Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4
По сеням идет твой милый.
Он обнимет стан твой стройный
С нежной страстью, с юной силой.
Милый зеркало достанет,
Чтоб оно твой лик явило,
Чтоб оно твою улыбку
И мечты отобразило…
I
Месяц красный, как жаровня с раскаленными углями,Озаряет лес и замок, вознесенный над холмами,И потоков бурных воды, ниспадающие с круч;На безжизненные скалы он бросает яркий луч:Крепостные стены встали, на утесы опираясь,И смельчак скользит над бездной, по отвесу вверх взбираясь.Он цепляется за камни, он по выступам ползет,Наконец, окна достигнув, он ломает переплет,Проникает в амбразуру и неслышною стопоюПробирается тихонько к потаенному покою.Сквозь решетки узких окон светит кроткая луна,Как в цветах переплетенных, в них запуталась она.И куда лучи проникнут, там полы белее мела,А в углах, где их не видно, сажа темени осела.Ткань, прозрачней паутины чудодея-паука,Вся блестя и колыхаясь, словно льется с потолка.Ткань готова оборваться, пасть под тяжестью бессчетныхПереливчатых каменьев, самоцветов искрометных.Там, за пологом, принцесса, в бликах ласковой луны,На высоком, пышном ложе видит радужные сны.То, что лик ее округлый, как заря, лучист и светел.Сквозь струящиеся ткани мигом юноша заметил.Непослушная застежка расстегнулась над плечом,Тело девушки сияет в целомудрии своем.Золотые кудри смело разметались по подушкам,Голубою тенью жилки от висков сбегают к ушкам,А на лбу точеном брови изгибаются дугой,Их природа начертала неповторною чертой.И ресницы чуть трепещут, как густые опахала,И рука ее повисла так беспомощно, устало.Жаром юности тревожной грудь принцессы налита.Чуть дыханье приоткрыло непорочные уста,Несравненная улыбка шевелит их еле-еле,И рассыпанные розы увядают на постели.Он срывает тонкий полог, к ложу быстро подойдя,И слетают на пол брызги самоцветного дождя.Он глазам своим не верит, он исполнен восхищенья:Непостижна прелесть девы и очам воображенья.Над красавицей склонившись и, себя не помня сам,Припадает он губами к свежим девственным губам,А потом кольцо снимает с указательного пальцаИ… внезапно исчезает… Поищи теперь скитальца!II
А наутро с изумленьем видит юная принцесса,Что ее бескровны губы и… оборвана завеса…Дева думает: «О, радость! Может быть, вчера ко мнеЗбурэтор[40] являлся смуглый, чтоб умчать меня во сне?»III
Пусть о девах каждый судит благосклонно или злобно,Но красавица Нарциссу[41] сразу сделалась подобна:Увидав в зеркальной глади облик, влагой отраженный,Он пред ним застыл навеки и стоит завороженный.И любой, кто в это время королевну ни застал бы,Кто врасплох пред зеркалами вдруг ее ни увидал бы,Тот не мог бы не заметить, как она, собой любуясь,Глаз от стекол не отводит, и смущаясь, и волнуясь.Тот бы понял, что случилось, и вздохнул бы — как ни странно;Дева юная постигла красоту свою нежданно, —Образ вдруг пред ней представший, отраженный зеркалами,Со снопом волос лучистых и с бездонными глазами.Созерцая совершенство ослепительного тела,Королевна молодая вспоминает то и дело:«Я не знаю явь ли это, сон приснился ли чудесный,Но входил ко мне красавец чернокудрый, неизвестный.И с тех пор, о нем тоскуя, и с тех пор, томясь в разлуке,Я к пришельцу простираю умоляющие руки.То горюя, то внимая зову сладостной надежды,В волоса я одеваюсь, как в роскошные одежды.От любви, от ожиданья розовее стал румянец…Почему же не приходит снова милый чужестранец?Изгибая стан свой стройный, я пред зеркалом танцую…Разве где-нибудь найдет он краше девушку другую?Я люблю себя за то лишь, что меня любить он может.О мой рот! Смотри — не выдай то, что помыслы тревожит.Пусть никто о том не знает, даже он, мой друг любимый,Он, ко мне в покой вступивший силой чар непостижимой».IV
Еженощно приходил он в час всеобщего молчанья,И принцесса просыпалась от горячего лобзанья.Дева юношу однажды удержала у себя,Поглядев в глаза с мольбою, начала шептать любя:— Нет! Останешься со мною ты, доныне чуждый счастью.Я стремлюсь к тебе всем сердцем, и полна я нежной страстью.Ты не думай, что на свете нет души тебе родной,Что бродить ты вечно должен тенью скорбной и немой.Ты не будешь жить отныне всем чужой и одинокий:Ты теперь мой добрый гений, мой избранник грустноокий. —Он садится с нею рядом, обнимает гибкий стан,Светом слов ее любовных лик принцессы осиян.Молвил юноша: «Впервые я глаза увидел сказки.Смысл речей твоих неясен, но я слышу трепет ласки.Блеску молнии подобен золотой желанный сон,Лишь тебя рукой касаюсь, мне тотчас же снится он.Счастлив я, когда ты смотришь все нежнее и нежнее,И твоих волос сиянье по моей струится шее;Счастлив я, когда, желая к сердцу милого прильнуть,Ты свое лицо положишь мне доверчиво на грудь;Счастлив я, когда целую кожу плеч твоих атласныхИ в твоем дыханье чую сладость наших чувств согласных;Счастлив я, когда в волненье даришь ты свои уста,И сердца в изнеможенье, и сбывается мечта».Им друг другу бы хотелось в этот миг сказать так много.Но любовь — плохой учитель цицероновского слога.Поцелуй — красноречивей всех обычных слов земных:И ликующим влюбленным в миг блаженства не до них.В темноте лицо принцессы обожгло румянцем алым,Волоса ее укрыли, словно брачным покрывалом.V
Исхудала королевна, побледнела — так и вянет.Ни кровинки в ней не стало — каждый скажет, кто ни взглянет.Кажется она усталой, озабоченной и хмуройИ слезинки вытирает мягкой прядью белокурой;И становится все тоньше, молчаливей и печальней.У окна она томится в отдаленной тихой спальне:Вьется жаворонок в небе — с ним письмо послать бы другу…Он не голубь, он не может оказать в беде услугу.Птица скоро улетает — хорошо ей на просторе!А принцессу ожидают те же слезы, то же горе.Ты не плачь, не плачь, принцесса! Не тумань очей слезами!Знай, что есть большое сходство между небом и глазами:Звезды падают, как капли, в час ночной — алмаз к алмазу,Но ведь небо не роняет все свои алмазы сразу.Что бы было, если б звезды все исчезли с небосвода!Если б тусклой, мертвой стала вся уснувшая природа!Есть же разница — пойми ты — между ночью звездноликойИ беззвездной ночью, темной, словно склеп в пустыне дикой.Слезы красят, если плакать понемногу, королевна,Но какою же ты будешь, в них купаясь ежедневно?Слезы смоют тот румянец, что на щечках белоснежныхПлач убьет без сожаленья голубую тайну ночи,Он детей погубит неба — звездные погасит очи.А какой безумец спрячет в пепел чудный блеск сапфира,Чтоб красы его лишились все, кто любит прелесть мира?Красоту свою сжигаешь этим плачем ежечасным.Позабыв, что в ней отрада всех, кто знает толк в прекрасном.VI
Эх, король! О чем ты думал, седовласый, бородатый?Не мозги, а сор с трухою в голове твоей кудлатой.Эх, король, отец безумный, за порог прогнавший дочку,Знать, раскаяньем терзаясь, не одну провел ты ночку.Проглядел глаза ты, стоя на высокой круглой башне…Ты беднее всех убогих стал теперь, богач вчерашний.Ты прогнал ее, жестокий, от стола и от камина,И она в хибарке нищей родила малютку-сына.Приказал ты отыскать их всем придворным челядинцам,Но никто не возвратился ни с принцессою, ни с принцем.VII
Сер осенний долгий вечер, и в глухой лесной тишиЗыбь озерная уходит укрываться в камыши.Лес вздыхает еле слышно, лист последний отряхая.Покоробившись, мертвеет на земле листва сухая.С той поры, как лес унылый потерял листвы убор.Может многое увидеть с высоты луны дозор.Вот обламывает ветки ветер, взбалмошный и злющий;Вот ручьи бегут в овражках, что лесной скрывались гущей;Вот у края, где пониже почерневший мрачный лес,Кто-то, выйдя на равнину, зашагал наперерез.Он! Волшебник чернокудрый, о принцессе позабывший, —О принцессе, столь прекрасной и навеки полюбившей.По равнине обнаженной вдаль стремится чародей,А навстречу мальчик гонит стадо белое гусей.«Добрый день, мальчонка!» — «Здравствуй, удивительный прохожий».«Как зовут тебя, скажи мне?» — «Как отца. Мы с ним похожи.Мать всегда мне говорила: «Ты запомни, милый сын,Твой отец волшебник дивный, и зовут его Кэлин».Как услышал чернокудрый речь смышленого ребенка,Сердце сразу подтвердило, что отец он пастушонка.Вводит в хижину лесную гостя храбрый поводырь.В низком маленьком окошке вставлен матовый пузырь.Огонек едва мерцает, с фитилем простая плошка,И, почесывая ухо, на печи мурлычет кошка.Мельничка стоит ручная — с нею сможет сладить всяк! —И валяется у двери старый стоптанный башмак.В клобуке святитель строгий на иконе темноватой,Пахнет хижина лесная васильком сухим и мятой.И пекутся две лепешки в холодеющей золе,И с водой застыла кружка на чистехоньком столе.А на стенах обветшалых, а на срубе закоптеломРазместились поросятки, нарисованные мелом.Как ни просты поросятки, все же мальчик сделал имНожки — палочки тупые, хвост — колечком завитым.На скамье, на голых досках, сына долго ожидая,И, как видно, не дождавшись, мать уснула молодая.Рядом с ней Кэлин садится, руку тонкую берет,И ласкает с болью в сердце, и вздыхает, и зовет.Повторяет имя милой, что запомнилось навеки,И принцесса поднимает тенью тронутые веки.На лице ее прекрасном удивление, испуг:Может быть, он ей приснился, возвратившийся супруг?Он принцессу обнимает, ей твердит одно лишь слово,Из груди его широкой сердце выпрыгнуть готово.А она молчит и смотрит, только смотрит и молчит.Со слезами смех мешает, где растерянность звучит.Теребит в волненье локон, выжидает напряженно,И лицо внезапно прячет на груди его смущенно.Он платок с нее снимает, темный нищенский платок,И волос лучистых волны вновь струятся, как поток.Он берет ее за плечи, приникает к ненаглядной,И сверчок за печкой слышит поцелуя звук отрадный.VIII
За багровой медью бора, за тропой крутой и тайнойЛес серебряный раскинул свой шатер необычайный.Здесь, склонясь над родниками, словно снег, белеют травыИ цветут на влажных стеблях синеглавые купавы.Здесь, в стволах дубов столетних, величавых, в три обхвата,Словно слышен голос леса, замурованный когда-то.А ручьи в дубраве белой, в этой роще серебристойВниз сбегают по пригоркам и журчат струею чистой.В мягких ласковых долинах то текут они отлого,То, течение меняя, вырываются из лога,И как радуга сверкая, иль взлетают водометом,Иль, кружась и низвергаясь, вдруг бурлят водоворотом.Сотни бабочек порхают золотых, голубокрылых,Пчел, без устали жужжащих, сосчитать никто не в силах,Всех влечет их к сердцевинам тех цветов благоуханных,Что раскрыты в изобилье на прогалинах медвяных.Там, где озеро сверкает чашей, доверху налитой,В свете факелов блистает стол, для пиршества накрытый.На невиданную свадьбу собрались со всей планетыКороли и королевны, звездочеты и поэты.Фэт-Фрумосы и драконы тоже были там по праву.Говорят, что сам Пепеля там отплясывал на славу.Вот король, отец невесты, восседающий на троне.Он в высокой, словно митра, изукрашенной короне.На подушках, на пуховых, неподвижен он и важен.Волосочек к волосочку в бороде его приглажен.Вот ведет Кэлин невесту и любуется невольно:Как она похорошела! Как свежа! И как довольна!А в глазах такое счастье, что бессилен рассказать я.Шелестит, скользя по листьям, шлейф серебряного платья,И волна волос лучистых по спине до пят струится,И венок цветов лазурных на чело ее ложится,А во лбу звезда трепещет — дар таинственного леса.С женихом к отцу подходит лучезарная принцесса.И король радушно просит сесть за стол гостей желанныхДа и всех сюда пришедших — всех и званых и незваных.Солнце первым село в кресло, как родитель посаженый,И Луна уселась рядом — мать счастливой обрученной.А потом — все остальные, все — по возрасту и званью.Заиграли нежно скрипки, вторя сладких флейт звучанью.Вдруг раздался шум… Откуда? Вот уж, кажется, ни к месту!В изумлении все смотрят на отца и на невесту.Меж кустами протянулась, словно мостик, паутина,А на мостике такая всем представилась картина:Угостить гостей собравшись пирогами, калачами,Муравьи идут с мукою, тихо движутся с мешками.Чтобы сделал жук сережки, ювелир весьма искусный,В дар пыльцу приносят пчелы, мед янтарный, самый вкусный.И процессия проходит не совсем обычной свадьбы:Впереди вприпрыжку блохи — им ведь только поскакать бы!А жучище толстобрюхий, в бархат втиснутый камзола,Словно поп, псалмы гнусавя, выступает важно соло.Скорлупу ореха тащит стрекоза, изнемогая,Мотылек-жених сидит в ней, ус геройски выставляя.Ну, а следом вереница мотыльков любого рода,Как всегда любвеобильна и безумна их порода.А за ними музыканты: комары, козявки, мушки…И фиалочка-невеста ожидает на опушке.А сверчок, что жил в избушке, вспрыгнул вдруг на стол накрытый,Встал на лапки, поклонился, застегнул кафтан расшитыйИ сказал он, потянувшись к золотой заздравной чаре:— Разрешите нашу свадьбу справить рядышком, бояре.1876
