Куинн
Большую часть субботнего дня я провожу в постели, дрейфуя между сном и реальностью. Я хочу уснуть такой разновидностью сна, которая поможет разуму полностью затихнуть, вот только мое сердце не позволяет мне этого. Вместо сна я пялюсь в потолок и плачу, слезы скатываются по моим щекам в уши.
Пока я лежу так, воспоминания о Чейзе вращаются в моем мозгу настолько быстро, что я не могу различить их, но они там. Они как вспышки — годы, которые мы провели вместе, кем мы стали и что бы у нас было.
Ощущения внутри меня — давление, страх — это слишком много. Мысли о том, что он умер — это что-то, что я не могу осознать. Что-то мерзкое и похожее на одиночество. Хотела бы я вернуть назад свою детскую невинность, как тогда, когда потеряла своих родителей.
Все это напоминает мне утро после смерти родителей. Покрасневшие опухшие глаза и опустошенное сердце, выискивающее причину тому, почему жизнь изменилась.
— Я был т-т-трусом, — его голос звучит подавленно и сокрушенно. — Я должен… сказать тебе. Для меня это не было… к-к-концом.
Меня окутывает ранний утренний свет. Как суровое напоминание того, что воскресенье настало, возвращается боль, а я застигнута врасплох и сломлена.
Я убила его.
Я врезалась в него своей машиной.
Он умер.
Ушел.
Одно слово, произнесенное мысленно, но такое окончательное.
Мои мысли тут же переключаются на Джанет, на то, что, должно быть, она думает обо мне, через что ей сегодня предстоит пройти, прямо сейчас. Через что она будет теперь проходить всегда. Эти события не станут просто этапом жизни, после которого она сможет восстановиться, и, тем более, не станут просто периодом времени. Это будет с ней всегда — жизнь без единственного сына. Бездетность. Страдание. Боль.
С одной стороны, я опустошена из-за произошедшего, а с другой, я не должна.
Это Джанет должна быть опустошена.
— Ненавижу то, что мне приходится оставлять тебя, но мне нужно на работу, — говорит мне Риз, когда в воскресенье утром мы сидим за кухонным столом. — Я не могу дозвониться до Эмери. Я пыталась. Они где-то за пределами Бристольского залива.
Я не говорю ей ничего в ответ, когда она подталкивает в мою сторону бублик, намазанный сливочным сыром. Как я могу есть в такое время?
— Тебе нужно поесть, Куинн.
Я понимаю, что Риз хочет быть рядом, наверное, потому, что она думает обо мне уже как о сестре. Именно так мы себя и ведем. Все четыре года, что она встречается с моим братом, она живет с нами, и я привыкла к тому, что она всегда рядом.
Только сейчас я мечтаю о том, чтобы она ушла. Я хочу погрязнуть в своих страданиях. Чейз мертв уже целый день. Двадцать четыре часа без него, и это похоже на вечность. Аварию показали по нашим местным новостям и в воскресных газетах поместили материалы вместе с фотографиями наших искореженных машин. Мне приходится сразу же отвести взгляд в сторону, а потом я снова мысленно возвращаюсь туда.
— Ш-ш-ш-ш, — говорю я, крепче обнимая его. — Они уже едут. Просто держись, пожалуйста, малыш, держись.
«Полиция штата сообщает, что ожидает токсикологический отчет, который поможет им понять, что стало причиной аварии, которая ранним субботним утром в Вестпорте убила бейсбольного игрока и звезду старшей школы Окоста.
Чейз Паркер, семнадцати лет, которому недавно была предоставлена полная бейсбольная стипендия Университетом штата Флорида, по-видимому, потерял контроль над управлением своего грузовика и разбился в районе часа ночи на трассе Саут Форест в Вестпорте в субботу.
Полицейские сообщают, что причины аварии, в которой столкнулись Паркер и еще одна ученица школы Окоста, Куинн Хэдли, расследуются.
Паркер — хорошо известный бейсбольный игрок, ученик старшей школы Окоста — скончался в больнице в Харборвью рано утром в субботу. Хэдли, как сообщается, оказали первую медицинскую помощь и, в связи с незначительными травмами, отпустили.
