Припев: А с фронтона ДК, как и прежде, глядят
Те слепые красивые лица,
И все так же, как прежде, лет тридцать назад, -
Радость в гипсовых белых глазницах.
Не сорваться бы, не закружиться Да мозги бы свои не пропить, Да молитвы читать научиться, Чтоб отца и детей не забыть. Жизнь и боль -- вот и все, что имею, Да от мыслей неверных лечусь. А вот правды сказать не умею, Но, даст Бог, я еще научусь.
- Ну, как я уеду
Кто-то уехал, кто-то остался, Кто-то вернулся, кто-то продался Все убеждают: "Ехать пора давно". Наше молчание необъяснимо, Пахнет отчаянье водкой и дымом. Надо бы ехать, это же ясно, но...
Но как я уеду, если до лета двадцать дней,
Если растаял на Патриарших лед,
Свежей землею ночи пропахли, и все сильней
Шепчут деревья: "Ждите, и все пройдет".
Пишут из Хайфы и из Парижа, Сроки подходят ближе и ближе, Только разлука - штука не так проста. Даже завидно, если другие И не слыхали о ностальгии, Пусть повезет им так и прожить до ста.
А я возвращаюсь снова и снова в город свой
Пыльные стекла к празднику протирать.
Это же ясно, что мы идиоты, но с тоской
Лучше в "Рулетку русскую" не играть.
После промозглой матовой стыни Нам без талонов летней теплыни, Как ветеранам, выдаст поблекший май. И никуда нам больше не деться, Кроме как выжить и отогреться На удивление всем, кто сказал: "Прощай".
Не разозлиться нам, не сорваться, не сбежать.
Не сочинить, что заново все начнем.
Мы научились долгими зимами только ждать,
И остаемся снова, и снова ждем.
Печали каменного пояса.
D А как на речке, что за лесом,
Gm A7 Dm Оплошка вышла, да зазря
Dm Мы потопили плот с железом,
Gm A7 Dm А на железе соболя.
Gm A7 Dm Кого винить? Да вроде некого.
Gm A7 Dm Кого казнить? Самих себя.
Gm A7 Dm А коль бежать, так вроде некуда -
Gm A7 Кругом Демидова земля.
И без того не лучше каторги Житье у нас, хоть волком вой. А тут до смерти биты катами Да и отправлены в забой. Не на урок -- на веки-вечные. Прощайте птахи да гроза. Мы цепью с тачками повенчаны,
Dm Видать лишь зубы да глаза.
F C7 Ой, люли-люли-люшеньки,
F A7 Dm Пропали наши душеньки.
A7 Да кабы только мы сердечные, Уж сколь загублено -- не счесть. И вот прорвались беды вешние Да норовят плотину снесть. Пошла беда хлестать по колесу, В Каштыме-городе мортиры льют. Вразнос по Каменному поясу Пошел лихой работный люд.
В Челябе звон, гудит толпа, Бьют благовест колокола, Под барабан, под вой рожков Въезжает Сам Иван Грязнов.
А кто таков, да чей такой? Да самозванец он и вор, Да он холоп демидовской Пустился на обман, утек да прятался в листве, Лизал рубцы, душой черствел, Да в пугачевском воинстве Он ноне атаман.
Уж он посажен в кресла царские, Чинит властям крутой допрос. С народом все добром да ласками -Ну а с боярами всерьез. Дурманит головы свобода, Вершится справедливый суд, Да жаль укрылся воевода -Качал бы брюхом на ветру.
В Челябе звон, гудит толпа, Бьют благовест колокола. Под барабан, под вой рожков Справляет суд Иван Грязнов.
А кто таков, да чей такой? Да долго ль по миру гулял? Монашка старая с клюкой Гадает за ручьем, Гадает, да не ведает, Что уж Емельку предали. Кружит в степи над бедами, Ждет крови воронье.
А как накружатся поганые Да чрево подлые набьют, Снега укроют пятна алые, Да токмо память не сотрут. Ох, сколько нам терпенья дадено, Да много ль времечка пройдет? -Поднимет Русь с дубьем, с рогатиной За правду лыковый народ.
Ой, люли-люли-люшеньки, Не стерпят наши душеньки.
- Почтовый чиновник
Почтовый чиновник чужое письмо Откроет и станет читать, Пока не заплачет. И радости чьи-то расстроят его, И долго не будет он спать И думать иначе. Иначе, чем думал все эти года, Когда ничего для себя, А все лишь Отчизне. И надо же - это случилось тогда, Когда так немного осталось от жизни.
От почты дом в пяти шагах Ему бы жить себе и жить. Откуда взялся этот страх, Что все не так могло бы быть? Сто должен быть какой-то свет От встреч прекрасных и потерь? Летит листва, а их все нет... Все нет... И будут ли теперь?
А может, не стоило трогать письма И тихо скончаться, как жил, Чиновником смирным? И быть погребенным почетно весьма За то, что исправно служил Не шельмой трактирным? Но вдруг ему вздумалось, что далеко, В неведомом городе N, его ожидают. А с места сорваться совсем нелегко Зимой, когда лужи под утро не тают.
И все же к ночи он домой Не воротился и пропал. Он проклял дом и город свой, И в город N не приезжал.
Указом видного лица На дверь повешен был замок, И на пол в доме без жильца Упал от фикуса листок...
А может, не стоило трогать письма И тихо скончаться, как жил, Чиновником смирным?