ИЗ ОКНА ГЛЯДИТ ЦАРЕВНА…Перевод Ю. Кожевникова
Из окна глядит царевна —Волны плещутся о скалы…Дно морское, дно морскоеКрасоту ее украло…А с челна, бросая сети,Смотрит вглубь рыбак несчастный.Дно морское, дно морское Отражает лик прекрасный.— Никогда не поднимал яГлаз на замок, на вершины —Дно морское, дно морскоеТянет в синие глубины.1876
Я ИДУ ЗА МИЛОЙ СЛЕДОМ…Перевод М. Петровых
Я иду за милой следомВ темной чаще, в глухомани.Чуть приближусь к ненаглядной —Прерывается дыханье.Еле выговорил слово,Что огнем души согрето, —Смотрит мимо дорогая.Не давая мне ответа.Подхожу к ней ближе, ближе,Уговариваю нежно —Озирается пугливо,Отстраняется поспешно.Изогнулась, вырываясь,Чуть я обнял стан прелестный;Жарких рук не размыкаю,К сердцу привлекаю тесно.То ль не рада, то ли радаМне на грудь она склониться.Без конца целую губыИ смеженные ресницы.Крепче к сердцу прижимаю,Даже дух перехватило.Отчего грустит, спросил я,Неужели разлюбила?И она мне отвечает,Озарив сияньем глаз:— Ты мне дорог бесконечно,Только дерзок ты подчас.1876
В АЛЬБОМПеревод С. Шервинского
Альбом? — подобье бала-маскарада.Гостей высокомерных полон дом.Лицо, мысль, голос — все обман кругом.Все говорят, — а слушать и не надо.И я вошел, замедлив шаг, — ты рада,Вооружась надорванным листком,К тебе спешу с неопытным стихомЯ, на Парнас не вскидывавший взгляда.Но ты силком вручаешь мне перо,Верна игре давно тебя пленившей, —Из всех ларей умеешь брать добро.Мы рвемся в бой — а ты, альбом раскрывши,Потом посмеиваешься хитро,Смотря на груду глупости застывшей.1877
СКАЗКА О ЛЕСЕПеревод И. Миримского
Лес — великий самодержец,Престарелый, многославный,Сколько подданных ютитсяПод его рукой державной!Герб его — Луна и Солнце.День и ночь скользят, как тени,Фрейлины и царедворцыИз сословия оленей.Зайцы-вестники разносятКоролевские указы,Соловьи поют кантаты,Родники лепечут сказы.Муравьи — солдаты леса —На тропинках маршируют,Средь цветов благоуханныхПчелы весело пируют.В старый лес, в прохладный сумракМы пойдем с тобой, малютка.Там поймешь ты, что на светеИ любовь и счастье — шутка.Что в тебе сама природаВсе уменье проявила:Ты своей красой волшебнойВсех подруг своих затмила.По нехоженым дорожкамЗакружим в дремучей чаще,Отдохнем под сенью липы,У воды, в траве журчащей.Под напев свирели дальнейМы с тобой уснем, как дети.Легкий ветер нас осыплетСнегом липовых соцветий.Ты к груди моей прижмешься,Разметав льняные кудри.Лес — великий самодержец —Созовет совет свой мудрый.И луна взойдет на небе,Сквозь листву роняя блики.Нас обступит в изумленьеДвор великого владыки:Лось — вельможа величавый,Старый зубр — советник верный,Благородные олениИ мечтательные серны.«Кто они? Такие гостиВ царстве леса очень редки».Наша липа им ответит,Приподняв густые ветки:«О, смотрите, как им вечерГрезы леса навевает!Как они друг друга любят!Только в сказке так бывает».1878
ТЕНЬ ВОЕВОДЫ ИСТРАТЕ ДАБИЖАПеревод Р. Морана
Как пена волн, как сон искусный,Как дым, земная тает слава.Sic transit gloria mundi[42] — грустныйШепчу я в крепости Сучава[43].Светлеют древние иконы,Одеты в лунную парчу.И снизу гулкий, приглушенныйЯ слышу голос: «Пить хочу!»Выходит старца тень, лучистойКороной призрачно сверкая;На нем священное монисто,Раскрыта шуба дорогая,«Не бойся, — молвит, — не обижу,И не для грамот речь моя.Я знаменитый князь Даби́жа,Истрате Воевода я».«Князь хочет в славное былоеДорогу указать народу?»Он знаки делает рукою,Но я не понял воеводу.«Князь жаждет справедливой мести?Вам кровь изменников нужна?»Вздыхает тень: «Сказать по чести,Я жажду одного — вина.Когда я князем был Молдовы,Все виноградари в КотнареМне были услужить готовы,Души не чая в государе.Платил я золотом за винаИ был всегда навеселе,А здесь так скучно и пустынно,Совсем не то, что на земле.Ваш свет меня почтить замыслил:Он справедливо, милосердноМеня к своим святым причислилИ прямо в рай послал посмертно.Но как здесь мучат человека!Прошу я выпить, а в ответСам Петр кричит мне: «Кум, от векаВолынок и вина здесь нет!»А я был добрый князь, богатый,Я не скупился на подарки,И виночерпию дукатыНередко насыпал я в чарки.Ведь не сравнить пустые вещи —Алмазы, золото, янтарь —С пирушкой, с шутками похлеще,С вином, что мы пивали встарь!Я вел осаду Беча — вместеС солдатами и разным сбродом;Сорока, Вранча, их предместьяОтважно встали всем народомНа королей, во всем повинных!Но с ними мне не по пути:На сотни тысяч бочек винныхМолдову дайте мне вести!Где в драке турки, агарянеСвоих бойцов теряли стойких,Там наше войско — молдоване —Теряло головы в попойках.Веселый зубр с тремя звездамиСиял на всех шатрах. ДомойВернулся каждый, кто был с нами,Живой вернулся и хмельной.Вино с водой я не смешаю,Пустую спесь ни в грош не ставлю,И я себе не разрешаюСовать свой нос в чужую травлю.Когда идут на нас войноюЯзычники, — готов я в бой!Когда ж воюют меж собоюОслы, — бегу я в погреб свой.У венгров с ляхами раздоры.А мне-то что? Наш пир в разгаре.Шуты, волынщики, жонглерыСо мною пьянствуют в Котнаре.Собравшийся со всей округиНаш добрый люд плясал и пил,А я кричал им: «Выпьем, други,Пить будем, сколько хватит сил!»Когда б забрел в мои трущобыКакой-нибудь сухарь ученый,Не появился б я… Его быНе стал просить я униженно.Ты ж любишь дойну и природу.Сок винограда, звон ручья,Ты про Истрате ВоеводуВсем расскажи, мое дитя.Пускай сыны родного края,Как требует обычай старый,За кубком кубок осушая,На землю выльют две-три чары.Ведь христианских душ немалоХранит Молдовы нашей грудь,В часы веселья влагой алойИ их ты спрыснуть не забудь.Я завещал Молдове милойЗакон неписаный, безмолвный:Пустой бочонок должен силойПеревернуть вверх дном и полный!И так по всей моей Молдове:Кто трезв — торчит вниз головой!Ведь отдыхает всех толковейХмельной гуляка и герой.Чтоб не Шататься мне от хмеля,На меч я опирался длинный.Мы славу Бассарабам пели,Князьям — потомкам Мушатина,[44]В конце, славнейшего из славных,Святого Штефана хваля —Ведь нет ему на небе равных,Не знала равных и земля!В себе хранит владык Молдова,Сердца великие скрывая.Друзья, пригубим, выпьем снова,За них по чарке проливая!Мы выпьем за ночь не однажды,И утром будем пить и днем.Здесь опьянеть обязан каждый,Окончим пить — опять начнем.Ладони в кулаки сожмитеВокруг наполненных стаканов.Могучий голос поднимите,Единым хором дружно грянув.Споемте De profundis, братья,Perennis humus erit rex[45].О, где вы, годы благодати?Ушли навек! Bibamus ех!»[46]1878
ОДИНОЧЕСТВОПеревод Н. Чуковского
Опустилась занавеска,Стол сосновый. Ветра шум.Печь полна огня и треска.Я тревожных полон дум.Мимолетные мечтаньяБыстрокрылы и легки,А мои воспоминаньяТо стрекочут, как сверчки,То летят — за блесткой блестка —В душу мне, где тьма густа,Тяжелы, как капли воска,Павшие к ногам Христа.Паутина. Тени. Тише!Что за шелест вдруг возник?О, конечно, это мышиЗашуршали в грудах книг.Взоры кверху подымаю,И в блаженной тишинеС грустью тихою внимаюЯ мышиной беготне.Я повесить собиралсяЛиру столько раз на гвоздь,Столько раз я чертыхался,На стихах срывая злость.Но когда сверчки и мышиВводят грусть в мой тихий дом,Отдаюсь ей сердцем, слыша,Как весь мир цветет стихом.И порой… Забьется сердце…Полночь… Лампа зажжена…Слышу я: открылась дверца…Кто-то вдруг вошел… Она!..Да, она сама вступилаВ этот старый дом пустой,Светлым ликом озарилаВсе, что скрыто темнотой.Время, свой неукротимыйБег сдержи, он в тягость нам.Вот я руку дал любимой,Вот прижал уста к устам.1878
КАК ОТ ТЕБЯ ДАЛЕК Я…Перевод А. Эфрон
Как от тебя далек я и как я одинок!Чуть теплится в камине неяркий огонек,Стучится ветер в ставни, сгустилась ночь в окне,Огонь воспоминаний чуть греет сердце мне…Мне чудится, что стар я и голова бела,Что полумертвым стал я, а ты уж умерла…И, никому не нужен и никому не мил,Перебираю тайны, которыми я жил,Прядет седая память былых событий лен,И снова ты со мною, и снова я влюблен,И рук твоих прохладу я чувствую опять,В твои глаза гляжусь я, стремлюсь тебя обнять,Прижать тебя, живую, к трепещущей груди…Не размыкай объятий, постой, не уходи!Но ты уже исчезла, ты — призрак и обман,Ты вышла из тумана и скрылась, как туман…С тобой ушло и счастье, что длилось только миг,И я один остался, покинутый старик.1878
ЯМБПеревод Н. Вержейской
Ищу я стих в бореньях неуклонных,Что медом полн, подобно летним сотам, —Чтоб в нем цезурным расцветать красотам,Чтоб стопы шли торжественно в колоннах.Им чувства петь, что движут патриотом,Чей взор прирос к развернутым знаменам,И лепет, свойственный красивым женам,Когда их сердце пронзено Эротом.Полюбится ль тот стих родному краю?Как говор волн им передать — не знаю,И нужен ли ему поэта дифирамб?Но средь размеров самый он певучий.Он самый нежный, гордый и могучий.Прекраснее их всех. Его названье — ямб.1878
ПОДНЯЛАСЬ НАД СИНЬЮ ВЗОРОВ…Перевод Эм. Александровой
Поднялась над синью взоровБахрома ресниц густая,Рай надежд и ад укоровПредо мною открывая.Воздевая пальчик строго,Призываешь ты ретивоГнать безумье от порога,Усмирять свои порывы.И в счастливом нетерпенье,Как обнять тебя, не чая,Нечестивца исправленьеЯ на завтра назначаю.День за днем куем мы звеньяНескончаемой цепочки:Поцелуи, поученья,Бесконечные отсрочки.1879
УГАСНИ, ФАКЕЛ…Перевод А. Эфрон
Угасни, факел жизни, чадящий и бессильный!Дай мне скорей забыться во тьме моей могильной…Куда бы ни стремился, я не сумел найтиНи цели, ни призванья на жизненном пути.Ни гнева, ни восторга душа моя не знала,Не снисходила к злату, почета не искала,Быть доброй не умела и не творила зла,В мечтанья погрузившись, к свершеньям не звала.Давно уже для сердца утратили значеньеИ помыслы людские, и речи, и влеченья,В себя уединившись, от суеты устав,Я будущее понял, былое разгадав.Одну и ту же пряжу из спутанной куделиСедая тянет вечность от гроба к колыбели,От колыбели к гробу… но эта нить вовекНе даст тебе бессмертья и счастья, человек!Давно уж не пытаюсь перелистать страницы,Где, может быть, разгадка добра и зла хранится,Давно мне все известно, давно я все постиг,Без древних фолиантов, без обветшалых книг!Пусть бытия вопросы, его головоломкиРассматривают наши беспечные потомки:Нужны игрушки детям, а мне уж все равно…Но все же в этой жизни хочу понять одно:Своим существованьем и смертию своеюРасполагаем равно, но отчего ж не смеемЛишать себя мы жизни, коль нам она страшна,Коль нам одни мученья всегда несет она?Ужели в ней таится благое назначенье?Своим умом и сердцем ужели облегченьеМы принести способны не только лишь в мечтеСтраданию людскому, всеобщей нищете?Живя под страхом смерти, ужели мы свободноРасполагаем жизнью для цели благородной,Для блага человека… О, как же мне суметьСуществовать недаром, недаром умереть,Чтоб не уйти бесследно из круга поколений.Подобно сну пустому, приснившемуся тени?Зачем творец вселенной от глаз моих не скрылМое несовершенство, коль сам не засветилЗвезды моих деяний в своей пучине вечной,И дал мне в оправданье сей жизни быстротечнойЛишь пустоту да скуку и в сердце и в уме,И дней моих бесплодных открыл завесу мне?Зачем, свою ненужность так горько разумея,Бесцельно прозябаю и умереть не смею?Я не прошу о счастье, о благе… пусть бы злоВ мою проникло душу и в жизнь мою вошло,Чтоб мог я с ним сражаться, как мужественный воин,Что в битве иль победы, иль смерти удостоен…О, как бы мне хотелось себя найти в бою,Борясь ожесточенно за истину свою!Но жизнь моя — все то же глухое бездорожье,Коль разницы не вижу меж истиной и ложью…Меж тем и этим станом напрасно я мечусь,Меж ересью и правдой дорогу выбрать тщусь…И в мире, как в пустыне, по-прежнему потерян.Бесцельно прозябаю и ни во что не верю!1879
ЗАКОНЧИВ ТРУД…Перевод Эм. Александровой
