Чейз
Временами, когда не могу уснуть, я пялюсь в потолок. Не то чтобы я наслаждаюсь тем, что просыпаюсь посреди ночи, просто в последнее время, похоже, у меня нет особого выбора. В моей голове включается звонок тревоги, который срабатывает каждый раз, когда я чувствую, что она где-то рядом. Это, определенно, происходит неосознанно. Просто как факт.
Обычно, когда это происходит, я жду. Я жду, потому что знаю, рано или поздно я услышу звук открывающегося окна, и, так же, как и последние несколько месяцев, Куинн осторожно проберется в него с единственной целью — забраться ко мне в постель.
Окно скрипит, пока она с осторожностью поднимает его, стараясь не шуметь. Как всегда, оно застревает, и она оставляет его открытым, затем направляется к моей постели.
Это происходит не впервые, когда она пробирается в мою комнату прямо перед восходом солнца, когда ночь все еще темна, и я надеюсь, что это не последний раз.
Если все, что у меня есть — эти моменты, крохи времени, которые она позволяет себе провести здесь, я приму это.
Большинство людей подумают: хорошо тебе, мужик. В твоей постели посреди ночи оказывается девчонка. Зачетно, верно?
Ага, не особо. Знаете, Куинн — единственная девушка, которую я когда-либо любил, но, кроме этого, она еще и обладательница волшебного титула единственной девушки, которая когда-либо разбивала мне сердце.
Она пробирается посреди ночи в мою постель не потому, что хочет меня, нет. Куинн пробирается посреди ночи в мою постель вообще без причин. По крайней мере, только это я могу предположить, так как она никогда со мной не разговаривает. Только лежит рядом со мной, пока я легонько потираю ее спину, и когда она чувствует, что пришло время уходить, она делает это.
Сегодня ночью я решаю попробовать что-то немного новенькое. Я хочу, чтобы она сказала мне, что между нами еще не все кончено. Не знаю, зачем, но просто делаю это.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, прижимаясь подбородком к ее макушке, пока ее щека прижата к моей груди.
Должно быть, она не ожидала, что я что-то скажу, потому что она отклоняется, чтобы посмотреть на меня удивленными широко открытыми глазами. Проходит минута, прежде чем она отвечает, и даже тогда это не совсем ответ.
— Ш-ш-ш-ш, — она прикладывает палец к моим губам, заставляя меня замолчать, а затем сворачивается у меня на груди, лицом утыкаясь мне в плечо.
Я глубоко вздыхаю. Она пахнет, как дождь и морской бриз. Она пахнет, как мое детство. С этой девочкой связано так много воспоминаний. С того момента, как мы встретились на игровой площадке, когда нам было по пять лет, до момента, восемь месяцев назад, она была моей.
В течение часа мы лежим в тишине, я обнимаю ее за плечи, прижимая ближе. С каждым разом, который мы проводим вместе, как сейчас, мне все сложнее и сложнее игнорировать те чувства, которые я до сих пор испытываю к ней.
— Что все это означает? — я, кажется, часто задаю этот вопрос. Я знаю ответ на него, но мне интересно, собирается ли она вообще объяснить мне все это. Полагаю, в какой-то степени в этом есть и моя вина. Она приходит ко мне за комфортом. Куинн всегда знала, что передо мной она может развалиться на части, и я всегда буду рядом, чтобы собрать ее воедино.
Мой вопрос как будто физически касается ее тела, и оно каменеет. Отклонившись назад, она кусает губы, задумавшись, от ее лица исходит какая-то нервная энергия. Ее глаза выглядят безжизненными, она бесцветная копия девушки, которую я знал раньше — девушки, которой я отдал свое сердце.
— Ничего.
Это не ничего.
— Я должна идти, — Куинн выпутывается из моих объятий и садится. Я не хочу, чтобы она уходила, но она уже закрылась в себе.
Удивляет меня то, что она не уходит. Вместо этого она сидит на краю кровати, не спуская взгляда с окна.
В тот момент, когда я этого меньше всего ожидаю, она разворачивается ко мне.
— Прости меня, — приглушенно говорит она, переводя взгляд прямо на меня. Она поднимает руки с колен и обхватывает мое лицо, а взгляд перемещает с глаз к моему рту.
Медленно она наклоняется и оставляет мягкий поцелуй на моих губах. Задерживается, даря мне надежду на то, что она увидела, что я не хочу больше ничего, кроме как любить ее. Я думаю, она собирается отодвинуться, но не делает этого, а кладет свои руки на мой затылок, заваливая меня на матрас. Я не двигаюсь. Я почти пугаюсь, когда она углубляет поцелуй, подключая язык. Поцелуй наполнен страстью, он становится более интенсивным, будто она хочет большего. Каждое движение наших губ будто отвечает на невысказанные вопросы, что все это значит?
Не уверен, что кто-то из нас знает ответ.
Все, что я знаю, что отчаянно хочу большего. Возбуждение проходит через все мое тело, и она это чувствует, когда прижимается ко мне. Из моей груди вырывается легкий стон, я не в силах сдержать себя и с осторожностью, чтобы она не почувствовала моего веса, перекатываю ее на спину.
