Траханаке. Как холостяка?
Данданаке. Ну, значит, неженатого…
Траханаке. Кого?
Данданаке. Не скажу кто — важная персона… Когда я его припер к стенке: сдаешься или письмецо в газету, — он, понимаете, бац — и послал сюда депешу…
Траханаке. Не понимаю. (В сторону.) Он совсем ошалел с дороги… Почтовые… колокольчики…
Данданаке(в сторону). Слабоват, совсем слабоват префект-то, рассказываешь ему два раза одно и то же, а он все не понимает.
Звуки марша приближаются, все явственнее слышны крики «ура».
Те же, Зоя, Типэтеску.
Зоя(сходит по ступеням в сопровождении Типэтеску; оба в веселом настроении и не замечают тех, кто на сцене). Итак, ты видел… (Заметив Траханаке и Данданаке, меняет тон.) Господин префект, ураганы быстро проходят… Господин Данданаке, стол сейчас накроют…
Данданаке. Я как раз говорил господину префекту, и он мне говорил…
Типэтеску. Господину префекту?
Данданаке. Да, господину префекту. (Показывает, на Траханаке, который разговаривает в стороне с Зоей.)
Зоя(тихо). Тебе, папочка, нравится наш депутат? Траханаке (тихо). Умен… но мне кажется, что хитроват.
Данданаке(к Типэтеску). Он мне тут историю рассказывал с выборами, с письмом и подлогом…
Зоя прислушивается.
а я ему говорил о моем случае… у меня-то всамделишное было письмо… от особы…
Зоя(бросается к нему, тихо). Господин Данданаке, вы мне обещали не упоминать больше об этой истории.
Данданаке. Я обещал? (Быстро.) Когда я обещал? Кому я обещал? Что я обещал? (Вдруг вспомнил.) А! Да! Больше ни-ни…
Крики «ура» совсем близко, входят избиратели, играет оркестр.
Те же, Фарфуриди, Брынзовенеску, Кацавенку, подвыпивший гражданин, Пристанда, Ионеску, Попеску, избиратели.
Брынзовенеску, Фарфуриди и другие, наиболее видные избиратели, в претенциозных провинциальных костюмах, выходят из дома и спускаются по ступенькам с правой стороны. Приветствия и поклоны. Из глубины появляются Кацавенку, полицмейстер в штатском, подвыпивший гражданин, Ионеску, Попеску. Они входят с улицы впереди демонстрантов. Те, кто приходят, все навеселе, особенно Кацавенку и подвыпивший гражданин. За ними следом идет множество граждан, также навеселе. У всех в руках зеленые ветки и флаги, бутылки и кружки. Из дома Траханаке, вслед за Фарфуриди, Брынзовенеску и другими избирателями, выходят слуги, неся бутылки с шампанским и бокалы. Гицэ Пристанда делает знак оркестру замолчать. Наиболее видным избирателям раздают бокалы с шампанским. Типэтеску, Зоя, Траханаке, Данданаке стоят с левой стороны.
Фарфуриди(поднимает бокал шампанского). За здоровье господина Агамицэ Данданаке, нашего избранника! Да здравствует Данданаке!
Крики «ура». Музыка. Пристанда подает знак, когда кричать «ура».
Данданаке(подбадриваемый Зоей и Типэтеску, выходит на середину с бокалом в руках). За здоровье избирателей… которые… проявили патриотизм и отдали мне… ну, как это сказать… забыл слово… Да! Свои голоса! И я, который… моя семья с сорок восьмого года в парламенте, и, стало быть, как беспристрастный демократ… как бы сказать… Одним словом — да здравствует!
Крики «ура», все чокаются и пьют.
Траханаке(к Кацавенку, который подошел к нему и Типэтеску). Итак, теперь ты с нами заодно, уважаемый! Браво! Я раді
Кацавенку. Почтеннейший господин Захария! При таких обстоятельствах мелкие страсти должны умолкнуть.
