- Не падайте духом, сестричка, будьте смелее! Мы поможем вам!
Хамза некоторое время смотрел вслед Санобар, а когда она, повернув за холмик, исчезла, начал подниматься на невысокую скалистую гору, и тут же из-за уступа скалы навстречу ему вышел с кетменем на плече Гиясходжа. Поздоровался, спросил, как чувствует себя гость в Шахимардане, легко ли ему дышится райским горным воздухом...
- Воздух у вас замечательный, - ответил Хамза, - дышится очень легко.
- Я иногда думаю, - сказал Гиясходжа, - что именно из-за целительных свойств нашего воздуха идут сюда паломники. Изза воздуха и красоты природы. Сами подумайте, стоит человеку полюбоваться несколько дней на здешние горы и долины, стоит побыть ближе к небу в течение одной-двух недель, как он сразу начинает лучше себя чувствовать и все его мрачные мысли уходят. А тут еще такой ловкий знаток человеческих душ, как шейх Исмаил, поговорит с ним откровенно и даст два-три умных совета. Вот человеку и кажется, что на него сошел святой дух. А все дело просто в том, что его легкие дышат горным воздухом... На этом и основан весь секрет таинственной власти гробницы и долголетия Мияна Кудрата: ведь он половину жизни прожил в Шахимардане.
- Вы интересный собеседник, - сказал Хамза.
- Я вам открою секрет своего происхождения, - доверительно произнес Гиясходжа. - Мой отец болел туберкулезом. Поэтому приехал сюда и стал шейхом. А мне по наследству досталось как святое звание, так и туберкулез... У вас-то легкие в порядке?
- В порядке, - коротко ответил Хамза.
За разговором не заметили, как поднялись на вершину горы.
Внизу как на ладони лежал кишлак. Площадь перед святым мазаром кишела народом. Хамза молча разглядывал толпу перед гробницей.
- Я часто поднимаюсь на эту вершину, - продолжал Гиясходжа, - у меня тут неподалеку участок земли. Работаю на нем больше для здоровья, чем для урожая... И, глядя на эту картину около мавзолея, часто думаю: какая дикость, какая бессмыслица!..
Хамза, посмотрев на своего спутника, усмехнулся.
- Понимаю, понимаю... Вы, наверное, сильно удивлены, уважаемый Хамза. Но я уже говорил вам в день вашего приезда, что я красный шейх, советский шейх...
- Советский шейх? - захохотал Хамза. - Советский мулла!
Советский ишан! Советский басмач! Умереть мне на месте!
Я не то чтобы видеть, но никогда даже и не слышал о таких.
Вы, оказывается, большой шутник! И совсем, совсем не простой человек, каким хотите казаться.
Гиясходжа, принимая тон Хамзы, тоже смеялся вместе с ним.
Но потом, сделавшись очень серьезным, сказал:
- Истинную правду говорю вам, я самый что ни на есть красный, советский шейх... Конечно, вы правы, я человек не простой судьбы. Когда-то досконально, до самых тонкостей изучил коран и шариат, для чего, как говорится, десять лет лизал землю в разных медресе Бухары и Стамбула. В эти же годы учился не только религиозным наукам, но и в военном училище.
Пытался быть полезным нации и отечеству. Но мировая война быстро выбила из меня все иллюзии и наградила цинизмом... На фронте я был ранен, потом открылся мой наследственный туберкулез, я долго валялся во многих больницах России и Туркестана и, только вернувшись в Шахимардан, вновь обрел здоровье и равновесие духа...
Хамза с интересом слушал Гиясходжу.
- В годы Советской власти я прочитал по-русски такие книги, как "Коммунистический манифест", "Материализм и эмпириокритицизм", "Вопросы ленинизма". И, безусловно, понял одно для себя, что религия - это действительно личное дело каждого человека. Никто не может заставить человека верить во чтонибудь или не верить. И в этом смысле Советская власть была права, отделив религию от государства. Я верю в святость гробницы Шахимардана не более, чем вы, но поскольку народ верит в то, что при гробнице должны жить какие-нибудь шейхи, то я и живу здесь, являясь шейхом только по названию.
- Вы в самом деле довольно своеобразный шейх, - сказал Хамза, и в его голосе уже не было иронии. - Было бы интересно откровенно поговорить о некоторых сторонах здешней жизни.
- Я всегда к вашим услугам.
Снизу, от гробницы, вдруг начали долетать какие-то вопли, крики, визги...
- Что там происходит? - спросил Хамза.
- Очередное радение фанатиков. Пожаловали дервиши.
Сегодня же пятница.
Алиджан рыхлил землю. Кетмень в его мускулистых руках, высоко взлетая над головой, с силой, глубоко вонзался в землю.
Йигит ловко откидывал назад большие куски земли вперемешку с щебнем и камнями. Он разгорячился, вспотел, почернел от солнца, выпуклые мышцы на спине и плечах блестели медью.
Со стороны противоположного конца поля прибежал запыхавшийся Амантай.
- Беда, Алиджан, беда!
- Что случилось?
- Шадман-ака, этот старик с раскисшими мозгами, решил отдать Санобар шейху Исмаилу, пожертвовать ею.
Алиджан застыл с поднятым кетменем.
- Похоже, что старик свихнулся малость. Что будем делать?
- Эх, доля моя страшная! - Алиджан швырнул кетмень.
Амантай сдвинул тюбетейку с затылка на лоб.
- Надо вмешаться...
- Как? - растерянно смотрел на друга Алиджан. - Сегодня все шейхи здесь, и дервиши целой толпой с утра заявились.
- Соберем всех наших йигитов! - горячился Амантай.
- Драться с шейхами будешь?
- С шейхами мы драться не будем, но покажем им, что молодежь, в случае чего, способна обуздать их!
Алиджан с досадой махнул рукой.
- Кого ты будешь собирать? Никого нет в кишлаке, всех послали по делам в разные стороны: одного в горы к отарам, другого - на базар, третьего еще куда-то... Три-четыре человека в кишлаке осталось.
Но разгорячившегося Амантая уже ничем нельзя было остановить. Протест, поднявшийся в его душе против шейхов, искал выхода.
- Все равно пойдем! Вдвоем отобьем Санобар!
- Я знаю, что нужно делать, - вдруг сказал Алиджан.
- Что?