С ее губ слетает маленький вздох, и я снова стону. Это обычная наша реакция, когда наши тела берут над нами верх.
Вот почему я не могу оставить ее одну. Она нужна мне так же сильно, как и я ей.
Одну руку перемещаю на ее щеку, пока другой рукой медленно спускаюсь по ее изгибам. Она хоть понимает, как сильно я ее хочу?
Нет, она просто не в силах это понять.
На самом деле, да, она может это почувствовать между своих ног.
Пальцами я пробираюсь под ее толстовку и оголяю кожу, к которой давно не прикасался. Не похоже, что с ее стороны есть какие-либо сомнения, когда она шире раздвигает бедра, позволяя мне втиснуть свои. Естественно, я твердый, и она, наконец-то, это чувствует.
Она выдыхает и прижимается своим ртом к моему, и, клянусь, я слышу, как с ее губ срывается мое имя. Уверен, что все это ошибка, и мы оба это знаем, но не похоже, что это ее останавливает. Пока это происходит со мной, мне неважно, к чему это нас приведет.
Закрыв глаза, я позволяю себе почувствовать ее тело, изгибающееся подо мной. Я буквально впитываю ее, как дождь, что бьет по моему окну. Ее поцелуи делают меня слабым, опьяневшим, и я знаю, она ищет ответ на вопрос, на который я не могу ответить. Неважно, хочу я в этом признаваться или нет, но мы — двое людей, которые боятся отпустить наше общее прошлое. Если у меня и есть что-то, за что я держусь, это Куинн.
Как только я задумываюсь о том, чтобы стянуть с нее штаны, она кладет свои ладони мне на грудь, отталкивая.
— Остановись, — выдыхает она.
Я тут же отстраняюсь, тяжело и прерывисто дыша, мой взгляд прикован к ее глазам, и слабая улыбка на ее губах угасает в ночи. Нас осеняет, что мы только что делали. Вздыхая, я скатываюсь с нее на спину и хлопаю себя по лицу руками.
Проклятье.
В этот раз она не уходит сразу. Вместо этого она пялится в потолок, лежа рядом со мной, не издавая ни звука. Иногда я думаю, что она хочет остаться. Будто если она будет здесь со мной, это поможет боли уйти прочь.
Только она никогда этого не делает.
— Что это было? — спрашиваю я, мечтая прочесть ее мысли, когда она уже около окна.
Наши взгляды встречаются. От ее взгляда в моей груди становится тяжело, будто она ударила меня ножом, и медленно, как и из нее, из меня вытекает вся жизнь. Мое сердце, может, и бьется, но оно бьется из-за нее. Ради таких моментов.
— Я не знаю, — шепчет она, а затем выбирается наружу через окно, отдаляясь от меня. Она остается в моей жизни, как тяжелое облако, и я позволяю ей это, потому что цепляюсь за надежду, что все изменится.
В комнате витает ее запах, просачивается в мои кости после ее ухода. Я не хочу думать о Куинн, но думаю. Сначала минуты, потом часы. В последнее время все мои мысли только о ней.
Я не знаю, как долго лежу без сна, думая об этих поцелуях и о том, что они означают, а потом медленно проваливаюсь в сон, проснувшись только от звенящего мне в ухо будильника.
Хлопнув по будильнику, я сбрасываю его с прикроватной тумбочки на пол и зарываюсь лицом в подушку, проклиная тот факт, что вообще проснулся.
Я не ранняя пташка. И не сова. Во всем дне, наверное, всего два часа, когда я наслаждаюсь жизнью. И обычно они наступают, когда я нахожусь на бейсбольном поле.
Вздохнув, я вздрагиваю от прохладного воздуха, проникающего через окно, которое Куинн оставила открытым.
В этот момент я понимаю, что опаздываю в школу. Это для меня обычное явление. Я никогда не могу вовремя собрать себя в кучу ни для чего, кроме бейсбола.
Скатившись с кровати, я спускаю ноги на ковер и сижу так некоторое время, потирая глаза. Проклиная тот факт, что проснулся и не могу снова лечь и уснуть, я подхожу к окну и закрываю его, прежде чем обернуться и поискать что-нибудь из одежды. К счастью для меня, на краю кровати лежит пара джинсов, а возле них чистая толстовка.
Схватив вещи, я вспоминаю о том, что сегодня вечером у меня игра и мне нужно найти все свое снаряжение, потому что у меня не будет времени вернуться домой перед игрой.
— Мам, где моя перчатка? — кричу я, выглянув в коридор.
— Вероятно, там, где ты ее и оставил, — кричит она в ответ, ее голос немного приглушен шумом бегущей из крана воды.
Я задумываюсь, слышала ли она прошлой ночью Куинн… но потом понимаю, что, скорее всего, не слышала. Ее голос звучит довольно сонно. Часть меня задумывается над тем, сказала бы она что-нибудь, даже если бы и услышала? Моя мама всегда была привязана к Куинн, и, похоже, приняла наш разрыв так же плохо, как и я сам.
