- Тише, тише, - просит хозяин мельницы.
- Могилу копайте одну! - рычит на другом берегу ротмистр. - И поглубже... Батюшка, коньяку не желаете? Что-то ночь сегодня холодная...
Все вернулись в подвал.
- Как? Как они могли оказаться здесь? - горестно посмотрел на мельника Соколов. - На волоске же все висело... Типографию могли погубить, листовки готовые...
- Не знаю, - растерянно пожал плечами мельник, - ума не приложу... Знают, что ночью на мельнице никого не бывает, вот и выбрали пустынное место.
Степан снял мокрую одежду, начал выжимать воду. Хамза.
ссутулясь, сидел на груде пустых мешков. Умид горбился в углу.
- Что, Халгзахон, - жестко сказал Степан, - видел революцию без жертв?
Хамза молчал.
- В одной казарме небось солдатики жили, - продолжал Степан. - И как мясники... Голубенку, видать, в упор добивали... Эх, Пересветов, висеть тебе когда-нибудь на хорошем суку! Своими руками петлю затяну, не поленюсь, душа с тебя вон...
- Нет, нет, нет! - вскочил вдруг в углу Умид. - Они могли прийти сюда!.. Нас тоже могли расстрелять... и в общую яму!..
А я не хочу, не хочу! У меня семья, дети!
- Речная вода охлаждает, а ты что-то разогрелся, - угрюмо сказал мельник.
- К черту! Все листовки в огонь! - бесновался Умид. - Надо уничтожить улики!.. С меня хватит!.. За нами придут, нас расстреляют!.. Я не могу!.. - С неожиданной силой он рванул на себя крышку тайника, схватил наборную кассу со шрифтами и потащил ее к люку. - Утопить все это железо! На дно! Я не переживу больше такого страха!..
Степан Соколов - в нижней рубашке, в кальсонах - оторопело смотрел на Умида, ничего не понимая, не двигаясь с места.
- Стой! - вскочил с места Хамза. - Перестань! Положи кассу на место!
Мельник кинулся наперерез Умиду, но тот толкнул его железным ящиком в грудь, сбил с ног.
Хамза схватился за ящик с другой стороны.
- Отдай шрифты!
- Отойди! Убью!
Вырвал кассу...
Хамза одним прыжком настиг его. И, размахнувшись, ударил.
Упало пенсне, посыпались металлические буквы.
- Ты, ты, мусульманин, ударил меня, мусульманина! - корчился на полу Умид. - Это они, русские, жестоки и беспощадны, готовы расстреливать друг друга, вешать!.. А ты, ты!..
Степан брезгливо перешагнул через Умида.
- Не скули, размазня! - Показал на Хамзу: - У него мертвую мать обыскивали... И мусульмане, и русские!.. Нету мусульман одинаковых, и русских нету...
Мельник, потирая ушибленную грудь, собирал шрифты.
- Слабый ты оказался, гражданин типографский работник...
Куда мы только смотрели, когда тебя в партию принимали...
Подвинься, буквы под тобой лежат...
Умид отполз в угол.
- Мне не нужна такая революция, где льются реки крови...
Я против насилия... Это вульгаризация революционных идей!
- Если ты не замолчишь, - дрогнувшим голосом сказал
Хамза, - я ударю тебя еще раз.
- Бей, бей, - всхлипнул Умид, - но я все равно буду искать другую дорогу в революцию. Без жертв, без крови, без убийств...
- Где-то я уже слышал однажды такие слова, - усмехнулся Степан, одеваясь.
- Больше не услышишь, - заскрипел зубами Хамза.
Соколов подошел к Умиду, ткнул в него пальцем.
- Вот, Хамзахон, смотри и запоминай. Узнаешь портрет?
- От него ничего не осталось, - отвернулся Хамза.
- А теперь плюнь и забудь. И разотри. Навсегда.
Степан рывком поднял с пола Умида.
- Шрифт, говоришь, хотел в реку высыпать, улики спрятать?
А не за этот ли шрифт людей на том берегу только что закопали?
- Я честный человек, - дернулся Умид.
- Но жидкий, - выпустил его Степан, - а нам таких не надо.
Уходи!.. И если будешь другую дорогу в революцию искать, делай это где-нибудь подальше отсюда.
Умид ушел.