— А-а-а-а-а-а-а-а — дикий визг Машки эхом отражался от гладких черных, как смоль, стен тоннеля, по которому летели отважные путешественники. Вепрев только матерился сквозь зубы, а парочка живых мертвецов, летящая сзади, безмолвствовала, видимо, смирившись со своей участью.
К счастью, вскоре рукав трубы начал изгибаться, и падение плавно перешло в скольжение на пятых точках. Так они перемещались еще с полчаса, и Вепрев уже начал бояться испортить себе карму, когда, наконец-то, впереди забрезжил свет. Круглое отверстие выхода стремительно приближалось к путникам, и они, вылетев из трубы и описав красивую параболу, рухнули на песок, и кувырком скатилась к подножью бархана. Машка все еще продолжала беззвучно всхлипывать, а Вепрев, поднявшись на ноги и отряхнувшись, принялся озирать окрестности. Почти сразу же из трубы вылетели Семенов и Галина, которые, шлепнувшись в песок рядом с Шуриком, немедленно вскочили на ноги и тоже начли оглядываться.
Они находились в чем-то похожем на русло небольшой высохшей реки — по обе стороны высились крутые берега, обрамленные какими-то полуразрушенными строениями, чахлыми кустиками да пожухлой травой. Речное дно было густо устлано телами и фрагментами тел людей. Вепрев пригляделся: эти «тела» не были останками живых людей, а чем-то вроде искореженных и изломанных манекенов, полых внутри. Из интереса, Вепрев пнул один из манекенов. От него отвалилась голова и покатилась по склону, подпрыгивая на кочках. Вепрев, пожав плечами, обернулся назад. К его удивлению труба, из которой они вылетели, свисала вертикально вниз из неба, ее начало терялось в синем мареве над головой, а на выхлопе это была просто ржавая железная труба диаметром метра полтора. Почему им казалось, что труба наклонная — осталось загадкой.
Но самым страшным в это мире было малиновое солнце, занимавшее четверть неба. Оно выглядело так, будто было нарисовано рукой ребенка: контур неровно наведен черным карандашом, а затем кое-как закрашен красным карандашом. От солнца исходил нестерпимый жар. Вепрев пригляделся внимательнее: небо тоже выглядело так, будто оно было кое-как накрашено синим карандашом, да и сами берега, кустики, руины и прочее, если приглядеться, тоже были не настоящими, а как будто нарисованными рукой неопытного художника. Настоящими были только хрустящий песок под ногами, разбросанные по нему обломки манекенов, да железная труба, торчащая с неба. Весь этот мир показался Вепреву дурацким мультфильмом, снятым пьяным режиссером.
— И что вся эта хрень значит? — неизвестно у кого спросил Вепрев, и внезапно услышал над собой ответ, произнесенный тихим злым голосом:
— Ты в мире Мертвого Будущего, смертный. И ты — его палач!
— Мать твою! — взвизгнула Машка, и ловко отскочила на несколько шагов назад
— Ты уверена насчет матери? — повернувшись к Маше, прошипел Патлатый.
Вслед за Машей от Патлатого, парящего над раскаленной поверхностью русла на двух огромных крыльях, тут же попятились Галина и Семенов, спотыкаясь об манекены.
Внезапно из ржавой трубы горошком посыпались Ассенизаторы, которые привычно приземлялись на песок, словно профи ВДВ, и окружали компанию людей. Однако, увидев Патлатого, они остановились, и принялись дожидаться конца разговора.
— Опять эти уроды! — с досадой сказал Вепрев, и, повернув голову к зависшему в воздухе Папикову отпрыску, гаркнул — Да твою же дивизию! — и, схватив знакомца за хрип, притянул его к себе. Только сейчас, вблизи, Шурик разглядел, что глаза Патлатого явно не человеческие: они были как будто прозрачные, без зрачков, и на краткий миг Вепреву даже почудилось, что в них непрерывно скачут какие-то картинки.
— Ты чего тут делаешь? — спросил он и для острастки пару раз легонько встряхнул пленника, отчего у него подломились крылья, и, если бы не Вепрев, пленник свалился бы на песок.
— Где мы теперь? Как, твою мать, нам отсюда теперь выбираться? — потребовал Вепрев объяснений от Патлатого
Но внебрачный Богов Сын продолжал молчать, не сводя с Вепрева безразличный взгляд. «- Может в рыло ему дать?» — промелькнуло в голове Вепрева, — «только ведь все равно не расколется! Да и Ассенизаторы кинуться могут!»
Галина тем временем спряталась за доцэнта-жывотновода и, плюхнувшись на колени, принялась мелко креститься, повторяя, как помешанная: «- Господи, пронеси, пронеси, Господи, хватит с меня, Господи, ну хватит, хватит, хватит…». Машка стояла в сторонке, и опасливо глядела на сцену допроса круглыми глазами.
— Ты можешь сделать это…, — внезапно проговорил Патлатый. — Но это не поможет тебе, смертный…
— Чо?! Так ты, чурбан волосатый, еще и мысли читаешь? Да я тебе щас в рыло!
На лице Патлатого нарисовалась странноватая улыбочка. Наверное, точно так же какой-нибудь коллекционер улыбается про себя, держа пинцетом трепыхающуюся редкую бабочку, прикидывая, куда бы ее лучше пришпилить в своей коллекции.
— У тебя нет мыслей, смертный, — равнодушно сказал он, жестом удержав собравшихся было напасть крысолюдей.
— Да ты чо, охренел? — раздраженно спросил Шурик, — как выбраться отсюда скажешь, нет?
Внезапно на защиту Патлатого встала Машка:
— Саша не быкуй! Чего пристал к человеку?
Хотя и была Машка изрядно помятая и растрепанная, да и вид имела весьма ошарашенный, но все прелести остались при ней. И Шурик на секунду засмотрелся на разгоряченную Машку. Правда ненадолго.
— Да он же вааще не человек, — скривился Вепрев, но Патлатого отпустил, решив, что никуда тот не денется, и, в общем-то, никакого вреда до сих пор не причинил.
Пленник первым делом грузно упал на землю, потом неторопливо поднялся и отряхнулся от прилипшего песка. Крылья при этом сами собой куда-то пропали.
— Скажите, а как вас зовут? — вежливо поинтересовалась Машка, решившая взять переговоры с Патлатым в свои руки.
Тот несколько секунд молчал, непонимающе смотря на девушку. Затем пробормотал что-то себе под нос, Шурику показалось, что он тихо матюгнулся. Но простояв еще пару секунд, Патлатый все же ответил:
— В мире, которого не будет, не нужны имена, смертная.
— Да чо ты все заладил, смертный, смертная! — возмутился Вепрев, — нашел, мля, камикадзей! Ты можешь по человечески ответить, или как?
— По человечески? — усмехнулся Патлатый, — о чем это ты?
— Пгастите, — внезапно спросил незаметно подошедший животновод Семенов, — подскажите, поалуйста, как отсюда выйти? Видите ли, мне пога на габоту.
— Да, да, — поддержала Галина, — и мне пора в ларек-то мой, а то народ набежит раскумариться, а точка закрыта. Да меня за это Ахмет зарежет!
Патлатый несколько секунд безмолвно обозревал компанию людей, и внезапно, ни слова не говоря, протянул руку верх и быстрым движением содрал легкую, как паутина, ткань, на которой рукой неведомого художника были намалеваны и солнце, и небо, и руины, и крысолюди, и все остальное. Мигом исчезли и берега с кустами и руинами, и манекены, и песок под ногами, а труба, из которой они попали в этот мир, превратилась в осклизлую неровную дыру в низком своде пещеры, с краев которой свисали омерзительные лохмотья какой-то фосфоресцирующей дряни, дававшей скудное освещение. Сорванную ткань Патлатый намотал вокруг себя, как плащ, из которого торчало только его лицо с все той же странноватой улыбочкой.
Вепрев облизал губы, внезапно пересохшие от надвигающегося ужасного предчувствия, и быстро огляделся. Крысолюди тоже исчезли вместе с остальным. Теперь они находились в крохотной пещерке, самом настоящем каменном мешке, из которого не было никакого выхода. Только в одной из осклизлых стен пещеры виднелась небольшая круглая ниша, к глубине которой бугрилась скачущими неоновыми буквами какая-то надпись, прочитать которую он не успел, потому что внезапно снова послышался тихий и злой голос Патлатого:
— Вот отныне весь ваш мир, смертные! Это — Сито Времени! И вам не пройти через него, и иного мира для вас больше нет!
С этими словами Патлатый начал растворился в воздухе, тая, будто туманная дымка над утренней рекой. Вепрев было дернулся схватить его, но было поздно — Патлатый исчез.
— Ой, Саша, чо теперь делать-то будем? — испуганно спросила Машка, дыша у Вепрева над ухом. — Во, блин, влипли!
— Не ссы, мать, авось прорвемся! — ухмыльнулся математик. — Почитаем лучше, че там написано.
С этими словами Вепрев подошел к нише в стене, где мигала непонятная надпись. Наклонившись, он внимательно пригляделся. С близкого расстояния стало видно, что ниша — это узкий, с метр диаметром, тоннель в скале, перекрытый какой-то почти прозрачной сеткой, похожей на паутину. В одной из ее ячеек сидел здоровенный, с кулак размером, паук, на спине которого светился неоном какой-то символ. Паук непрерывно ловко переползал из одной ячейки в другую, и как только он вползал в новую ячейку, на его спине вспыхивал новый символ, видимо, отмечавший каждую ячейку. За первой паутиной в глубине тоннеля виднелась множество других паутинок, и в каждой ползал точно такой же паук. Этих сеток в тоннеле было, наверное, тысячи, и они намертво забивали узкую шахту прохода. Со стороны пещеры этот бесчисленный ряд паутинок с ползающими пауками выглядел так, будто по воздуху на всем протяжении тоннеля длиной в неизвестное число метров, ползают вспыхивающие буквы, как будто по стене бежала какая-то строка. Это было даже красиво, но сразу навевало сомнение — а можно ли прорваться через эту завесу?