Закончив труд, спешу я на покой.Но в час, как плоть объята сном глубоким,Томится дух по странствиям далекимИ в путь уходит следом за тобой.И пусть телесный взор мой погруженВ слепую ночь, без мыслей, без паренья,Тем обостренней внутреннее зренье,Тем ярче свет, что брезжит мне сквозь сон.Желанный свет! Я знаю, это ты, —Я узнаю прекрасные черты,Таинственно мерцающие очи…Тебе одной, моя жена, мой друг,Посвящены и труд мой, и досуг,И странствия души во мраке ночи.1879
ПУСКАЙ БАШКА БЕЗМОЗГЛАЯ, ЛЮБАЯ…Перевод Эм. Александровой
Пускай башка безмозглая, любаяВ великие себя при жизни прочит,Пусть о себе трезвонит, сколько хочет,У глупой черни лавры вымогая, —Мне все равно: иду своей дорогой,Дружу я с музой, чуждой суесловья,И ей одной, взыскательной и строгой,Дарю по праву песни и любовь я.Когда мой стих оценивая взглядом,Вдруг расцветет она, когда пороюСловцо добавит, вычеркнет другое, —Мы в этот миг едины! С нею рядом,Покинув гавань, в плаванье большоеПлывем рука к руке, душа с душою.1879
НЕ ЗНАЮТ МНОГИЕ, ЧТО ЗНАЧИТ ГОРЕ…Перевод Н. Стефановича
Не знают многие, что значит горе,Они живут в усладе и веселье,В беспечности, в каком-то легком хмеле,Им все дано, для них сверкают зори.Скажи мне, девушка с мечтой во взоре,Похож ли я на них? О, неужелиТебя они, как я, постичь сумели?Ты для меня — маяк на темном море.Исчез бы я во мраке безвозвратно,Вся жизнь моя была случайной пеной,Не знал я чар природы благодатной,Но встречи миг настал благословенный, —И скорбь людей мне сделалась понятной,И я соединен со всей вселенной.1879
ПАЖ КУПИДОНПеревод Эм. Александровой
Невоспитан, избалованПаж лукавый, Купидон.К юной даме вхож в альков он,Сны юнца смущает он.Тихо шаря пред собою,В темноте, таясь, как вор,Влезет он в окно любое,Отворит любой затвор.Горсть безделок золоченых —Вот и все, чем он богат.Где не даст и за мильон их,Где швырнуть задаром рад!Средь источенных червямиПыльных книг и словарейПопадалась мне ночамиПрядь льняных его кудрей.В полумраке спален белых,В час, когда земля тиха,Будит он в сердцах незрелыхПредвкушение греха.И когда мечтой бессоннойСтеснена девичья грудь, —Уж, наверно, КупидонаВстретишь близко где-нибудь!С виду робкий он мальчонка,Но в глаза ему взгляни:Им проказливость чертенка,Томность вдовушки сродни.Выгиб шеи лебединый,Стан, дразнящий белизной,Прячет он с невинной минойПод завесою сквозной.Но лукаво и поспешно,Тронут жаркою мольбой,Приподнимет он, конечно,Легкий полог пред тобой.1879
ЗВЕЗДЫ-ОГНИПеревод Ю. Кожевникова
Звезды-огниБлещут далекие.И одинокиеГаснут они.Знак издали —Мачты качаются,И отправляютсяВ путь корабли.Тени громадГладь серебристую,Море волнистоеВновь бороздят.Вот журавлиВысь поднебеснуюВ даль неизвестнуюПересекли,Нет ничего…Это стремлениеК бегу, к движению —Сущность всего…Ландыша цвет,Юность беспечная,Жизнь быстротечная —Были и нет.Крылья несутСчастье пугливое,Миги счастливыеНе подождут.Я еще жив.Ангел пленительный,Слышишь томительныйСтрастный призыв?!Нам сужденоТолько мгновение.Взять наслаждениеРазве грешно?1879
УБОЖЕСТВО И СКУКАПеревод В. Корчагина
Убожество и скука незримо входят рядомВо все, что, восторгаясь, ловлю я жадным взглядом…Я помню, облик нежный мне мнился всех чудесней;Я помню: сердце милой хотел пленить я песней;Но там, куда стремил я безумных песен звуки,Теперь — лишь след жестокий убожества и скуки…Ведь то, чего добиться не смог ты в миг желанья,Со временем теряет свое очарованье —Надолго ль облачают твои мечты, надеждыУродливую сущность в красивые одежды?И юности порывы, и разума кипенье,И трепетного сердца горячее биенье,И чудо глаз, в которых вся жизнь твоя читалась,И даже та, чья близость блаженством почиталась,Чей нежный, светлый образ ты обожал когда-то, —Все, все во тьму забвенья уходит без возврата…Твоя звезда угасла, утихла страсти мука, —Что ж после них осталось? Убожество и скука.Да, только время нужно, чтобы понятно стало,Как много мог ты сделать и как ты сделал мало!..Тебя природа щедро дарами наделила:Даны тебе и мудрость, и красота, и сила,Прослыл ты благородным, был добрым, справедливым, —Но разве был бы прав ты, назвав себя счастливым?Ведь свет опору ищет — так издавна ведется —Не в том, кого он славит, а в том, чья шея гнется:Извлечь он пользу может из чьей-то злобы дикой,Он может чью-то глупость провозгласить владыкой,Он может ослепить вас торжественностью праздной,Поработить вас лестью или интригой грязной,Он никогда героя не предпочтет уроду…За что ж тебе, избранник, благодарить природу?За то, что подхалимам, за то, что душам темнымСлужил ты украшеньем — бесценным, но никчемным?..Порою добродетель мне кажется лишь сказкой,Бичом великодушных, их слабостью и маской, —Их мысли благородны, их чувства тонки, хрупки,Им просто не под силу бесчестные поступки:Как можно им неправду звать истиной святою?Как путь мостить желанный то черной клеветою,То лицемерьем подлым, то лживым увереньем?Как братьям за участье вдруг отплатить презрением?Как обмануть наивных? Как разорить убогих?Как жизнь свою украсить ценою жизней многих?Но люди, не колеблясь, готовы делать это…Лишь ты один страдаешь, все ищешь ты ответаНа жгучие вопросы, на давние сомненья,Лежащие на сердце, как тяжкие каменья;Ревнуешь чью-то славу и бредишь ты величьем,Хоть на толпу взираешь с глубоким безразличьем.Нет! Ты в своих деяньях был бескорыстен все же:Ты долг и справедливость ценил всего дороже,Ты ратовал за правду, познал борьбы науку, —И что ж нашел в итоге? Убожество и скуку.Любил ли ты?.. Ах, где он, тот сон неповторимый,Где локоны льняные вокруг чела любимой?Ты словно вновь родился, когда смотрел впервыеНа эти плечи, руки, как будто восковые,Когда тебя повергло в сладчайшее страданьеЕе очей небесных лучистое сиянье…Но этот плод цветущий ты тронуть устрашился,К устам невинным, юным припасть ты не решился,Ушел ты — благородный, исполненный печали.И вот, забавы ради, бездельники сорвалиЦветущий плод блаженства… Ступай теперь, несчастный,Ступай и полюбуйся на лик ее прекрасный!Во что он превратился? Что от него осталось?В ее душе — жестокость, и на устах — усталость,Давно поникли плечи, на них — позора бремя,Чело пером суровым избороздило время,Ни прежнего веселья, ни пламени былогоВ очах ее померкших ты не увидишь снова,В их пустоте холодной раздумья искры редки.Любовь — лишь вожделенье для ветреной кокетки:Короткие минуты утехи сладострастной,А вслед им — отвращенье и дни тоски ужасной…И все ж ты знал то чувство неутолимой жажды,Которое к нам в сердце приходит лишь однажды;Ты испытал ту радость, ты знал ту окрыленность,Слов сокровенных святость и страстную влюбленностьВ ее лицо, улыбку и в каждое движенье,Когда в глазах любимой — вселенной отраженье,Когда за свет их жизнью готов платить своею,Когда весь мир — во мраке, коль ты не вместе с нею…Но где оно, то счастье? Где верности порука?Что, что у вас осталось? Убожество и скука!1879
Николае Григореску (1838–1907)
«Крестьянка из Мусчела»
ОСТАНЬСЯ…Перевод М. Зенкевича
«Ты останься здесь, останься,Только я люблю тебя,Тайные твои признаньяБуду слушать я, любя.Словно добрый принц из сказки,Одинок, задумчив, тих,Ты невольно заглядишьсяВ зеркала озер моих.Меж стволами в отдаленьеТы услышишь, задремав,Робкие шаги оленьиВ колыханье сочных трав.Чарами завороженный,Запоешь ты песнь своюИ ногою обнаженнойТронешь чистую струю.Лунным серебром озераЗаколышутся слегка, —Годы станут — как мгновенья,А мгновенья — как века».Так шумел мне лес ветвями,Но в ответ на зов леснойЯ лишь свистнул, усмехнулся,Выйдя на простор степной.Но сейчас, вернись я к лесу,Не сольюсь душою с ним…Где ты, детство, сказки леса —Все, что было мне родным?1879
СНОВА В ТОМ ЖЕ ПЕРЕУЛКЕ…Перевод И. Миримского
Снова в том же переулкеСветит бледная луна.Только ты меня не встретишьУ раскрытого окна.Под окном все те же вязы,И под ними та же тень.Только этим старым вязамНе вернуть ушедший день.Ты теперь совсем другая,И глаза твои не те.Только я, оставшись прежним,Все блуждаю в темноте.Помнишь, опустив ресницы,Словно в смутном полусне,Приходила тихо-тихоВ рощу темную ко мне.И на грудь мою склоняласьИ, смущенье поборов,О любви мне говорилаРечи страстные без слов.Сердце радостно стучало,И кружилась голова.Поцелуи заменялиНам ненужные слова.Но не знал я, опьяненный,То, что знает мир давно:Обнимать ли тень иль веритьЖенским клятвам — все равно.В занавесках бьется ветер,Меркнет бледная луна.Только ты меня не встретишьУ раскрытого окна.1879
ЛЮБИМАЯ, ЛИШЬ ВСПОМНЮ…Перевод С. Шервинского
Любимая, лишь вспомню минувшие годины,Я вижу в океане бесчисленные льдины.Ни звездочки на небе, — в безмолвии туманномЛуна лишь одиноко плывет пятном шафранным.Над тысячами глыбин, швыряемых волнами,Парит уныло птица с усталыми крылами.Другая же на запад несется, улетаяВ простор, где исчезает подруг пернатых стая.Оставшаяся птица страдальчески взирает,Не жаль ей, безразлично — она ведь умирает,Ее в тот миг о прошлом томит воспоминанье…………………………………………………………Все шире, необъятней меж нами расстоянье.Я одинок всецело, — темнею, замерзая, —А ты уже исчезла в сиянии без края…1879
МОЛИТВА ДАКАПеревод Г. Вейнберга и Н. Энтелиса
Когда слита с вселенной была земная твердь,Когда скрывались в тайне бессмертие и смертьИ на вчера и завтра не расчленялась вечность,А в множестве едином царила бесконечность;Когда еще не знали про землю, воздух, небоИ все вокруг казалось загадочно и немо,Ты был один в то время, и я постичь пытаюсь:Кто этот бог, пред кем я смиренно преклоняюсь?Он появился раньше богов высокочтимых,Наполнил силой искру из вод необозримых,Дает богам он душу, приносит миру счастье,Людское избавленье — в его высокой власти.Воспряньте же сердцами! Умножьте песнопенья!Он смерть жестокой смерти и жизни воскресенье!Он дал мне взор, чтоб видеть красу небесной тверди,Вдохнул мне в сердце радость добра и милосердья.Его я поступь слышу, когда бушует ветер,И в песнях его голос торжествен и светел.Но об одном еще я не устаю молиться, —Чтоб в вечное забвенье он дал мне погрузиться.Тех, кто меня жалеет, пусть он предаст проклятью,А тех, кто угнетает, наполнит благодатью,Пускай его участье заслужит мой хулитель,Пусть моего убийцы он будет охранитель,И пусть среди потомков не смолкнет славословьеТому, кто вырвет камень, что взял я в изголовье.Пускай он даст в удел мне гоненья и угрозы,Пока из глаз ослепших не вытекут все слезы;И вот, когда я в каждом врага лишь видеть буду,Когда былой свой облик навеки позабуду,Когда от горя сердце в груди окаменеет,Когда проклясть язык мой родную мать посмеетИ ненависть любовью покажется мне страстной, —Тогда, быть может, смерти настанет миг прекрасный.И если так умру я, отверженным, забытым,Пусть труп мой недостойный оставят незарытым,И тот, кто на съеденье собакам сердце бросит,Венец твой драгоценный пускай с почетом носит,А кто лицо у трупа побьет каменьев градом,Тому даруй, владыка, бессмертие в награду.Лишь так смогу тебе я за тщетный дар воздать,Что счастье жить на свете ты захотел мне дать.Не милостей прошу я, колени преклоняя, —К проклятиям и гневу тебя я призываю,Чтоб тихо растворилось в твоем мое дыханьеИ я исчез навечно в бесследном угасанье.1879
ЦВЕТАМИ БЕЛЫМИ ЧЕРЕШНИ…Перевод Н. Стефановича
Цветами белыми черешниДано красе твоей цвести.Явилась, ангела безгрешней,Ты мне на жизненном пути.Ты по ковру проходишь мимо,Шуршат холодные шелка, —Ты вся, как сон, неуловимаИ, как мечта моя, легка.Вот из тяжелых складок платьяТы, словно мрамор, поднялась.Души не в силах оторвать яОт влажных и счастливых глаз.Мечтаний светлая зарница!Невеста в золоте лучей!О, почему я стал страшитьсяУлыбки ласковой твоей?Не улыбайся, нет, не надо!Мне счастье очи обожгло….И только — рук твоих прохлада,И только — губ твоих тепло.Но словно траур темной тканиЗавесил свет лучистых глаз.О тень несбывшихся желаний!Любовь, как сон, оборвалась.Уходишь ты, но, все теряя,Тебя не буду я искать…Мечта души моей святая,Отныне я один опять.За призрак счастья — боль разлуки,За дивный взгляд, за светлый сонИ простирать напрасно рукиТебе вослед я обречен.Но ты вернешься! В сумрак черныйТы погрузиться мне не дашь…Как девы лик нерукотворный,Ты засверкаешь, — о, когда ж?1879
СОНЕТЫПеревод Ю. Александрова
«Срывает осень хрупкие листы…»
