонный Сосуд.
— Видимо, — пораскинув блистательным умом, глубокомысленно изрек математик Вепрев, — кувшин рассчитан на поглощение всего Времени, и чем его меньше, тем быстрее он, есессно, наполняется.
— Ну, чем скорее, тем раньше уроем, — отозвалась Машка.
Вскоре Бездонный сосуд наполнился, и маленький кружок света остался только вокруг трубы с сосудом. Вепрев взял потяжелевший сосуд и огляделся, ища глазами Машу. К его ужасу весь окружающий мир погрузился во мрак, который и скрыл попутчицу.
— Очевидные происки гугенотов — мелькнула в голове Вепрева дурацкая фраза из какой-то книжки, — и че теперь делать? Немного подумав, Вепрев отлил часть Жидкого Времени в канаву, чтобы снова появился свет. Круг света чуток расширился, и в нем высветилась Маша, замершая как изваяние, но как только на нее упал свет, девушка снова начала двигаться.
— Ну, мать, дело сделано, — заявил Вепрев, — Сосуд наполнен, можно валить отсюда.
— А куда валить, Саша? — резонно спросила Зверева, — где этого Горыныча найти?
— Мда, — согласился Вепрев, — вопрос за засыпку!
И Шурик начал оглядываться, в поисках выхода. Вдруг его взор упал на дверь в аппаратную. — «Была не была» — решил он, — «можно и попробовать».
— Слышь, Маша, — обратился он к подруге, — пошли в аппаратную эту, может кто-нибудь дорогу подскажет!
— Ну, пошли, — неуверенно согласилась Зверева, и молодые люди подошли к расхлюстанной двери с надписью «Аппаратная». Вепрев потянул за ручку, и дверь с душераздирающим скрежетом отворилась. Молодые люди осторожно вошли внутрь и огляделись. В полутемной комнате за дверью обнаружилась мастерская, заставленная верстаками, заваленная какими-то железяками и горами пустых бутылок по углам. В дальнем конце комнаты маячило черное пятно входа в темный и узкий коридор. Слева от входа в комнате неподвижными манекенами застыла пара тех самых странных крысолюдей, которые играли головой старикашки Бусыгина.
— Видать, как мы все время выцедили, — заметил Вепрев, — так все и замерло вплоть до рассвета.
Маша только махнула рукой и нетерпеливо предложила:
— Ой, да пошли отсюда, вдруг прочухаются!
И молодые люди, пройдя Аппаратную, двинулись по коридору, который через несколько метров вывел их в какую-то сумрачную комнату с полуоткрытой дверью с надписью «Зал Финишной Утилизации». Они осторожно высунулись из двери, и с изумлением увидели перед собой огромный зал. В правой стороне зала, на золотом троне, усыпанном фальшивыми бриллиантами и топазами, сидела какая-то мерзопакостная тварь, похожая на огромную, с носорога размером, жабу с мордой крокодила. На подножии золотого трона крупными рубинами была выложена надпись «Великий Бог Опохмел». Шкура Великого Бога была покрыта пятнистой черно-зеленой чешуей, а из его приподнятой над сидением задницы торчал толстенный, загнутый вперед хвост с огромной клешней, нависающий прямо над рылом. Задние лапищи Великого бога были как у чудовищной жабы, передние же лапы были короткими, но сильными, с устрашающими когтями. В огромной клыкастой пасти Опохмела дымилась Гаванская сигарка, огромная, как труба паровоза.
В левой ручке Опохмел держал ведерный стакан водки, а справа от него, на каменном полу, стояла початая 100-литровая бутыль с зеленой этикеткой «Особая Московская, 400».
Слева от Опохмела, на златом же троне, но поменьше, свивалась кольцами другое, не менее мерзкое создание, напоминающее десятиметровую гадюку с акульей головой, и акульей же пастью диаметром метра два. На подножии трона гадины золотыми буквами была выложена надпись: «Великая Богиня Помойя». Прямо перед Помойей стоял дряхлый музыкальный инструмент, похожий на шарманку.