Оглядывая комнату, я не нахожу перчатку. По факту, я не вижу ничего, кроме мятой одежды и остатков китайской еды в картонной коробке, которую я оставил прошлым вечером на прикроватной тумбочке рядом с книгой по истории.
Чем это так пахнет? Боже, надеюсь, это китайская еда. Что, если Куинн почувствовала этот запах?
Я не хочу об этом знать. Я плотно закрою дверь, когда выйду из комнаты, это уж точно.
— Не забудь убраться в своей комнате! — кричит мама, напоминая мне о том, что здесь полная катастрофа.
Буду надеяться, что она не унюхает этот запах.
Она права, мне следует убрать весь этот беспорядок, но, скорее всего, я этого не сделаю. Она пытается добиться этого от меня с тех пор, как я был еще ребенком, и я всегда говорю, что уберусь, но не делаю этого. Типичный подросток, правда?
Отбрасывая в сторону несколько пар джинсов по пути к кровати, я нахожу свою перчатку под третьей парой вместе со своими штанами и джерси.
— Чейз Джейкоб! Если ты не поторопишься, то опоздаешь в школу.
Я закатываю глаза на тот факт, что она перешла на тяжелую артиллерию и использовала оба моих имени. Что еще забавнее, она кричит на меня, хотя сама уже на десять минут опаздывает на работу. Моя мама всегда шутит, что мы два сапога пара. Мы оба пунктуальны в очень редких случаях.
Она утверждает, что это началось с моего рождения.
Мама поехала в больницу, в которой собиралась рожать, за две недели до установленного срока родов только для того, чтобы быть на месте, когда придет срок. Она пробыла в больнице три дня, прежде чем они, наконец, сделали кесарево сечение, чтобы достать меня.
Взглянув на часы, я понимаю, что должен пошевеливаться. Я быстро одеваюсь, потом заталкиваю в свою спортивную сумку перчатку и штаны с джерси, бутсы и кепку, а потом тянусь за своим рюкзаком.
— Мам, я ушел, — я останавливаюсь около двери в ванную комнату, услышав, как бежит вода в душе, и ее проклятья о том, что она опаздывает.
— В один прекрасный день мы сделаем все вовремя, Чейз.
— Может быть, — смеясь, я направляюсь на кухню, чтобы сделать ей кофе, потом оставляю чашку рядом с ее ключами.
На улице гравий хрустит под моей обувью, земля влажная и сырая, и прохладный весенний воздух раннего утра касается моего лица.
Поднимается ветер, и я поправляю кепку и натягиваю сверху капюшон. Привычные серые облака сегодня утром немного темнее, среди них едва проглядывают просветы солнца. Здесь не так холодно, как обычно в мае на побережье, но сегодня прохладно.
Мой отец умер, когда мне было шесть, и с тех пор мы с мамой живем вдвоем. Несмотря на то, что я всегда восхищался им, на самом деле, я никогда по-настоящему не знал его. В течение шести лет он просто был где-то поблизости, потому что редко проводил достаточно времени дома. Повенчанный с морем, он был влюблен в океан, и думаю, он до сих пор там. Спасатели так и не нашли его тело, но сказали, что он утонул, когда их судно перевернулось у берегов Аляски, куда они плыли на ловлю крабов.
Иногда я сбегаю из дома в район порта, чувствуя, что он мог бы быть там. И как ни странно, каждый день все еще ощущаю его присутствие в своей жизни. Помню, когда мне было восемь, моя мать с трудом переживала его смерть. Она говорила, что ощущает его присутствие рядом с собой в те моменты, когда больше всего нуждается в нем.
Думаю, скорее всего, это правда, потому что, когда бы я ни приходил в порт… это случалось, именно тогда, когда я скучал по нему.
Пока я прогреваю грузовик — проржавевшую серую груду металлолома, которую я купил за пять сотен баксов — открываю упаковку крекеров, которую прихватил из дома на пути к выходу, и думаю о Куинн в моей постели этим утром.
Не то чтобы мы чем-то занимались. Я просто обнимал ее. Я имею в виду, да, Куинн поцеловала меня, но, на самом деле, мы до сих пор ничем таким не занимались. Тем не менее, я чувствую себя виноватым. У меня есть девушка, и это не Куинн.
Раз я встречаюсь с Тейлор, то, наверное, мне не следует находиться в постели с другими девушками, верно?
Поцелуй — это не измена.
Ага, конечно, не измена это, Чейз.
Тейлор Томас, я повторяю мысленно ее имя, и у меня сводит живот.
Я — идиот.
Та девчонка, которая этим утром пробралась в мою постель, определенно была не Тейлор, именно поэтому прямо сейчас я ощущаю вину.
Мы с Тейлор встречаемся три месяца, и поскольку эти отношения не по любви, а больше по расчету и из-за секса, я понимаю, что между нами все почти кончено. Думаю, это должно беспокоить меня намного больше, чем то, что моя бывшая продолжает пробираться в мою комнату по ночам, когда ей вздумается, и проскальзывать в мою постель без каких-либо внятных объяснений.