Срывает осень хрупкие листы;Дожди шумят, по стеклам ударяя…Поблекших писем строки разбирая,Всю жизнь свою припоминаешь ты.В чудесных пустяках часы теряя,Блаженствуешь, а двери заперты,И скоро песня вьюг из темнотыТебя баюкать станет, замирая.Сижу один я около огня,О Докии мечтая, фее снежной;Ночная мгла плывет на смену дня;Твои шаги скользят во тьме мятежной,И руки тонкие, обвив меня,Коснулись глаз моих прохладой нежной.«Проходят годы худшей из разлук…»
Проходят годы худшей из разлук;Но в памяти моей, как сновиденья,Живут любви священные мгновенья,Глаза огромные, прохлада рук…Приди же вновь! Даруй успокоенье!Твой чистый взгляд спасет меня от мук;В его лучах ожившей лиры звукВновь затрепещет силой вдохновенья.О, ты не знаешь, как тебя я жду, —Склонившую ко мне свое сиянье,Прекрасную и тихую звезду!В душе угаснет целый мир страданья,Когда к твоей улыбке возведуГорящий взор мой, полный ликованья.«Объяты даже мысли тишиной…»
Объяты даже мысли тишиной,Но все нежнее песнь благоговенья.Зову тебя. Услышишь ли моленья?Развеешь ли холодный мрак ночной?Твои глаза прольют ли утешенье,Спасительно сияя надо мной?О, посети же сон тревожный мой, —Приди, приди, желанное виденье!Ты близишься… ты здесь… тебя нашлоИзмученное сердце. Мы, как реки,С тобой слились, и счастье к нам пришло.Твоих ресниц мои коснулись веки,Твоих объятий чувствую тепло,Ушедшая, любимая навеки!1879
ШУМ ЛЕСАПеревод Ю. Нейман
На воде, слегка дрожащей,Солнца луч дробится длинно,Тихо на опушке дальнейЯ внемлю душой печальнойПесенке перепелинойГде-то в чаще.Шепчут сонно, приглушенноВоды всей лесной округи.Если ж солнце редко-редкоПроскользнет к ним через ветку,Волны вскинутся в испугеВсполошенно.У овсянки, у кукушкаЧто сегодня на примете?..Племена болтают птичьи,Щебеча, друг дружку клича.Знают жители опушкиВсе на свете.— Где она, моя сестрица?..Не беда ль случилась с нею?.. —Говорит, грустя, кукушка. —Где она, моя подружка?..Не пора ли доброй фееПоявиться?Липа смотрит: не она ли?— Возвратиться доведись ей,Ветку ей дала б погуще,Вознесла бы вверх над пущей.Чтоб ее цветы и листьяОсыпали!И о том же слабо, нежноРучеек лепечет малый:— Неужель не повторится?..Не придет опять царица,Та, что ножкою ступалаБелоснежной?..И ответил я в печали:— Лес, не повторится это!Не блеснут ни днем, ни ночьюСиневой небесной очи,Те, которые все летоМне сияли!Не вернуть нам сказки-были,Колдовского сна лесного!И мрачнее нет развязки,Чем у светлой этой сказки!..…О, приди, чтоб все мы сноваВместе были!1879
СВИДАНИЕПеревод М. Петровых
— Как живешь, лесок родимый?Как проводишь вёсны, зимы?С давних пор, как мы расстались,Годы быстрые промчались,Уезжал надолго яВ чужедальние края.— Я, как прежде, милый мой,Вьюгу слушаю зимой, —Вьюга ветки гнет мои,Подо льдом таит ручьи,Певчих пташек разгоняет,Снегом тропки заметает…Я, как прежде, милый мой,Светлым летом и веснойДойну слушаю свою:Там, где тропочка к ручью,Зачерпнув в кувшин водицы,Дойну мне поют девицы.— Лес мой с тихими ручьями,Годы мчались за годами,Ты ж не сохнешь, не редеешь,Год от году молодеешь…— Что мне время, коль навекиЗвездным блеском полны реки,И ненастье ль, ведро ль будет —Ветер в листьях песню будит;В ясный день, в густую хмарьМой Дунай течет, как встарь.Только в людях переменыНепрерывны, непременны,Мы ж остались те, что были,Облик свой не изменили, —Речки те же и поныне,Те же горы и пустыни,Та же синева небес,То же солнце, тот же лес.1879
РАССТАВАНИЕПеревод А. Гатова
Что у тебя на память я попросить бы мог?Тебя, а не увядший в твоем венке цветок!Но ты теперь чужая, прошу я, потомуЗабудь меня навеки, когда уйду во тьму.Когда угасло счастье, сгоревшее дотла,Желать ли, чтобы вечно разлука сердце жгла?Волна, волну сменяя, уходит по реке:Зачем же предаваться мучительной тоске,Когда, как сновиденье, и даже тенью сна,Мы по земле проходим и смерть предрешена?Так надо ли годами томиться обо мнеИ о других, уснувших в могильной глубине?Сегодня или завтра уйду из жизни я, —Что в том? Хочу забвенья, хочу небытия!Хочу, чтоб ты забыла года, когда вдвоемМечтали мы о счастье. Не вспоминай о нем;Чтоб я исчез в суровой и непроглядной мгле,Как будто не нашли мы друг друга на земле,Как будто были тщетны все годы, все мечты!То, что тебя любил я, простить мне сможешь ты? Вокруг — одни чужие; мечтаю лишь о том,Чтоб горестное пламя в глазах застыло льдом.Когда же прахом в землю вернется плоть моя,Там вряд ли разгадают, кто я, откуда я?Мне среди стен холодных и днем и в час ночнойМолитвой будут вечный выпрашивать покой.А я хочу, чтоб кто-то у век поникших сталИ дорогое имя твое мне прошептал…А там — пускай бросают в пыли дорог… В тот часМне все же будет лучше и легче, чем сейчас!Пусть вороны нагрянут, как черная гроза,И неба не увидят ослепшие глаза!И пусть примчится буря на огненных крылахИ сердце бросит ветру и растерзает прах!А ты, как день апреля, всегда сияй, цветя!Ты — с влажными глазами — невинное дитя, —Все той же белокурой и вечно юной будь.Я сам себя забуду, и ты меня забудь.1879
ЖИЗНЬПеревод Л. Мартынова
Нередко слышу я, как, выпятив живот,Румяный жирный поп с амвона речь ведетО том, что род людской идет путем страданья,Что наслаждение — преддверье покаянья…Но разве может знать откормленный такой,Какой бывает жизнь и быть должна какой?Над тесной уличкой ночь блещет и сверкает,Лучи ста тысяч звезд мне под ноги бросает.До слуха моего доносятся едваИ жалобы, и смех, и смутные словаИз мира старых стен, из-за окон разбитых,С забытых пустырей, из-за дверей раскрытых.Вот скромной спаленки я вижу полумглу.У лампы девушка вдевает нить в иглу.Та девушка бледна, глаза у ней потухли,Над покрасневшими белками веки вспухли —Ночной упорный труд погибелен для глаз,В них не осталось слез… Зачем ты родилась?Зачем живешь? Ведь жизнь тебя несет,Как веточку по лону пенных вод,Ты — тень в толпе. Куда тебя заброситЖитейский пыльный вихрь? Но кто об этом спросит?Вот так и день и ночь все трудится она,И можно разглядеть сквозь занавес окна,Как ловки пальчики, как эти очи зорки!Почувствовать легко, как эти слезы горьки.Ведь на день брось иглу — и будешь голодать, —Вот, кажется, и все, что в силах ты понять!Работа сделана… Пойдет она куда?Творенья твоего священного трудаПеред клиентами торговец расстилает.Огромный солитер лучится и сверкаетНа пальце у купца… И куплен камень тотНа прибыль от ночных девических работ.Твой труд, о девушка, стал ценностью отныне:Купец его теперь предложит герцогине;Получит деньги он, отвесит ей поклон…Та ткань, в которую вплелись — жизнь, слезы, сон, —Ткань, белая как снег, на ком теперь надета?Когда тебе, дитя, на ум приходит это,Ты смотришь в зеркальце и плачешь, плачешь тыОт жалости к себе. И кроткие чертыЛица ты своего запечатлеть стремишься…Так вот какая ты! Страдаешь и томишься,Живешь, послушна всем, боишься ты всего.Лишенное поддержки существо.И только смерти ждешь с готовностью покорной,Как утешительницы в жизни этой скорбной.Но все же у тебя одна подруга есть —Откуда ни возьмись явившаяся здесьПчела! Она нашла пути в твою светелку.И, отворив окно, ты приглашаешь пчелкуХотя бы до весны с тобой вдвоем пожить!Две пролетарки вы, пристало вам дружить —Букашке-девушке с букашкою крылатой.Когда, подавлена нуждой своей проклятой,Вдруг девушка взгрустнет в обиде на судьбу,К ней пчелка резвая садится на губу.И словно говорит любезно и учтиво:«Подруженька, мила ты и красива!Ты знаешь, как цветок, прелестен ротик твой!Ты очень хороша! Прекраснее святой!А глазки у тебя! Ну, как их не похвалишь!»* * *
…И смерть настигла девушку. Она лишьСказала: «Отдохни! Пришли покоя сроки».Вот девушка в гробу. Еще бледнее щеки,Но мертвого лица столь хороши черты.Что те, кто жив, дарят покойнице цветы.Как благороден, строг и величав он,Труп девушки, в льняной одетый саван!К открытому окну, любуясь, подошлаЦветущая весна… Но бедная пчелаЗабыла о полях и с грустью беспокойнойВсе время кружится над девушкой покойной,Как будто говорит, что хочет быть онаС подругою своей в земле погребена.И потому когда, перетянув живот,Румяный жирный поп с амвона речь ведетО том, что род людской идет путем страданья,Что наслаждение — преддверье покаянья,То разве может знать откормленный такой,Какой бывает жизнь и быть должна какой?1879
О МАМА!Перевод Эм. Александровой
О мама! Из печальной обители своейЗовешь меня дыханием и трепетом ветвей.На темную могилу, где приютилась ты,Акации роняют увядшие цветы.В их шелесте твой голос мне слышится опять…Так шелестеть им вечно, тебе же — вечно спать.Любимая, когда покину я этот свет,Над прахом безответным не надо плакать, нет!У моего надгробья лозинку посади, —Ее кропить слезами под вечер приходи.И скоро надо мною начнет листва шептать…Жизнь будет вечно юной, я буду вечно спать.Но коль судьба уйти нам в один и тот же час,В одном гробу, родная, пускай схоронят нас;Пускай нас закопают на берегу речном,Где волны грустно плещут в безмолвии ночном;Так будем близко, близко, блаженно мы лежать…Пусть волны вечно плачут, мы будем вечно спать.1880
КАКАЯ СКОРБНАЯ ДУША…Перевод Эм. Александровой
Какая скорбная душаДосталась мне в наследство!И сколько накопилось в нейОбид и тягот с детства!Больная, глупая душа, —Обманута без счета,Она все верует, все ждет,Надеется на что-то.Ужель не в тягость ей влачитьНесметных бед проклятье?О волны вечной темноты,Раскройте мне объятья!1880
СНОВА МАЧТЫ ПОКИДАЮТ…Перевод Ю. Кожевникова
Снова мачты покидаютБерега беспечные.Сколько их переломаютВетры, волны вечные!Птиц зима на юг торопит,Гонит над раздольями.Сколько в море их утопятВолны, ветры вольные!Счастье легкое забуду,Чувства быстротечные:Подгоняют в спину всюдуВетры, волны вечные.Будут только непонятныМысли своевольные…Вечно шепчутся невнятноВолны, ветры вольные.1880
ПОСЛАНИЕ ПЕРВОЕПеревод С. Шервинского
Лишь сомкну устало веки, лишь свечу свою задую,Движет медленное время только стрелку часовую.Лишь отдернешь занавеску потемневшего окна, —Сладострастное сиянье заструит в него луна.В этот миг ночная память вызывает к жизни вечностьЧеловеческих страданий, мук вседневных бесконечность…Ты скользишь, царица ночи, вдоль по своду мирозданья,Бытие даруя мысли, облегчая нам страданья.Под твоим невинным светом сколько искрится песков,Сколько рощи укрывают звонкоструйных ручейков!Сколько волн ты подчинила власти девственной своей,Проплывая над текучим одиночеством морей!Ты любуешься цветущей побережий красотою,И дворцов, и гордых замков, очарованных тобою.В сотни скромных обиталищ ты глядишь через окно,Где полночное раздумье лбом бессонным склонено.Там мечтает император мир смутить на целый век,Там едва об утре думать бедный смеет человек.Пусть назначены судьбою им различные ступени,Но равно над всеми властны луч луны и смерти гений.И страстей одних и тех же поневоле каждый раб,Будь он гений иль бездарность, будь он силен или слаб.Этот в зеркало глядится, и завит и разодет,Этот гонится за правдой, освещая бездны лет.Шелуху иной сбирает со страниц, давно истлевших.Ряд имен в тетрадь заносит, от забвенья уцелевших.Этот делит мир в конторе, исчисляя, сколько златаВ черных трюмах носит море, ждет ли прибыль иль утрата.Вон сидит ученый старец — продрался в локтях халат, —Пишет формулы, сверяет и труду ночному рад.Но спасти его от стужи впору ль старому халату?В воротник он шею прячет, в уши вкладывает вату.Так старик и существует, жалкий, худенький, согбенный,Но в одном его мизинце — бесконечность всей вселенной.У него в мозгу разгадка прошлых и грядущих лет.Вечность темная, ночная у него найдет ответ.Как державший небо Атлас в мифотворческом былом,Держит он весь мир и вечность, подпирая их числом.Между тем как трепет лунный заливает груду книг,Строй веков, по воле мысли, заключен в единый миг.Он — в преддверье мирозданья… Ни существ, ни существа,Неоформленная сущность и безвольна и мертва…Мирозданье было скрыто, но без тайны сокровенной…Мир дремал, собой проникнут мыслью непроникновенной.Что же было? Пропасть? Бездна? Иль пучина мрачных вод?Даже разум не рождался, — кто ж воспримет и поймет?Простиралось море мрака беспросветно и глубоко,Чтоб увидеть мир явлений, не существовало ока.Пребывал без очертаний этот мир несотворенный,Властвовал покой извечный, сам с собою примиренный.Миг — и двигается точка… Свет. Во сне предмировомХаос в мать он превращает, сам становится отцом.