— Это, видимо, то самое Сито Вгемени и есть, — задумчиво произнес доцэнт-жывотновод, — про котогое сказал этот некультугный молодой человек!
— Да, надо бы подумать, как сквозь него пройти! — согласился математик. — Задачка! Подумать надо!
— Да чо тут думать-то, Саша! — решительно заявила Машка, рассматривая пауков из-за спины приятеля, — порвать паутину, и дело с концом!
— Как же, с концом, — скептически отзывается Вепрев, — А ваще-то, хуй с ним, попробуем!
Просунув палец в ближайшую ячейку, Вепрев попробовал порвать паутину. Паук мигом юркнул в какую-то щель, а паутина оказалась неожиданно прочной, и даже натянутая до предела, не рвалась.
— Крепкая! — уважительно заметил математик.
— Да, хорошо бы колготки такие делали, — согласилась Машка, — только нам-то что делать?
— А вы ногами попгёбуйте, ногами, — посоветовал доцэнт-животновод.
Вепрев, ни слова не говоря, просунул ногу в дворницком сапоге в ячейку и попробовал разорвать препятствие. Однако и ногой порвать паутину не удавалось — видимо, она была сделана из какого-то сверхпрочного материала — поддаваясь усилию, она только пружинила, словно хорошо натянутая стальная сетка.
— Дааа… — разочарованно произнес экс-математик, — хуй порвешь!
— А если и порвешь — не пролезешь, — донесся голос Галины, — этот паук — Черная Вдова. Укусит — и все, конец. — Компания в недоумении уставилась на наркоторговку. — Что смотрите? Это я вам как бывший биолог говорю.
С этим словами Галина отошла, уселась на пол, и, привалившись к стене, вскоре безмятежно заснула, опустив голову — при этом ее опущенное лицо стало еще больше напоминать крысиную мордочку. В наступившей тишине слышался только конский храп Галины, да в углу пещеры тихонько поскуливал доцэнт-жывотновод Семенов.
Вепрев, постояв несколько минут возле потревоженной паутины, по которой уже вовсю шустро бегал давешний паук, махнул рукой, вполголоса раздраженно послал Галину на хуй, разочарованно отошел в сторону, и тоже уселся у стенки. Так он и просидел там несколько минут, продолжая тупо смотреть на мигающие значки и вдруг!!! Внезапно пауки дружно устремились в свои укрытия, и тотчас сетка паутины ярко вспыхнула и исчезла, а на ее месте остался узкий, с метр диаметром, туннель. Конечно, он вел неведомо куда, но куда-то же вел!
Вепрев вскочил на ноги, собираясь ринуться в чернеющий лаз, но тут произошло то, чего он не ожидал: из своих укрытий снова наползли пауки, и мигом заплели единственный выход из помещения.
Вепрев чертыхнулся, и снова подошел к паутине. Там опять шустро сновали пауки, мигали буквы, и — никакой возможности пройти. Тогда Шурик начал пристально вглядываться в мигание букв на спинах пауков. «- Возможно — мелькнуло в голове экс-математика, — что-то должно произойти, от чего сетка пропадает! А вот мы щас посморим!"
— Саш, ты чего? — встревожено спросила Машка, увидев, что ее приятель пристально уставился на сетку паутины, — чо ты там увидел?
— Обожди, Маша, — отмахнулся Шурик, неотрывно таращась на паутину. Маша обиженно отвернулась, но продолжала тайком наблюдать за приятелем.
Внезапно Вепреву почудилось, что каким-то непостижимым образом на спинах всех бесчисленных пауков вспыхнула одна и та же буква «П». Отчего вдруг так получилось — непонятно. Однако после этого пауки мигом куда-то попрятались, последовала яркая вспышка, и вся паутина пропала.
— Бежим! — воскликнула Маша, мигом вскочив на ноги, — Бежим, пока свободно!
— Погоди, мать, не дергайся! — удержал ее Вепрев, — посмотрим, что будет дальше!
Шурик оказался прав — через несколько секунд откуда-то из щелей снова выползли пауки и принялись сноровисто плести новую паутину. На первый взгляд действовали они хаотически, но, пристально вглядываясь в первый и последующие несколько слоев паутины, Вепрев заметил, что сначала сплел паутину самый ближний к Вепреву паук, за ним — следующий, потом — третий, а дальше так и продолжалось: пауки плели паутину по очереди. Кроме того, первая буква, с которой они начали плести, — это тоже буква «П». — "А почему бы не «Р»? — подумал экс-математик. — «П» — это в смысле, «проходи», что ли? А впрочем, плевать… Может, дождаться, пока первая паутина исчезнет, и чем-нибудь ее заткнуть? Тогда она и дальше нарастать не будет… — вдруг мелькнула в голове гениальная мысль. — Но чем?"
Вепрев оглядел пещеру и внезапно взгляд его упал на несколько «яиц» которые нападали из корзинок наверху, когда он боролся с ассенизаторами. Взяв наудачу и осмотрев одно из них, Шурик обнаружил, что вблизи "яйцо" сильно смахивает на закрывшийся цветочный бутон, плотно охваченного лепестками, в которые превратились волоски из бороды таинственного Заготовителя в пещере. «- Но тоннель этим яйцом не заткнуть!» — подумал Шурик, «- Маловато!» — и внезапно, словно по наитию, ему в голову пришла бредовая мысль: «А что если сунуть яйцо в паутину? Может, паук его схватит и уползет жрать, а мы тем временем…"
Мысль была совершенно идиотской, но Вепрев все же решил попробовать — все равно деться было некуда, и, пожав плечами, математик подошел к паутине, и попробовал воткнуть яйцо толстым концом в первую попавшуюся ячейку сетки. Паук, до того суетливо сновавший по паутине, немедленно удрал и спрятался в щель. Однако же яйцо в сетку не пролезло. Недолго думая, Вепрев перевернул яйцо и попробовал воткнуть яйцо в паутину острым концом. И опять неудача. Тогда он наудачу ткнул яйцо в центральную ячейку паутины, которая казалась крупнее других, и вдруг, о, чудо! — яйцо плотно вошло в ячейку, так, что когда Вепрев отпустил его, яйцо осталось торчать в сетке. Вепрев попробовал выдернуть яйцо назад, но не тут-то было — яйцо засело прочно, словно приклеилось к паутине.
— А хуй с ним, пусть торчит, — решил экс-математик, и собрался было вернуться на свое место у стены, как вдруг внезапно из своей щели в стене выполз паук и, быстро перебирая своими лапками, прополз по паутине и залез на яйцо. Там он принялся шустро копошиться, так, что яйцо даже затрепыхалось, и внезапно, к изумлению Вепрева, внутри яйца что-то явственно щелкнуло, и его наружные лепестки раскрылись, словно у цветка на рассвете. Раскрывшиеся лепестки чем-то напоминали цветок ромашки.
Почти без задержки раскрывшиеся лепестки принялись быстро, прямо на глазах, расти, и скоро их концы достигли стенок тоннеля, в котором висела паутина, а каждый лепесток точно центрировался по сегментам паутины. Сидевший все это время в центре паук тотчас же принялся быстро бегать в радиальном направлении по сегментам паутины, к которым «приклеились» лепестки, и на его спине начали вспыхивать и гаснуть символы. Вепрев обратил внимание, что как только паук выскакивал из одной ячейки, символ на его спине менялся, но при этом оттиск прежнего символа оставался на лепестке, словно отпечатанный.
Обежав все лепестки, паук возвратился к бутону, и замер. Внезапно весь цветок ярко вспыхнул, затем вспышка плавно затухла, и только надписи на лепестках продолжали светиться ярко-зеленым цветом. Тотчас же на спине паука появилась буква «П», и паук, быстро перебирая лапками, удрал в щель на стене прохода. Теперь вход в тоннель перекрывал только распустившийся цветок, на лепестках которого светились зеленым цветом какие-то надписи. Из любопытства, Вепрев мельком прочитал одну из надписей, бегущую по горизонтальным лепесткам: на левом лепестке было написано: "Ориентация", а на правом, противоположном к первому: "М".
В голове у математика бегло мелькнула праздная мысль: «и что бы вся эта хуйня значила? Может, секс-ориентация — мужчина?». Раздумывать, однако, было некогда, события стремительно развивались далее.
Сияние букв на лепестках продолжались от силы несколько секунд, затем бутон слегка вспыхнул желтым цветом, и тут же надписи постепенно затухли, а сами лепестки начали быстро увядать, сморщиваясь и высыхая прямо на глазах. Однако одновременно с этим на «бутоне» началось бурное раскрытие второго слоя лепестков. Они быстро, прямо на глазах, распускались, росли, и, наконец, достигли стенок тоннеля, образуя что-то вроде колокольчика, раскрытого в направлении вперед. Одновременно первый ряд лепестков окончательно увял, они отваливались от цветка и попадали на пол, превращаясь на лету в почти невесомую пыль, а на их месте в основании бутона остался крохотный стебелек.
