Демоны. Это слово заполнило мой разум. Казалось, оно поднялось из некоей атавистической бездны безумия, и я хотел спрятаться от него, выжечь это слово, и то, что оно представляло, из моего разума.
— Многое все еще скрыто от меня, — продолжал Ривас. — Это была нелегкая задача — знать, где искать, и с кем говорить. И что именно говорить, чтобы не принести погибель тем, кто ее не заслуживает. Но я кое-что теперь знаю. Знаю достаточно. Мальвейль — сущность величайшего зла, Мейсон.
— Теперь это и мне ясно. Я должен был прислушаться к тебе раньше, и не возвращаться сюда. Мальвейль обманул меня.
Он положил руку мне на плечо.
— В действительности я не знаю, насколько твои действия до сих пор могли бы изменить ситуацию. История твоих предшественников — воистину мрачный урок.
— Ты имеешь в виду отсутствие этой истории.
— Да.
Когда Мальвейль снова вырос перед нами, затмение достигло полной фазы. Ночь окружала нас. Люктус торжествовал, свет дня был поглощен его громадной тенью. Дом словно взирал на нас, тоже готовясь к бою. Его молчание было угрозой. Он оценивал нового врага.
— Он знает, кто ты, — сказал я.
— Я не сомневаюсь, — кивнул Ривас.
— Я думаю, неужели до этого никто не осмеливался противостоять ему открыто?
— Не осталось никаких сведений о том, что кто-то пытался, — ответил Ривас. — По крайней мере, я не смог их найти.
— Вот почему он стирает историю, — сказал я. — Он скрывает свою угрозу, пока не станет слишком поздно для тех, кто чувствует ее.
Мы остановились у дверей в дом. Во мраке затмения вход в Мальвейль казался зияющей пастью, ожидавшей нас. Черные окна безмолвно взирали на свою добычу, их тьма была преисполнена ужасного знания.
Я поднял взгляд на небо. Стали видны звезды, и их присутствие лишь подчеркивало гигантский круг тьмы посреди них. Око пустоты отверзлось в небосводе, и я чувствовал родство между ним и той бездной мрака, что ожидала нас в Мальвейле.
— Император хранит, — прошептал Ривас.
— Император хранит, — повторил я.
Кардинал поднял посох в знак вызова силам зла, овладевшим домом.
— Я иду с Императором, и Он со мной. Я ничто, но я всё, ибо Он являет волю Свою через меня. Страшитесь меня, нечестивые, так же, как вы страшитесь Его.
Он опустил посох и кивнул мне.
— Император хранит, — снова произнес я.
— Воистину так. Ныне и присно, и во веки веков.
Мы вошли в открытую дверь.
Тьма в доме была абсолютной. Я шел на ощупь вдоль стены, пока не нашел фонарь. Он включился словно с большой неохотой. Его свет был слабым. Силуэты у дверей казались искаженными, словно их тени были чем-то большим, и вцепились бы в нас, если бы мы коснулись их.
— Мы должны нанести удар чудовищу в его сердце, — сказал Ривас. — Очищение, если оно вообще возможно, должно начаться с источника скверны.
— Там, где Деврис заключил свой пакт…
— Да.
— Старая Башня, — сказал я. — Сердце зла там. В этом я уверен.
Путь по залам и коридорам был долгим. Затмение так глубоко проникло в недра Мальвейля, что казалось, будто сам дом является настоящим источником ночи. Я изо всех сил старался осветить нам путь, но не слишком преуспел в этом. Ни один из люменов больше не работал. Фонари и факелы были лишь искрами в пустоте. Мы могли разглядеть, куда нам нужно идти, но не более того.
Тишина скользила по Мальвейлю, словно живое существо. Она будто обвивалась вокруг шороха наших шагов и скрипов и потрескиваний дома. В другом доме это были бы всего лишь звуки осадки конструкций. Здесь это было глухое рычание Мальвейля, готовившегося к бою.
Дом испытывал наслаждение, мучая меня. Мои страдания были для него удовольствием, игрой. Ривас был иным. Он пришел сюда, вооружившись.