Свет в предмировом пространстве, хрупче капли влаги пенной,Воцарился полновластно над родившейся вселенной.И от света тьма ночная с той поры отделена,Восходить над миром стали звезды, солнце и луна.И досель миры приходят, затерявшиеся в сферах,К нам из хаоса глухого, из его юдолей серых.Их рождает бесконечность — и роятся светлой новью,Приобщаемые к жизни бесконечною любовью.В безграничном этом мире, мира маленького дети,Муравейники мы строим на ничтожнейшей планете.Все — король, солдат, ученый, — всем убогим нашим скопойМы себя считаем чудом, а видны — под микроскопом!Мы — что мухи-однодневки, мир наш меряется футом,Так и кружимся без цели, жалкий счет ведя минутам,Позабыв, что на мгновенье мир наш к вечности подвешен,Что за нами и пред нами он ничтожен и кромешен,Так пылинки пляшут в царстве одинокого лучаИ с лучом исчезнут вместе, рой лазурный помрача.Так же в вечности бездонной, в нескончаемой ночиМы живем, пока сияют мимолетные лучи…Гаснет луч — и все исчезло, тень вбирает темнота.Мир химеры… О нирване затаенная мечта…В наши времена мыслитель смелых дум не остановит,Мысль за тысячу столетий неизведанное ловит…Вечер мира… Наше солнце стало скорбно и багряноИ скрывается за тучей, как зияющая рана.В мятеже своем несется за планетою планета,Леденея, сбросив узы солнца ветхого и света.Время в вечность протянуло коченеющее тело,Нет событий, если бездна мировая опустела.Крыша мира почернела и уныла, как погост,Словно листья при ненастье, облетают сонмы звезд,Рухнул мир, не стало жизни, хаос вновь молчит ночной,Вновь с собою примеренный воцаряется покой.…………………………………………………………От толпы непросвещенной, от глухих ее основ,До ступени высочайшей, до увенчанных голов,Всех загадки бренной жизни занимают ежечасно, —Неизвестно, чья на свете доля более несчастна…Все — во всех, но между всеми он — один, она — одна.Тот взнесен, кому желанна и доступна вышина.А удел других, смиренных, жить в неведомой тени, —Незамеченною пеной потеряются они.Что судьбе слепой их думы, их заветные стремленья?Волны мчит она по жизни, словно ветра дуновенье.Литераторам на зависть он повсюду на примете.Но ученому седому что дадут восторги эти?Вы ответите — бессмертье? Правда, слита целикомЖизнь его с одной идеей, словно дерево с плющом.«Как умру, — ученый мыслит, — будут именем моимПоколения гордиться, понесут его другим.В чьем-нибудь мозгу, я знаю, свой заслуженный приютМной написанные книги вместе с именем найдут».Жалкий! Разве ты запомнил — память слишком не богата! —Все, что слышал, или видел, или высказал когда-то?О, как мало! Клок бумаги иль обломок изваянья,Тень неявственная мысли — вот твои воспоминанья!Если ты не мог запомнить даже собственный свой путь, —Изучать его в грядущем разве станет кто-нибудь?Может быть, через столетье лишь педант зеленоглазый,Книжный хлам перебирая, увлечен изящной фразой,Твой язык применит тонкий для своих дурных стихов,Пыль твоей забытой книги важно сдует он с очковИ тебя таким петитом, что читался б только с лупой,Упомянет в примечанье под своей страницей глупой.Целый мир построй, мечтатель, а потом его свали, —Все засыплется лопатой в яму сброшенной земли.Длань, хватающая скипетр, мысль, парящая в веках,Умещаются отлично в четырех простых досках.И в кортеже погребальном, как ирония прекрасном,Люди следуют за гробом с выраженьем безучастным.А ничтожество пустое над могилой скажет речь,Не тебя стремясь прославить, а себя в багрец облечь.Вот и все, на что ты вправе уповать… Но подожди:Может статься, справедливость ожидает впереди?Кто догнать тебя не в силах, тот не судит беспристрастно…Биографию расхвалят, из которой будет ясно,Что велик ты вовсе не был, что талантом не богат,А точь-в-точь как остальные… Этой мысли каждый рад!Вскоре, ноздри раздувая, что смешно и глуповато,На ученых заседаньях, где легко топить собрата,О тебе, вперед условясь, к месту пользуясь прикрасой,Говорить начнут… но только с иронической гримасой.Попадешь в чужие руки. Кто понять тебя не сможет,Разгромит твои творенья и запрет на них наложит.И в твоей суровой жизни он разыщет, вероятно,Неприглядные поступки, непростительные пятна.Это с ним тебя равняет, — не деянья, не стихи,Засиявшие для мира, а ничтожные грехи,Утомленье, слабость духа или ропот откровенный —Все, что знает от рожденья человек обыкновенный.Сколько в жизни ты ни думай, сколько книг ни напиши, —Привлекут людей лишь беды исстрадавшейся души.………………………………………………………………..Между стен, среди деревьев, осыпающих цветы,Льется лунное сиянье величавой красоты!И встают воспоминанья, воскресают в тишине,Боль притуплена, и смутны ощущенья, как во сне.Тайный мир наш раскрывая, льются лунные лучи,И теней взлетают сонмы, лишь погас огонь свечи…Под твоим невинным светом сколько искрится песков,Сколько роща укрывает звонкоструйных ручейков!Сколько волн ты подчинила власти девственной своей,Проплывая над текучим одиночеством морей!Но судьба вселенной правит, мы рабы ее велений,И равно над всеми властны лунный луч и смерти гений!1881
ПОСЛАНИЕ ВТОРОЕПеревод Л. Мартынова
Ты спросил: а что ж засохли на пере моем чернила,Почему от дел текущих оторваться я не в силах,Почему в бумажной куче спят, хирея и стареяРезвый дактиль, ямб могучий и певучие хореи?Если б знал ты жизнь, с которой мне приходится сражаться,Ты бы понял, что рискует и совсем перо сломаться.В самом деле, что ж стремиться, волноваться и бороться,Новых форм искать в надежде, что вот в них-то и вольетсяНаш язык богатый, древний… А потом, оставив это,Как товар, сбывать на рынок театральные куплеты.Лишь для этих сочинений в наши дни пути открыты,И, по требованью света, сочиняешь пустяки ты!Ты как будто возражаешь, что твореньями моими, —Пусть хотя б и в этом духе, — я могу составить имя,Если, скажем, нашим дамам посвящать стишки начну я,Привлеку мужей вниманье, высший свет я очаруюИ известность мировую получу… а отвращеньеУтолю я в тайных мыслях, получая утешеньеВ том, что лучшие-то чувства все равно при мне остались!Друг мой! По дорожке этой многие ходить пытались!Ведь воспитано столетьем поколенье странных бардов,Удивительно способных походить на куммулярдов [47].И они приобретают меценатов благосклонных,В кабаках стихи читают, пресмыкаются в салонах,Но поскольку даже так вот трудно жить на белом свете,То ловчатся за подолы уцепиться барды эти,Славословя важных барынь, чьи мужья, по крайней мере,Могут выскочить в министры и открыть пути к карьере!Друг мой, ради этой славы не хочу писать я ныне, —Небольшая это слава — проповедовать в пустыне.В наши дни, когда мы стали лишь страстей своих рабами,Слава есть фантом, несомый превеликими глупцамиНа алтарь божка — уродца с гномика величиною;Исполином он зовется, а ведь он не что иноеЗдесь, в ничтожном нашем свете, как пузырь ничтожной пены!Может быть, настроить лиру и запеть мне вдохновенноПро любовь? Но не прельщен я золотою цепью тою,Что любовников сковала, и по-братски меж собоюДелят двое или трое эту цепь! О нет! ДовольноМне играть на этой струнке, примыкая добровольноК хору старца Менелая в оперетте невеселой!Женщина, подобно жизни, нынче кажется мне школой,В коей учишься лишь горю, униженью и обману…В академию Венеры поступают неустанноЛишь безусые мальчишки, все моложе с каждым годом…Школа страсти! Время рухнуть обветшалым этим сводам!Помнишь, друг мой, нашу юность? Мы учились, мы мечтали,Слушая ученых старцев, что наряд времен латали,Трупики мгновений древних все искали меж томамиИ премудрости старинной любовались черепками.Изучивши все на свете, лепетали horum-horum,Nervum rerum gerendarum[48]. И латынью гонорарыЗарабатывали честно. Вместе с тем и — уваженье.Управляли рычагами нашего воображенья,Чтоб укачивать, как в люльке, богомольно, чинно, сонноТо всю землю, то отдельно каждый трупик фараона…Вспоминаю астронома… Стражник темного покоя,Отвечая на вопросы: «Бесконечность — что такое?» —Он совал нам в руки космос… Если было нам неясно,То планетные системы он вытаскивал бесстрастноИз хаоса, как из шкафа, и нанизывал на нити,Словно бусы ожерелья, бесконечные открытья.И вселенная казалась ветхой мельницей ручною,В голове у нас хрустящей. И, ликуя, мы с тобоюВосклицанье Галилея повторяли: «А ведь все жеВертится она, планета!» Так и жили, знанья множа.Оглушенные латынью, схоластическою пыльюИ космическим туманом, грезы путали мы с быльюИ профессора-беднягу принимали в нашей школеЗа одну из древних мумий, полусглоданную молью.Слушая его, Рамзеса, видя своды в паутинеИ осевшие колонны, об очах мечтали синих,На полях унылых лекций нежные писали строки,Посвященные Клотильде некоей розовощекой.И в сознании мешались день грядущий, день вчерашний,И какое-нибудь Солнце, и Рамзес, и скот домашний.И в тиши скрипели перья… В том своя имелась прелесть…Грезилось льняное поле и пшеницы вольный шелест,Голова склонялась к парте, взор наш с вечностью сливался…И звонок тут раздавался. Знали мы — Рамзес скончался!Друг! В то время наши грезы были явью величайшей,И, напротив, явь казалась невозможностью дичайшей!Лишь теперь мы убедились, как бесплоден и опасенЭтот путь! Лишь чистый сердцем по нему идти согласен.Ведь мечты грозят бедою всем, кто в буднях этих живы!Ведь, попав во власть иллюзий, вы погибли и смешны вы!И поэтому не стоит, дорогой мой, дознаваться,Почему от дел текущих не хочу я оторваться,Почему в бумажной куче спят, хирея и стареяРезвый дактиль, ямб могучий и певучие хореи.Опасаюсь — если буду продолжать грешить стихами,Каждый современный евнух удостоит похвалами.Мне смешно их порицанье, но, без всякого сомненья,Похвалу их заслуживши, я умру от отвращенья!1881
ПОСЛАНИЕ ТРЕТЬЕ[49]Перевод И. Миримского
Положив кулак под щеку, на земле сухой и дикойСпал султан, любимец бога, кочевых племен владыка.И во сне он вдруг увидел, как с небес луна скатиласьИ у ног его мгновенно в чудо-деву обратилась.А за ней в безбрежной сини, ослепительно блистая,Полоса лучей тянулась, как дорожка золотая.И, роняя капли света, словно брызги дождевые,От восхода до заката встали радуги ночные.И в немом просторе неба, где-то в звездном хороводе,Раздавался еле слышный звон пленительных мелодий.Очарован юной девой, лес качался еле-еле,Воды тихо улыбались, ветры в поле присмирели.Вот она садится рядом, протянув султану руки,И в ее покорном взоре отраженье тайной муки.— О, приди в мои объятья, мне от века нареченный!Утоли своей любовью скорбь души моей смущенной.В сокровенной книге неба предначертано судьбою:Будешь ты моим владыкой, я — твоею госпожою. —Он встает навстречу деве, но… растаяло виденье,Вот он видит, изумленный, новый сон: в одно мгновеньеДуб огромный вырастает из груди его могучей,Он растет все выше, шире, небосклон затмив, как туча,Крылья веток расправляя, словно сказочная птица,И на лик земли утихшей тень гигантская ложится.И султан глядит и видит: мир от края и до края —Воды Тигра и Евфрата, воды синего Дуная,Цепи Атласа седого и в песках гробницы Нила —Все своей рукою черной тень державная закрыла.Корабли в открытом море и хлеба на тучных нивах,Многоводных рек изгибы, шпили башен горделивых,Гавани, поля, селенья с их движеньем неуемным —Все его открылось взору, будто на ковре огромном.Видит страны и народы, что, свою оплакав славу,Собрались под черной тенью в небывалую державу.Чу! Гудит победно ветер, и трубят призывно трубыИ волнами ударяют по зеленой кроне дуба.Клич «Аллах! Аллах!» несется, стяги мечутся, как тени,И взлетают к небу вопли нескончаемых сражений.Дуб встревоженный трепещет и шатром необозримымВетви темные склоняет до земли над новым Римом.И султан проснулся, вздрогнув… Вот плывет луна большаяНад равниной Эскишерской, замок шейха озаряя,Из окошка на султана смотрит девушка с улыбкой.Очи девушки — озера, стан ее — орешник гибкий.Малкатун зовут красотку, дочь седого Эдебали,И подобных ей красавиц люди в мире не видали.И султан смотрел и думал, и в раздумии глубокомПонял он, что сновиденье послано ему пророком,Что империя большая от любви его родитсяИ аллах единый знает, где пройдет ее граница.Сон сбывался: год за годом, словно огненная лава,Превращая страны в пепел, крепла, ширилась держава.Обновлялись поколенья, и султан сменял султана,Но под знаменем зеленым кровь струилась непрестанно.