Почти в тот же момент, когда первый ряд лепестков отвалился, лепестки второго ряда, чтобы удержать бутон на стенках тоннеля, начали распрямляться, и при этом протолкнули центр цветка немного вперед, ровно настолько, что центр цветка — овальный «бутон» — точнехонько воткнулся в центр второй паутины. Там повторился точно такой же цикл: набежал паук, что-то сделал с «бутоном», побегал по лепестками, отпечатывая на них надписи. Вепрев опять разглядел только одну «Рост: IV».
«— Четверный рост, что ли?» мелькнула у Вепрева мысль, но тут же улетела, поскольку увлекательное действо продолжалось. В тоннеле лепестки снова отвалились, но тут же распустились лепестки третьего ряда. Далее действие повторялось снова и снова, и цветок начал медленно, но верно вползать в тоннель, используя лепестки как необычные «ноги».
И тут гениальный математик Вепрев понял, что у его команды появился шанс.
— Эй, народ! — заорал он во все горло. Задремавшие было соратники встрепенулись и уставились на Шурика. — Все за мной! — и Вепрев первым полез в тоннель на карачках.
— Саша, а может не надо? — боязливо пискнула Машка.
— Оставайся, если не надо, — глухо донеслось из тоннеля, в котором уже исчез весь предводитель. Машка безропотно полезла следом, за ней в проход нырнула Галина, и последним в путь отправился доцэнт-жывотновод.
Ползти пришлось мучительно медленно и нудно. Пауки смирно сидели в своих норах, только злобно шипели на людей и сверкали глазами, но, как только мимо них проползал замыкавший четверку Семенов, сразу бросались заделывать паутину. Вепрев, который носом почти упирался в яйцо, заметил, что с бутоном происходят постепенные изменения: по мере того, как лаз уводил все дальше и дальше, «бутон» становился все меньше и меньше, «стебелек» на его основании становится все длиннее, расстояние же между паутинами все время увеличивалось.
— Видимо, — догадался доблестный математик, — раз расстояние между паутинами возрастает, то бутон уменьшается, чтобы за счет удлинения лепестка шаг перемещения увеличивался.
sss
Наконец, примерно час спустя, когда измученные путники проползли около двух сотен метров, все лепестки отвалились, и бутон стал похож на красную клюковку размером с шарик от пинг-понга, из которого сзади торчал зеленый стебелек длиной в несколько сантиметров. Теперь вспотевший в душном лазе Шурик смог смутно разглядеть светлое пятно выхода в новое помещение, куда их вывел проход с пауками. Но долго рассматривать ему не пришлось, так как эта самая «клюковка», пройдя последнюю паутину, внезапно воспарила вверх, словно крохотный воздушный шарик. Вепрев только и успел заметить, что стебелек, торчавший из «жопки» у этой «клюковки» превратился в маленький хвостик — «прямо как у головастика» — мелькнуло в голове математика. Хвостик быстро-быстро болтался вправо-влево, приводя тем самым в движение «клюковку».
Следом за «клюковкой» в помещение вывалилась вся компания во главе с Шуриком, и, отдышавшись, люди начали озираться в новом месте. Помещение, в которое попали путешественники, оказалось пещерой около двадцати метров диаметром. Пещера была хорошо освещена — свет исходил из глазниц человеческих черепов, которыми были выложены стены. Судя по нескольким опечаткам шагов на толстом слое пыли на полу, здесь недавно кто-то побывал.
В центре пещеры находился монументальный постамент из полированного камня, похожего на гранит, а на постаменте стояла огромная, метров пяти в диаметре, чаша на длинной ножке, похожая на вазу. В дальнем же конце пещеры чернела арка выхода, покрытая затейливой резьбой из каких-то неведомых иероглифов, и у Шурика сразу полегчало на душе — хоть какой-то выход из помещения все же имелся. Правда, из темного тоннеля, начинавшегося за аркой, доносился смутный гомон миллионов голосов, словно где-то там, вдалеке от них, истязали и мучили огромную массу людей. Поежившись, Шурик принялся было озирать помещение, но внезапно его остановил истерический визг Машки, и испуганные возгласы Семенова и Галины.
Вепрев резко обернулся и увидел, что его попутчики испуганно смотрят на потолок их временного убежища, а Машка, округлив от ужаса глаза, дико верещит, указывая рукой на что-то над своей головой. Вепрев посмотрел верх, и волосы на голове экс-математика зашевелились от ужаса, ибо там, на высоком, метров пяти, потолке, висели сотни огромных, метра по три длиной, змей. Их блестящие упругие тела, покрытые гладкой броней чешуи с красивым орнаментом, свивались в кольца, а затем резко распрямлялись, бросая вниз стреловидные головы с распахнутыми пастями, в которых торчали огромные клыки с капельками яда на острых кончиках. Хвосты гадин прятались в отверстиях в потолке, очевидно служивших обитательницам норами.
Чтобы достать до путников змеям не хватало длины, и их пасти бессильно лязгали в каких-то сантиметрах от голов. Внезапно над головой Шурика что-то клацнуло, и он испуганно посмотрел вверх. Над ним нависала морда змеи, которой не хватило всего-то нескольких сантиметров, чтобы достать до экс-математика. Несмотря на испуг, Шурик заметил лютую злобу в немигающем взгляде огромной шипящей гадины.
— Ложись! — заорал Вепрев своей компании, и первым упал на грязный пол, прикрыв голову руками, как его учили на курсах ГО в универе. Галина и Семенов немедленно послушались, и упали ничком, и только Машка, ошалевшая от испуга, стояла на месте, испуганно таращась вверх и прижав руки к груди, а возле ее головы стрелами мелькали змеиные головы, видимо, пытавшиеся достать свою жертву.
Вепрев на корточках подобрался к подруге и дернул Машку за локоть. Та упала, словно неживая, и разбила бы голову о плитки пола, если бы Вепрев вовремя ее не подхватил. От страха Машка начала всхлипывать, и Вепрев, как истый джентльмен, принялся успокаивать подругу ласковыми словами: «Ты че, мать, охуела?». Машка только молча тряслась, и Вепреву пришлось слегка похлопать ее по щекам. После этого Маша немного успокоилась и прекратила реветь.
Успокоив подругу, Вепрев осмотрел пещеру. Внезапно он заметил, что заметно подросшая до размеров теннисного мячика «клюковка», которая вывела их в пещеру, мечется под потолком, ловко уворачиваясь от змеиных пастей, словно пытается прорваться к потолку. Пока что ей удавалось ловко ускользать от змеиных клыков, и Вепрев, увлекшийся созерцанием странной игры в кошки-мышки, внезапно заметил, что на потолке пещеры находятся какие-то странные значки и линии, как будто на нем было что-то нарисовано. Точнее разглядеть рисунки он не мог — мешали непрерывно мелькающие змеиные тела.
Внезапно картина резко изменилась: одна из гадин, талантливо извернувшись, схватила «клюковку», и, держа ее в своей устрашающей пасти, отцепилась от потолка и нырнула в огромную «вазу» на постаменте. Тотчас остальные змеи втянули свои тела в норы на пололке и исчезли. Спустя секунду над поверхностью чаши, в которую нырнула змея, поднялся переливающийся всеми цветами радуги шар размером с футбольный мяч. Покрутившись пару минут, шар стал быстро уменьшаться в размерах, и, превратившись в едва заметную пушинку, исчез.
В пещере наступила тишина, а поскольку змеи более не появились, Вепрев поднялся на ноги, внимательно осмотрел заинтересовавшую его картинку на потолке. «Похоже, какая-то карта» — мелькнула мысль в голове математика, — «только что она значит — непонятно».
Отложив эту загадку на потом, Вепрев оглядел свое воинство. Машка сидела на полу тупо глядя перед собой, а парочка животрупов лежала ничком, не подавая признаков жизни.
— Вставай, Маша! — позвал он подругу, подавая руку. — Да ты не бойся, эти змеюки охотились не за нами, а за «клюковкой», а мы им до феньки!
Маша робко поднялась на ноги и осмотрелась
— Саша, а что с ними? — робко спросила она, указывая на Семенова с Галиной, — Совсем не шевелятся!
— Щас выясним, — пообещал экс-математик, и, подойдя к парочке, легонько потыкал их по очереди сапогом. Оба тела зашевелились, демонстрируя, что они еще живы, и тогда Вепрев решительно приказал:
— Вставайте! Нечего валяться!
Оба несостоявшихся мертвеца поднялись на ноги и тоже осмотрелись.
— И где это мы? — робко спросила Галина.
— И пгявда, гогубчик, куда это вы нас завели, Иван Сусанин? — с нотками интеллигентной издевки в голосе вопросил Семенов.
Вепрев пожал плечами и решительно заявил:
— Раз мы прошли Сито Времени, значит, мы в Приемнике Времени, ясно?
— И где оно, время-то Саша? — спросила Маша.
— Щас выясним, — самоуверенно заявил Вепрев, — может, тут. С этими словами он неторопливо подошел к проходу в дальнем конце, и заглянул в черный провал за аркой. Но там царила сплошная тьма, в которой ничего не было видно, только где-то глубоко внизу светилось огромное множество огней, и доносились страдальческие вопли миллионов людей. Казалось, там непрерывно пытают и истязают огромное множество человеческих существ, неведомо как очутившихся в этой яме.
Передернув плечами, Вепрев отошел от выхода, который ему совсем не понравился.
— Нет там ничего хорошего, — заявил он. — Посмотрим, что тут еще есть.
