Да разве мрак останется навеки?!
Вам, жертвам похоти, корысти, злобы,
Блудливым псам, поверить можно ли?
Да разве будущее Туркестана
В руках у вас останется навеки?!
Из тесной клетки вырвавшись на волю,
Мечтать о клетке птица может ли?
Эй вы, тираны, вашу власть сломивший
Пред вами вновь склониться может ли?
И то сказать, вы - хищники, а хищник
Кровавых дел стыдиться может ли?
Не испытавший тяжкой муки рабства
Понять всю сладость воли может ли?
Презренный трус, вздымая кверху знамя,
Стоять на поле брани может ли?
И то сказать: с любимым сердцем слиться
В любви не знавший боли может ли?
Такого еще не знала мечеть Шайхантаур. Пятнадцать тысяч человек (не меньше) захлопали одновременно. Все стоявшие на крышах домов люди хлопали тоже. В стихотворении против врагов революции всех поразили последние две строчки: "...с любимым сердцем слиться в любви не знавший боли может ли?"
И у каждого в душе эти слова отозвались своей памятью, своей неспетой песней.
И правда поэтического переживания, выраженная в словах о любви, сливалась с правдой гражданского чувства... Да разве так действительно останется навеки? Да разве будущее Туркестана действительно будет в руках тех, для кого революция - корысть и нажива?
- Нет! Нет! - кричали люди, слушавшие Хамзу. - Так не
должно быть!.. Так не останется!.. Мы не позволим!.. Долой Временное правительство!.. Долой баев и спекулянтов!
Степан Соколов подбежал к Хамзе и крепко обнял его.
- Ну, братишка, так ты еще не писал! Молодец!
А Низамеддин Ходжаев и Николай Шумилов, подойдя к краю возвышения, запели "Да здравствует Советов власть!" И вся мечеть, все пятнадцать тысяч человек, подхватили песню.
На глаза Хамзы навернулись слезы. Ему хлопали сейчас не только участники митингов в Доме Свободы и Александровском саду-студенты, чиновники, интеллигенция. Ему хлопали рабочие, дехкане, ремесленники весь старый город. Его песню пел народ...
2
В конце октября 1917 года власть буржуазии в Ташкенте была свергнута. Сторонники Временного правительства бежали из города.
Утром 28 октября долгий и протяжный гудок главных железнодорожных мастерских возвестил о победе пролетарской революции в столице Туркестана.
Время завершило свой оборот. Часы истории начали отсчет новой эпохи социалистической.
Четыре человека сидели в комнате - Шумилов, Хамза, Низамеддин Ходжаев и Степан Соколов.
- Стало известным, - говорил Низамеддин Ходжаев, - что в Коканде намечается создание контрреволюционного центра.
Там сейчас оказались все ташкентские друзья Керенского - Мустафа Чокаев, Мухаммаджан Тинчибаев, Мехди Чанишев, Султан Ахмедов, Серкабай Окаев и многие другие... Их цель - провозгласить автономию и отторгнуть бывшее Кокандское ханство от Туркестана и вообще от России...
- Я еду в Коканд! - вскочил с места Хамза.
- Подожди, не торопись, - посадил его обратно Низамеддин. - Дело серьезное, надо все как следует обдумать...
- Необходимо знать их намерения, - сказал Шумилов. - Безусловно, они постараются с помощью духовенства придать автономии ярко выраженный националистический характер.
- Все, кого я назвал - Чокаев, Тинчибаев, Чанишев, - загибал пальцы на руке Низамеддин Ходжаев, - являются членами общества "Шураи Исламия" и, наверное, будут предпринимать попытки создания самостоятельного исламского государства. Этого допустить нельзя.
- Все ясно как божий день, - усмехнулся Соколов, - и долго объяснять ничего не надо. Мы с Хамзой кокандские, и наше место сейчас в Коканде.
- Не все так просто, Степан, - покачал головой Шумилов. - Обстановка в Коканде очень напряженная. Степень риска надо уменьшить до предела.
- А какой тут риск? - удивился Соколов. - Я же говорю - мы кокандские. Я там жил, работал, у меня полгорода знакомых.
Я домой к себе еду... А про Хамзу и говорить нечего.
- Но вся "Шураи Исламия" знает о вашем участии в октябрьских событиях в Ташкенте...
- Ну и что? - подбоченился Степан. - Чего нам бояться - кинжала, яда, пули? Я, между прочим, два года на фронте провел - в окопах, под немецкими снарядами. А кто в этой "Шураи Исламии" пороху-то хоть раз в жизни понюхал?
- Степан прав, - снова поднялся Хамза. - Нам некого бояться у себя дома. Это они - Чокаев, Тинчибаев и другие - гости в Коканде. А у нас там друзья... Одним словом, едем, и все!..
- Он вон полмира объехал, - кивнул на Хамзу Соколов, - и как огурчик! Так неужто по своей улице, на которой вырос, пройти не сумеет?..
- По правде сказать, - улыбнулся Шумилов, - другого ответа я от вас и не ожидал... Но надо быть очень осторожными...
- Мы дадим вам в помощь группу надежных людей, - сказал Низамеддин Ходжаев. - Обо всем договоритесь здесь - где встречаться, как поддерживать связь. А в Коканде будете делать вид, что друг друга не знаете...
Еще летом семнадцатого года, во время выборов в Учредительное собрание, Алчинбек Назири волею судьбы вошел в избирательную комиссию союза трудящихся мусульман, которую все в Коканде называли левой партией. Голосование происходило в большой соборной мечети. Избиратели должны были бросать свои бюллетени в две урны. Напротив урны союза трудящихся мусульман стояла вторая урна - правой партии, объединявшей землевладельцев и высшее духовенство.
Левая партия побеждала - трудящихся мусульман в Коканде было, естественно, гораздо больше, чем нетрудящихся.