Дневник подождет. Я уже знал, что буду читать его понемногу.
Потому что я хотел насладиться этим прощальным даром — словами моей жены.
Так я говорил себе — и пока верил в это.
Я пошел на риск, приказав арестовать советника Трефехт. К предупреждениям Вейсс я отнесся вполне серьезно, и все же я был рад, что сделал первый залп в этой войне. Риск, на который я пошел этим вечером, заставил меня больше задуматься.
Первая стадия этой кампании была успешной, и я счел это хорошим знаком. Катрин и Зандер приняли мое приглашение на обед в Мальвейле.
Мы втроем сидели за огромным столом в обеденном зале. Слуги под наблюдением Кароффа ненавязчиво подавали обед из трех перемен блюд, которые я с трудом различал на вкус. Наш разговор был прерывистым и неловким. Мы были чужими друг другу. Зандер вел себя любезно, но явно удивлялся, зачем я решил устроить этот тягостный спектакль. Катрин держалась подчеркнуто формально, проявляя явную холодность по отношению к своему брату. По крайней мере, не было открытой враждебности. Уже что-то.
Когда мы закончили есть, Зандер с улыбкой оглядел огромное пространство обеденного зала. Постучав ножом по краю бокала с амасеком, он прислушался.
— Здесь великолепная акустика, отец, — сказал он. — Очень звучное эхо.
— Потому что здесь пусто, — кивнул я. — Но я хочу вернуть сюда жизнь. Начнем хотя бы с нас троих.
— Ты собираешься устраивать приемы для совета? — холодно спросила Катрин.
— Нет, пока он не очищен от коррупционеров.
Улыбка Зандера несколько померкла.
— Я слышала о советнике Трефехт, — сказала Катрин. — Хорошее начало.
— Это лишь начало.
К моему разочарованию, Зандер сменил тему.
— Похоже, этот зал уже давно не использовался?
— Да, как и большая часть дома. Но я собираюсь и это изменить.
— А ты… — Зандер замялся, — ты не видел ничего из… из вещей мамы? Я имею в виду…
Он поморщился, подыскивая подходящие слова.
Я понял, что он пытался сказать.
— Что-то, что показывало бы, что она когда-то жила здесь?
— Да, — Зандер жестом показал на пространство вокруг. — А то, глядя на все это, так и не подумаешь.
— Да, я нашел ее дневник. Буквально этим утром.
— Там сказано, почему она отвернулась от своей семьи и от своего долга? — спросила Катрин.
Зандер вздрогнул от гнева в голосе сестры. Я подавил побуждение яростно броситься на защиту Элианы. Это был гнев порожденный болью.
— Ты считаешь, именно это она сделала? — мягко спросил я.
— Как еще можно на это смотреть? Для человека ее положения самоубийство — акт трусости. Она опозорила нас всех.
— Мы не знаем, почему она это сделала, — пожал плечами Зандер. — Мы не знаем, через что она прошла…
— Это не имеет значения, — отрезала Катрин. — Собственно, мне все равно, почему она это сделала. Она бросила нас, и отказалась от исполнения своих обязанностей, своего долга перед Администратумом и перед Солусом, а значит, она предала Императора. Нет никаких причин, которые могут оправдать ее самоубийство.
— Если это было самоубийство, — сказал я.
— Ты думаешь, что она… не сама…? — изумился Зандер.
— Я в этом не уверен.
— Нет никаких доказательств, что ее убили, — заметила Катрин.
— Прямых доказательств нет. Но ее смерть была выгодна некоторым людям. Одному человеку — особенно.
— Вет Монфор? — уточнила Катрин.
— Так как смерть Элианы была ей особенно выгодна, у нее был мотив. Но коррупция в совете так трудно искоренима именно благодаря своей незаметности. Очевидное убийство в этом случае стало бы проблемой.
Зандер выглядел потрясенным, как тогда на заседании совета. Катрин казалась задумчивой.
— В этом есть смысл, но это только предположения, — сказала она.
— Пока.
— Что же написано в ее дневнике? — теперь Катрин, похоже, была искренне заинтересована.
— Я только начал его читать, — ответил я. — Она написала очень много. Понадобится время, чтобы все это прочитать. Может быть, в нем нет ничего, что помогло бы нам выяснить, что в действительности случилось, но даже если так, когда я читаю этот дневник, я будто снова слышу ее голос. Это чего-то стоит.
— Дорого бы я заплатил за то, чтобы снова услышать ее голос, — вздрогнув, тихо произнес Зандер.
— Конечно, — сказал я. Его лицо было открытым, уязвимым. Наигранная небрежность исчезла. — Я передам дневник тебе, когда прочитаю его.
— Как ты нашел его?
— Она хранила его в нашей спальне. Дневник ждал, чтобы я нашел его, с того времени, как она умерла.
В такую ложь поверить было куда легче, чем в правду.
— Я думаю, мы все должны прочитать его.
— Поэтому ты пригласил нас сюда? — спросил Зандер. — Чтобы рассказать о дневнике?
— Нет. Большую часть вашей жизни я был для вас чужим человеком. И вы стали чужими друг другу. Я хотел бы изменить это. Я полагаю, что наш долг, как представителей рода Штроков — быть сильными, и мы будем сильнее вместе.