Наконец сквозь тьму ночную засияли синим светомВолны древнего Дуная перед пылким Баязетом.Подан знак: и взвыли трубы, борт о борт сомкнулись судна,И покрылся сонный берег ратью шумной, многолюдной,Сколько тут сынов аллаха — янычар и спагов было!Вся долина у Ровине почернела, приуныла.Но костры уже пылают, и шатры давно готовы.Далеко, у края неба, притаился лес дубовый…Вот идет с зеленой ветвью от румын посланец мира.На него с презреньем смотрит покоритель полумира.— Говори, чего ты просишь? — он лениво вопрошает.— О великий император, мира наш народ желает!И желает Мирча Старый видеть нынче вашу милость. —Баязет махнул рукою — стража тихо расступилась,И подходит старец, скромен и в одежде и по речи.— Мирча?— Да.— Пришел с поклоном? Я люблю такие встречи.А не то венец твой княжий на венец сменю терновый.— Ты мой гость, пока мы в мире, — вымолвил старик сурово. —Что ж касается поклона — не взыщи, царей владыка;Поклониться — покориться! Покоряться ж не привык я.Все равно, с войной иль с миром ты пришел на нашу землю, —Все, что суждено мне роком, я безропотно приемлю!— Как! Не хочешь ли ты, старец, чтобы грозный АлиотманО простой сучок споткнулся на пути бесповоротном!Знаешь ты, какая сила мне дорогу преграждала?Весь могущественный Запад, короли и феодалы,Цвет воинствующей знати — полководцы и бароны, —Всех их поднял вихрь крылатый, полумесяцем взметенный.Орды рыцарей мальтийских в латах лучшего чеканаИ в тройной тиаре папа, бог земной из Ватикана.Он собрал все грозы мира против той грозы, с которой,Всех к ногам своим склоняя, я прошел моря и горы.Словно тучи грозовые, потрясая мира своды,Из пустынь, лесов дремучих под крестом текли народы;Сея черный ужас смерти, угрожая мне войною,Щит к щиту и сабля к сабле шли они сплошной стеною.Столько лагерей военных под Никополем[50] скопилось,Что, казалось, ад разверзся, солнце в небе помутилось!И, увидев, как их много, я в душе, не знавшей страха,С дикой яростью поклялся вечным именем аллаха,Что, как меч, сквозь все преграды я пройду неотвратимоИ коней овсом и сеном накормлю в соборах Рима.Ты же с посохом явился, словно я не видел палки,Да и сам ты, как я вижу, лишь старик, седой и жалкий.— Да, я стар и слаб, не скрою, но в большой душе народаЯ не просто дряхлый старец, воин я и воевода;И желаю, чтоб изведать не пришлось тебе вовеки,Как тяжел кулак румынский, как глубоки наши реки.С давних пор на нашу землю шли непрошеные гости.Ордам Дария Гистаспа[51] первым мы крушили кости.Многие на наших реках возводили переправы,Но обратно возвращались без доспехов и без славыПовелители, которым белый свет казался тесным,Растеряли все доспехи по долинам по окрестным.Ты кичишься, что с победой пролетел, как вихрь крылатый,Что тебя не остановят ни оружие, ни латы;Ты бахвалишься, что Запад на пути твоем поднялся.Что вело его, скажи мне? Чем он к битвам вдохновлялся?Он хотел сорвать лишь лавры с головы твоей венчанной,Веру нес он и пороки на мечах в чужие страны.Ты пришел к нам за богатством, ну, а я, корысти чуждый,Я народ свой защищаю, нашу бедность, наши нужды.И скажу тебе не ради хвастовства или угрозы:Всех поднимет гнев священный, и пожнешь ты кровь и слезы.Все, что есть в стране румынской, на земле ее и в недрах,Камни, воды и деревья — все мне друг, тебе же — недруг.Нет у нас брони тяжелой, но любовь к отчизне — сила,Что снесет тебя, как буря, как других уже сносила.И старик ушел. И сразу все вскипело по тревоге:Всколыхнулся лес дубовый, пылью вспыхнули дороги.Оглушая звоном стали, ослепляя медным блеском,Вырываются из чащи по зеленым перелескамИ навстречу Баязету вдоль долины у РовиныС боевым протяжным кличем скачут вольные дружины;Поднимая клубы пыли, кони стелются в галопе,Всадники, склонившись низко, потрясают лесом копий.Тетива звенит тугая, и навстречу басурманамСвищут стрелы огневые смертоносным ураганом.Стон стоит на поле брани, с четырех сторон открытом,От мечей валятся турки, умирают под копытом.Ой, напрасно император тигром воет разъяренным!Ой, напрасно пред войсками машет знаменем зеленым!Смерти тень над ним все шире, горе, горе, Баязету!Не сдержать ему бегущих, и спасенья больше нету.Настигают пеших стрелы, оземь грохаются кони.Впереди Дунай глубокий, не уйти им от погони.У того, кто пал подбитым, ужас омрачает разум:Кажется, как в день последний, небо упадает наземь.На коне своем любимом Мирча в самой гуще боя,Он ведет свою лавину, попирая все живое.С громом всадники несутся, рассекают вражью стаю,Прорубают в ней проходы, гонят к синему Дунаю,Словно огненное море, жгут и топят без пощады…И на смену павшим братьям скачут новые отряды.Разлетелись янычары, как по ветру горсть мякины,И за ними, торжествуя, мчатся храбрые румыны!Смолкла битва, и герои засыпают сном тяжелым.Солнце медленно садится и победным ореолом,Словно молнией застывшей, окаймляет лагерь сонный:Отдыхающих героев и усталые знамена.И луна, царица неба, выплывает из-за леса,И спускается на землю ночи синяя завеса.Все утихло, все уснуло — небеса, земля и воды,Лишь один в шатре зеленом сын седого воеводыНа щите своем измятом, сладкой думою томимый.Пишет нежное посланье в край родной своей любимой:О тебе, душа, горюя,Из Ровине говорю я.Не устами, письменами.Потому что ты не с нами.Ты скорее напишиИ прислать мне поспеши,Что дороже для души:Лес зеленый с птицами,Очи да с ресницами.Напишу и я сейчас,Что дороже здесь для нас;Бор с листвой зеленою,Войско закаленное,Шишаки высокиеДа глаза далекие.Я не ранен, не убит,Бог меня еще хранит.Поцелуй с письмом летит.……………………………..Вот какое время знали летописцы и рапсоды!А сейчас, куда ни глянешь, — скоморохи и уроды.Лишь в преданиях народных живы древние герои.Почему ж не воспевают скрипки, флейты и гобоиТех великих патриотов, что явились к нам позднееИ с тех пор владеют нами, наложив ярмо на шею?О герои дней минувших, вас тревожат моды радиИ цитируют сегодня все, кто с разумом в разладе.Драпируют вашей славой хвастовство геройской позы.Век поэзии священной превращая в жвачку прозы.Будьте ж вы благословенны, Бассарабы, Мушатины,Вы, что дали нам законы и обычай наш старинный,Вы, что саблей и сохою край раздвинули суровыйОт высоких гор до моря и Дуная голубого!Впрямь ли век наш так ничтожен? Может быть, в помойной ямеОтыщу я клад богатый с драгоценными камнями?Разве мы не в Сибарисе[52]? Не у храма подлецов ли?Разве гений не страдает и без хлеба и без кровли?Разве нет у нас героев, что мечами красноречьяНаносить умеют ловко очень тяжкие увечья?Государственных паяцев, что танцуют на канатеИль голодному народу врут о высшей благодати?Либералов, что болтают о любви к своей отчизне,Прикрывая мишурою грязь своей порочной жизни?Посмотрите, вот бесстрашный рыцарь баров и борделей!Что ему людские муки и возвышенные цели!Вот чудовище разврата, дрянь без сердца и без мысли,Щеки лоснятся от жира, брови на глаза нависли.Вот он, сгорбленный и жадный, порождение ехидны,Он направо и налево изрыгает вздор бесстыдный.На устах слова о чести, а внутри одни гнилушки,Он ничтожество ничтожеств от пяты и до макушки.Окруженный шумным клиром, поводя глазами жабы,Озирает свое войско тот, кому давно пора быОтвести по праву место в доме для умалишенных.Пусть среди себе подобных рассуждает о законах,Облагает всех налогом и сиделок держит в страхе,Пусть он делает, что хочет, но — в смирительной рубахе.Справедливость! Добродетель! Вот светила учреждений,Где царит с утра до ночи шум бесплодных словопрений,На скамьях, как на амвоне, с раболепием собаки,Восседая, рукоплещут виртуозному кривляке,И, захлебываясь ложью, нам толкуют неустанно,Что они потомки римлян, внуки славного Траяна[53],Все отбросы и подонки, вся отравленная пена —Вот кто родиной моею управляет неизменно!Все, что рождено развратом, все, что мерзостно и гнило,Все, на чем сама природа метку смерти наложила,Все, что хищно, вероломно, весь Фанар[54] и все илоты[55],Все стеклось на нашу землю, все полезло в патриоты.Болтуны и фанфароны, криворотые заикиНа спине народа пляшут и справляют пир великий.Это вы — потомки римлян? Вы — слюнявые уродцы!Кто из вас мужчиной просто с полным правом назовется?Это вы — Траяна внуки? Вы— изнеженные твари?Наш народ и нашу славу вы срамите в каждом баре.Вам, торгующие честью, вам сегодня говорю я:Имя нашего народа поминать не смейте всуе!Там, в Париже, в шуме оргий и безумных вакханалий,Вы и юность и наследство безвозвратно растеряли.Что давал вам пышный Запад? Что ему давать могли вы?Да и чем вы удивили наш народ неприхотливый?Вместо шпаги или сабли тростью франта площадного,Пудрой, краской и лорнетом вместо разума живого.Вы состарились до срока, все, что знали, вы забыли,В голове вы сохранили только вальс из Бал-Мабиля[56]И подвязку куртизанки в вашей нищенской котомке…Как я вами восхищаюсь, римлян гордые потомки!Что ж вы смотрите со страхом в наши сумрачные лица?Странно вам, что мы устали слушать ваши небылицы!Да, мы поняли, что фразой, громыхающей и лживой,Вы скрываете искусно жажду власти и наживы.И теперь, когда для плута настает пора иная.Вы умыть спешите руки, на других людей кивая!Слишком долго вы глумились над страной и над народом,Слишком долго подвергали нас лишеньям и невзгодам,Мы терпели и насмешки, и змеиные укусы.Маска сорвана, мы видим: негодяи вы и трусы!Гений — сущее несчастье! Совесть — вредная химера!Только золото и праздность — ваши боги, ваша вера!Так оставьте же хоть мертвых, пусть они лежат спокойно.Вы не только славы предков, их презренья не достойны.О приди, могучий Цепеш[57], и, тяжелый сон развеяв,Раздели их на две шайки — на безумцев и злодеев,В две огромные темницы заточи их без раздумьяИ сожги огнем священным и тюрьму, и дом безумья!1881
ПОСЛАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕПеревод С. Шервинского
Замок встал уединенный, отражен в воде озерной.Он в глубинах век за веком тихо дремлет тенью черной.Между сосен поредевших он угрюм и молчалив,От него еще темнее вечно плещущий залив.Складки длинных занавесок, в окнах стрельчатых мерцая,В легкой дрожи серебрятся, словно изморозь ночная.Диск луны над темным лесом выше, ярче засверкал,В небе контуры рисует куп древесных или скал.А дубы, как великаны, неземной величины,Словно клад необычайный, сторожат восход луны.Плавно лебеди проплыли, шевельнув камыш прибрежный, —И владычицы и гостьи этой влаги безмятежной, —И вытягивают крылья, отряхая капли-звезды,А в воде круги трепещут иль огнистые борозды.Тростники едва тревожит волн прибой неугомонный,И в траве вздыхает нежно меж цветов кузнечик сонный.Так ночные томны шумы, воздух летом напоен…Только рыцарь одинокий страстно смотрит на балкон,Чьи чугунные перила все одеты до отказаВ ветви гибкие глициний, в розы алые Шираза.Опьянен печальный рыцарь негой вечера и вод.И влюбленная гитара очарованно поет:«Я молю, явись мне снова в шелке длинного покрова,Вся мерцая и сверкая… О, молю, явись мне снова!Я смотреть всю жизнь хотел бы на тебя в венце лучистом,И чтоб ты рукой водила вдоль по прядям золотистым.О, приди! Играй со мною… и с судьбой моей! Приди!Мне цветочек брось, который на твоей увял груди!Чтоб упал он на гитару и ответила б струна…Что за ночь! Как будто снегом вся засыпана она…Или мне дозволь проникнуть в твой альков благоуханный,Дай льняных своих полотен выпить запах несказанный.Купидон, твой паж лукавый, охраняя наш покой,Шар сиреневой лампады скроет сам своей рукой!»И в тиши шуршанье шелка меж цветами раздалось —Посреди глициний синих и ширазских алых роз.Нежно девушка смеется и склоняется к перилам,И возлюбленному мнится серафимом легкокрылым,Вот к устам прижала палец, розу бросила ему, —Иль журит?.. Так жарко что-то шепчет другу своему!..Вдруг исчезла… Вдруг мелькнула между вьющихся растений…Взялись за руки — и бродят две расплывчатые тени…Рядом… Как они друг друга, оба юные, достойны:Молод он, она красива, оба статны, оба стройны.Вот из тени, где, чуть видны, берег с озером слились,Плавно лодка выплывает, парус дремлющий повис.Мерно всплескивают весла, этой плавностью движеньяУбаюкано так много красоты и упоенья!А луна… луна всю землю озаряет понемногу,Через озеро проводит огнезарную дорогу,Где рождается мгновенно волн несчетных суета.О луна, златая дева, мрака вечная мечта!