И Шурик направился к «вазе» в центре пещеры. Там уже стояли его попутчики, с любопытством оглядываясь в новом месте. Не обращая на них внимания, Вепрев вскарабкался на постамент, и заглянул в чашу. В неё была почти доверху залита маслянистая черная жидкость, вроде мазута, но без запаха, и на ее поверхности не плавало никакого мусора, хотя за тысячи лет, что она здесь простояла, он вполне мог собраться. И, самое интересное, не было никаких следов змеи, которая похитила невольного спасителя компании — ту самую клюковку.
— Ладно, — заявил Вепрев, продолжая оставаться на постаменте, — посмотрим, чо там на потолке.
И, задрав голову, он принялся снова внимательно рассматривать потолок помещения. Остальные последовали его примеру.
— Ой, Саша, а ведь это карта! — заявила Машка, к которой уже вернулись своеобычные нахальство и бодрость, и она, вскарабкавшись на постамент, стояла рядом с Шуриком.
— А может, там есть, как домой вернуться? Помнишь, Слонопотам говорил, найдите карту в Сите?
— Посмотрим, — лаконично отвечает Вепрев, рассматривая рисунок, причудливой вязью покрывающий потолок.
На потолке и в самом деле была изображена какая-то карта, искусно нарисованная рукой неведомого художника. В глаза бросалось что-то вроде реки, по берегам которой были нарисованы непонятные значки, а от русла отходили какие-то линии, вроде притоков, и даже виднелись какие-то надписи на непонятном языке.
— Ниче не понять, — разочарованно протянул Вепрев, — хоть бы надписи прочитать…
— Дааа… — согласилась Маша, — Саш, а может, в эту шахту пойдем? — Машка показала пальчиком на арку с единственным выходом. Вепрев отвел глаза от потолка, и собрался было поведать Машке, что их ждет за аркой, но тут его взгляд случайно упал на мазутно-черную жидкость в «вазе». В ней ясно отражалась поверхность потолка, и Вепрев даже разглядел карту. Внезапно ему показалось, то он узнает отдельные буквы. Шурик пригляделся: в самом деле, в зеркальном отражении, отчетливо видимом на поверхности жидкости, можно было прекрасно разобрать всю карту и даже надписи, сделанные на русском языке.
— Народ, гляньте сюда, — позвал он попутчиков, — вот наша карта!
Семенов и Галина мигом залезли на постамент и принялись рассматривать отражение.
— Действительно, карта, — удивленно протянула Галина, — и надписи на русском!
— А вот здесь мы были в гостях у этого пгэвосходного человека, инженега Бусыгина! — Воскликнул ученый человек Семенов, тыча пальцем в «мазут», которым была доверху залита чаша. Но едва палец Семенова коснулся жирной черной пленки, как «мазут» начал неудержимо засасывать жывотновода в себя, и фигура ученого-говнолога стала менять очертания, как будто он превратился в какое-то жидкое тесто.
Семенов с диким воплем ухватился за первое, что подвернулось ему под руку — длинный конский хвост, в который для удобства увязала свои волосы Галина. Галина немедленно превратилась в ту же киселеобразную субстанцию, что и Семенов, и ее вслед за Семеновым тоже начало засасывать в «вазу». Машка чисто рефлекторно попыталась схватить Галину за руку, и ее тут же понесло туда же, а вслед за Машкой последовал и математик Вепрев, который попытался удержать подругу за край ее симпатичной мини-юбчонки.
Через несколько мгновений вся компания с дикими воплями влетела в «вазу», всасываясь в нее точно так же, как всасывается коктейль через соломинку, а затем растеклась по поверхности черной жидкости, словно керосиновое пятно на воде с нарисованными фигурками путников. Через несколько секунд по пленке побежали волны, которые быстро усиливались, и вдруг вся пленка свернулась в многоцветный шар размером с футбольный мяч, плавающий по поверхности жидкости в чаше.
Через пару минут «мяч» плавно воспарил над поверхностью чаши и начал сжиматься, превратившись в едва видимую пылинку, и вскоре вовсе исчез, как его и не было…
sss
Перед глазами Вепрева с ужасной скоростью промелькнули стенки пещеры, Машкины ножки, затем вдруг появилась огромная черная стена, на которую его неудержимо несла непонятная и неодолимая сила, и, наконец, он столкнулся с этой черной стеной. В глазах математика полыхнуло, словно он увидел фотовспышку, и тотчас картинка сменилась: все, что мог видеть доблестный математик, состояло их разноцветных черточек, они кружились вокруг, меняя цвет и длину, то там, то здесь вспыхивали какие-то искорки, и слышались какие-то неясные звуки «бу-бу-бу-бу». Вепрев попробовал пошевелить руками и ногами — слева и справа промелькнуло еще несколько черточек, и более ничего. Он попробовал повертеть головой. Это как будто удалось, но все, что он увидел — это все те же черточки.
— Маша! — крикнул экс-математик, — ты где?
— Бу-бу-бу-бу — послышалось в ответ.
Внезапно Вепрев заметил, что то, что он привык считать своей правой рукой, намертво пристало к другой черточке, от которой, похоже, и доносилось бубуканье, а та «приклеена» к третьей. Тут до экс-математика дошло, что вся их компания, растекшись по поверхности «мазута», попала в плоский мир, и теперь они могут видеть друг друга только как черточки.
Но долго раздумывать Шурику не пришлось, потому что внезапно черточка, к которой он приклеился, превратилась в подобие Машки, только нарисованной карандашом на бумаге. Нарисованная Машка неистово размахивала руками, ее рот открывался, издавая звуки «бу-бу-бу», а затем Машка начала быстро разбухать, и вдруг Вепрев упал на что-то жесткое, больно стукнувшись коленкой…
sss
В центре загаженной каморки гениального инженера Бусыгина возникла крохотная сверкающая пылинка. Немного повисев в спертом воздухе, она опустилась на загаженный пол, и тотчас же начала разрастаться. Через несколько минут пылинка превратилась в многоцветный мяч, затем этот мяч размазался по полу, образовав черную лужицу, и из нее обратным ходом выскочили наши герои. Первым появился жывотновод Семенов, тычущий пальцем в неизвестность, затем, крепко удерживаемая второй рукой Семенова за «хвостик» вынырнула Галина, в которую цепко впилась Машка, и последним — Шурик, тянущий откровенное мини своей подружки. Оставшаяся на полу лужа мигом превратилась в лист плотной бумаги, похожий на коврик.
— Ах ты сука, тварь, алкаш, да я тебе щас покажу, гад, скотина, бородавочник, блядь, профессор хуев… — едва появившись из лужи поносила жывотновода Семенова Галина. — С собой меня потащил, гнида, за волосы, да тебе за это яйца оторвать, а вот я Ахмету все скажу, он тебя, доцент гребаный, уроет!
— Да я же… — Семенов пытался вставить в длинные тирады, состоящие сплошь из ругательств, хоть слово. — Да помилуйте… А за что мне было еще схватиться?
— За хер свой надо было хвататься! — Галина неистовствовала. — И самого себя в этой херне топить!
— Галиночка, уважаемая моя… — вякнул было Семенов, — что же мне оставалось делать пги таком повоготе событий?!
— Щас я тебе покажу, поворот событий! — и озверевшая Галина принялась теснить Семенова, одновременно закатывая рукава, — я те так поверну, из-за угла мочиться будешь!
Вепреву было безумно интересно, чего же такого повернет жывотноводу работница сферы обслуживания, но ему пришлось прервать ссору, исключительно из соображений «целостности команды». Покончив с насильственным примирением в виде профилактических подзатыльников и тычков в ребра, математик ткнул пальцем в лист бумаги, который лежал на полу, прикинувшись ковриком.
— Туда смотрите! — велел он, — узнаете что-нибудь?
После воспитательных мер оба ученых притихли, и все трое присоединились к Машке, которая уже с упоением рассматривала лист.
— Смотгите, точная копия кагты из «гюмки», откуда мы только что «выпали»! — воскликнул Семенов.
— Угу, только нарисованная на листе бумаги, — буркнул Вепрев, — так, карту на стол! Будем проводить разведку местности!
Все поглядели на стол, заваленный горами мусора, объедков, пустых бутылок и каких-то непонятных железок.
— Разгребать придется, — деловито заметила Галина, — вперед! — и бывшая работница торговли, взяв с пола какой-то фанерный плакат с лозунгом «Слава КПСС!» принялась сгребать в него отходы жизнедеятельности гениального инженера. Другие присоединились с ней, и общими усилиями стол был очищен за десять минут. Вепрев возложил на него карту, которая, как он надеялся, как-нибудь выведет их в нормальный человеческий мир.
Каморку Бусыгина на схеме мог опознать даже дурак. Она находилась немного в стороне от основного русла «реки» и была обозначена черепом, под которым скрестились две кости, и неведомый картограф тут же подписал: «Осторожно! Бусыгин!». Немудрено, что спившийся жывотновод «блеснул» интеллектом и ткнул пальцем в эту точку.
— Слушай, народ! — Шурик возбужденно потер руки. — Надеюсь, все поняли, что жидкость в чаше не простая. Наш доцэнт, — он кивнул на Семенова, — дотронулся пальцем до нее, и после этого все и началось. То есть чаша может переносить нас в определенную точку на карте. Телепорт, бля.
— Телепорт… — Повторила Машка.
— Поэтому надо щас внимательно зазырить, что где есть на карте. И решить, куда нам канать дальше. Потому как есть вариант, что придется вернуться в ту комнату, с этой рюмкой долбаной, и оттуда перенестись в нужное нам место.
— Давайте посмотгим, какие места нам уже известны, — предложил Семенов.
Все склонились над картой.
— Смотрите, — Вепрев показал на четыре пунктирные линии, ведущие в разные стороны от убежища Бусыгина.
