— Мы очень глубоко под землей, — сказал он.
— Да. Никакие подвалы не могут находиться так глубоко.
Ступени впереди продолжали спускаться во тьму, и конца им не было видно.
— Хорошо, — кивнул Ривас. — Тогда мы продолжим.
Мы продолжили. Бесконечный спуск по огромной спирали лестницы Старой Башни, вниз, вниз и вниз. Я повторял за Ривасом его молитвы. Вихрь хлама вращался, кружась все быстрее по мере того, как мы спускались. Фундамент дома гулко стонал, словно гора. Других нечестивых проявлений не было. Мальвейль пока не наносил удары.
Мне было страшно думать, какими мощными они окажутся, когда наконец обрушатся на нас.
Сначала я не заметил сияния. Оно было еще слабым. Я лишь обратил внимание, что некоторые предметы вокруг нас видны более ясно. В то же время моя тревога все росла. Странные фрагменты мыслей мелькали в моем разуме, скользя, словно ртуть, но не сливаясь вместе. Когда я заметил, что света стало больше, я также увидел, что с ним было что-то не так. Этот свет был хуже, чем тьма. Он вел себя не так, как должен свет. Он, казалось, стекал и лился словно вода. Его цвета были безымянными. Неестественное свечение лилось к нам ручейками из глубин. Оно мигало, рассыпаясь каплями, потом сливалось вместе, превращаясь в пленку слизи безумных оттенков.
Я взял Риваса за руку, остановив его. Он не сопротивлялся. Его молитвы замерли на устах, когда он посмотрел на жуткое свечение, ползущее по стенам и ступеням.
— Это энергия варпа, — сказал я.
Мне везло в моих путешествиях по Имматериуму. Поля Геллера на каждом корабле, на котором мне довелось бывать, исправно держались. Но однажды они начали поддаваться под ударами варп-шторма. Буря в варпе была достаточно сильной, чтобы сбить нас с курса, и мы вышли в реальное пространство в сотне световых лет от цели полета и спустя восемь месяцев после перехода в варп. В самый опасный момент бури, хотя все иллюминаторы были плотно задраены, потоки энергии варпа просочились в некоторые отсеки внешнего корпуса. Мы немедленно задраили их, но зрелище этого света, который не был светом, цветов, которые не были цветами, мигающего и пляшущего пламени безумия осталось в моей памяти. Теперь ужасы этих воспоминаний ожили снова.
— Значит, вот что совершил Деврис Штрок, — сказал Ривас. — Он открыл портал в эмпиреи в этих глубинах.
— Это отсюда приходят ужасы?
— Да.
«И наши богатства тоже».
Внезапное появление такого изобилия полезных ископаемых в недрах Мальвейля не могло иметь рационального объяснения. Но могло иметь объяснение иррациональное.
Ручейки света становились все сильнее по мере того, как мы спускались. Вихрь хлама вращался еще быстрее, и теперь явно поднимался. Я представил, как он вырывается из крыши Старой Башни, разбрасывая по округе оскверненные вещи, как Мальвейль распространяет свою скверну дальше и дальше…
— Мы не можем спускаться дальше, — предупредил я.
Я уже не надеялся, что у этой лестницы будет конец. Старая Башня уходила все дальше и дальше вниз, ее основание было где-то в варпе.
— Я знаю, — сказал Ривас. — Еще немного. У нас будет только один шанс. Мы должны использовать его.
Я согласился. Мы продолжали идти, и спустя несколько минут, были вознаграждены за наши усилия. Ступени выходили на широкую площадку. За ней они продолжали спускаться вниз, но здесь мы могли обороняться.
Камнебетонные конструкции, из которых состояла наземная часть Мальвейля, остались далеко позади. На этой глубине ступени и стены были из черного гранита. Они являли собой единое целое, кирпичей и блоков не было. Ступени казались не высеченными, а выглядели так, словно они выросли из стен. На полу площадки было заметно изображение восьмиконечной звезды. Глубокие борозды в камне, казалось, не были вырезаны никаким режущим инструментом.
«Здесь он сделал это. Здесь Деврис заключил пакт и проклял наш род навсегда».
Ривас старался не наступать на изображение звезды.
— Мы не будем касаться этого нечестивого знака, — сказал он.