Под растущим нежным светом лик меняется природы:Словно стал обширней берег, и просторней стали воды,И приблизился как будто разрастающийся лес.И луна, всех вод царица, в синеве ночных небес.Густолиственные липы все усеяны цветами, —Тихо клонятся под ветром и цветы роняют сами,И цветы на лоб девичий легким падают дождем.Дева юношу за шею обняла и взор на нем,Трепеща, остановила: «Я боюсь… Молчи!.. Не надо…Ах! Слова твои, любимый, мне и ужас и отрада!Я раба твоя, служанку ты возвысил против воли!Вся краса моя и прелесть — лишь в твоей душевной боли.Я страдаю, содрогаюсь, этот голос жжет огнем.Все — не о любви ли сказка, потонувшая в былом?Эти грезы, эти очи — под печальной пеленою.Ты мой разум опаляешь этой влажной глубиною!Не гляди, мой друг, куда-то… Дай мне огненные очи!Никогда я не насыщусь сладким пламенем их ночи!Пусть ослепну, — только б видеть! О, послушай, как над намиЗвезды вещие беседу с высоты ведут с волнами.Бредит лес, а голубые родников нагорных струиГоворят о нашем счастье, нашем первом поцелуе.Звезд, мерцающих над бором, безучастная семья,Это озеро и небо — все нам верные друзья.Мог бы ты отбросить весла, руль оставить — и тогдаПонесла бы нас, помчала своенравная вода.Поплывем же по теченью, а куда прибьет оно.Все равно там счастье, — жить ли, умереть ли суждено!»……………………………………………………………Вот оно — воображенье! Одинокий, знаешь сам,Как оно влечет безумно к тем озерам и лесам!Где же, где такие страны? По каким искать широтам?И когда все это было? В тысяча четырехсотом?Нынче девушке подолгу ни к чему в глаза смотретьИ нельзя ее, как хочешь, лаской нежною согреть.Ни уста к устам приблизив, замирая, с грудью грудь.Вопрошать глазами: «Любишь? Откровенной только будь!»Где там! Руку лишь протянешь, вдруг из двери — весь собор:Дядя, тетя, сват, кузина — родственников полон двор!Тотчас голову склоняешь и смиренно смотришь вбок…Для любви на этом свете ныне есть ли уголок?Словно мумии, на стульях все сидят, оцепенели,И мои, как камень, пальцы шевелятся еле-еле.Пустишь дым, пересчитаешь даже волосы в усах,Да блеснешь, пожалуй, знаньем в кулинарных чудесах.Жизнь такая надоела… Мы не пьем из этой чаши.Но кругом — такая мерзость, и дела и мысли наши.Из-за жалкого инстинкта царь вселенной слезы льет!Ведь и птицами владеет это чувство дважды в год!В нас другой живет хозяин, — вдохновляет нас мечтами,Восхищается, смеется, шепчет нашими устами.Жизнь людская вся похожа на речное волнованье,Ни конца ей, ни начала: Демиург — реки названье.Иль не чуете, безумцы, что любовь у вас — чужая?Иль не чуете, что чудом предстает вам дрянь любая?Что любви инстинкт от века вам для нужд природы дан?Что лишь ненависть взрастает из посеянных семян?Ваши дети будут плакать, хоть смеетесь вы сейчас,В том вина любви, что Каин в этом мире не угас!О театр марионеток!.. Гул бессмысленнейших слов!Всяким шуткам, анекдотам вторят на сто голосов!Попугаи без рассудка!.. Повторяют, как актер,Громко, сами пред собою, что твердилось с давних пор.И еще твердиться будет веки вечные, покаНе угаснет солнце в бездне и забудут про века.В час, когда луна крадется в темных тучах над пустыней,С миром дум своих унылых ты ль поспеешь за богиней?Можешь ты, бредя бульваром, гололедицей одетым,Заглянуть в чужие окна с ослепительным их светом, —Средь бездельников заядлых ты приметишь дорогую,Как она улыбки сыплет всем подряд напропалую.А кругом и шелест шелка, и бряцанье звонких шпор.Франтам с усиками глазки строят женщины в упор.Не смешно ли с нежным чувством замерзать перед парадным,Коль она полна восторгом перед вралем заурядным?Как любить ее по-детски и упрямо рваться к цели,Коль она непостоянна, словно непогодь в апреле?Стоит ли терять рассудок? Не покажется ли плоскимЕю всею восхищаться, словно мрамором паросскимИль картиною Корреджо, красотой его мадонн,Если ветрена особа, холодна!.. Да ты смешон!Да, и я мечтал когда-то о возлюбленной, о милой…На меня б она смотрела, лишь задумаюсь, унылый,Я бы знал, она бы знала, что любить не перестану,Было б счастье бедной жизни впору всякому роману.Но теперь не жду я счастья. Где блаженство есть такое?Хоть звучит все та же песня о несбыточном покое…Но разбиты инструменты, и оркестр, увы, молчит.Песня прежняя лишь редко, как ручей во тьме, журчит.Лишь порой блеснет зарница, черной теменью объята,Как из Carmen Saeculare[58] петь и я мечтал когда-то…Незаконченная песня холодна теперь, сурова.Свист, порывистые вопли — все в ней дико, звук и слово.Громоздятся хаотично, распадаясь, нарастая,В голове бушует ветер, голова горит пустая…Где прозрачные страницы, что писала жизнь сама?Лира? — Вдребезги разбита… Музыкант сошел с ума.1881
ПОСЛАНИЕ ПЯТОЕПеревод С. Шервинского
Есть библейское преданье про Самсона и Далилу,Что во сне его остригла, отняла былую силу.И враги его связали, после выкололи вежды, —Вот какую злую душу прячут женские одежды!Пылкий юноша, мечтая, ты бежишь за нежной феей,А луна, как щит округлый, золотится над аллеей,Разукрашивает зелень сетью пятен и полос…Знай, что женщин ум короток не в пример длине волос.Опьянен ты негой ночи, феерическими снами, —Но они — в тебе, и только… Обратись-ка лучше к даме:Дама тотчас защебечет про воланы, ленты, моды, —А твое-то сердце бьется вдохновенным ритмом оды!Если девушка головку на плечо твое склонила,Положись на свой рассудок, вспомни, кем была Далила.Спору нет, она красива… Так младенчески чиста!Засмеется — и две ямки появляются у рта,Улыбнется — и на щечках слева ямочка и справа,Ямки всюду — и на пальцах, и у каждого сустава.Не худа и не дебела, да и ростом в самый раз, —Можно думать, что нарочно для объятий родилась.Ей под стать любая фраза, и безделье, и занятье,Как и всем другим красивым, ей идет любое платье.Речь ее всегда приятна, и молчанье иногда.Словно песню вспоминая, лень природную балуя,Говорит: «Уйди отсюда!», понимай: «Иди сюда!»Ходит томно, полускромно, словно жаждет поцелуя…Вот на цыпочки привстала, губы губками достала —И в тебя проникла тайна… И тепло и чудно стало —Это чары поцелуя, сила женственной души!..О как были бы с желанной дни и ночи хороши!..За ее румянец томный ты в восторге жизнь отдашь…Прихотница королева, с королевой юный паж…А в глаза ее заглянешь, и покажется в тот миг, —Цену жизни, цену смерти ты воистину постиг.И, отравлен болью сладкой, очарован мукой нежной,Подчиняешь ей единой вольных мыслей мир безбрежный.Влажный взор ее припомнив, поклянешься, что из пеныНе прекрасней засияли очи Анадиомены[59].В забытьи, где дремлет хаос, как ни мчались бы часы,С каждым часом все желанней для тебя ее красы.О, иллюзия! Неужто не приметил ты тотчас,Что улыбка этих губок — смесь привычек и гримас!От красы ее для света нет ни радости, ни прока, —Лишь твою младую душу губит попусту жестоко!Тщетно выгнутая лира на семи струнах желала бПрозвучать твоим стенаньем, всей тоскою смертных жалоб.И в глазах твоих напрасно отразятся сказок тени,Как в мороз на стеклах окон ветви сказочных растений,Ведь на сердце зной палящий… Тщетно просишь: «Посвяти мнеДумы все! Зальюсь слезами, воспою их в светлом гимне!»Но она понять не может, что влечешься к ней — не ты,Что в тебе живущий демон жаждет нежной красоты.Он смеется, стонет, кличет, сам же свой не слыша клич,Жаждет женщины: он хочет самого себя постичь…Он ваятелем безруким бьется в диком исступленье,Вдруг оглохнувшим маэстро в наивысший миг творенья,Не достигнувшим вершины с нежной музыкою сфер,С их вращеньем и спаданьем в мире вечных числ и мер.Знать ли ей, что этот демон жаждет взять ее в модели —Мрамор с шеей голубицы и ресницами газели.Он не требует, чтоб жертва умерла на алтаре,Как в античности священной — мы в иной живем поре, —Там закалывали деву из почтения к святыне,Если скульптору служила дева образом богини.Демон сам себя постиг бы… На костре своем сожжен,Он воскрес бы, и, воскреснув, сам себя познал бы он.И, любовью ненасытной проникаясь все страстнее,Он язык свой, как Гораций, изломал бы в адонее[60].Он в мечты свои вобрал бы и лесов могучий рост,И ручьев немолчный ропот, и всевечный пламень звезд.В миг таинственный блаженства, для страдальца непривычный,Может быть, в его зеницы заглянул бы мир античный,Он ее боготворил бы, пред любимой преклоняясь,И молил бы о спасенье у ее невинных глаз.Для нее его объятья вечно были б горячи,Он лобзаньями согрел бы хладных глаз ее лучи,От его любви огромной растопились бы каменья.Перед ней склонив колени, он утроил бы моленья,От нахлынувшего счастья он бы мог в безумье впасть,А любил бы он все жарче, все бурней была бы страсть.Знать ли ей, что мир могла бы подарить тебе, любя,Если б бросилась в пучину, устремясь постичь тебя.Лучезарным звездным светом залила б твои глубины?..Улыбнулась полусветски, взоры ханжески невинны.Будто вправду ей понятно… Характерные черты…На земле прослыть им лестно тенью вечной красоты.Слыть ли розой между женщин или женщиной меж розЕй приятно… Но попробуй ей задать такой вопрос:Кто ей люб из трех влюбленных? И от статуи античнойНе останется намека: станет сразу же практичной,Ну, а ты, с умом и сердцем, ширмой был. Ведя интрижку,Там, за ширмой, обольщала дама глупого мальчишку.По салонам проходил он мелким шагом акробата,Оставляя за собою волны слов и аромата.Сам в прыщах, цветок в петлице, — он вперял в нее лорнет,Весь — творение портного, им и создан и одет.Или в карточной колоде все ей годны короли?Или в сердце у кокетки все по комнатке нашли?Дама глазками стреляет и лавирует при этомМежду старым ловеласом и неопытным валетом.Тут возможна и ошибка: разберись-ка ты, изволь,Кто ценнее — лев бульварный или пиковый король?Ты любовник демоничный — так с тобой она монашка…А пред пиковым монархом — запылала, дышит тяжко,Тучи страсти заклубились, в холод глаз ее нахлынув,И сидит она веселой, ногу на ногу закинув,Для нее умен и статен этот круглый идиот…И к чему мечты? В природе все по правилам идет.Тут ни правда не поможет, ни другой предмет излишний, —Вот извечная преграда перед нашей правдой вышней.Пылкий юноша, мечтая, ты бежишь за нежной феей,А луна, как щит округлый, золотится над аллеей,Разукрашивает зелень сетью пятен и полос, —Знай, что женщин ум короток, не в пример длине волос.Опьянен ты негой ночи, феерическими снами, —Но они — в тебе, и только… Обратись-ка лучше к даме:Дама тотчас защебечет про воланы, ленты, моды, —А твое-то сердце бьется вдохновенным ритмом оды!Этот камень состраданье отродясь не посетило,Если ты здоров рассудком, отойди: она — Далила.1886–1890
АХ, ЗАЧЕМ НЕ ВЛАДЕЮ…Перевод А. Эфрон
Ах, зачем не владеюВолшебством превращенья,Мастерством чародеяИли мага уменьем?Стал бы зеркалом ясным,Чтоб изведать блаженствоОтражать ежечасноЧерт твоих совершенство…Стал бы гребнем красивым,Все бы нежил и гладилС восхищеньем ревнивымНепокорные пряди…Стал бы ласковым ветром,Что в игривом стараньеШевелит неприметноНа груди одеянье…Стал бы сном, что витаетВ мирном сумраке ночиИ любовно смыкаетУтомленные очи…Но, увы, не владеюВолшебством превращенья,Мастерством чародеяИли мага уменьем.1881
ЧТО НЕ ЛЮБЛЮ Я МИР ЗЕМНОЙ…Перевод Н. Стефановича
Что не люблю я мир земной,Понять вы не сумели.Но почему же ни однойНе смог достичь я цели?Душа моя полна обид,Она, устав от пыток,Одни страданья мне дарит,А их и так избыток.Мне ввысь стремиться сужденоЗа вечным идеалом.Мечтать о том, что не дано, —О счастье небывалом.Недосягаемый мираж,И нет пустыне края.За призрак этот жизнь отдашь,Его не понимая.Недвижно царствует всегдаОн в тишине пустынной.Не так ли царствует звездаНад черною пучиной?Ему, быть может, не слышнаТревога этих жалоб…Порой холодная волнаНастичь его желала б.О, сколько прежде пролилосьИ льется ежечасноМолений жарких, горьких слез —Бесцельно и напрасно.Теперь направить их куда ж,Чтоб скорбь развеять дымом?Все поднимается мираж —Он стал недостижимым.Он стал загадкой навсегда,Хранящей отдаленность,Былого черная звезда —Бессмертная влюбленность.Она — граница и предел,В ней все моря и степи,Но разгадать ты не сумелЕе великолепий.Не любят нас — не оттого льЛюбить мы вечно будем?Такая огненная больДается свыше людям.1882
ЛУЧА́ФЭР[61]Перевод Д. Самойлова