Первая вела в коридор, в одном конце которого путников ждал вход в пещеру Эрдрума (на карте стояла пометка «Примитивы»), во втором — уже знакомый зал Педрило (накарябано «Пидоры»).
— Тут мы были… — пробормотал Вепрев. — И точно можно сказать, что больше там делать не фиг.
Вторая пунктирная линия была намного короче первой. Судя по всему, она вела также в пещеру. Ее значение был призван объяснить значок в виде рогатой головы и надпись «РКЦ».
— Ой, Саш, это, наверное, та пещера, которая за зеркалом. — Догадалась Машка. — РКЦ… Что такое РКЦ? Это че такое, кто-нибудь знает?
Все дружно пожали плечами.
— Я вот слышал, — решил поделиться версией Семенов, что ЭГКАЦЭ в банковской деятельности — гасчетно-кассовый центг. Также иногда встгечается абгевиатуга ЭГПЭЦЭ, что, собственно, огначает Гусскую Пгавославную цегковь.
— Ты тупой, что ли? — спросил Шурик. — Тут же написано РКЦ. Или ты хочешь сказать, опечатка у них вышла?
— Я лишь высказал пгедположение, — буркнул себе под нос жывотновод и обиженно замолчал.
— Давайте дальше, — завершил обсуждение Вепрев.
Третья линия тянулась до круглой залы, из которой, судя по схеме, было три выхода со следующими пометками: «Откатчик», «Заготовитель» и «Сито».
Галина, как школьница, подняла вверх руку. Шурик, почувствовав себя лидером, махнул головой — мол, говори.
— Вот это… — Галина несколько раз ткнула пальцем в пещере с надписью «Сито», — место, где мы прыгнули в дырку, — Она говорила радостно, но никто ее энтузиазма не разделял. — Давайте туда вернемся!
— И че там делать? — скептически скривился Вепрев.
— Как? Там же можно в любое место перенестись. В дырку — оп! Еще раз и…
— Еще раз прыгать? Нет, не выйдет! — Шурик замотал головой.
— Это с чего бы? — Машка присоединилась к Галине. Видимо, свою роль сыграла женская солидарность.
— Послушайте, — снисходительно стал объяснять Вепрев. — Мы туда летели, летели, потом катились-катились и где оказались? В русле какой-то высохшей речки, в каком-то погибшем мире. Потом приканал этот… крылатый… Патлатый… и что он сделал? Сменил декорации — вот что. И только тогда мы оказались в пещере с паучьей норой.
— Да-да! — встал на его сторону Семенов. — Все пгавильно! Если мы снова пгыгнем в эту дыгу, то не факт, что окаэмся в той комнате, где оказались тогда!
— Ой, ладно! — Машка фыркнула. — Какие ваши предложения? Мне надоело решения принимать…
Вепрев удивленно покосился на подругу. Вот уж, действительно, полководец. Маршал Зверева, блин.
— Ладно, поищем другой путь, — предложила Галина, — вот еще есть выход отсюда. Правильно? Мы же по этому пути еще не ходили?
И Галина указала на четвертую пунктирную линию, которая на карте отходила от каморки Бусыгина. Она линия изображала извилистый пунктир, исходящий из каморки Бусыгина, и ведущий в какое-то место, обозначенное кружком с надписью "Граммофон", от которого отходило несколько радиальных черточек с надписями: "Кайфолом", "Интерфейс Богов", «Игольное ушко» и "А".
— И что это значит: Кайфолом? — растерянно спросила Галина, — может, типа вытрезвителя?
— Нет, нет, нет, — затараторила Машка, — про Кайфолома мне Слонопотам рассказал, пока вы спали, а Шурик за бухлом ходил.
— И что он тебе наплел? — подозрительно прищурился Вепрев.
— И пгявда, багышня, что это? — встрял доцэнт-жывотновод.
— Он сказал, что Кайфолом вставляет Золотую Глюк-Фишку тем заготовкам, ну, шарикам-то этим, из которых должны получиться приподнятые пиплы, — ответила Машка и насмешливо добавила, обернувшись к Семенову, — а прочие только в клизмопостановщики годятся, — ах-хахахахахахахахаха-а — залилась нахальная девица громким хохотом.
— Ты чо, мать, ваще заклинила? — нежно одернул Машку Вепрев, — Не до смеха тут, мы серьёзным делом заняты.
— Правильно, Машенька, Кайфолом — это круто! — внезапно послышался из под кровати скрипучий голос старикашки Бусыгина, и вскоре он самолично явил себя миру, выползая из-под кровати и толкая перед собой небольшую коробку из под обуви с этикеткой фабрики Скороход. Показавшись на свет, старикашка с кряхтением поднялся и с осуждением посмотрел сначала на разоренный стол, на котором теперь лежала карта, потом — на всю честную компанию. Одежда на Бусыгине висела мешком — такое ощущение, что инженер либо сильно похудел за время нахождения здесь, либо просто спер свой наряд с чужой бельевой веревки.
— Здравствуйте, дядя Сережа, — сказал Маша.
— Привет-привет… — небрежно буркнул инженер, делая гостям ручкой, — погодь, я щас…
И не обращая более никакого внимания на компанию, наблюдавшую за ним с раскрытыми ртами, гениальный изобретатель проковылял в угол каморки, немного порылся там, и вытащил что-то из кучи разнообразного хлама. Когда он повернулся, все увидели, что в руках Бусыгин держит небольшое зеркало вогнутой формы, какое встречалось на древних керосиновых лампах.
— А че это, папаша? — спросил изумленный Вепрев.
— А вот щас увидишь, математик, — не без ехидства ответил старикашка, и, прислонив зеркало к спинке кровати, поставил перед ним принесенную коробку от ботинок фабрики Скороход. Затем дедок нагнулся, и вдруг сунул руку в зеркало по плечо. Наблюдавшая за действиями инженера компания дружно охнула, но тот, не обращая на них внимания, слегка пошуровал чем-то внутри зеркала, и вдруг принялся выгружать содержимое отражения коробки на свою койку. Все ахнули, а Галина даже взвизгнула. У Шурика глаза становились все шире и шире по мере появления новых продуктов. Сперва миру явились палок двадцать колбасы, затем множество банок с тушенкой и килькой в томате, за ними последовали какие-то шуршащие пакеты, четыре ящика портвейна «777», и, наконец, два огромных ящика с литровыми бутылками водки Смирнофф. Как все это влезло в ботиночную коробку и как этому старому козлу удалось все это утащить на себе, оставалось загадкой.
— Ой, дядя Сережа, — не выдержала Машка, сгорающая от любопытства — а как вы это все в коробку поместили?
Старикашка только досадливо мотнул головой, буркнул «потом, Маша, потом», затем с натугой вытащил из глубин зеркала последний мешок с картошкой, поднялся на ноги и с трудом потащил мешок в угол.
— Помоги-ка, доцэнт, — обратился он к Семенову, и с помощью ученого-клизмолога поставил мешок в дальнем углу прямо под плакатом с голой Брижит Бордо. Затем он вернулся к столу и уселся на вихлястый табурет.
— Дядя Сережа, — умоляющим голосом спросила Маша, — Скажите хотя бы, куда вас те рогатые утащили?
Бусыгин только нетерпеливо махнул рукой, грязным рукавом утер себе нос, икнул, взял, слегка привстав, пару бутылок водки из ящика и попробовал было поставить ее на стол.
— А, карта… — равнодушно заметил он, увидев карту, которую обсуждала компания. — Ну-ну, географы юные, узнаю я эту схемку. У меня их, чтоб вы знали, целая пачка — можно как туалетную бумагу уже использовать. Причем, заметьте, парадокс — все они разные.
— Как это «разные»? — недоуменно поинтересовался Шурик.
— Так это. Разные. — иииик! — Здесь все по-другому, милые мои. Ситуация очень изменчива. Каждую секунду — чпок — и все! Новая карта нужна. Как им там глянется… — он неопределенно мотнул головой.
С этими словами инженер, весело побрякивая бутылками, поставил их в центр стола. Шурик едва успел одернуть из-под них карту.
— А кому это «им»? — спросил Вепрев.
Бусыгин задумался. Экс-математик даже не понял, услышал ли тот его вопрос. Но через несколько секунд гений ткнул грязным пальцем в потолок:
— Им!
Все машинально посмотрели вверх. Ничего, кроме закопченного каменного свода там не обнаружилось.
— Дядя Сережа, а сейчас-то вы где были? — не унималась Маша.
Старикашка проигнорировал ее вопрос.
— Знаете, чего я хочу? Ну вот, на самом деле? На хуй все послать и выпить. А? Как вы? Со мной?
— А то! — оживился жывотновод и почесал себе шею. — Выпить — дело святое.
— Я тоже выпью! — Галина сделала шаг вперед. — Уж больно утомилася.
В результате на «расслабон» согласились все. Приключения, полеты, плоские миры, змеи, пауки… Как после этого не накатить?
Бусыгин бодро кивнул: «Понял», затем, двигаясь шустро, как таракан, достал с полки обшарпанные чашки и стаканы, сноровисто чпокнул пробкой и разлил водку.
— Эх, хорошо! — Оживился гений «после первой». Сразу же налил «по второй», не дожидаясь остальных, влил содержимое стакана в себя и предложил перекусить.
— Вот, ребятишки, хлебушек, колбаска, консервы, все — самого высшего качества, — старикашка принялся выкладывать продукты на стол, — угощайтесь. Я не воровал, нет. Я когда еще там, ну, в Питере, жил-поживал, в сторону одного супермаркета на Невском даже посмотреть боялся. А теперь грех не воспользоваться холявой.