Справа и спереди от Великого Бога Опохмела стояла почерневшая деревянная бочка, диаметром метров 5, и высотой метра 6. Некогда в подобных бочках колхозники заквашивали тонны капусты для продажи в город. На бочке красовалась фабричная этикетка: «Рассол Забвения, сорт 2». Клепка из здоровенных досок от долгой службы потемнела и была покрыта разводами, словно у бочки для закваски капусты от перебродившего рассола. Из бочки несло мерзопакостной вонью прокисшего рассола, а ее забродившее содержимое булькало, и иногда переливалось через край, так что над ней висело облачко зеленоватого тумана.
Прямо над бочкой из потолка торчал ржавый самодельный жестяной колпак квадратной формы, вроде тех, что красуются над кухонными плитами. Раструб колпака нависал над бочкой на высоте метра в два.
Вепрев подальше высунул голову за дверь и посмотрел влево. Там виднелась разбитая фанерная дверь, всем своим обшарпанным видом напоминавшая дверь общественного полевого сортира. На двери красовалась надпись: «Портал Судеб».
Напротив двери на полу стояло какое то подобие зеркала, по форме напоминающее низенькую, высотой с метр, рамку металлодетектора в супермаркетах. На зеркальной поверхности мерцала загадочная надпись «Облегчитель Душ», а справ и слева от Облегчителя стояла парочка здоровеннее мужиков с синюшными мордами. Одеты они были в рубашки-распояски с бабочками, лаковые сапоги и штаны из коверкота, а на головах красовались милицейские фуражки с красным околышем.
Внезапно на глазах у Шурика и Машки, замерших от изумления, из Портала Судеб вышел какой-то человечек, одетый в изящный фрак с бабочкой, и проследовал прямо к зеркалу. Чтобы пройти сквозь «рамку», человечек согнулся по пояс, и с громким чмоканием просунул голову сквозь «зеркало». В тот же миг мужик, стоящий на входе в зеркало, наподдал ему мощного пинка, а второй мужик мигом подставил ко рту страдальца бумажный кулек с синей этикеткой «Животрепетная Душа», огромная стопка которых стояла перед ним на полу. По всему было видно, что они исполняют великолепно отрепетированный ритуал.
Изо рта человечка с визгом крысы, давимой каблуком, выскочила какая-то бесформенная серая масса размером с кролика. Шурик и Машка мельком заметили, что у этой твари есть слабенькие ручки и ножки, тщедушное тельце, покрытое бледно-серой шерстью и увенчанное головкой с красными глазками, огромными сросшимися ушами, напоминающими крылья бабочки, и огромной зубастой пастью.
Животрепетная Душа, выскочив изо рта страдальца, прямиком попала в предусмотрительно подставленный кулек, и второй мужик мигом скрутил горловину кулька, словно опытная торговка на базаре. Вслед за тем первый мужик, стоявший перед зеркалом, оглушительно рявкнул «Пр-р-р-оходи дале, уррррод, не пррроедайся!» и наподдал ему еще одного мощного пинка.
От этого пинка человечек пробкой, с чмокающим звуком, проскочил сквозь зеркало и кое-как встал на ноги, глядя перед собой стеклянными зенками. Видимо, это был уже не человек, а только его пустая оболочка, освобожденная от души. С виду он был совсем как живой, только вместо фрака на человечка была напялена грязная дерюга темно-серого цвета. Тотчас второй мужик сунул в руки Оболочки кулек с ее же собственной Животрепетной Душой, и дал по шеям.
Оболочка мелко засеменила вперед, держа в руках перед собой бумажный кулек, в котором трепыхалась и попискивала ее бывшая Животрепетная Душа, и деревянной походкой проследовал к златому трону Великого Бога Опохмела, пред которым уже уныло топталась толпа точно таких же уродов-Оболочек, числом немереным, навскидку — сотни две рыл. Каждая Оболочка держала в руках кулек со своей сраной Животрепетной Душонкой, которую она должен был представить на дегустацию Великому Богу Опохмелу.
