В это время около левой урны дежурили редактор газеты "Голос Ферганы" Алчинбек Назири и заместитель председателя союза трудящихся мусульман Коканда мулла Аминджан Мадаминджанов. Дервиши с криком ворвались в мечеть и начали избивать Алчинбека и Мадаминджанова. Члены правой избирательной комиссии исчезли.
Подоспевшая полиция разогнала фанатиков. На полу возле левой урны в крови, без сознания лежали Алчинбек и мулла Аминджан. Когда их привезли в больницу, Мадаминджанов был уже мертв, Алчинбека с трудом удалось спасти.
Этот случай сделал редактора газеты "Голос Ферганы" необычайно популярной фигурой в Коканде. За ним прочно закрепилась репутация страдальца за народное дело, вокруг него возник ореол мученика за демократию. Алчинбека теперь постоянно выбирали в президиумы всяких собраний, съездов и слетов.
И поэтому, когда Хамза и Степан Соколов, слегка изменившие свою внешность накладными усами и бородами, вошли в зал заседаний Четвертого чрезвычайного съезда мусульман Туркестана и заняли места на балконе для гостей, первым, кого они увидели, был Алчинбек.
Съезд был созван в Коканде по инициативе общества "Шураи Исламия". Два вопроса стояли в повестке дня: о членстве в югозападном союзе и о предоставлении Туркестану автономии для выхода из пределов бывшей Российской империи.
Первый вопрос был выдвинут на обсуждение по предложению небезызвестного атамана Дутова. Атаман сделал попытку войти в историю. Он хотел объединить силы Уральского и Оренбургского казачьих войск с отрядами родовой знати казахских, киргизских и калмыцких племен, а также горцев Кавказа и Азербайджана. И во главе этой пестрой армии (с учетом выделенных автономным Туркестаном войск) совершить поход на революционный Петроград.
- Ишь ты, куда загнул, - шепнул Хамзе Соколов, - на Петроград... Корнилову не удалось, хоть и рядом был, а он с Урала хочет дойти. Сидел бы уж дома со своими казаками и не рыпался..
- Тихо, тихо, - сжал колено Степана Хамза.
Часть делегатов съезда сразу высказалась за союз с Дутовым.
Это были представители промышленных кругов, купцы и духовенство, то есть все те, кто до революции был тесно связан со старым государственным аппаратом империи Романовых.
Но большинство делегатов отвергло даже саму возможность объединения с казаками, так как это противоречило чистоте исламской идеи. А кроме того, казаки всегда были карателями в Средней Азии, и воспоминания об их зверствах еще не ушли из памяти народа.
- Соображают, - ухмыльнулся Степан. - Казаки народ плетками стегали, а они с ними целоваться лезут.
Второй вопрос прошел гладко. Не было никаких возражений ни у кого.
Таким образом, 11 декабря 1917 года, в полночь, Четвертый чрезвычайный съезд мусульман в Коканде объявил всему правоверному миру об отделении Туркестана от России.
- Да-а, - вздыхал Степан Соколов, спускаясь вместе с Хамзой с галереи для гостей, - накачали мы эту шуру-муру исламию себе на шею. Хлопот теперь будет полон рот.
Когда они вышли на улицу, в двух шагах мимо них прошел Алчинбек. Хамза придержал Соколова, но Алчинбек даже не оглянулся.
- Не заметил, - облегченно сказал Хамза, - ну, значит, все в порядке.
Первым крупным государственным шагом вновь образовавшейся автономии был выход на узбекском языке газеты "Великий Туркестан" с сообщением о том, что сформировано Временное правительство Кокандского мухтариата во главе с инженером Мухаммаджаном Тинчибаевым. Военным министром назначен полковник Мехди Чанишев, министром финансов - Султан Шахиахмедов, министром юстиции - Абиджанбай Махмудов.
Следующей политической акцией автономистов стал выпуск внутреннего займа на сумму в тридцать миллионов рублей, хотя никакими собственными активами, за исключением частных пожертвований, правительство не располагало.