Траханаке. Вот это мне нравится! Браво! Желаю здравствовать!
Кацавенку. За здоровье нашего почтеннейшего и беспристрастнейшего председателя Траханаке! Ура!
Все чокаются. Зоя увидела в толпе подвыпившего гражданина, берет бокал и подносит ему.
Гражданин. За здоровье мадам Зои! Потому что она (икает) добрая дама! (Чокается с Зоей; она от всего сердца пожимает ему руку.)
Кацавенку(Типэтеску тихо). Вы должны меня простить и полюбить! (Экспансивно.) Потому что все мы любим свое отечество и все мы, румыны… более или менее честные люди.
Типэтеску смеется.
За здоровье нашего любимого префекта! Пусть он здравствует на благо нашего уезда!
Крики «ура», чоканье.
Траханаке(берет бокал и выходит на середину сцены. Очень весело). Имейте чуточку терпения! Я не знаю префекта! У меня нет префекта. У меня есть друг! За здоровье моего друга Фэникэ! Пусть здравствует на счастье своих друзей! (Целует Фэникэ, потом Зою.)
Фэникэ целует руку Зое.
Крики «ура». Данданаке среди избирателей, он что-то рассказывает Фарфуриди и Брынзовенеску, изображая жестом колокольчик; направо, в глубине, Пристанда, подвыпивший гражданин, оркестранты, народ. Налево — Зоя, Типэтеску, Траханаке и другие избиратели. В центре — Кацавенку.
Кацавенку(сильно навеселе, заплетающимся языком, но все же с пафосом). Братья!
Все поворачиваются и слушают.
После великой борьбы, которая продолжалась почти тридцать лет, наша мечта сбылась! Чем мы были еще недавно, до Крымской войны? Мы боролись — и мы шагнули вперед! Вчера — обскурантизм, сегодня — свет! Вчера — ханжество, сегодня — свободомыслие! Вчера — горе, сегодня — радость!.. Вот преимущество прогресса!.. Вот благо конституционного режима!
Пристанда. Аккурат конституционного. Музыка! Туш!
Веселый марш. Громовое «ура». Все целуются. Взявшись за руки, кружатся вокруг Кацавенку и Данданаке, которые обнимаются. Зоя и Типэтеску любуются сценой со стороны.
Занавес.
1884
Мой друг Манолаке Гувиди — личность известная в обществе. У него значительное состояние, добытое честным трудом. Он человек умный и серьезный, прекрасный супруг и хороший отец семейства. Обладая такими качествами, он должен был победить в борьбе за жизнь: завистники, несмотря на всю их клевету, ничего не могли с ним поделать.
В свое время, когда он был женат первым браком, он занимался большими казенными подрядами — они-то и положили начало его процветанию, поскольку доходы от этого дела и превратились в то кругленькое состояние, обладателем которого он теперь и является. Завистливые интриганы пытались сжить его со света, и после ожесточенной кампании, как изустной, так и в прессе, они сумели создать в высоких кругах весьма неблагоприятное мнение вокруг моего друга Манолаке.
Все его хлопоты, протесты и жалобы оказались напрасными. Тогда, чтобы не ставить себя под удар и не продолжать бесполезно обивать пороги официальных учреждений, где его принимали весьма грубо и даже угрожали расторжением контракта и разорительным судебным процессом, он послал свою жену, чтобы она повела переговоры с одним весьма влиятельным сановником, который всегда при необходимости выручал его, выказывая большое расположение.
Господин Гувиди прекрасно знал себя, он понимал, что со своим «непреклонным и гордым» характером он не сможет провести это деликатное дело так тонко, как его жена. Госпожа Гувиди, несмотря на свою молодость, скрывала за девичьим обличием и почти детскими манерами большой дипломатический такт. Действительно, ее муж рассудил правильно: то, что не удалось бы «прямолинейному и вспыльчивому» мужчине, каким считал он себя, безболезненно довела до счастливого конца слабая женщина.