Но я не могу заставить себя переживать о том, почему она это делает, потому что Куинн — моя любовь, она часть меня, которую я не могу отпустить.
Я съедаю один крекер и включаю радио. Оно потрескивает от помех на волне, прежде чем начинается Топ 40 и утренний ведущий рассказывают о последних сплетнях Голливуда. Мне даже не нравится эта станция, но она единственная, что я смог поймать.
Мой грузовик «Чеви» (Примеч. Chevy (Чеви или Шеви) — в США неофициальное название автомобилей марки Chevrolet) с грохотом оживает, потряхивая кабину. Это хладнокровное чудовище не всегда хорошо ездит, но оно выручает меня, когда мне надо куда-то добраться. И если вы оглядите трейлерный парк, который я называю домом, то заметите, что он идеально соответствует «Нове» с нарисованными на капоте цветами и «Селье» моей матери, у которой перемотана скотчем разбитая фара.
Выехав на дорогу, я бросаю еще один взгляд на трейлер, в котором мы живем последние тринадцать лет. Я сделаю что угодно, чтобы вытащить нас с мамой из этого безнадежного города рыбаков.
Один взгляд на мою перчатку, лежащую рядом со мной, и я вспоминаю, что бейсбол — это мой билет отсюда. Может, у меня и нет отличных оценок, но у меня есть то, что я делаю лучше всего. Мои средние оценки — «В» с минусом, может даже «С». Это печально.
Со спортом другая история. Я лучший бейсболист среди всех школ штата. Говорю это с уверенностью. Я не пытаюсь быть самоуверенным. Факт есть факт.
Я верю, что это мой дар от Бога, и я хорош в этом. Достаточно хорош, чтобы получить стипендию от Университета штата Флорида.
Поездка в школу утомляет, как и в любой другой день, так как ехать нужно через сонный северо-западный прибрежный город, в котором живут практически одни рыбаки.
Я живу неподалеку от пляжа, и мы с обеих сторон окружены водой. Мы — вихор Вашингтона, маленькая верхушка штата, которая торчит из воды между Грейс Харбор и Норт Бей. (Примеч. Грейс Харбор — округ на севере штата Вашингтон, США, Норт Бей — город в Онтарио, Канада).
В Вестпорте особо больше ничего и нет, и хотя бейсбол — не единственное, что здесь популярно, я вкладываю в него все силы.
Заехав на парковку коста-риканской школы, дома для «Диких Котов», я замечаю прислонившуюся к своему «БМВ» в ожидании меня Тейлор.
Увидев мой грузовик, она улыбается. Ею восхищается и ее боготворит бо́льшая часть мужского пола нашей школы, но, похоже, она смотрит только на меня. Я использую слово «похоже» условно, потому что однажды я уже думал, что довольно хорошо понимаю женщин, только чтобы в итоге выяснить, что парни никогда не смогут понять девушек.
— Привет, — я опускаю окно, подмигивая ей, пока паркуюсь на своем месте. Знаю, я сказал, что собираюсь порвать с ней, но в реальности мне очень тяжело сделать это. Может, потому, что каждый раз, как я собираюсь сказать ей об этом, она как будто чувствует это и отвлекает меня.
Сделав пять шагов к моему грузовику, она, не теряя ни минуты, цепляется за дверь и целует меня. Я ненавижу привлекать внимание публики, и она это знает. Только, похоже, это не имеет для нее значения.
Больше, чем публичное внимание, я ненавижу, что она пытается поцеловать меня после того, как это сделала Куинн. Поэтому я поворачиваю голову, и она целует меня в щеку.
Тейлор состоит в группе поддержки бейсболистов, и это прекрасно, но мы полные противоположности.
Шум на другой стороне парковки привлекает мое внимание, когда я закрываю дверь грузовика.
Это Куинн и ее парень Дин, они, как обычно, спорят.
Куинн Хэдли. Та девушка, что была в моей постели этим утром.
Есть кое-что отстойное в жизни в Вестпорте. К сожалению, вы знаете все обо всех, неважно, хотите вы этого или нет. Куинн и Дин — «проблемная» пара, о которой говорят все. Я даже не назвал бы их парой. Это больше похоже на нескончаемое отвратительное шоу, единственное, от которого я никак не могу отвести взгляда. Я знаю, что есть причина тому, почему я не могу отвернуться, и я просто хочу, чтобы этой причины не было.
К этому может иметь отношение тот факт, что она пробирается в мою постель посреди ночи.
— Не вешай мне на уши это дерьмо, — кричит Дин, положив руки ей на плечи и толкая ее спиной к машине. — Где ты была?
Ощущаю внутри себя всплеск адреналина, когда он дотрагивается до ее плеча.
Куинн выпрямляется и оглядывается вокруг, чтобы посмотреть, кто за ними наблюдает. Я. Я наблюдаю и глазею на Дина.
Ох, с какой радостью я бы надрал тебе задницу прямо перед всей школой, придурок.