Множество одноклассников после того, как узнали об аварии, в субботу утром выложили в социальных сетях посты в память о лучшем бейсбольном игроке, который считался одним из топовых шорт-стопов и которому пророчили многообещающую карьеру в Университете штата Флорида.
Полицейские также сообщили, что по одной из версий, решающим фактором в аварии могла стать скорость».
Они выложили посты в социальные сети?
Забежав в комнату, я хватаю мобильный телефон с прикроватной тумбочки и открываю «Инстаграм», чертовски хорошо осознавая, что мне не стоит этого делать. А потом я думаю о Чейзе: он собирался в колледж, в тот же самый, в который подала документы и я. Я разрушила его шанс на карьеру.
Риз вздыхает, когда я возвращаюсь к столу. Подтянув колени к груди, я пролистываю ленту с фотографиями и постами наших одноклассников.
— Может, мне стоит позвонить на работу и сказать, что я заболела? — спрашивает Риз.
— Они обвиняют меня в аварии, — говорю я ей, а потом замечаю, что Тейлор отметила Чейза на видеоклипе, который, как она утверждает, напоминает ей о нем, а в «Пинтерест» написала, что потеряла любовь всей своей жизни. Но хуже всего — это фотография, которую она выложила, на ней они вдвоем и подпись: «Моя жизнь опустела. Ничто уже никогда не будет прежним».
Ничто в ее жизни уже никогда не будет прежним? А как насчет жизни его матери?
На сердце становится тяжело, когда я вижу фотографию. У Чейза колени в пыли после игры, он прижимает ее к своему боку, кепка повернута козырьком назад, и он целует ее в щеку. Я узнаю этот одурманенный победой взгляд и покрасневшие щеки. Я узнаю это потому, что получала все это многие годы.
Мне интересно, что бы она подумала, если бы узнала о том, что он сказал, что любит меня. Это были самые последние слова, слетевшие с его губ.
— Я л-л-любл-лю… т… т-тебя.
Он любил меня.
Мой серый мир заиграл красками от осознания того, что Чейз любил меня.
О, Боже, так больно, что его больше нет. Эта рана, где-то глубоко внутри, то появляется, то исчезает, но никогда по-настоящему не исчезнет. Это как волны в море в бесконечном движении.
— С тобой все будет хорошо? — спрашивает Риз, неуверенная в том, как можно меня успокоить. Она выглядит так, будто хочет меня обнять, но боится. Затем протягивает мне конверт с эмблемой Университета штата Флорида. — Держи, может, это поднимет тебе настроение.
Прежде чем я успеваю что-то сказать, входит Мелинда с тремя пакетами продуктов, и я засовываю конверт под выписки из больницы, лежащие на столе.
— Я справлюсь с этим, Риз. Сегодня я буду заботиться о своей девочке.
Я не поднимаю на нее взгляд. Не могу, так же, как и не могу открыть конверт от Университета штата Флорида. В одночасье мое будущее больше не имеет значения. Не знаю, как можно думать о том, что моя жизнь будет продолжаться, в то время как его — нет. Отодвинув в сторону мысли о письме, я фокусируюсь на выставленных в «Инстаграм» постах. Самое худшее, что я начинаю ощущать вину за вчерашнее на более разрушительном уровне.
«Не могу поверить, что Куинн врезалась в него. Я просто… не могу поверить. Она отобрала у меня любовь моей жизни. Я надеюсь, что она не может спать по ночам от той боли, которую мне принесла».
Она это серьезно?
К сожалению, да. Это именно то самое эгоистичное дерьмо, которое я от нее и ожидала, но все равно, до сих пор не могу в это поверить. Я, практически… оцепенела. То, что я навсегда разрушила его мечту профессионально играть в бейсбол, это уже достаточно скверное чувство, но теперь во мне присутствует дополнительное чувство вины за то, что подвела каждого в этом пассивном городе.