— Ой, Саша, что щас будет, — прошептала Машка, глядя, как одна из оболочек в очереди вскарабкалась на высокое подножие трона, робко подошла к Опохмелу, и протянула свой кулек. Тотчас же клешней на своем кошмарном хвосте Опохмел ловко выхватил кулек из рук Оболочки, парой ловких, отточенных движений достал откуда-то из-за спинки трона граненый стакан, до краев наполненный водкой, и сунул емкость в трясушиеся руки страдальцу. Тотчас Великая Богиня Помойя протянула с трона кончик своего змеиного хвоста, обвила им ручку шарманки, и принялась ловко ее крутить. Зал Утилизации наполнился писклявыми звуками популярной некогда мелодии «Шумел камыш».
Страдалец, получив стакан с эликсиром жизни, со стоном безумного облегчения выпил его, стараясь не расплескать, а Великий Бог Опохмел превосходно отрепетированным движением своего хвоста вытряхнул из кулька Животрепетную Душу в свою зубастую пасть, причем даже не вынимая из нее Гаванки. Пустой кулек он небрежно бросил на пол перед собой, в огромную кучу таких же использованных кульков.
Прожевав проглоченную душонку очередного страдальца, Опохмел проглотил ее, громоподобно рыгнул, так, что содрогнулись стены зала, и запил сожранную животрепетную душу стаканом водки размером с ведро. Икнув напоследок, он затянулся Гаванской сигаркой, возвел очи горе, и глубоко задумался на несколько секунд, прислушиваясь к ощущениям в своем животе и слегка покачивая башкой в такт мелодии шарманки.
Поразмыслив, Опохмел поморщился, выпустил в окружающее пространство идеальное колечко дыма диаметром с полметра, и раскатисто отрыгнул Жывотрепетную Душу, ставшую в животе Опохмела полупрозрачной, только в районе пупка, что-то явственно чернело. Душа тотчас же, на лету, уцепилась за колечко тонкими ручонками и повисла на нем плавно покачиваясь.
Великая богиня Помойя тут же прекратила крутить шарманку, повернула акулью башку к любящему супругу, и принялась по-змеиному шипеть на него. Тот только отмахнулся, не обращая на шипение никакого внимания.
Тем временем кольцо дыма с прицепившейся к нему Животрепетной Душой медленно поплыло между бочкой и вытяжным колпаком, и как только попала в облачко зеленоватого пара, клубящегося над Рассолом Забвения, Животрепетную Душу внезапно что-то начало тянуть вниз, в бочку. Животрепетная Душа отчаянно трепыхалась, повизгивая и суча ножками, но, видимо, притяжение оказалось слишком сильным, и душа, оторвавшись от кольца дыма, с визгом и громким всплеском упала в Рассол Забвения. Едва она в ней скрылась, в бочке раздался всплеск и адский хохот, и часть Рассола Забвения с шумом выплеснулась на пол.
Покончив с душонкой, Верховный Бог Опохмел клешней на хвосте схватил опохмеленную пустую оболочку, и небрежным жестом, не глядя, швырнул ее как отбросы своей драгоценной супруге. Помойя ловко сцапала оболочку своей акульей пастью на длинной змеиной шее, жадно, громко чавкая, прожевала и проглотила.
Молодые люди, замерев в дверях, с любопытством смотрели на это действо, повторяющееся вновь и вновь. Оказалось, что не все Животрепетные Души попадают в Рассол Забвения. Один раз Опохмел, поразмыслив после проглота души, довольно ухмыльнулся, и когда он выпустил колечко дыма, Животрепетная Душа, уцепившаяся за кольцо дыма, уже не имела темного пятна в животе. Напротив! В области пупка у нее что-то явственно светилось, словно лампочка, а на головке вместо ушей находилась пара сдвоенных крылышек, похожих на стрекозиные. Вероятно, это означало, что человек достиг Высшего Просвещения и Гармонии, а посему достоин причисления к лику блаженных. Впрочем, пустая оболочка тоже была с аппетитом сожрана Помойей.
Однако когда кольцо дыма проплывало между вытяжным колпаком и бочкой, просветленная душа начала усиленно трепыхать крылышками, благодаря чему смогла преодолеть притяжение Рассола Забвения, и вознеслась в вытяжной колпак, избежав падения в бочку с рассолом 2-го сорта. Через несколько секунд, когда душа, вероятно, достигла крыши помещения, из раструба донесся победный аккорд, напоминающий испускание газов слоном в зоопарке.
