Я кивнул.
— Были вещи, которые я должен был сначала понять сам, — я посмотрел на своего друга. — Итак? Мою семью уже не спасти?
— Я надеюсь, что это не так. Очень надеюсь. Штроки всегда были оплотом Солуса против Монфоров. Вы воплощаете то, к чему должна стремиться наша знать.
— Могут благие дела искупить то, что сделал Деврис?
— Одни благие дела, увы, нет. Для очищения твоего дома от этой скверны нужно заступничество Императора.
— Это возможно?
— Я хотел бы сказать, что да. Но сначала мне нужно свериться со священными книгами. Нам предстоит бой.
Когда он сказал «нам», я сжал его руку.
— Спасибо, — выдохнул я.
— Ты мой друг, — ответил Ривас. — Мы боремся не только за твою семью, но за душу нашего мира. Если ваш род будет уничтожен, Солус больше никогда не освободится от власти Монфоров.
— Чего я не понимаю, — сказал я, — так это почему нас не уничтожили еще давно. Почему Монфоры не использовали ту картину против нас? Почему Вет Монфор не использовала ее против меня? Если я действительно опасен для нее, почему не уничтожить меня сейчас?
— Она не может использовать ее, — ответил Ривас. — Эта картина — самое неопровержимое доказательство ереси Девриса, но доказательство настолько опасное, что его невозможно использовать. Оно всегда должно быть спрятано. За одно лишь владение такой проклятой вещью Инквизиция может приговорить Монфоров к смерти. Если бы они предъявили эту картину сразу после того, как заполучили ее, это было бы другое дело. Но они так не сделали. Они решили сохранить ее у себя, и для каждого следующего поколения Монфоров это решение становится все более гибельным. Твой род своими деяниями пытается искупить преступление одного предка. А тайна, которую хранят Монфоры, все больше и больше усугубляет их преступление. Им нужно какое-то другое доказательство.
— Картина стала ловушкой и для нас, и для них.
— Если зло может быть изгнано, ты станешь свободен. Картина тогда станет преступлением одних Монфоров.
— Значит, мы должны готовиться к бою.
— Где твои дети? — спросил Ривас.
— Я точно не знаю. Они должны были вернуться поздно.
— Не настолько поздно. Сейчас уже почти рассвет.
Чтобы прийти сюда, мне понадобилось больше времени, чем казалось.
— Тогда они, наверное, в доме, — сказал я.
— Они должны уйти оттуда. Скажи им, когда увидишься с ними. Они должны уйти и не возвращаться туда.
— Думаю, будет лучше, если ты им это скажешь, — заметил я. — Твои слова будут более весомы.
Я вспомнил реакцию Зандера, когда пытался поговорить с ним об Элиане. И Ривас будет точно знать, говорит он с настоящими детьми или нет.
«А сам Кальвен настоящий?»
«Да. Я больше нигде его не видел. Я только что держал его руку в своей».
— Хорошо, — сказал Ривас. — Я поговорю с ними. А тебе пока лучше остаться здесь. Когда я буду готов, мы сразимся с Мальвейлем вместе.
— Нет. Я должен вернуться.
— Во имя Императора, почему? Я еще раньше просил тебя покинуть Мальвейль. И умоляю не возвращаться туда сейчас.
— Я понимаю. Но ты должен понять, что я должен туда вернуться.
— Я не понимаю.
— Сегодня ночью я снова видел Элиану, — сказал я. — В прошлый раз я покинул ее. Если я не вернусь, то нарушу свою клятву ей.
— Это не Элиана!
— Это она. Она настоящая. Я знаю это всем сердцем. Она такая же настоящая, как и я.
«Она более настоящая, чем все остальное вокруг меня».
— Один день, — умоляюще произнес Ривас. — Дай мне один день.
— Я не могу.
— Ты знаешь, чем рискуешь?
— Думаю, да. Если я погибну, пусть будет так. Да и нет смысла мне прятаться где-то еще. Призраки всегда следуют за мной. Я видел их в городе. Я видел Элиану у моста Кардинала Рейнхардта. Видел ее на площади. Слышал призраков в соборе.
— Что же это за скверна? — в ужасе прошептал Ривас.
— Мы не можем позволить этой скверне длиться. Мы должны уничтожить то, что выпустил Деврис, уничтожить раз и навсегда. Мальвейль захватил душу Элианы и держит ее в некоем роде тюрьмы. Я должен попытаться спасти Элиану и…
Я едва не сказал «и детей», но вовремя остановился. «Он верит, что мои дети взрослые. Надо сказать ему то, что он поймет».
— Мое дело не умрет со мной. Катрин и Зандер продолжат его.
«Они же так сказали, не так ли? Если взрослые дети настоящие, то это правда».
— Я не буду никого пускать в дом. Никто не подвергнется опасности кроме меня.
— Как Адрианна и Тервин?
— Они пришли в Мальвейль и умерли там. Я не смогу удержать людей от посещения дома, если не буду там.
Ривас некоторое время размышлял, глядя в пол. Наконец он сказал:
— Вижу, что тебя не отговорить.
— Да.