— Ты можешь поверить в наглость этой сучки? — спрашивает Мел, заглядывая в телефон через мое плечо, пока Риз суетится по кухне, пытаясь найти свои ключи.
Я не отвечаю. Не могу. Я в шоке.
Мел садится на стул рядом со мной.
— Я буду не прочь попросить Джанет сделать скриншот того сообщения от Тейлор, чтобы запостить его.
У меня снова пересыхает в горле от мыслей о его маме и о том, что она, должно быть, чувствует сегодня, находясь в том доме, в котором он жил вместе с ней.
— Что, если Джанет увидит это? Я имею в виду… она потеряла своего сына. По какому праву Тейлор ведет себя так, будто это она жертва всего случившегося?
Прошлой ночью я была не в себе. Я полностью признаю это. И я оставила Джанет с врачами, чтобы она еще раз смогла увидеть своего сына. Она обняла меня, а я не смогла сказать ничего другого, кроме того, что мне жаль.
— Насколько я знаю, у Джанет нет «Инстаграм», — Мел откусывает от моего бублика, к которому я даже не притронулась. — И я не думаю, что она будет обращать на Тейлор внимание. Особенно если знает, что они расстались.
Риз целует меня в макушку.
— Вернусь примерно к семи вечера, — она указывает на Мел. — Не оставляй ее сегодня одну.
Мелинда подмигивает ей.
— Я так и планирую. Буду рядом.
— Мне не нужно, чтобы ты была рядом, — говорю я ей, закатывая глаза, и кривлюсь от того, как сильно у меня болит голова.
— Нет, нужно, — говорит Риз и закрывает за собой входную дверь.
Я жду, пока не слышу звуки ее машины, покидающей подъездную дорожку, а затем поворачиваюсь к Мел.
— Серьезно, тебе не обязательно оставаться здесь со мной. Я буду в порядке.
— П-п-пожалуйста, не надо, — шепчет он мне на ухо. — Об-б-бними… меня.
Неа. Я не буду в порядке. Я чувствую, что сейчас снова сорвусь, и не хочу, чтобы в этот момент она была рядом. Я просто хочу, чтобы меня оставили наедине со своими мыслями.
— Ты разговаривала с Ганнером этим утром?
Мел закатывает глаза.
— Все утро. Он писал мне смс, задавая кучу вопросов.
— Каких вопросов?
Я никогда не участвовала в школьных сплетнях и гордилась собой, что в последнее время начала их игнорировать, но сейчас мне внезапно стало очень интересно узнать о том, что они говорят обо мне.
Она корчит гримасу, как делает всегда, когда не хочет мне что-то рассказывать.
— Он спрашивал о том, что произошло. Кажется, он слышал, что ты резко свернула, когда увидела приближение машины.
— Я этого не делала! — кровь приливает к моему лицу, щеки начинают пылать. — Как они вообще могут говорить такое? Их там не было. Я была ослеплена его чертовыми фарами и туманом.
Что еще они говорят обо мне? Что произойдет, когда мне придется завтра утром вернуться в школу?
О, Боже, не хочу никого из них видеть.
Я тут же начинаю размышлять о возможностях не возвращаться в школу или вообще не покидать этот дом. Нет никакого чертового шанса, что Эмери позволит мне бросить учебу. В любом случае, это условие моего трастового фонда. Я должна окончить обучение в школе. Но должен же быть хоть один способ никогда не возвращаться в эту школу и не встречаться лицом к лицу с этими людьми.
Может, перевестись?
Сдать экстерном?
Эмери не позволит этого. Засранец. Особенно когда до выпуска осталось всего три недели.
От мысли о том, чтобы вернуться в школу, мне становится не по себе. Я знаю, что они думают обо мне — что я убила Чейза, что врезалась в него намеренно, но я не делала этого. Я бы никогда не смогла.
Я не хотела быть этой грустной маленькой девочкой, потерявшей своих родителей, и не хочу быть убийцей школьной суперзвезды бейсбола.
Но я такая. И пока нахожусь здесь, всегда буду такой.