— Это че, все мы так будем тут? — с испугом спросила Маша, — может, пить перестать?
— Ага, как же! — обреченно сказал Вепрев, — Такова селяви!
Услышав этот разговор, Великий Бог Опохмел заинтересованно глянул в сторону сладкой парочки, и вдруг обратился к молодым людям хорошо поставленным бархатным баритоном:
— А нутте-ка, нутте-ка, эттта штой-то интересненькое ко мне подвалило, — и он поманил Шурика и Машу своим крючковатым пальцем, — а подите-ка сюда, голубки, ути-пути-пуси-пуси-пуси…
Тотчас же парой взмахов своего ужасающего хвоста он раздвинул толпу людишек, стоящих в очереди, и перед младыми людьми очистился проход к трону Великого Бога.
Молодые люди переглянулись.
— Пойдем, Саша, может, дорогу к Горынычу покажет, — нервно предложила Маша, слегка одуревшая от всего увиденного.
— Ладно, идем, — обреченно согласился Вепрев, и первым ступил на дорожку, ведущую к трону Великого Бога Опохмела.
Пройдя длинный коридор, очищенный от Оболочек, молодые люди с опаской приблизились поближе к твари на троне.
— Здравствуйте, — вежливо поприветствовал хозяина Вепрев, — мы тут это… мимо проходили…
В ответ Опохмел только весело заржал, сотрясаясь от хохота. Отсмеявшись, Великий Бог почесал спину клешней, налил полный стакан, размером с ведро, водкой из бутыли, и залпом опрокинул в пасть. Вслед за тем он, не глядя, схватил Животрепетную Душу первого попавшегося страдальца и миром отправил в свою бездонную пасть. Швырнув пустую оболочку своей напарнице, он рокочуще отрыгнул, и доброжелательно спросил пришельцев:
— А че надо-то?
— Нам бы кувшин отнести, вот… — Шурик показал хозяину Бездонный Сосуд, в котором тяжело плеснуло Время.
— Как же, как же… — понимающе кивая башкой, ответила тварь, — небось, племяшу моему, Педриле, опять понадобилось?
— Ага… — робко встряла в разговор Машка, — только там еще дракон был, ну, такой, с тремя головами…
Великого Бога Опохмела передернуло, как будто он вспомнил что-то крайне отвратительное, но он промолчал, только принялся задумчиво ковырять в огромных зубах клешней на своем хвосте, от чего по залу стал отчетливо разноситься скрежет. Так продолжалось пару минут — видимо, тварь размышляла.
— То-то я вижу, свежие людишки подходить почти перестали, — наконец изрек хозяин, вытащив хвост из своей крокодильей пасти, — вы там, чай, все Время выцедили?
— Ага, — виновато ответил Вепрев. — Но мы не зна…
— А-а-а-а-а… — протянул хозяин, — тогда понятно… — ну, да мне-то ваще по хуй, — равнодушно сообщил он, махнув рукой. — Уа-а-а ха-ха, — хозяин зала широко зевнул во всю крокодилью пасть, и радушным тоном предложил парочке:
— Выпить не желаете? Так сказать, за компашку?
Вепрев судорожно глотнул, и, взглянув на испуганную Машку, хотел было отказаться. Однако хозяин, не дожидаясь ответа, своей клешней ловко подцепил откуда-то сзади себя пару граненых стаканов, на ходу набуровил в них жидкость из бутыли, и протянула Вепреву и Маше. Не смея отказаться, младые люди робко приняли тару из клешни, нависающей над ними, словно ковш экскаватора, и стали молча ждать продолжения.
— Да вы не стесняйтесь, чай, не цэлки, — снова заржала тварь, видя смущение нежданных гостей — подходите поближе, примем на грудь. А потом я вам кое-что растолкую.
Сладкая парочка несмело приблизилась к трону, держа стаканы на отлете, чтобы не разлить. Проходя мимо бочки, Шурик не удержался, и глянул вверх. Ничего особенного он там не увидел — там, на высоте потолка, голубело выходное отверстие трубы, а до ушей экс-математика донеслась сладкозвучная мелодия арф, правда, из-за завывания ветра она была почти не слышна.