Я хочу подойти туда и сказать ему, что так не обращаются с девушкой, тем более с этой девушкой, но я не могу этого сделать из-за нашего прошлого с Куинн. Хоть я и хочу выбить все дерьмо из этого татуированного, обутого в ботинки со стальными носками наркомана, сегодня я не могу попасться на драке. Вечером у нас игра, и я не хочу, чтобы меня отстранили. Плавали, знаем. Не хочу повторения этого, будет плохо, если не смогу играть вечером. Также я понимаю, что основная причина моего невмешательства, это Куинн. Последнее, что я хочу, это сделать для нее все только хуже.
В чем драма?
Куинн была моей первой девушкой, но она порвала со мной в сентябре.
Почему мы расстались?
Я не уверен, что даже сама Куинн знает ответ на этот вопрос.
Я спрашивал ее много раз, и каждый раз получал одни и те же отговорки. Все, что я знаю, это как-то связано с Дином, но не уверен на сто процентов. Никогда не получал прямого ответа.
У Куинн было тяжелое детство, в некоторой степени даже тяжелее, чем у меня. Ее родители погибли в автомобильной аварии на Восьмом шоссе, когда ей было одиннадцать лет, и она была непосредственным свидетелем этого происшествия. Она находилась на заднем сиденье и видела, как ее отец истекал кровью, а тело матери вылетело через лобовое стекло на капот машины. Это было тяжело.
После смерти ее родителей старшему брату Куинн, Эмери, было предоставлено право на законную опеку над ней. С тех пор он растил ее с помощью своей девушки Риз. Я знаю, что Эмери заботится о ней и делает все возможное, но это трудно — растить ребенка, когда ты сам едва вышел из детского возраста. Когда погибли их родители, ему было всего восемнадцать лет. Сейчас он владелец своей собственной рыбацкой лодки, трудится, не покладая рук. Иногда он уплывал на месяцы. Куинн практически росла сама по себе, и последние семь лет делала то, что хотела.
Я знаю Куинн с детского сада, где мы во время перерыва разделили пачку крекеров в форме животных и пачку сока. Лучший день за всю мою пятилетнюю жизнь. Это был тот день, когда Куинн Хэдли стала моей девушкой. Сейчас, конечно, определение «моя девушка» означает не то же самое, что значило тогда. Но уже тогда я знал, что люблю ее.
Естественно, мне потребовалось время, чтобы набраться смелости и пригласить Куинн на свидание. Мне было примерно тринадцать, за меня все сделали мои бурлящие гормоны, и я, наконец, поцеловал ее.
С того момента мы были в том официальном статусе парень-девушка.
Так было до выпускного класса, семь месяцев назад.
Я знаю, что думает большинство… Я — парень, поэтому, должно быть, я сделал что-то тупое, из-за чего девушка, с которой я встречался пять лет, порвать со мной, но, увы, это не так.
В начале августа я уехал в бейсбольный лагерь, и все было нормально. Когда в сентябре я вернулся, что-то изменилось. Две недели спустя она порвала со мной. Без нормальных объяснений, только куча криков и слез.
По причине, которую я никогда не смогу понять, Куинн захотела чего-то нового. Проблема в том, что до того, как мы с Куинн начали встречаться, мы были друзьями, лучшими друзьями, и от этого не так уж и просто уйти. Я всегда буду заботиться о ней.
Возможно, потому, что она держит меня поблизости и время от времени пробирается в мою комнату.
— Детка, пойдем, — говорит Тейлор, вырывая меня из моих размышлений. Она тянет меня за руку, сильно дернув.
Мой взгляд перемещается от Куинн на Тейлор, и различия между ними двумя никогда не будут более очевидными, чем я вижу прямо сейчас.
Тейлор высокая, почти вровень с моим метр восемьдесят, с длинными ногами, волнистыми светлыми волосами, завязанными в «конский хвост», и большими, миндалевидной формы карими глазами. Она умная, гораздо умнее меня. И она любит меня. Я могу видеть это в ее глазах, пусть она никогда не говорила этого вслух. Она из богатой семьи, и ее отец ненавидит меня. Мягко говоря.
На самом деле, я бы сказал, он меня презирает. Он хочет, чтобы она была с кем-то, у кого есть деньги.
И, знаете, я считаю его засранцем, так что, полагаю, мы в расчете.
Мне едва хватает денег, чтобы залить бензин в бак своего грузовика, не говоря уже о том, чтобы обеспечить такой образ жизни для Тейлор, которого он для нее ожидает.
Теперь о Куинн. Она невысокая, чуть выше метра пятидесяти, с темно-каштановыми волосами, которые покрывают ее плечи, как занавес, за которым она прячется, веснушчатое лицо в форме сердечка с глазами цвета льда. И в последнее время она одевается, чаще всего, в черное.
Она не всегда была такой.
Раньше она была разносторонней. Капитан женской команды по спортивной ходьбе, энергичная. И я не могу понять, куда пропала эта девушка. Я даже не уверен, что она сама это знает.