Мел тянется к моей руке, понимая, что именно сейчас происходит в моей голове.
— Успокойся. Я знаю, что это не твоя вина. Ты знаешь, что это не твоя вина. Это все, что важно.
Я могу себе это сказать, но не могу в это поверить.
Глядя на меня, Мел приподнимает бровь, и на ее губах появляется едва заметная ухмылка.
— Могу я сказать тебе кое-что, что поднимет тебе настроение? Дина арестовали прошлой ночью за распространение наркотиков. Похоже, что старичок Динни-бой какое-то время не будет доставать тебя.
Наверное, для ареста было слишком много оснований.
Несмотря на то, что это хорошие новости, они не поднимают мне настроение. Приподнятое настроение не вернет Чейза назад.
Мел остается со мной весь день. Даже когда приходят копы и говорят мне о том, что по факту аварии ведется следствие, она остается рядом.
Они дают мне визитную карточку адвоката, но я не оставляю ее.
— Что-нибудь слышно от Джанет? — спрашивает Мел, переключая каналы, когда мы смотрим телевизор.
— Нет, — подняв левую руку, я чешу пальцы под повязкой, а потом рассматриваю выданные мне болеутоляющие. Я не приняла ни одной. Я хочу ощущать эту боль. Это лучше, чем боль, разъедающая мое сердце. — Я хочу позвонить ей, но боюсь. Что, если она меня ненавидит?
Мел искоса смотрит на меня.
— Куинн, она не ненавидит тебя. Ты для нее как дочь, — она откладывает в сторону пульт от телевизора, берет лежащий рядом с ней телефон и смотрит на него. — Мы могли бы принести ей цветы или еще что, — предлагает она.
На самом деле, это хорошая идея. Так я бы смогла проверить ее, но сделать это ненавязчиво.
Я переодеваюсь в джинсы и толстовку, и мы с Мел направляемся к дому Джанет. На подъездной дорожке, рядом с ее машиной, припаркован черный «Експлорер», похожий на машину из проката.
— Интересно, кто это? — спрашивает Мел, пока мы проходим мимо машины.
— Вероятно, его тетя Барб — сестра Джанет, которая живет во Флориде.
Мел кивает, ее капюшон натянут на голову, так как дождь продолжает лить.
— Не могу поверить, что он получил полную стипендию.
Я снова начинаю плакать из-за будущего, которого у него больше нет. Наверное, поэтому я и не могу открыть свое письмо.
Если меня зачислят, я буду чувствовать себя виноватой, что его там не будет.
Если меня не зачислят, мне придется остаться здесь навечно, в городе, главного героя которого я убила.
Я ощущаю какое-то облегчение от того, что рядом с Джанет кто-то есть, но я не могу постучать в дверь. Что я вообще собираюсь ей сказать? Извините, что убила вашего сына?
На обветшалом крыльце лежат цветы, открытки, еда. Каждый пытается выразить свои соболезнования ее потере.
А что я собираюсь ей предложить?
Цветы? Этого недостаточно, чтобы она смогла пережить свою потерю.
Запаниковав, я смотрю на Мел, которая поднимает руку, чтобы постучать.
— Мне нужно уйти. Я не смогу сделать это.
Она кивает, почувствовав мою тревогу.
— Хорошо, пошли, — она наклоняется и кладет цветы рядом с остальными. — Я оставлю их здесь.
Я никогда не хотела причинять Джанет боль или отбирать у нее единственного ребенка. Того невыносимого чувства вины, которое я сдерживаю внутри, достаточно, чтобы утонуть в нем. Вы даже не сможете себе представить эти чувства, пока они не завладеют вами, не произрастут и уже больше никогда не отпустят вас.
Облака, темные и тяжелые, плывут со стороны Тихого океана и достигают берега. Слезы жгут глаза, когда боль становится такой же непреодолимой, как и волны. Я нахожу волны успокаивающими. Ветер, серость вокруг меня — это именно то, что мне нужно. Только это не так. То, что мне нужно, это Чейз. Почему я так долго избегала его? Как я могла позволить такому случиться?