Засмотревшись, Вепрев споткнулся и чуть не упал, но Машка, вцепившаяся ему в локоть, удержала приятеля, и они благополучно приблизились к трону.
— Нуте-с, батеньки, за знакомство, — поднял свою тару хозяин. — Меня Опохмелом кличут, чтоб вы знали. Я — Великий Бог! — поднял он палец, — Усекли? — Шурик и Машка дружно кивнули, — То-то. А про вас я и так все знаю.
— Откуда? — робко выдавила Машка.
— От верблюда, — заржала тварь. — Значицца так, от Божественной Чаши отказываться нельзя, так што пить по полной, до дна!
С этими словами Великий Бог Опохмел закинул в пасть ведро водки, схватил, не глядя, первого попавшегося человечка из очереди, и употребил его целиком вместе с кульком. Со стороны гадюки донеслось недовольное шипение, на которое, впрочем, Опохмел не обратил ни малейшего внимания. Молодые люди робко пригубили жидкость. Пойло, которым их угощал Опохмел, явственно отдавало керосином, но в целом оказалось сносной водкой, и они решительно выпили свои дозы. Вепрева и Звереву, толком не евших уже несколько часов, сразу начало развозить.
Великий же Бог Опохмел, приняв дозу, благодушно сложил ручки на толстеньком животике, и пустился в пояснения.
— Значицца, так. Особо подчеркну — мне ваще реально по хуй, что вы там все Время сбондили, не моя это проблема. Но! — Опохмел задрал палец, — имейте в виду, что в вашем мире тоже все реально стопорнулось. Усекли? — Опохмел насмешливо глянул на молодых людей. Видя, что они ничего не поняли, Опохмел вздохнул, и принялся растолковывать.
— Сами понимаете, если нет Времени — ничего нет ваще. Писец всему реальный. Так што вам щас в свой мир возвращацца — без понтов. Абзац ему конкретный.
— И что же теперь делать? — тупо спросил Вепрев, чувствуя, как у него слабеют ноги от мысли, что не видать ему больше как своих ушей ни Питера, ни Васильевского, ни пивка в заведении тети Нади, ни знакомых, ни друзей — ничего.
— Ну, тут, паря, есь два пути, — крокодилья морда Опохмела приобрела глубокомысленное выражение. — Либо канайте назад, обратно Время сливайте, и тады все снова зашевелицца. Но, учтите, вы здесь так и застрянете навек, мда…
Видимо, Опохмел в чем-то засомневался, и уставился в потолок, затягиваясь сигаркой и пуская кольца дыма из пасти. Через минуту размышлений он перевел взор на сладкую парочку и несколько неуверенно добавил:
— Хотя, в опчем-то, можна… можна… помочь вашему убожеству… мдаааа…
— А как помочь? — с надеждой спросила Маша, с испуганным видом слушавшая странного собеседника.
— А вот, — Верховный Диспенсер ткнул пальцем в тварь, крутившую шарманку. — Это, пацаны, супружница моя. Помойей ее зовут. Утилизатором работает, вроде унитаза. Сволочь редкая, скажу я вам! Так вы етттаааа… Прыгайте-ка ей прямо в пасссььь. Ы-ы-ы-ы-ы-ы-гы-гы-гы-гы-гы-гы, — радостно заржало божество, — А што! Это реально свежо! Ы-ы-ы-ы-ы-ы-гы-гы-гы-гы-гы-гы….
— Да вы что!!!! — ужаснулась Машка, — она же нас слопает!
Великий Бог Опохмел замотал башкой, так, что от его сигарки во все стороны полетели искры.
— Ни боже мой! — заявил он, подмигивая, и принялся наставлять дальше, понизив голос до полного конфиденса:
— Вы еттааа…, када буите там пролетать, ну, в пасти-то ейной, сосудом своим бездонным прям по зубилам ей шшолкните. Да покрепче! Тада она вас не сожрет, сссука гребаная…
— А потом? — недоверчиво спросил Вепрев.