Я следую за Тейлор, сохраняя дистанцию между нами.
Мои приятели Джейден и Ганнер ждут нас в школе возле моего шкафчика, оба стоят, непринужденно прислонившись к стене, одетые в свои толстовки с эмблемами «Диких Котов» и в бейсбольных кепках. Коридор заполнен учениками, одетыми точно так же в знак поддержки своей бейсбольной команды на нашей последней домашней игре в этом году.
Джейден, Ганнер и я будем править этой школой еще, как минимум, следующие три недели, пока не выпустимся.
— День Игры! — говорит Джейден, вскинув кулак в воздух.
— Точно, — мы ударяемся кулаками, и я позволяю рюкзаку соскользнуть с моего плеча на пол. И по тому, как он смотрит на меня, я понимаю — он чувствует, что сегодня я сам не свой.
Сегодня вечером мы будем играть с «Лэйк Квинолт», и сейчас мы непобедимы.
— Мы рассчитываем на тебя, Паркер, — напоминает мне Ганнер, игриво обвивая рукой меня за плечо.
Когда, наконец, звенит первый звонок, я быстро целую Тейлор в щеку на прощание — не в губы — и они с Ганнером направляются в сторону своего класса, а я иду вместе с Джейденом в свой класс.
Тейлор оборачивается, ее брови приподнимаются от моего странного поведения этим утром, но я только киваю в ответ.
— Что происходит? — спрашивает Джейден, как только мы садимся на заднем ряду в классе. Он почувствовал, что мое настроение изменилось.
— Просто… я не знаю, — я, правда, не знаю. Понятия не имею, почему чувствую себя странно, но знаю, что это связано с Куинн и тем фактом, что неделю назад я получил предложение от Университета штата Флорида и ни хрена не сказал об этом Тейлор.
— Ты не рассказал ей об универе, так?
Должно быть, он читает мои мысли.
— Я и не собираюсь. Думаю, между нами все кончено.
Джейден кивает.
— Ага, я, вроде как, уже догадался об этом.
Джейден с Ганнером знают, что у меня нет намерений встречаться с Тейлор после школы. Это никогда не приходило мне в голову. Конечно, было весело, пока это продолжалось, но в том то и дело — это было просто весельем.
Когда дверь в кабинет закрывается, Куинн врывается в класс с последним звонком. Ее макияж размазан. Мне не нужно видеть черные потеки от туши, пересекающие ее щеки, чтобы знать, что она плакала; я могу почувствовать это по ее присутствию в помещении. Мои мысли поглощает сожаление — будто туман обволакивает мой мозг.
Она думала насчет сегодняшнего утра? Поэтому Дин зол? Он узнал?
Называйте меня, как хотите, даже эгоистом, но я не хочу, чтобы она была с кем-то другим, особенно с Дином. Я хочу быть единственным, кто зажигает ее улыбку и заставляет ее краснеть.
Я хочу спросить у нее, в порядке ли она, и, как ни странно, хочу обнять и сказать ей, что она намного лучше, чем эта заноза в заднице, в которую она превратилась. Я хочу попросить ее поехать со мной в колледж и оставить все это дерьмо в прошлом.
Я знаю, она сказала, что не знает, почему приходит ко мне, но этому должна быть причина. Почему ко мне?
Наши взгляды на мгновенье встречаются, но потом она сразу отворачивается от меня. Она никогда не позволяет мне подолгу смотреть на нее, даже в моей комнате, может, потому, что боится, что я найду что-то в ее глазах и что-то скажу — скажу ей, что она совершила ошибку.
— Мисс Хэдли, — миссис Уиллер качает головой, — вы, вообще, собираетесь приходить в класс вовремя?
Куинн не отвечает, она никогда не отвечает. Она редко разговаривает с кем-либо, не говоря уже о представителях власти, которые специально стараются ее унизить.
Спустя мгновенье тишины, миссис Уиллер отворачивается, отступая, и ставит свою чашку с кофе на учительский стол, поправляя очки в толстой оправе на своем узком носу.
— Почему бы вам, ребята, не открыть свои книги на десятой главе, и давайте уже начинать.
Краем глаза через весь класс я наблюдаю за Куинн. Раньше я думал, что знаю о ней практически все. А теперь у нее появились эти секреты, которые она держит в себе и никогда не позволяет никому увидеть, тем более принять их. Это темные мысли, которые не могут или не должны быть у восемнадцатилетней девушки, но, опять же, она выжила в катастрофе, которая убила ее родителей. Я думаю, что, на самом деле, у нее в голове крутится много всякой херни.
Проходят десять минут лекции миссис Уиллер, и наши с Куинн взгляды снова встречаются, она пялится на меня. Ничего нового. Она думает, что я достаю ее, пытаясь заставить поговорить со мной, даже после того, как мы порвали, но, эй, это она пробирается в мою комнату посреди ночи. Я думаю, что имею право смотреть на нее время от времени и задаваться вопросом, о чем, черт возьми, она думает.