Умер. Он умер. Окончательно, навсегда, его искра в моей жизни угасла.
Нервничая от того, что через несколько часов мне придется вернуться в школу, я проснулась, как только солнце поднялось с восточной стороны города. Судя по звукам, Мел, лежащая на кровати рядом со мной, спала. Я выскользнула из кровати и направилась на пляж.
Сюда я приходила, когда была младше и скучала по своим родителям. В океане есть что-то бесконечно красивое и такое чувство, будто там, где вода встречается с небом, может произойти что угодно. И там я его представляю, будто он не ушел окончательно и бесповоротно.
Чейз мог бы быть там, потеряться в переходе между водой и небом.
Чувствую себя потерянной и онемевшей. От порывов ветра вода будто зеркальная — каждая крошечная волна отражает в себе маленькие блики света.
Я лежу на песке и смотрю вверх, на небо, океанский бриз ощущается как соленые поцелуи на моих щеках. Я потеряна в своих собственных бурных мыслях. Пока я стараюсь делать один судорожный вдох за другим, мое лицо настолько жжет от рыданий, что, кажется, слезы никогда не прекратятся.
— Чейз, я все испортила, — рыдаю я, наблюдая за облаками. — Прости меня.
Не успеваю я произнести эти слова, как ощущаю холодок на своей коже. Мои руки покрываются гусиной кожей, и у меня получается дышать глубже, чем до этого. Чувство покоя и безопасности накрывает меня, я поднимаю руки с песка и скрещиваю их на груди. Закрыв глаза, я расслабляюсь и спокойно дышу. Я представляю, как его дыхание касается меня, как сквозь ветер он шепчет мое имя. Сегодня утром прохладно, но все, что я чувствую, это тепло вокруг себя, будто в этом крошечном пузыре вокруг меня наступило лето.
Так же быстро, как это ощущение появляется, оно и проходит.
Я заснула. Должно быть, я просто заснула. Это абсолютно невозможно, чтобы так явно я смогла почувствовать его присутствие. Но я почувствовала.
Сев, я притягиваю колени к груди и прижимаюсь щекой к коленке. Теплый воздух окутывает мое тело, пока дождь бьет по моему лицу. Влажные волосы прилипают к щеке, и я отбрасываю их руками, чтобы осмотреть пляж, почти уверенная, что увижу его там. Я не вижу Чейза, но чувствую запах — приятный летний запах травы, пыли и его.
Я тут же мысленно возвращаюсь в тот день, когда почувствовала, что влюбилась в него. Мне было тринадцать лет, я не понимала, что означает такая любовь, и как она будет действовать на меня. Это было прекрасно, и окончательно изменило мою жизнь.
Туманным утром, пока мы потягивали горячий шоколад и облачка пара клубились над нами от каждого взрыва нашего смеха, Чейз сжал мою руку, и мое сердце подскочило к горлу и забилось так быстро и громко. В тот день, в тот самый момент, я влюбилась в него.
Меня накрывают эмоции и воспоминания, такие знакомые. Они напоминают о блеске голубых глаз, об утренних поцелуях между прохладными простынями и о его руках, обнимающих меня, дарящих безопасность. Такое спокойствие я ощущала только в его присутствии, и ощущаю его прямо сейчас.
Я боюсь пошевелиться. Может, если я останусь здесь, то смогу сохранить эти ощущения, это спокойствие, хоть на какое-то время.
Я нахожусь здесь еще примерно около часа, смотрю на океан, заставляя себя снова сконцентрироваться на этих ощущениях, но я так и не чувствую этого снова.
К тому времени, когда слышу, как позади меня кто-то кричит мое имя, я уже полностью промокла.
Повернувшись, я вижу бегущую по пляжу Мел, ее ноги проваливаются в тяжелый мокрый песок.
Тяжело дыша, она падает рядом со мной.
— Ты напугала меня до чертиков, Куинн, — она прижимает руки к груди. — Я думала… ну, не знаю, что я думала, но, Боже, сделай мне одолжение, предупреждай в следующий раз, когда собираешься сбегать.
