- Вы советский служащий, а не странствующий гастролер, - сделал он резкий устный выговор своему подчиненному. - Вас никогда нет на месте! А мне каждый день нужны сведения, справки, документы для разговоров в правительстве. Потрудитесь в служебные часы находиться в своем рабочем кабинете. И без моего разрешения никуда не выезжайте.
Хамза для первого раза смолчал.
Спустя некоторое время Шавкат, как народный комиссар просвещения Хорезма, своею собственной властью остановил в Хиве репетиции пьесы Хамзы "Наказание клеветников", признав ее безыдейной. Главный режиссер театра, известный артист Таджи-заде, поругавшись с наркомом, уехал из города. Вместе с ним уехали ведущие актеры. Труппа распалась.
Автору пьесы, своему подчиненному, Шавкат давать какиелибо объяснения отказался. Безыдейная, и все.
Хамза смолчал и на этот раз.
Вокруг него уже начал складываться кружок местной художественной интеллигенции, в который входили артисты и музыканты Мадрахим Шерази, Сафо Мугани, Матюсуф Харратов, Мутриби Хароби, Джуманияз-сурнайчи, Курбан-сазчи. Эта группа энтузиастов составила костяк, на основе которого впоследствии в Хиве был возрожден театр.
Особенно близко сошелся Хамза с Шерази и с Харратовым.
Вместе они начали искать рукописи "макомов".
Между тем в Хорезме происходили довольно странные события. Боевые кадры первых лет революции, поднявшие народ на борьбу с ханом и одержавшие победу, давно уже разъехались по Туркестанскому краю - передавать свой революционный опыт в других местах. В руководстве республики оказалось много случайных людей. Но самое непонятное заключалось даже не в этом.
Со времен мировой войны в Хорезме содержалась большая группа пленных турецких офицеров. Неизвестно, когда и кто отдал распоряжение, позволявшее пленным свободно передвигаться по улицам.
Но было доподлинно известно, что по инициативе наркома просвещения всем пленным офицерам было предложено работать в местных школах. (Якобы для того, чтобы самим кормить себя, а не находиться на иждивении государства.) Турецкие офицеры, люди в основном хорошо образованные, практически преподавали все предметы, начиная от математики и кончая физкультурой.
Но, как говорится, и не в этом еще состоял главный фокус. При ближайшем рассмотрении дело приобретало совершенно неожиданный и отчасти зловещий оборот.
Хамза был поражен, когда в один из первых дней своей жизни в Хорезме встретил на улице большую колонну местных юношейподростков, которую строевым шагом вели через город два турецких офицера в военной форме (только что без погон), громко отдавая турецкие военные команды.
Через неделю он шел мимо здания одной школы. На школьном дворе были построены шеренгой старшеклассники. Человек в военной турецкой форме (только что без погон) показывал ребятам приемы штыкового боя... Потом начались занятия по строевой подготовке.
- Ас ол!! - зычно звучала команда.
Шеренга замирала по стойке "смирно".
- СогаП Чарх!!
Шеренга послушно поворачивалась направо, налево...
- Илари арш!!
Школьники, агрессивно топая, начинали строевой марш.
Классическая турецкая военная муштра была представлена в лучшем виде.
А в самом центре школьного двора с группой турецких военных (только что без погон) стоял народный комиссар просвещения республики Абдурахман Шавкат и, хохоча во все горло, разговаривал с пленными то по-турецки, то по-английски...
Да, это было весьма странное зрелище.
Турецкое военное засилье продолжало увеличиваться. Дело дошло до того, что Шавкат назначил одного из пленных офицеров директором школы. Группа служащих Наркомпроса потребовала собрать общее собрание, на котором был поставлен этот вопрос.
Собрание приняло резолюцию, осудившую действия наркома.
Хамза голосовал за резолюцию. Шавкат решение собрания проигнорировал.
Через два дня Шавкат вызвал Хамзу к себе.
- Вы, кажется, написали новую пьесу? - спросил он.
- Да, написал.
- Как называется?
- "Хивинская революция".
- Что за идиотское название? Разве у нас в каждом городе была своя отдельная революция?
- Это иносказание, художественный образ.
- По моим сведениям, вы начали репетиции. Кто вам разрешил делать это?
- Пьесу репетирует кружок любителей.
- Любителей? А почему в него входят профессиональные актеры, не уехавшие с Таджи-заде?
- Актеры не хотят терять квалификацию.
- Так вот, репетировать в помещении театра я вам запрещаю. Если вы любители, найдите себе другое место, в частном доме.
...Поиски рукописей Расула Мирзабоши не давали положительных результатов. Хамза даже приуныл. Он ехал в Хорезм в радужном настроении, надеясь быстро записать с помощью "макомов" многие свои мелодии, которые тоже были сложены на основе народных напевов. Это было бы то самое "свое", пробуждения и осуществления которого он так долго ждал. Звуки все еще жили в нем, "флейта-позвоночник" хоть изредка, но всетаки продолжала еще звучать, рождала новую музыку... Но вообще-то происходило что-то непонятное. Иногда не хотелось даже лишний раз повторить новую мелодию на тамбуре. Вся энергия души уходила на сопротивление какой-то незримой и вроде бы несуществующей, но липкой, вязкой силе. Пожалуй, впервые в жизни ощущал себя Хамза в таком состоянии. Ему как будто бы ничто конкретно не угрожало, но он постоянно чувствовал вокруг что-то чужеродное, враждебное, ввергавшее в какоето бессилие, безразличие...
Турецкая педагогическая "общественность" устроила нечто вроде военного парада старшеклассников. Это уже было похоже на открытый вызов властям. По центральной площади маршировали колонны подростков, предводительствуемые преподавателями-офицерами, на импровизированной трибуне стоял Шавкат, воинственно надвинувший на самые глаза огромную каракулевую папаху, а вокруг него толпилось несколько десятков улыбающихся пленных турецких офицеров. И было совсем непонятно, что же тут происходит? Физкультурное мероприятие или учебные занятия по захвату власти в городе?
Через неделю Абдурахмана Шавката арестовали.
Пленных турецких офицеров под усиленным конвоем вывезли из города.
А накануне ареста Шавката утром к Хамзе пришли Мадрахим и Харратов и сообщили, что они наконец узнали, где находятся рукописи Расула Мирзабоши: год назад из главного книжного хранилища Хорезма их забрал к себе народный комиссар просвещения.
Хамза ринулся в кабинет еще находившегося на свободе Шавката. Нарком в своей любимой каракулевой папахе восседал за письменным столом под портретом Карла Маркса.
- Где "макомы"? - прямо с порога закричал Хамза.
- Какие еще "макомы"? - недовольно поднял голову нарком.
- Рукописные ноты композитора Расула Мирзабоши!
- Ну, у меня...
- Какое вы имели право брать их из хранилища?!