В стране за тридевять морей,Как в сказках говорится,Жила, наследница царей,Красавица девица.Она росла в кругу родныхВсех лучше и прекрасней,Как богоматерь средь святых,Как в небе месяц ясный.В том зале, где высокий свод,Среди вечерней тишиОна Лучафэра восходЖдала в оконной нише.Глядит в пространство, где звездаСверкает и восходитИ трепетной тропой судаОт берегов уводит.Проходит день, проходят дни —Глядит не наглядится.И сам Лучафэр с вышиныВлюбляется в девицу.Она мечтает, чуть дыша,Вечернею порою,И сердце девы и душаИсполнены тоскою.А он — влюбленная звезда —Не устает светитьсяНад темным замком в час, когдаОна должна явиться.И, пронизав стекло окна,Скользит за ней по залу,Соткав из льдистого огняСквозное покрывало.А как утихнет все вокругИ спать идет царевна,Касается скрещенных рукИ век ее смиренно.Зеркал тревожа глубину,Летит волной кипящейНа обращенные к немуГлаза и губы спящей.Трепещет он во льду зеркалМерцающим виденьем.И в сердце девы он запал,Войдя со сновиденьем.Он слышит сонный звук речей,Склоняясь к ней все ниже:— О властелин моих ночей!Приди ко мне! Приди же!Лучафэр, по лучу скользни,Приди в мои мечтанья,Проникни в дом и осениМое существованье.Он ей внимает, трепеща,Пылая и ликуя,И вдруг, как молния блеща,Уходит в глубь морскую.И там, среди морских равнин,Расходятся буруны,Там из таинственных глубинВыходит витязь юный.Через окно вступает онНеслышною стопою,Он держит жезл, что оплетенКругом травой морскою.Он словно воин при мече,Кудряв и ясноглаз он,И синий саван на плечеТугим узлом завязан.А тени бледного лица —Прозрачно-восковые.На этом лике мертвецаОдни глаза — живые.— К тебе из сфер, где я парилВ неведомом просторе,Сошел я, сын стихийных сил,Дитя небес и моря.Чтобы узреть твои черты,Войти к тебе в покои,Сошел я с горней высоты,Покинул дно морское.Пойдем со мною в дальний путь,Оставь свой мир беспечный.Лучафэр я, и ты пребудьМоей невестой вечной.В моем коралловом домуЖить будешь, как царица,Вся глубь морская твоемуВеленью покорится.— О, как ты ангельски хорош!И я тебя не стою!Но в путь, в который ты зовешь,Я не пущусь с тобою.Твой мертвен блеск, чужды слова,И странен ты нарядом.Ведь ты мертвец, а я жива,И взор твой веет хладом.* * *
Минует день, минуют три,Четвертый день приходит,Едва тускнеет свет зари,Лучафэр вновь восходит.И дева памятью своейВо сне его взыскует,И по властителю морейДуша ее тоскует.— Лучафэр, по лучу скользни,Приди в мои мечтанья,Приникни в дом и осениМое существованье!И слышит это сын небес,И гаснет, болью мучим,И небо там, где он исчез,Вскипело вихрем жгучим.И пламя лижет небосвод,Бушует в глуби пенной,И дивный образ восстаетИз хаоса вселенной.Сияет пламя над челомПылающей короной,Он приближается, огнемСветила обагренный.Под сенью темного плащаБелы, как мрамор, руки,Лицо бледнее, чем свеча,И взор исполнен муки.Лишь роковая глубь очейТаит огонь желанья,Как ненасытных двух страстейУгрюмое пыланье.— Из сфер моих, где я парилПечально и уныло,Сошел я, сын стихийных сил,Сын ночи и светила.Пойдем со мною в дальний путь,Оставь свой мир беспечный.Лучафэр я, и ты пребудьМоей невестой вечной.Я кудри светлые твоиВенками звезд покрою,Войдешь ты в звездные роиЯрчайшею сестрою.— О, словно демон, ты хорош!Ты можешь только сниться!Но в путь, в который ты зовешь,Я не решусь пуститься!Ведь так твоя жестока страсть,Что струнам сердца больно,И взгляда пламенного властьТомит меня невольно!— Зачем же ты, любовь моя,К себе меня призвала?Что смертна ты, бессмертен я,Ужели ты не знала?— Не нахожу я слов, мой друг,Что были бы ответом.Твоих речей мне внятен звук,Но темен смысл при этом.Но если впрямь моей любвиТы жаждешь, витязь светлый,Спустись на землю и живиМеж смертными, как смертный.— Сложить бессмертие у ногЛюбимой — мне отрада!Бессмертие — любви залог,И мне его не надо.Хочу принять другой законИ во грехе родиться.От хладной вечности пелен Хочу освободиться!И удалился, и исчез.Своей любви покорный,Сорвался с высоты небес,Растаял в бездне черной…* * *
В ту пору юный Кэтэлин,Паж, выросший в приволье,Лукавый разливатель винПри гостевом застолье,Что за царицей шлейф носил,Ступая шаг за шагом,И весел был, и дерзок был,Подобно всем бродягам,Чьи щеки яблочка алей —Вокруг царевны ходит,К ней крадется, как лиходей,И глаз с нее не сводит.«Ну и красавица! Огонь!Дивится всяк, кто видит.Эй, Кэтэлин, не проворонь!А может, что и выйдет!»И он настиг ее, одинОставшись с ней в покое.— Чего ты хочешь, Кэтэлин?Оставь меня в покое.— Хочу? Чтоб грустью не томясьВ окне пустого зала,Ты б засмеялась и хоть разМеня поцеловала.— Не слишком речь твоя скромна.Ступай своей дорогой.Ведь я Лучафэру верна,И ты меня не трогай.— Когда поймешь, о чем здесь речь,Не будешь равнодушной.И ты мне только не перечь.Будь смирной и послушной.Представь: следит ловец в лесуЗа птицею несмелой.Вот так я руку занесу,И ты вот так же сделай.Лицо приближу к твоему.Теперь гляди мне в очи.Теперь тебя приподнимуНежней, чем птицу ловчий.Когда склонюсь — лицо приблизь.Прекрасная подруга.И так вот будем мы всю жизньГлядеть в глаза друг другу.Теперь дыханье затаимВ пленительной тревоге,Чтоб поцелуи — мой с твоим —Слились на полдороге.Лукавцу юному онаРассеянно внимает,То отстранится, смущена,То робко уступает.И тихо молвит: — С детских порМы рядом возрастали.Ты легок, на язык востер.И я не такова ли?..А он, Лучафэр, в этот мирВошел из бездн забвенья.Он океану дарит ширь,Безбрежность и волненье.И тайно я склоняю взор,Слезами муки полный,Когда к нему, в немой простор,Спеша, стремятся волны.Чтоб утолить мою печаль,Он светит ярким светом,Но от меня уходит вдаль,К неведомым планетам.И так печально-холодныЛучи его сиянья!И мы навек обреченыТомиться без свиданья…И потому подобны дниПустыне неподвижной,А ночи красоты полныИ тайны непостижной.— Забудь, дитя, твой дивный бред!Оставим замок тесный,Бежим, чтоб затерялся след,Чтоб стали мы безвестны.И будем славно жить вдвоем.Весельем дни заполня,Ни о Лучафэре твоем,Ни о родных не помня…* * *
Летит Лучафэр. Пара крылРастет огромной тенью.Тысячелетний путь покрылЗа тысячу мгновений.Под ним созвездия горят,Над ним — шатер небесный.А он, как молнии разряд,Меж той и этой бездной.И с тех высот, где он парит,Он видит звезд рожденье,И первозданный хаос зрит,Как в первый день творенья.Вокруг него мерцает высь,Бескрайняя, как море.Любовью движимая мысль,Он тает в том просторе.Ведь там, куда стремится он, —Ни мысли, ни границы,Там тщетно хочет ток временИз ничего родиться.Лишь он летит сквозь темноту,Не ведая покоя,Летит сквозь бездну, немоту,Забвение слепое.— Отец, разрушь мой вечный пленВо имя жизни тленной,И будешь ты благословенВ пределах всей вселенной.О, дай мне смертного черты,Судьбу иную, боже!Ведь жизнь творить умеешь тыИ смерть даруешь тоже.Венец бессмертья отнимиИ огненные очиИ дай один лишь час любвиВзамен за это, отче.И ввергни в хаос древних лонМеня своей рукою.Я в час покоя сотворен,И жажду я покоя.— Гиперион, дитя небес,Зачатый в звездных лонах,Не требуй таинств и чудес,Во мне запечатленных.Ты человеком хочешь стать,Со смертными сравняться.Но суждено им умиратьИ суждено рождаться.Творить никчемный идеалИм суждено впустую.Но волны, умерев у скал,Родят волну другую.Их ждет счастливая звездаИли удары рока.Нам плыть в ничто и в никудаБез времени и срока.Жизнь, что явилась из вчера,Назавтра умирает.Угаснет солнце, но с утраДругое воссияет.Пусть перед смертью все равноИ все — добыча тленья.Но все, что ей обречено,Достойно и рожденья.Лишь ты, пылая и скорбя,Живешь, конца не чая.Вели — и мудростью тебяБессмертной увенчаю.Проси — и голос обретешь,Поющий глас стихии,За песней горы поведешьИ острова морские.А если хочешь мощь явитьИ власть тебе по нраву,Мир расколю, чтобы слепитьТы мог себе державу.Тебе вручу я паруса,Оружье войск несметных.Пройдешь всю землю. Но нельзяСтать смертным из бессмертных.Зачем же ты не хочешь жить?Вернись к своей планете,Взгляни на землю и увидь,Что ждет тебя на свете.* * *
И вновь Лучафэр в небесаВзошел, как изначально.И свет в зените разлилсяУгрюмо и печально.Смеркается, и небосводТемнеет постепенно,Встает из отдаленных водДрожащая Селена.Она восходит, свет изливНа кроны чащ зеленых,Туда, где тень высоких липУкрыла двух влюбленных.— Дай голову к тебе прижатьВ покое безмятежномИ очи медленно смежатьПод этим взглядом нежным.Лучом холодным просветлиМой разум беспокойный,Покоем вечным утолиМятежность страсти знойной.Уйми бушующую больЛюбовного страданья.Ты — первая моя любовь,Последнее желанье.Глядит Лучафэр на их лицНемое выраженье,Он видит — руки их сплелисьКак бы в изнеможенье.И пали лепестки с ветвей,Как капли дождевые,На головы земных детей,На кудри их льняные.И, нежностью опьянена,Она возводит очи,И вновь к Лучафэру онаВзывает среди ночи:— Лучафэр, по лучу скользниКо мне с высот бесстрастья,Проникни в лес и осениМою любовь и счастье.А он трепещет в вышинеНад холмами, над пущей,Указывая путь волне,В немую даль бегущей.Но уж не падает в моряИз выси беспредельной.— Не все ль равно — другой иль яТебе, сосуд скудельный?Живите же в своем кругуСо счастьем человечьим.А я иным быть не могу —Я холоден и вечен.1883
УШЛА ЛЮБОВЬПеревод М. Петровых
Ушла навек любовь мояС мечтами золотыми,И навсегда прощаюсь яС напевами моими.Забвенье прячет их в сундукСвоей рукой бесстрастной.Не дрогнет ни единый звукВ душе моей безгласной.А сколько ручейков лесныхИ сколько звезд небесных,Любовь и горечь дней моихЯ схоронил в тех песнях!Из глубины глубин ко мнеВзмывали эти звуки,И я с собой наединеРыдал от сладкой муки.Из сердца рвался мой напевПреодоленьем боли.Скорблю, что, сердцем охладев,Я не страдаю боле.Возникни вновь хотя бы раз,Яви мне милосердье, —Верни сиянье темных глаз,Их свет сильнее смерти.Пусть дрогнут у тебя устаУлыбкою усталой,Пусть воплотится в жизнь мечта,Чтоб жизнь мечтою стала,Чтоб ночь была, чтоб мир притих,Чтоб вышла ты из сада,Как из таинственных ночныхСтраниц Шехеразады.Да, это был волшебный сон,Спокойный, тихий, нежный,И был за это обреченИсчезнуть неизбежно.Ты слишком ангел, думал я,Не женщина земная,И мой восторг — любовь твояНе надолго, я знаю…Мы веровали, может быть,Чрезмерно в чары эти,Дерзнув о боге позабытьИ обо всем на свете.Иль в мире счастью места нет?Лишь миг в земной юдолиСиял его священный светПреодоленьем боли.1888
КОГДА ВОСПОМИНАНЬЯ…Перевод М. Зенкевича
Когда воспоминанья вновьМеня влекут в былое,К тебе, к тебе, моя любовь,Иду порой ночною.И та же самая звездаНад тем же самым домомМанит меня, как и тогда,Своим лучом знакомым.Восходит кроткая лунаНад темными дубами,Признаниям любви онаВнимала вместе с нами.Обнявшись, мы клялись не разВ любви взаимной, вечной,Сирень, вся в белом, подле насРоняла цвет свой млечный.Угаснет ли моя любовь,Уйдя в воспоминанья,Когда ручьи кругом звенят,Как светлых струн рыданья,Когда луна среди дубовСкользит в тиши укромной,Когда глаза твои блестятТак сладостно и томно?1883
У ОДИНОКИХ ТОПОЛЕЙ…Перевод Г. Перова
У одиноких тополейБродил я дотемна;Меня в округе знали всей,Не знала ты одна.Глядел не раз я на окно,Где жизнь твоя текла,Меня все поняли давно,А ты не поняла.Как жаждал я, чтоб ты нашлаХоть слово для меня,Чтоб ты хоть день мне отдала —И мне хватило б дня!Хоть час один побыть с тобой,Обнять тебя хоть раз,Услышать милый голос твойИ умереть тотчас!О, если б взгляд твоих очейМне засиял тогда, —Как вспыхнула б во тьме ночейЧудесная звезда!Бессмертен был бы твой удел,Ты век была б живой,Нетленный мрамор бы оделПрекрасный облик твой.И стала б ты одной из тех,Каких уж боле нет:Богиней, белою как снег,Из тьмы минувших лет.Ведь я любил как в смутном снеЯзыческой душой,Что от отцов досталась мнеИз древности глухой.Сегодня, после долгих лет,Я больше не тужу,И ты печально смотришь вслед,Когда я прохожу.Теперь твой стан, черты лица,Как и у всех других…И тусклым взором мертвецаВзираю я на них.Ты не сумела уловитьТот дивный луч во мгле,Перед любовью засветитьЛампаду на земле.1883
И ЕСЛИ ТОПОЛЬ В ПОЗДНИЙ ЧАС…Перевод Эм. Александровой
И если тополь в поздний часПо стеклам хлещет с силой,То лишь затем, чтоб в сотый разНапомнить мне о милой.И если звезды в вышинеМерцают над рекою,То лишь затем, чтоб в сердце мнеХоть каплю влить покоя.И для того луна всплыла,И прочь гроза несется,Чтоб память о тебе жила,Покуда сердце бьется.