Наш разрыв был жестким. Мы кричали и обвиняли друг друга в вещах, которые даже сами не понимали, но я не имел в виду ничего из этого. Если бы смог, я бы хотел вернуть назад каждое плохое слово, которое сказал ей, и я пытался это сделать.
Я хочу лучшего для нее. И, наверное, всегда буду этого хотеть. Я любил ее еще тогда, когда даже не понимал, что означает слово «любить», не говоря уже о том, чтобы держать ее в объятиях и никуда не отпускать.
— Какие планы на вечер? — хлопнув меня по спине, тихим голосом спрашивает Джейден. — Ты присоединишься к нам после игры?
Я немного поворачиваю голову, стараясь не привлекать внимание миссис Уиллер. Я — ее любимый ученик, и не планирую менять это сегодня.
— Ага, конечно.
Большинство наших школьных вечеринок проходит дома у Джейдена. Его родители бывают там редко, а когда они там, их не волнует, что мы тоже там, плюс его старший брат снабжает нас пивом. Это двойной выигрыш.
— Так что… сегодня вечером ты порвешь с ней? — стонет он. — Ты же знаешь, что она устроит сцену. Сделай мне одолжение, пусть это произойдет завтра.
— Заткнись, — шепчу я, прикладывая палец к губам и показывая на учительницу. Я, конечно, не примерный ученик, на самом деле это далеко не так, но мне нужно поддерживать свои хорошие оценки.
Что означает, не разговаривать во время урока.
— Киска, — бормочет Джейден, вздыхая, и пинает мой стул.
Мой стул движется вперед, что привлекает внимание Куинн, и она смотрит в нашу сторону холодными голубыми глазами без единой эмоции.
Раньше ее глаза были яркими, но за последние несколько месяцев этот блеск пропал. Раньше ее волновало, что надеть, и раньше у нее были кудряшки, на которые я любил смотреть. Я потерял свою девственность с этой девушкой. Я знал каждый миллиметр ее тела, но это было словно годы назад. С того момента, как мы расстались, она сбросила килограммов пять, и последняя улыбка, которую я видел, была, когда Тейлор врезалась в дверь, выходя из кабинета химии три месяца назад.
Куинн презирает ее. Если и существует кто-то, кого бы она хотела стереть с лица земли, то это Тейлор. Это даже не обязательно должен быть несчастный случай. Я думаю, что Куинн с радостью бы сама толкнула Тейлор.
Они не всегда ненавидели друг друга, этому послужили последние события. Думаю, когда ты начинаешь встречаться с бывшим парнем своей лучшей подруги, это мгновенно вызывает ненависть.
— Ты планируешь появиться у нас сегодня вечером, Кью? — спрашивает Джейден у Куинн, и добивается только того, что она отворачивается от него и переводит взгляд на окно.
Я удивлен, что Куинн ничего не говорит. В то время, как она не разговаривает со многими людьми, обычно она говорит с Джейденом. Сегодня она немного больше в себе, если это вообще возможно.
Миссис Уиллер останавливается на середине объявления нашего домашнего задания на выходные, когда звенит звонок. Куинн резко встает и вылетает за дверь, оставив свои принадлежности на парте, руками закрывая лицо, будто вот-вот расплачется.
Возможно, так и есть. Во мне снова взрывается тот же самый защитный всплеск адреналина. Он резкий, ярко выраженный удар в грудную клетку, который выбивает из меня весь воздух.
Я так сильно переживаю, что хочу пойти вслед за ней, но, опять же, я этого не делаю. В большей степени потому, что прямо за дверью с улыбкой на лице стоит Тейлор, дожидаясь, пока нас отпустят.
Часть меня хочет оттолкнуть ее в сторону и пойти за Куинн, чтобы она знала, что я рядом, но я не делаю этого. Вместо этого, я прочищаю горло и натягиваю улыбку.
Тейлор не любит, когда при ней я даже упоминаю ее имя, не говоря уже о том, чтобы говорить о Куинн, а я не хочу ввязываться в ссору перед сегодняшней игрой. Так что я снова улыбаюсь и позволяю Куинн исчезнуть в конце коридора.
И снова большинство людей подумали бы, что я влюблен в свою бывшую, и просто отрицаю это. Последнюю часть я не отрицаю. Просто все немного сложнее, чем я могу объяснить, или я не знаю, как это объяснить.
Не произнося ни слова, я иду рядом с Тейлор и Джейденом.
Тейлор замечает это, и вкладывает свою руку в мою.
— После игры мы пойдем к Джейдену или вернемся ко мне домой? — спрашивает она, пытаясь соблазнить меня тем, что, мне это известно, произойдет в ее доме.
Она действует так, когда понимает, что я отстраняюсь от нее, и когда чувствует, к чему мы приближаемся. Это становится тенденцией. Мне семнадцать. Увы, ее предложение секса иногда срабатывает.
— Я планирую после игры поехать к Джейдену.
— О… — ее лицо вытягивается.
Опять мы возвращаемся к этому.
— Я полагал, ты пойдешь со мной.