— Прости.
Мы сидим, и Мел, щурясь от дождя, оглядывает меня с ног до головы, пытаясь привести в порядок кудрявую массу вьющихся каштановых волос.
— Ты не можешь лечь спать с кем-то, а потом просто оставить его просыпаться в одиночестве. Это просто грубо, — она улыбается, закатывает глаза, а потом начинает смеяться. — Из-за тебя я чувствую себя дешевкой.
Сказать ей о том, что я чувствовала, будто Чейз был рядом со мной?
Нет… не надо. Она подумает, что ты спятила.
— Мне нужно было… — я замолкаю и хмурюсь, огорчаясь от мыслей, что почувствовала его, а затем снова потеряла, — немного воздуха.
— Хорошо, — говорит Мел, потянувшись к моей руке. — Ну, давай, пошли. Здесь слишком холодно, и твой гипс весь промок.
Бросив еще один взгляд на берег, я стряхиваю с ресниц капли дождя, надеясь, что, возможно, он появится снова. Только этого не происходит.
Этим утром меня переполняют эмоции. Это мой первый день в школе с момента субботнего происшествия, и я стараюсь быть нормальной, но в моей жизни уже никогда ничего не будет нормальным. Просто не будет. Я даже не уверена, что понимаю значение слова «нормально».
В тот момент, как мы выбираемся из машины, Мел пытается поддержать меня.
— Если захочешь, чтобы я кого-нибудь избила, просто скажи, — она разворачивается лицом ко мне, пока заходит спиной вперед в двери школы. — Я не дралась с пятого класса, — она поднимает свою правую руку и целует бицепс, — и настало время показать, для чего создавалось мое орудие. Если кто-то будет досаждать тебе, я врежу ему по лицу.
Я дарю ей полуулыбку, стараясь ни на кого не смотреть — капюшон моей толстовки натянут на голову.
— Как скажешь, Мел.
Первый звонок еще не прозвенел, поэтому все находятся в холле, общаются. Это первый раз, когда я вхожу в школу после аварии. Только одна мысль о ней мгновенно возвращает маня назад к звукам разбивающегося стекла и скрежету металла.
Я замечаю ее издалека, только мельком, и в то время, как я едва смогла выбраться из своей чертовой постели, Тейлор выглядит безупречно. Ее волосы собраны в аккуратный хвост и на ней толстовка «Диких Котов» с номером Чейза на спине.
— Я должен… сказать тебе. Для меня это не было… к-к-концом.
— Он не любил тебя, шлюшка, — бубню я сквозь зубы.
— В этой школе надо быть более конкретной, когда называешь кого-то шлюшкой, — дразнит Мел, услышав меня.
Я ничего не говорю ей в ответ. Тейлор останавливается возле шкафчиков, толпа учащихся окружает ее, пока она молча рыдает рядом с его шкафчиком и приклеенными к дверце фотографиями с ним.
Когда они, черт возьми, успели обклеить его шкафчик фотографиями?
— Интересно, знает ли хоть кто-нибудь из них о том, что той ночью они расстались? — Мел качает головой, глядя на меня.
В ответ на ее вопрос я пожимаю плечами и забегаю в класс. Последний человек, которого бы я хотела видеть прямо сейчас, это Тейлор, и если я смогу какое-то время прятаться в классе, то меня это устраивает.
Первый урок проходит как в аду. По большей части потому, что этот урок у меня был совместным с Чейзом, и на меня все время все пялятся, включая Джейдена. Мне, в какой-то степени, даже немного любопытно, что они мне скажут в лицо после тех слухов, которые я слышала. Особенно Джейден и Ганнер.
Я смотрю вниз, на парту, и ни с кем не встречаюсь взглядом, даже с учителем. Ничего нового — им давно пора бы уже привыкнуть к этому. Но это все равно не помогает времени проходить быстрее.
Краем глаза я вижу пустую парту рядом с моей.
Когда звенит звонок, я понимаю, что настал момент истины, потому что мой следующий урок прямо в соседнем с Тейлор классе.