Военный министр мухтариата (он же главнокомандующий)
полковник Чанишев объявил о создании вооруженных сил. В армию для сохранения чистоты исламской идеи принимались только добровольцы-мусульмане. В первый день записалось шестьдесят человек, во второй - ни одного, в третий - тоже. Пришлось поступиться чистотой идеи послали гонцов в отряд местных басмачей, бродивший по Ферганской долине. Басмачи охотно согласились поступить на государственную службу. Но когда они появились в городе, выяснилось, что во главе отряда стоят всем известные "божьи люди" и духовные провидцы - Эргаш и КараКаплан... В правительственных кругах произошло полное замешательство, но ничего не оставалось делать - это была хоть какая-то реальная сила, на которую в случае чего можно было опереться.
Не успело правительство образоваться, как в нем тут же случился кризис. Инженера Тинчибаева сместили, а в должность главы вступил юрист Мустафа Чокаев. Неожиданно куда-то исчезли несколько министров. Из рук вон плохо обстояло дело со снабжением населения продовольствием. Совершенно не было никаких промышленных товаров.
Вообще с мухтариатом была какая-то неясность. Поначалу образовался даже парламент - "совет нации", но он почему-то так ни разу и не собрался. Членов правительства можно было встретить где угодно - в ресторанах, на базаре, в гостях, - только не там, где им положено было быть. Ни одно из созданных учреждений не действовало. Нигде ничего невозможно было узнать. Идея исламской государственности, будоражившая совсем недавно столько горячих голов, пришла в упадок. В довершение всего, оголодавшие "вооруженные силы" автономии, благословляемые своими снисходительными вождями Эргашем и Кара-Капланом, начали потихоньку грабить и резать мусульман на окраинах города. Одним словом, все было очень неясно.
Хамза и Степан Соколов, изучив положение в Коканде, послали в Ташкент донесение, в котором говорилось, что мухтариат практически не имеет никакой поддержки среди населения.
Если будет достигнута необходимая концентрация сил революции, писали Хамза и Соколов, мухтариат может быть низложен очень быстро, и память о нем исчезнет навсегда.
Ждите, ответили им из Ташкента, скоро все изменится Первыми почувствовали шаткость и ненадежность автономии столпы шариата. В дом Мияна Кудрата пригласили Эргаша.
Главарю отряда басмачей намекнули, что если как-то так получится, что все "короткохвостые", то есть члены правительства - мухтариата, окажутся неожиданно арестованными, а может быть, даже и казненными, то это, по всей вероятности, будет очень угодное богу дело.
- Нужна твердая рука, - сказал Эргашу хазрат, - которая умеет владеть оружием. У тебя есть люди, у нас - золото. Подумай, что можно сделать, чтобы ты сумел хорошо заплатить своим йигитам, а мы получили бы взамен возможность спокойно молиться аллаху.
- Хоп, - сказал Эргаш, - буду думать.
Он вернулся в отряд и вызвал к себе Кара-Каплана.
- Кара, - спросил Эргаш, - сколько у нас человек в отряде?
- Я их не считаю, - ответил Кара-Каплан, усмехнувшись, - нет смысла. Они каждый день режут друг друга. А кроме того, я вообще не люблю арифметику. Кто хорошо знает арифметику, тот постоянно думает о том, что у него мало денег.
- Тебе придется полюбить арифметику, Кара. Нам предстоят великие дела.
Выяснилось, что в отряде басмачей насчитывается почти четыре тысячи всадников.
- Кара, - сказал Эргаш, - я буду ханом Коканда, а ты - моим первым визирем... Теперь понял, дурья твоя башка, для чего мне понадобилось знать, сколько у нас йигитов?
- Если вам потребуется, мой повелитель, придворный поэт, - хихикнул Кара-Каплан, - то у меня уже есть один на примете...
- Кто же это?
- Хамза.
- Как?.. Разве он в городе?
- Вчера его видели на базаре... Он, правда, ходит теперь в темных очках, но его все равно узнали.
- Надо сообщить Садыкджану. При теперешних властях он разорвет Хамзу на куски на центральной площади и отомстит сразу за все.
- Стоит ли беспокоить байваччу?.. Он сейчас вроде бы не в своем уме. Удалился в загородное имение с красоткой Зульфизар... Помнишь, как мы отняли ее у старика Ахмадахуна?
- Как не помнить...
- А красавицу Шахзоду помнишь?
- А где она?
- Там же, на даче у байваччи. Он ее держит взаперти.
Говорят, она совсем рехнулась...
- Нам надо как-нибудь поехать туда, захватить с собой девчонок и попировать, тряхнуть стариной.
- Обязательно поедем. А Хамзу поручим нашим джигитам.