Великолепно, я привел ее к мысли, что ничего серьезного не происходит. Но я понимаю, почему так поступаю. Последнее, что мне сегодня нужно, это быть не в форме во время игры.
Ее лицо светлеет после моего заявления, а взгляд останавливается на моих губах.
— Звучит здорово.
Подняв руку, я дергаю за шнурок на ее толстовке с эмблемой «Диких Котов». Я практически чувствую вину, зная, что собираюсь порвать с ней, а она об этом понятия не имеет, но, опять-таки, не особо-то ее ощущаю.
До обеда я больше не вижу ни Тейлор, ни Куинн. Тейлор ждет меня за нашим обычным столом с Ганнером и Джейденом, в то время как Куинн сидит в одиночестве в углу, просто пялясь в окно.
Для кого-то другого это выглядит так, будто Куинн просто смотрит на дождь, который бьет в окно, игнорируя звуки кафетерия, но я знаю ее или, по крайней мере, знал. Она безучастно смотрит в окно, и неважно, кто и что о ней скажет, потому что прямо сейчас, потерянная в своих мыслях, она даже не думает о своем существовании во внешнем мире. Если честно, я немного завидую ее способности так легко закрываться от этого мира. Это то, что она могла делать всегда, и то, в чем я никогда не был мастером.
Как только я занимаю свое место за столом, Тейлор садится ко мне на колени и начинает ковыряться в своем салате, пока я ем свою не-очень-вкусную пиццу из кафетерия. Это еще одна вещь, которую я добавляю в свой список того, по чему я не буду скучать, когда распрощаюсь с этой школой и с этим городом: печально представленное сомнительного вида жаркое по-мексикански и пицца на вынос, жертвой которых я являюсь последние четыре года.
Стараясь действовать не слишком очевидно, я оглядываюсь назад на Куинн и замечаю, что она очень низко опустила на лоб свою черную шапочку, отчего ее темные волосы спадают с обеих сторон по плечам, намеренно скрывая ее лицо.
Я ощущаю тяжесть в желудке. Я не уверен, из-за чувства вины ли это или из-за пиццы, но знаю, что когда вижу Куинн в таком состоянии, то чувствую себя очень плохо. Хотел бы я знать, о чем она думает. Хотел бы я знать, как вернуть назад не ту Куинн, в которую я влюбился, а ту, которая была моей лучшей подругой долгие годы.
Ганнер возвращает меня к реальности, прочистив горло и пнув мой стул.
— На кого ты смотришь?
Я удивленно моргаю, когда мой стул кренится вбок.
— На дождь, — вру я, раздраженный тем, что целый день продолжаю получать пинки. — Надеюсь, мы все-таки проведем сегодня вечером эту чертову игру. Похоже, все складывается не очень-то хорошо.
Ганнер стонет, выглядя разочарованным.
— Это будет отстойно. Все мои планы на эту неделю вертятся вокруг этой долбанной игры.
Наверняка так и есть. Ганнер весь в бейсболе, как и я сам, и если мы не будем играть, это собьет планы на все его выходные.
К счастью, звенит звонок, и ученики начинают продвигаться к выходу, гремя подносами, а я снова и снова возвращаюсь взглядом к окну. Я стараюсь делать вид, что смотрю на что угодно, кроме нее, и у меня это даже получается, пока я мельком стреляю в нее взглядом. Видеть Куинн в таком виде не так просто.
И, хотя я этого и не хочу, в очередной раз мой взгляд возвращается к ней. Хотел бы я иметь возможность сделать что-нибудь для нее.
— Ничего.
Это не ничего.
— Что это было? — спрашивает меня Тейлор, когда мы стоим в коридоре около ее кабинета биологии.
— Что? — я прикидываюсь дураком только потому, что понимаю, что будет дальше.
Она закатывает глаза и указывает рукой в сторону кафетерия позади нас.
— Ты снова пялился на Куинн.
Вот блин, это до добра не доведет.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — отхожу от нее, делая два шага назад. — Я смотрел в окно.
И на Куинн.
— Ну, конечно, — фыркает Тейлор, вытаскивая учебник по биологии из сумки. Она ждет, сверля меня взглядом, будто может видеть меня насквозь. — Прямо в то, где сидела она.
Тейлор ревнует меня к Куинн. Она не признает этого, но так оно и есть, потому что Куинн первая завладела моим сердцем, и неважно, хочет Тейлор это признавать или нет, с ней у нас все началось с секса. Вот как все было в самом начале. Мы месяцами тискались по углам, прежде чем я пригласил ее на настоящее свидание. И я никогда не говорил ей, что люблю ее. Можно было подумать, что когда-нибудь она поймет эти чертовы намеки.
По тому, как поднимаются и опадают ее плечи, могу сказать, что она пытается делать успокаивающие вдохи.
— Временами я задумываюсь над тем, почему ты со мной.
Ага, и я тоже.
Я фыркаю, закатывая глаза и одновременно сжимая рукой шею.
— Как скажешь, Тейлор.
Я не хочу спорить с ней. Не в данный момент, поэтому игнорирую ее комментарий и ухожу.