— Император хранит, — читал Ривас. — Пред взором Его нечестивые обратятся в прах. Ибо свет Его и сила Его. Услышь меня, Мальвейль. Я именую тебя, дабы знал ты, что Император взирает на тебя и судит тебя. Ужасен гнев Его. И обрушится он на тебя и развеет силы твои, словно солому по ветру.
Окна задребезжали в ответ. Ветер снаружи гневно взвыл.
Дверь в Старую Башню была открыта перед нами.
Ривас заметил мое удивление.
— Что такое? — спросил он.
— Я запирал эту дверь. Это похоже на приглашение. Мальвейль хочет, чтобы мы пошли туда.
— Чудовище преисполнено гордыни, — сказал Ривас. — И это станет его погибелью. Куда нам идти сейчас? Вверх или вниз?
— Вниз.
Застывший вихрь хлама поднимался снизу.
— Вниз, — повторил Ривас. Кивнув, он открыл книгу, ее страницы, казалось, сами раскрылись на часто читаемом месте. Было слишком темно, чтобы читать слова на страницах, но Ривас все равно смотрел на них, тихо шепча молитву, которую хорошо знал. Поцеловав книгу, кардинал оставил ее открытой. После этого он шагнул вперед и ударил посохом по первой из ступеней, ведущих вниз.
— Мы здесь! — объявил он. — Нечистая сила, мы противостоим твоей гордыне нашим смирением и верой в Бога-Императора. Услышь шаги Его!
Он стучал посохом по каждой ступени, эхо громко разносилось в башне.
— Император идет с нами! Это звук шагов Его! Это звук твоей гибели!
Я следовал за Ривасом, схватив по пути факел из настенной подставки у входа в башню. Его слабый свет отталкивал тьму, но тьма надвигалась снова, непроглядная и глубокая, как океан. Как только Ривас начал молиться, сквозняк из глубины башни превратился в ветер, постоянный и враждебный.
Мы спустились уже так глубоко, как я не заходил раньше. Теперь мы спускались в башню с четкой целью. Пройдя мимо места, где я нашел головной убор Адрианны, мы продолжили спускаться. Вниз, вниз, вниз, мимо обломков личных историй моих предшественников. Теперь я понимал, почему тут было накоплено столько старых вещей. Понимал, почему и Элиана внесла вклад в это накопление. Прошлое было слишком чудовищным, чтобы позволить ему выйти на свет. Его надо было похоронить под массой другого прошлого. Поколения Штроков, когда их злой рок настигал их, делали то немногое, что оставалось в их силах, и жертвовали своим прошлым, своим наследием, своей историей и своей личностью в тщетных попытках обуздать сердце Мальвейля.
А Мальвейль выбрасывал их прошлое вверх. Этот вихрь хлама лишь казался неподвижным. На самом деле он, хоть и медленно, но вращался, и когда он чуял добычу, то вращался быстрее. Он вращался быстрее сейчас, когда мы спускались все дальше и дальше в глубины Мальвейля. Он стонал и потрескивал в своем вращении. Маленькие вещи опрокидывались, а более крупные выдавливались наверх. Края этой гигантской массы блестели в свете факела, освещавшем разные предметы, банальные и важные, все, что стало частью тщетных попыток сопротивления жертв проклятой династии. Я видел золотую астролябию, армиллярные сферы из бронзы, инкрустированной драгоценными камнями. Я видел большие солнечные часы, не менее пяти футов в диаметре, гномон, выполненный в виде одной железной руки скелета, сжимавшей другую, словно в борьбе. Я видел окно из цветного стекла, его облик напоминал глаз гигантской рептилии.
Солнечные часы и окно встревожили меня. Один их вид внушал беспокойство, они производили впечатление огромной, нечеловеческой древности. Они явно не относились к обычным вещам из жизней жертв Мальвейля. Они были чем-то иным. Я чувствовал, что они поднялись снизу, из глубины. Они были чем-то жутким, и могли принадлежать лишь этому дому, а не какому-либо разумному человеку.
Я задумался, сколько еще таких вещей могло быть в этом огромном вихре, медленно поднимавшемся из глубины.