— Какой такой холявой? — настороженно спросила Маша.
— Время-то остановилось. На всей Земле. Магазины, автосалоны, бутики… Заходи, бери. Но, что бы вы там не говорили, не думали, знайте — Бусыгин — не вор!
— Слышь, не вор! — Вепрев встал, взял в руку карту и подошел к старику. — Ты щас опять заснешь или пропадешь куда, потому давай-ка объясни, что это за «Интерфейс богов»?
И он ткнул местом на карте прямо в нос инженеру.
— Убери, убери от меня эту бумагу. Что вы пристали? Сей пунктирчик обозначает не что иное, молодой человек, как путь к Интерфейсу Богов. А начинается он, пардон муа, из унитаза в моей скромной обители. Как и все другие пути, ага, ээхэхэхэхэхэхэхэ, — заблеял гений-изобретатель дребезжащим старикашечьим смехом.
— Я смотрю, унитазы, у тебя, академик, это прям любимое устройство, — ехидно заметил Шурик. — Тебе бы на работу устроиться в Академию Дерьмовых наук. Получишь степень профессора-говнолога!
— Иронизируйте, иронизируйте! — с пьяной ухмылкой ответил Бусыгин. — Вот доживете до моих лет, гражданин хороший, я на вас посмотрю. Сейчас-то запор для вас — пустое слово. А я, между прочим, мучаюсь. Старческое, знаете ли. Потому унитаз для меня — святое место. Если повезет, конечно.
— Да что вы! — решил внести свою лепту в дискуссию изрядно пьяненький жывотновод. — Запогчики, батенька вы мой, эт мой пгофиль, мое альтег-эго, мой конек, так сказать!
Семенов заметно оживился. Все, включая Бусыгина, с интересом наблюдали за ним.
— Вам пгосто необхоимо испгобовать мое гениальное изобгетение!
— Какое? Ге-ни-аль-ное? — Переспросил вдребезги пьяный Бусыгин, наливая себе еще одну порцию горячительного из новой бутылки.
— Да. Гениальное!
— И что это?
— Дергитесь, не упадите со стула! Это пенная клизма! — заявил жывотновод с напором, достойным изувера-фанатика тоталитарной секты.
Компания обалдело переглянулась, а Бусыгин попытался даже встать, но сила притяжения в тот момент имела над ним большую власть, нежели его инженерные ноги.
— Я согласен. Что нужно делать? — спросил гениальный инженер.
— Нужно, эээ… — Семенов задумался. — Щас-щас-щас. Щас я все гасскажу. Так. Бегете воду, газводите в ней кусок мыла или пачку стигального погошка с дгожжами и сахагом… И… Внимание! — Он задрал вверх палец, который шатало, как парус на корабле в сильный шторм. — Необходимо закачать два литга этой смеси в пгямую кишку. А когда… когда эта смесь начнет бгодить в вашем нутге, батенька вы мой, ваше счастье не будет иметь гганиц в пгеделах помещения!
Бусыгин задумался, поковырял черным ногтем поверхность стола. Затем, не говоря ни слова, налил всем еще по одной и выпил, не чокнувшись. Остальные переглянулись, пожали плечами и последовали примеру гения. Инженер, опрокинув в себя водку, крякнул, прошипел что-то вроде «эх, еб твою мать, была-не была», встал из-за стола, и, покачиваясь, сделал шаг в сторону шкафчика.
— Одну мнутчку! — громко объявил он. — Щас….
Со стуком бухнувшись на карачки, Бусыгин принялся рыться внутри своего хранилища. Шкафчик, надо заметить, был либо ровесником своего хозяина, либо опережал его по возрасту лет на двадцать. Наконец, старикашка достал пачку сухих дрожжей, початую коробку рафинада с украинской надписью «Цукор», кусок вонючего хозяйственного мыла и пустую двухлитрушку от минеральной воды «Нарзан» химкинского розлива.
— Товарищ академик! — крикнул Вепрев. — Он же жывотновод! Он, поди, только коровам такие клизмы и ставил!
— Вперед, коллега! Приступайте! — сказал непреклонный Бусыгин. Было ощущение, что два светила науки готовятся провести небывалого масштаба эксперимент, который как минимум, обеспечит каждого из них Нобелевской премией.
— Будьте так добгы… Мне необходима некая емкость…
Семенова порядком штормило, он периодически пытался схватиться за Галину, та же, памятуя чем это кончилось в последний раз, била его по руке, мелко смеясь грудью.
Бусыгин вытащил из-под кровати ржавое ведро. К застолью немедленно присоединился запах мочи.
— Фу! Академик! Это уже уринотерапия! — веселился Вепрев. — Вы доверили свою жопу не тому человеку!
Семенов, не обращая внимания на ехидные уколы Шурика, взял кусок мыла и принялся строгать его в ведро. Туда же он вскоре высыпал сухие дрожжи и сахар из пачки. Затем жывотновод начал вертеть головой по сторонам.
— Ищешь жертву, клизматолог, бля? — спросил Вепрев. — Так вон он — возле стеночки стоит, тебя ждет… — и ткнул пальца в Бусыгина, которой с нетерпением ожидал спасительной процедуры.
— Коллега, я пгошу пгощения! А где вода?
— Там, — махнул рукой старикашка и чуть было не свалился на пол, — бери прям с бачка. На все хватит!
И Бусыгин отдернул занавеску, которая отделяла жилую зону от санузла. Все замахали руками — из угла понесло мерзкой сортирной вонью. Семенов, не обращая внимания на вонь, исчез за занавеской.
Пока там громыхало и журчало, Вепрев предложил «полирнуть» достигнутое портвешком. Дамам уже было все равно. Машка хихикала над каждым действием жывотновода, и переходила на громкий визгливый хохот, когда Шурик выдавал свои комментарии. Галина молчала, глупо улыбалась.
Мигом разлив по емкостям две поллитры портвешка 777, Вепрев прочувствованно сказал тост:
— За успешную клизмо-постановку! — и залпом выпил. Дамы последовали за ним. Портвешок слегка отдавал политурой, но в целом был неплох. Вепрев уже хотел было высказаться на эту тему, но тут, наконец, появился, Семенов с ведром, в котором весело плескалась мутная пенная жижа.
— О! Да тут литров пять! — заметил Вепрев. — Мне вас жалко, академик!
Машка рухнула от смеха.
— Ну да, да, — согласился жывотновод с оттенком досады в голосе. — Не гассчитал малость. С дгугой стогоны, от этого должен быть еще более блестящий эффект! Пгошу Вас, Сеггей Вгадимигович, спустите ваши… эээ… панталоны и пгимите необходимую позицию.
Вдребезги пьяный Бусыгин только и ждал этой команды. Он икнул, радостно подмигнул Машке, спустил штаны и брякнулся на пол на четыре кости…
— Прямо тут?! — Машка взвизгнула и закрыла лицо руками, но расставила пальчики, что бы ничего не пропустить.
— Слышь, мать, ты лучше портвейна принеси. Полирнуться бы надо. Тогда и процедуру заценим с комфортом — предложил Вепрев.
Машка кинулась к кровати, все еще красная, как вареный рак, и принесла, на всякий случай сразу три бутылки. Пока она разливала вино по емкостям, стыдливо отворачиваясь от сомнительных прелестей бусыгинских сморщенных гениталий, Семенов сноровисто вкатывал пациенту клизму за клизмой, весьма умело пользуясь пластиковой бутылкой.
— Ишь, ты, — восхитился Шурик — Ма-а-стер, бля.
Он был уже практически в драбадан и слова растягивались и сминались во рту, как конфетные обертки. — Вступайте в нашу церковь клизматологов! — пародируя американского телесвященника сказал Вепрев. — Клизмы сделают всех нас счастливее. Поставь себе клизму, сестра! И ты сестра! Поставь себе клизму и иди!
Через секунду все хохотали. Когда смех, наконец, утих, все вытерли слезы и взглянули на Бусыгина. Тот продолжал стоять на четвереньках. Потом встал, натянул штаны и присел к столу. На лице его читалась великая мировая скорбь.
— Не вышло. Ничего у вас не получилось. А я вам доверился…
— Подождите! — принялся оправдываться обескураженный Семенов. — Стоп! Надо подождать свегшения великого таинства пгигоды!
— А мы пока выпьем! — предложила Машка, еле связывая буквы в словах.
Компания чокнулась, отправила портвейн в животы и принялась ждать.
Через пять минут академик не выдержал.
— Ну, и где эффект? Где, ёмана, таинство твоей природы? Где? Ну, никакого позыва, паря!
Голос Бусыгина был преисполнен трагизма. Наверное, с такой же ноткой надрыва японский микадо объявлял о капитуляции перед союзниками в далеком 1945 году.
Вепрев не выдержал и буквально разрыдался от смеха. К нему присоединились Машка и Галина. Великий инженер обиженно приложился к бутылке с тремя семерками на борту. Потом налил в стакан водки и выпил залпом.
Веселое приключение с немыслимой процедурой всех изрядно развеселило и сняло напряжение. Все разговорились, расслабились, как будто и не было в их жизни этих злоключений по пещерам. Стаканы звякали стенками друг о друга, Семенов начал все чаще пить за любовь и томно посматривать на Галину, Шурика слегка клонило в сон, но спать не хотелось, потому что настроение было слишком уж хорошим, чтобы его взять и проспать. Он вспомнил свою, уже ставшую родной, пивную возле дома. Сейчас ему так не хватало знакомых рож собутыльников — старых приятелей! Захотелось домой, в полуподвальную квартирку, растянуться на кровати, почувствовать под рукой Машкин круп и спокойно лежать, изучая трещинки на потолке.