— А потом — суп с котом, — раздраженно заявил Диспенсер, и принялся ковырять в зубах своей клешней. Морда его приняла страдальческое выражение, и на несколько минут он умолк, ожесточенно копаясь в своей пасти. Молодые люди напряженно ждали окончания омерзительной процедуры, с испугом глядя на божество.
Наконец, Великий Бог Опохмел вытащил хвост из пасти, и поднес клешню к глазам. Молодые люди с ужасом увидели, что в ней был зажат позвоночник недавно сожранного страдальца, как видно, застрявший между клыками божества. Вепрева передернуло, а Машку чуть не вырвало. Однако Диспенсер, судя по всему, остался доволен результатом, потому что на его морду тотчас вернулось благожелательное выражение, и он продолжил свои пояснения:
— Вернетесь вы на помойку, откуда и взялись на мою голову, — доверительно сообщил Опохмел, — то есть во дворик-то этот. Ну, с корнем квадратным. Но там вас уже ждут, не сомневайтесь.
— А кто ждет? — настороженно спросил Вепрев.
— Ассенизаторы, — неохотно ответил Диспенсер.
— Это те самые уроды с хвостами? — опасливо спросила Маша.
— Ага, — подтвердил Опохмел, и продолжил, сочувственно покачивая головой, — а уж от этих робят… мда…пощады не жди… нееее… Но еси даже от них отбодаетесь — толку не будет. Племяш то мой, Педрило, все Время себе заберет. И што вам дома-то делать, када в нем время стоит…
— А по-другому нельзя? — спросила Маша.
— Отчего же, очень даже льзя. Путь второй — прыгайте в бочку. Но предупреждаю — пиздец будет верный, не сомневайтесь. Полная утилизация, и все такое…
— А нельзя ли, тык скыть, всё на хуй послать, тоисса, отменить? — пьяным голосом спросил Опохмела Шурик, которого уже здорово развезло от выпитого натощак стакана водки, — штоп мы дома очутились, а все это — Вепрев широким жестом обвел окружающий пейзаж, — пошло на хуй
— Саша, не ругайся, — с упреком сказала Машка, — все-таки, мы тут как бы в гостях…
— Да ниче, пусь, — махнул рукой Опохмел, и внезапно предложил, почти задушевным тоном — а давайте-ко, пацаны, еще по одной накатим, а?
— Давай! — согласился пьяный Вепрев, который чувствовал сильную потребность расслабиться.
Великий Бог одобрительно кивнул головой, и тут же сноровисто набуровил всем еще по стакану паленой водки. На этот раз все выпили молча, и, в отличие от прошлого раза, Опохмел не стал закусывать, а принялся сосредоточенно высматривать кого-то в толпе людишек. Наконец он радостно рыкнул:
— Да вот же он! — и своим когтистым пальцем поманил одного из страдальцев в толпе, робко топтавшегося на почтительном удалении от трона Повелителя.
— Эй ты, урод! Как там тобя? Семенов! Да, ты, ты! — поторопил он человечка, — а ну ка, поди-ко сюда, голубец!
Человечек, которого Опохмел назвал Семеновым, стал робко пробиваться к трону Великого Бога, протискиваясь сквозь недовольно загудевшую очередь.
— Этот пацан ране доцэнтом был, по жывотноводству чалился, — радостно сообщил Опохмел, обернувшись к сладкой парочке. — Лох полный! Щас мы его разведем по полной, ыыыы-гы-гы-гы-гы-гы-гы…
В это время экс-доцент подошел к трону и робко протянул свой кулек.
— Не нада! — махнул рукой Опохмел, — ты вот што, этттааааа… ээээ… доцэнт… Жить хочешь?
Человечек радостно закивал плешивым черепом, выдавливая из своей утробы какие-то булькающие звуки.
— Ладно, — кивнул своей башкой Великий Бог, — тада сделаем вот как. — Опохмел повернулся к Вепреву. — Дака-ся сюда свой кувшин.
— Зачем это? — недовольно спросил Шурик.
— А затем. Домой хочешь вернуться?
— Ну!
— Хуй гну! — заржал Великий Бог, — хочешь домой — сосуд долой! Ыыыы-гы-гы-гы-гы-гы-гы-гы-гы! Отдавай!