Мы встали вместе, и Ривас снова открыл свою книгу, поцеловал страницы, и, воздев посох, с силой ударил им о камень.
— Император повелевает! — воскликнул он. — Кто смеет отрицать Его?
— Никто не смеет отрицать Его, — ответил я.
— Нет света кроме света Императора. Нет бога кроме Императора. В свете Его да сгорит вся ложь. Горите, создания лжи и тьмы! Горите, чудовища! Горите!
Он произносил слова анафемы с пылом святости. Я раньше часто говорил, что Ривас святой, а теперь подумал, может быть, он действительно был святым. Его голос гремел в стенах Старой Башни, поднимаясь до самой крыши, невидимой отсюда. Он был воодушевлен. Словно сама сила святости явилась сюда свести счеты с нечестивостью Мальвейля.
— Император не позволит нечестивому жить! Император судит тебя, нечестивая тварь! И по суду Его тебе должно погибнуть!
— Погибнуть! — повторил я.
— Нет пощады демонам в свете Императора!
— Нет пощады! — воскликнул я.
Ривас воздел руки, книга и посох были его орудием казни против демона Мальвейля.
— Да очистит свет Императора этот дом!
И явился свет. Истинный свет. Ривас был его средоточием, и свет исходил от него. Ореол света превратился в сферу, и сфера стала расширяться, оттесняя тьму Старой Башни. Вращение вихря снова начало замедляться. Стоны дома, казалось, стали утихать.
Я снова почувствовал надежду, настоящую надежду, освященную верой. Император был могуществен, и являл волю Свою через Своего благочестивого кардинала. Император был с нами, и волей Его тьма уходила. Мы победим врага в Мальвейле. Мы узнаем, что есть Мальвейль.
Я почувствовал нечто большее, чем надежду. Я ощутил экстаз.
«Мы увидим истину. Мы увидим твою слабость. Мы узнаем, что за ужасы ты прячешь здесь. Узнаем, каким богам они служат.
Мы увидим, что скрывается в варпе. Мы познаем бесконечное и ужасное.
Мы познаем перемены, и гнев, и излишества, и чуму. Мы увидим Трон, и Лабиринт, и Дворец, и Сад.
Мы познаем имена…»
Я вскрикнул и, отшатнувшись от Риваса, вцепился в череп, пытаясь вырвать чудовищное свечение, проникавшее в мое сознание, а оттуда — в мою душу.
Свет был ловушкой. Это была атака Мальвейля. На нас обрушилось откровение, откровение, которое ни один человек не мог перенести.
Ривасу понадобилось еще несколько секунд, чтобы понять, что происходит с ним. Он был окутан сияющим светом, ярким и белым, словно кость. Он перестал молиться. Его рот и глаза были широко открыты при виде чудовищной истины, открывшейся ему. Какая-то часть его осознала опасность, и он застонал от ужаса. Из его глаз потекли кровавые слезы. Его священная книга вдруг вспыхнула, и навершие его посоха тоже было охвачено огнем. Багровые, фиолетовые, зеленые и синие языки пламени переплетались, и, казалось, боролись друг с другом.
Резко дернувшись, Ривас бросил книгу и посох в центр восьмиконечной звезды. Огонь, охвативший их, слился вместе, и посох обвился вокруг книги, словно змея.
Грохот голоса Мальвейля раздался снова, скрежет двигавшихся камней, в котором формировались ужасные слова. Стены словно вспухли. Из их камней стали раздуваться огромные пузыри, они становились прозрачными, и внутри них нетерпеливо бились страшные твари. Потом пузыри лопались, и ликующие чудовища вырывались на свободу. Они спускались по стенам и бросались к нам, бесконечный поток ужасов. Были среди них существа пугающей чувственности, с огромными клешнями, которыми они могли перекусить человека надвое. Были рогатые монстры с багровой кожей, ревущие в ярости. Были смеющиеся массивные розовые чудовища, подобные тому, которое я видел раньше. Были гниющие, покрытые опухолями твари, бормотавшие благодарственные молитвы. Стены Мальвейля расцветились всеми оттенками безумия. Чудовища, которые раньше не появлялись даже в худших моих кошмарах, были здесь, в башне, и они были ответом Мальвейля на молитвы Риваса.
— Император, помоги нам, — прошептал Ривас.
Никто его не слышал.