Машка вынула из кармана драгоценный камушек и золотое яичко. Красота! Она принялась задумчиво их рассматривать. Драгоценности переливались, подмигивали девушке, суля красивую жизнь. Она томно улыбнулась, представив себя на берегу теплого моря в солнечной турецкой Анталии, на горячем песке… Рядом — коктейль с зонтиком, доносятся восточные напевы, ее тело облачено в шикарный купальник от Армани. А вечером она в сопровождении мачо, у которого сквозь полупрозрачную белоснежную ткань рубашки проступают кубики пресса, едет на шикарном BMW по набережной с пальмами…
Вепрев увидел, как доцент-жывотновод Семенов со сладкой миной тискает под столом коленки Галины, что-то нашептывая ей в ушко. Та жеманно морщилась, прыскала в кулак, как первокурсница, обласканная вниманием ректора, делала вид, что отталкивает ветеринарские грабли, но одновременно подсовывалась все ближе, регулярно повторяя «ну, фу-у-у, что вы такое говорите в самом-то деле».
Шурик пожал плечами, отогнал мысли о доме, пивняках и своей постели и повернулся к Бусыгину.
— И все-таки, это, скажи-ка мне, академик, чо это за Интерфейс такой.
Инженер с трудом повернул голову в его сторону.
— Интер-фейс. Бо-гов?
— Ну да. Зачем он нужен?
— Понимаешь, ик, паря. Это сложный, ик механизм. Я бы назвал его пультом, ик, управления всем миром. Есси добересси до него, то все тебе будет пох! Вот, чо не захочешь, все можешь сделать, ик! Все, что хошь! Твори, пакости, грабь банки, ну, в общем, делай чо хошь. Меняй к лучшему, что ты там менять собрался. Или пришиби на корню… Да, о чем это мы? А? Ага, давай еще по одной… брат…
— Так, а чо ты до него не добрался? — спросил Вепрев подливая гению водки в щербатую кружку.
— А я че, я ниче, меня и так все устраивает, нах… мне тот интерфейс, что я крыса в лабиринте? — гениальный инженер замахнул стакан и продолжил, помахивая грязным указательным пальцем перед носом Вепрева. — Нет, я это… этот… как его…. человек! Да! Я — гений… У меня и так, ик… усе уже было… Есть, то есть… — А я, ииик, всем, мля, доволен. Мне и тут хорошо. Спокойно. Я перемены не люблю, иииик. Нах перемены!
— А мы как же?
— А вы как хотите! Я потому свой ключ с дневником и выкинул — авось, кому сгодится. Ииик!
— Ну ладно! А как попасть в лаз, ну, который того, к Кайфолому и прочим ведет?
— В лаз? Ща расскажу, — еле ворочая языком промычал старикашка, — сначала ииииик… ныряешь в унитаз, и в Граммофоне находишь ход к интерфейсу или, скам, пе…. иииик… щере этого Кайфолома.
— А что он там делает, ну, Кайфолом-то? — назойливо допытывался дотошный математик.
— Этот пацан, паря, ну, Кайфолом-то, он типа глюк-фишку золотую вставляет в заготовку пипла, ну, типа шарика такого, усек? Ииии-ик!
— И зачем это фишка? — не отставал Вепрев, пристально вглядываясь в развернутую карту.
— Ну, она, типа рандомно расставляет коэффицииии- иииик — иенты приоритета в матрице кайфа, и отсюда у пипла идут извраты или крутые выбросы крео, усек? Тык скыть, весь прогресс и изврат — от нее.
— Да, кстати! — внезапно слегка отрезвел гений-инженер, — ключ-то у тебя?
— Ага, — сообщил Вепрев, вытаскивая ключ из кармана, — и чо с ним делать?
— Вот попадем в пещеру Кайфолома — увидишь, я покажу! — это, паря, такой будет кайф, который не описать словами! Круче герыча!
— И как попасть в Кайфоломню? — спросил Вепрев, — тоже в унитаз нырять, что ли?
Морщинистая мордочка Бусыгина внезапно напряглась и застыла. Он уставился в одну точку на столе. Удивленно поднял брови. Потом резко скорчился. Откуда-то изнутри гения послышалось громкое урчание и бульканье. Бусыгин сжал губы. Сейчас его лицо напоминало мину спорстмена-олимпийца перед установлением мирового рекорда. В животе снова громыхнуло.
Все отвлеклись и посмотрели на инженера.
— Папаш, ты че это? Все нормально? — спросил Вепрев.
— Дядь Сереж, вы чо? Перепили что ли? — спрятав драгоценности обратно в карман, спросила Маша.
— Ммммммммм… — промычал Бусыгин, сидя колом и ни на что не реагируя, как будто парализованный изнутри.
— Ну, еще бы, — подумал Шурик, — столько бухла и лошадь свалит!
— Эээээээ…. — вдруг заблеял гениальный изобретатель, — эээээврика! Вот он, Момент Истины!
И старикашка метнулся в угол за занавеской, на ходу сдирая штаны.
Когда все поняли, в чем суть загадочного поведения инженера, спазм хохота прокатился по компании. Ржали так, что почти не слышали звуков, которые доносились из-за занавески. А там словно играл любительский духовой оркестр — тело старикашки то издавало протяжный бас, то ревело белугой, а сам Бусыгин крякал в истоме наслаждения.
— Тихо! — остановил смех Вепрев.
Все замолчали.
— Ууууоооооооо!!! — затянул гений-изобретатель.
Все снова чуть не попадали со стульев.
Наконец, гений выполз из своего любимого застенка. На трясущихся ногах, пошатываясь, он добрел до стола, плюхнулся на свое место и слабым голосом попросил:
— Кто-нибудь… Налейте водки…
Шурик послушно исполнил просьбу. Бусыгин умело хватил целый стакан водки залпом и блаженно расплылся на стуле. Жывотновода Семенова сразу перестали интересовать коленки Галины. С жадным любопытством он подсел к Бусыгину и, задыхаясь от волнения, спросил, теребя того за рукав:
— Ну как? Да ну как? Сгяботало? Вещь ведь, да? Я же говогил — гениальное изобгетение!
Инженер обессилено помахал рукой.
— Чудовищный кайф! Вот ублажил, так ублажил! Мерси тебе ужасное от всех пенсионеров!
С этими словами на лице академика появилась блаженная улыбка, глаза закрылись, он явно засыпал.
— Стой, стой, папаша! — Вепрев растолкал его.
— Что? Что еще? Хватит, отстаньте от меня… Я щас самый счастливый человек на свете!
— Не засыпай пока, погодь!
— Угу.
— Как попасть к Интерфейсу?
— Унитаз, хррр….хрррр…..
— Это я понял. Что там надо нажать-то?
— Педаль.
— Ну что, мля, мне прямо в очко нырять что ли?
— А вот и ныряй! — сказал Бусыгин, после чего веки гения-изобретателя сомкнулись и он упал мертвецки пьяный мордой в стол.
— М-да-а-а, — Вепрев почесал затылок — мало того, что в унитаз, так еще и засранный. Ну? Чо делать-то будем?
— А, может, поищем путь домой, в Питег? — без энтузиазма промямлил Семенов, — Вон, инженег туда как в соседский двог смотался.
— А что там делать-то, в Питере, если Время стоит, — меланхолично заявила Галина.
— А мне бы в Анталию, — мечтательно протянула Машка — с мачо познакомиться…
— Ага, замороженным — едко заметил Вепрев.
— Почему «замороженным»? — удивилась девушка.
— ВРЕМЯ! СТОИТ! — грубо высказался Вепрев, — Ты че, мать, совсем не варишь? Нету там никого, только мы будем.
— Тогда что? В толчок лезть только и остается! — подвел итог Семенов.
— Ладно, — Вепрев махнул рукой, — пошли на портал посмотрим, вдруг, все не так страшно. Все равно нам в Интерфейс надо, может, еще исправить чего получится, все-таки Интерфейс Богов.
Все поднялись и, пошатываясь, поплелись за занавеску.
— Ну, ты ж боже мой! — попятился великий клизмолог, краем глаза оценивший степень облегчения гениального инженера — Где в нем все это помещалось?!
Обстановочка места для медитаций могла вылечить от заикания или наградить им даже демонов Преисподней. Последствия целительной пенной клизмы наблюдались повсюду, на полу, стенах, засаленной занавеске и даже на потолке. Начинающие подсыхать потеки все еще пузырились, постепенно застывая чудовищным ландшафтом неведомого круга ада.
— Может он тут от рогатых и прятался? — задумчиво предположила Машка, стараясь прижаться покрепче к Шурику, начинавшему потихоньку трезветь от густой едкой вони, пропитавшей, казалось, даже свет от тусклой лампочки, слегка покачивающейся точно над центром катаклизма..
— М-да. И в куда тут нырять?
— А это что, господа? — Семенов указал на место на стенке, где чем-то коричневым была грубо намалевана стрелка. Стрелка смотрела вниз и, предположительно, указывала на грязную педаль в полу.
— А знаете, господа, кажется, я знаю, что это, — доцэнт-жывотновод пожевал губами и продолжил, — это из вагона, да, да, из железнодогожного вагона выдгано. Там она всегда гядом с толчком имеется, для слива. Я точно такую же видел лет пять назад, когда ездил в Гязань на Всемигную конфегенцию по клизмопостановке. — Семенов задумчиво закивал каким-то своим воспоминаниям и замолк.
— М-да. Тут у нас, я смотрю, просто цвет российского говноводства собрался. А, Галина? — иронично хмыкнул Вепрев.