Вепрев пожал плечами, и протянул Диспенсеру бездонный сосуд. Опохмел осторожно взял его своими кривыми лапами, заглянул внутрь, и шумно понюхал, крякнул и замотал башкой.
— Точно, оно, Время, — заявил Диспенсер, и поставил сосуд на щербатый каменный пол.
Затем он ловко подцепил клешней на своем хвосте доцента Семенова, приподнял его тщедушную оболочку, и приблизил к себе. Поставив пустой стакан на подлокотник златого трона, Великий Бог взял левой ручкой бедолагу за шкирку, повернул его задом вверх, а затем неуловимым движением правой руки выдавил из кулька Животрепетную Душу прямо в задницу экс-доцэнта. Тот судорожно дернулся, взвизгнул, и спустя мгновение забился, мелко суча ножками, но Опохмел держал крепко. Вскоре с человечком стали происходить быстрые и чудесные изменения — вместо дерюги на нем появился черный деловой костюм с бабочкой, правда на заднице брюки были порваны. На носу возрожденного человечка дрожало золотое пенсне, а широко раскрытые глаза приобрели осмысленное выражение. Вскоре прекратились и судороги. Увидев это, Опохмел поставил страдальца на пол, рядом со сладкой парочкой. Немного постояв, слегка покачиваясь, доцент вдруг сказал совершенно разумным голосом:
— Господа! Иде я нахожуся?
— Щас узнаешь, жывотновод гребаный — насмешливо пообещал Опохмел, — Нака-ся вот, — и он протянул воскрешенному доценту Бездонный Сосуд.
— Это зачем? — спросил тот, пятясь подальше от трона Верховного Бога.
— Бери, насекомое! — прикрикнул Верховный Диспенсер, и, насильно всучив сосуд доценту, принялся пояснять:
— Значит так, доцэнт. Щас я тобя в пассььь супружницы моей закину, так ты ей энтим кувшином вдарь как следует по зубилам. Тогда жив останешься.
— Не желаю, — заверещал воскрешенный доцент, — я домой хочу! Отпустите меня!
— Не сепети, сучонок! — грозно рыкнул Диспенсер, — буишь вякать — враз пойдешь по назначению! — и Великий Бог мотнул крокодильим рылом на бочку, из которой воняло тухлой капустой. — Усек, щучье жало?
— У-у-у-сек, — с ужасом в голосе проблеял доцент, — не сомневайтесь, ваше сиятельство, все сделаю.
— Вот то-то, — наставительно изрек Опохмел, и повернулся к парочке. — А вы, пацаны, стойте наготове.
С этими словами Великий Бог взял доцента-животновода за шиворот его изящного фрака и занес над троном, где сидела его супруга — Богиня Помойя. Та тут же принялась поводить акульей головой на змеиной шее, пытаясь ухватить наживку пастью, но Опохмел опустил доцента пониже, почти до самого пола. Держа доцента так, чтобы Помойя не достала его своим акульим жалом, Опохмел повернулся к молодым людям, и деловито сообщил:
— Щас я его в пасть закину, а вы сразу следом!
— И что будет? — с ужасом в голосе спросил Вепрев.
— Ну, там, во дворике-то, пока доцент будет от Ассенизаторов отбиваться, — принялся пояснять Опохмел, — вы хватайте свой сосуд и прыгайте в яму, что под деревом с квадратным корнем.
— А дальше? — спросила Машка.
— А дальше попадете в другой мир, а там найдете дорогу к Горынычу, — заверил Опохмел, — в общем, по счету три: раз, два, три!
По счету «три» Опохмел ловко закинул доцэнта-жывотновода в пасть своей благоверной супруги Помойи. Страдалец, пролетая мимо устрашающих зубов шарманщицы, со всех сил стукнул по ним кувшином. Выплеснувшееся из Сосуда жидкое время обожгло Помойе пасть, и она с визгом распахнула ее пошире. Путь открылся. Тотчас же в пасть прыгнули Шурик с Машкой, и вся компания, благополучно избежав острых зубов, акулогадюки попала в темный, извилистый и скользкий тоннель. Под аккомпанемент Машкиного визга троица полетела вниз, вниз, вниз….