— Чего ты на говно взъелся, дворник? — вдруг окрысилась бывший научный сотрудник, — на работе достало? Так все мы сами себе работу выбирали. Шел бы в математику, по специальности, так сказать. Работал бы на оплату съемной квартиры и хлеба без масла.
— Не, ну че ты кипишуешь. Это я к тому, что вам, имеющим колоссальный опыт по работе с отходами, и карты в руки. Давайте, нажимайте на педаль. А мы с Машкой в сторонке постоим, посмотрим.
— Нашел дуру! — фыркнула Галина, — Сам нажимай.
— Эй, Семенов! А ты?
Семенов затряс головой, отодвинулся поближе к занавеске и поджал губы. Повисло молчание…
— Так что, мы теперь здесь жить будем? — жалобно пискнула Машка через пару минут и умоляюще посмотрела на бывшую сотрудницу НИИ Нанотехнологии имени Онотолля. В Галине проснулась женская солидарность, а, точнее, желание переложить ответственность на чужие плечи. Дамочка тут же припомнила семеновские грабли на своих коленках и, томно закатив глаза, изрекла, глядя на Семенова:
— А по моему герой, который решился бы на такой отважный поступок, достоин награды в виде незабываемого сеанса орального секса.
Вепрев скептически хмыкнул, мысленно представив галинину голову между своих ног, и покрепче прижал Машку, автоматически припомнив, как оно у них было. Давно, однако.
Семенов, заскучавший возле сортирной занавески, врубился не сразу. Потребовалось смачное чмокание и облизывание губ, выразительный вдох, сделавший грудь бывшей сотрудницы НИИ заметной невооруженным взглядом, и пара движений рукой, слегка задравших юбку.
— А, да… Так… это… Я, пожалуй, могу, — решился животновод, — подумаешь, на слив жедешный наступить, небось, не в толчок нырнуть. — И клизмолог, решительно шагнув к толчку, выдохнул и наступил на педаль.
Несколько секунд никаких изменений не происходило. Очко оставалось очком, унитаз все также тоскливо красовался замызганными краями. Даже вода не потекла, хотя должна была, вроде. А потом раздался громкий щелчок, от которого вся компания рванула к выходу. Замешкался только Семенов, потому что вперед его никто не пропустил. Он и вернул компашку к унитазу.
— Господа, тут это, очко гаскгылось! — в голосе говнолога звучало большое недоверие, словно он мысленно подсчитывал сколько уже было выпито, но все никак не решался проверить — глюк это или правда. Однако дно унитаза действительно раскрылось, как диафрагма на объективе старой зеркалки, и оттуда потянуло неожиданно свежим воздухом вопреки точке отсчета.
Тотчас вся компания рванула назад.
— Ух, ты! — радостно воскликнула Машка. Галина, не решившись приблизиться, только посмотрела издали, а Вепрев, осторожно обойдя унитаз по кругу, многозначительно и веско, как бывший отличник мехмата ЛГУ изрек:
— В принципе нормуль. Человек пролезет. Кто будет играть в Гастелло?
— А кто это? — поинтересовалась Машка? — Какой-то божок? — В принципе ей этот Гастелло был до лампочки, хоть Бог он там, хоть кто, первой ей в дырку лезть не хотелось.
— Гастелло, дамочка, — авторитетно изрек Семенов, приободрённый своим геройским нажатием на таинственную педаль для слива, — это летчик такой был, котогый пегвым на таган пошел, на танковую колонну пготивника.
— Летчик? А он что, самолет пропил? — наивно полюбопытствовала Машка, — чего он сам-то попер на танки?
Семенов поперхнулся, покачал головой, «эх, молодежь», и пустился в разъяснения:
— Нет, милочка, самолет у него был, только патгоны кончились.
— А он выжил? — не унималась девушка.
— Ага, — заржал Вепрев, — Нам, пилотАм, танкИ по хуЯм!
— Нет, багышня, — покачал головой животновод. — Он погиб, и был наггажден посмегтно.
— Тогда я первой не полезу! — сделала вывод далеко не дура в житейских делах Машка и категорично мотнула головой:
— Не буду я гастеллой. — и она вцепилась покрепче в рукав Шурика, преданно заглянув тому в глаза.
— Ну, я тоже не летчица, так что на меня не смотрите. — Галина демонстративно скрестила руки на груди и задрала крысиную мордочку к загаженному потолку.
— Тебя никто и не просит, — хохотнул Вепрев, — дважды покойники минетов не делают. — И многозначительно посмотрел на животновода, мог, дерзай, дама обещала, самое время напомнить. Семенов помнил про обещанный сеанс, но подозревал, что, именно сейчас организм может показать себя не лучшим образом, и, вместо честно заработанного удовольствия, получится тягомотный цирк под язвительные реплики Вепрева. Он что-то буркнул и насупился.
— Ну, ладно, хватит нам дергаться, давайте на изобретателе проверим, — вынес вердикт Шурик, — Раз он заявил, что сделал этот портал, значит ему и первым быть.
— Так он же, того, не хотел? — промямлил Семенов.
— А кто ж его спрашивать будет? Пошли, запустим Гагарина на орбиту, проверим, что там да как! — и Шурик решительно отдернул занавеску.
Бусыгин, не подозревая о коварстве собутыльников, мирно пускал слюни, и напрудил уже основательную лужу, медленно капающую со стола на помоистый пол. Выражение его лица было неопределенно-блаженным, и наводило на мысль о том, что гении и идиоты, скорее всего, близкие родственники. Он явно чувствовал себя комфортно между недоеденнымломтем колбасы и покачивающимся от его похрапывания пустым стаканом.
— Жалко будить — сочувственно высказалась Галина, глядя на раскисающую в слюнях рожу, — умаялся, сердечный!
— А мы и не будем, — решительно отмел предположение о необходимости разбудить и испросить согласия смертника на полет в очко сортира Вепрев. — А ну, доцэнт, подмогни!
Мужчины с удалецким хеканием оторвали отяжелевшее тело инженера от стула и поволокли под руки ктолчку, голодно разинувшему пасть диафрагмы. Волоклось тяжко, бусыгинские ноги подгребали пустые бутылки, как заправские грабли, собирали обертки и смятые пакеты, раскатившиеся по полу консервы и объедки, какие-то железяки, и груда мусора, которую они тащили вместе с пьяненьким хозяином к сортиру, росла на глазах.
— Эй, бабы, чего стоим, разгребите тут, мы вроде на изобретателе проверить хотели, а тут цепляется всякое.
Машка и Галина кинулись выгребать волну отходов из-под ботинок Бусыгина, чертыхаясь и брезгливо стряхивая с рук полураздавленные бычки в томате и прилипающую то и дело туалетную бумагу, которой недавно пользовались по назначению, и последние полметра были преодолены рывком. Голова инженера с глухим бумканием тюкнулась о край унитаза.
— Ох, не убился бы! — ахнула Машка всплескивая липкими руками.
— Ты не за здесь беспокойся, мать, — успокоил ее пыхтящий Шурик — а за там. Там оно нам нужнее.
Новое положение ничуть не изменило общего душевного расположения спящего, он продолжил идиотски улыбаться и попытался обнять родной сортир.
— Но, но, но! — Забеспокоился Вепрев. — Давайте быстрее, еще вцепится, отдирай его потом от говна. Ну-ка бабы, суйте его голову в толчок, а мы за ноги. Семенов, ворон не лови!
Безвольное похрапывающее тело гениального изобретателя так и норовило выскользнуть и снова обнять толчок, поэтому женщины, потеряв терпение, решительно вцепились в жиденькие волосенки и оттопыренные уши Бусыгина, и, наконец, всунули голову в черную дыру, из которой явственно подвывал ветер. Мужики, в свою очередь, ловко подхватили того за ноги, приподняли повыше и отпустили. С громким всхлипом тельце инженера нырнуло в дыру и скрылось в черном провале портала.
— Фу-у-ух, тяжелый, загаза. — отдувался Семенов, убирая со лба прилипшие волосы, от чего на роже появились грязные разводы, придававшие жывотноводу пиратский вид.
— А теперича че? — поинтересовалась Галина. Отряхнувшись она заглянула в бездонный портал, и, видимо, не найдя в нем ничего нового — дыра осталась такой же черной, пугающей и узкой — брезгливо поджала губы.
— Ну, как че! За ним надо! — резюмировал Вепрев, — Вишь, человеческая туша в очко пролазит, мы тут, вроде, не толще его будем, значит, тоже пройдем. Айда за мной, ребята! — и экс-математик, встав на край унитаза, солдатиком нырнул в черный зев портала.
Машка неуверенно заглянула в толчок, оглянулась на загаженные стены, тихонько всхлипнула и, видимо решив, что противнее, чем тут нигде уже не будет, с громким ойком нырнула следом.
— Не-е-е. — вдруг запротестовала и попятилась Галина. — Не полезу я туда, нет, нет! — она отбивалась от настойчивого подталкивания Семенова. Наконец тот не выдержал, отпустил истеричной крысе леща и втолкнул ее в очко. Затем постоял еще пару секунд, наклонился над очком, зажал пальцами нос и последовал за компанией.
Еще секунду в вонючем закутке бусыгинской пещеры ничего не менялось, а затем диафрагма сомкнулась с негромким всхлипом, и портал снова стал обыкновенным грязным унитазом.
Из зеркала в опустевшей бусыгинской каморке осторожно высунулась рогатая башка демона, шпионившего все время за компанией, покачала рогами и снова скрылась.
Наступила тишина.