Куинн
— Ты не можешь это сделать! — кричит он. — Плыви. Ради меня… просто плыви. Борись!
Чейз!
Хватая ртом воздух, я выныриваю из сна, сажусь, дезориентированная, вся усеянная бисеринками пота. Тело как деревянное, каждый мускул натянут и отдает болью. Опустив взгляд вниз на свои ноги, я замечаю, что полностью одета, мои джинсы и футболка влажные, будто я падала в воду.
Даже изножье постели покрыто песком и грязью.
Что, черт возьми, вчера произошло?
Развернувшись, чтобы выглянуть в окно, я замечаю, что небо светло-синего оттенка с серыми проблесками, похоже, вот-вот поднимется солнце. Я пытаюсь вспомнить, как добралась сюда и что произошло на пляже.
Пирс.
Чейз.
Он спас меня.
— Ты не можешь это сделать! — кричит он. — Плыви. Ради меня… просто плыви. Борись!
Вся та боль, что я испытывала вчера, возвращается и снова обрушивается на меня, напоминая о том, почему я сделала тот выбор. Очевидно, мой план не сработал, раз я все еще здесь. Не знаю, что чувствовать по этому поводу. Дело в том, что я прыгнула с пирса не потому, что думала, что это единственное решение. Я прыгнула с пирса потому, что хотела, чтобы это было решением.
Если честно, та часть меня, которая не может отпустить Чейза, наверняка, потеряла связь с реальностью. В этом я совершенно уверена.
— Я пытался снять с тебя обувь, но не хотел будить тебя, — раздается голос рядом со мной, и я испуганно подпрыгиваю на месте.
— Чейз? — мои глаза округляются.
О, мой Бог! Это он, снова, прям так же, как неделю назад. Он дарит мне полуулыбку, которая не затрагивает его глаз. В этот момент я так рада видеть его, что не совсем понимаю, как осознать это все, потому что он выглядит таким… не знаю… отстраненным?
Выискивая причину, чтобы отвести взгляд, я нервно разворачиваюсь, чтобы посмотреть на часы, в то время как сама пытаюсь осмыслить то, что сейчас происходит. Время на часах мигает, показывая 2:23.
— Почему мигают часы?
Чейз приподнимает бровь и смотрит на меня краем глаза.
— Прошлым вечером во всем городе отключалось электричество.
— Что? Почему?
Он фыркает и наклоняется вперед, упираясь локтями в колени.
— По всей видимости, моя злость не очень хорошо сказывается на энергетической компании.
Его слова разрывают мою душу на части, каждое последующее проникает медленнее, чем предыдущее, пока, наконец, я не ощущаю себя похороненной заживо. Пирс. Наверное, он зол на меня за то, что я хотела покончить с собой, чтобы быть с ним.
Это вынуждает меня задуматься над тем, что бы почувствовали некоторые люди, которым на меня не наплевать, если бы узнали о том, что я вчера сделала. Представляю, что бы сейчас подумал Эмери. Или даже Риз.
Черт, Эмери завтра возвращается домой.
— Злость? Из-за чего?
Чейз продолжает молчать. Не говорит ни слова. Не дождавшись его реакции, я поворачиваюсь к нему лицом.
Он смотрит на меня так, будто ждет от меня каких-то слов, в его глазах я вижу явную злость и боль. Он роняет голову на руки, и медленно выдыхает. Я знаю Чейза уже очень давно, и такое его поведение может означать только одно.
Ганнер. Он знает обо мне и Ганнере.
Все это время нам с Ганнером приходилось держать это в секрете от Мел и Чейза, чтобы оградить их от этой боли. Узнай они правду, это закончилось бы тем, что они бы возненавидели нас, и это разрушило бы все. И вот теперь, глядя на него, я вижу, что он уже все знает.
Мои воспоминания, моя жизнь, слезы и сны, все это с силой сжимает мою грудную клетку. Я бросаю взгляд в сторону Чейза в ожидании его реакции на то, что он узнал.
— Ты знаешь, да?
Он постукивает по виску указательным пальцем, его взгляд направлен прямо в мои глаза.
— Я знаю все.
Он зол. Могу сказать это сразу. Глядя на него, я вижу его задумчивый взгляд, направленный на меня, в это же время свет начинает мерцать.
Черт.
— Мне так жаль, Чейз. Я не хотела, чтобы ты узнал об этом вот так.
— Скажи мне, почему, — его голос дрожит с каждым произнесенным словом все больше, свет вокруг меня тускнеет. — Я, как минимум, заслуживаю этого.
Я не отвечаю. Конечно, он заслуживает услышать ответ, объяснения того, почему я по собственной воле разбила его сердце. С того момента, как это произошло, я миллион раз представляла себе этот разговор, в разных вариациях. И каждый раз приходила к одному и тому же ответу. Я не сделала это специально. Хоть я и была расстроена, что Чейз уехал так надолго, я знаю, что ни за что бы ни сделала этого.
Я прижимаю ладони к вискам, сгибаясь пополам от мыслей о том, что я сделала. Ощущения такие, будто кто-то пинает меня в живот.
— Скажи мне правду, — говорит он мне, медленно выдыхая, его лицо искажается болью. — И, пожалуйста, не лги мне. Это было один раз?
— Да, — шепчу я, пытаясь выровнять свое дыхание. — Мне так жаль, Чейз. Я не знаю, как это произошло. Я не могу вспомнить из той ночи ничего, кроме того, что приехала к Джейдену, чтобы отпраздновать день рождения Мел, что выпила несколько бутылок пива. Хотела бы я помнить больше, но я не помню. Я не ехала на ту вечеринку с намерением напиться. Я имею в виду, я выпила две бутылки пива. И все. Ты знаешь меня… две бутылки пива — это ничто. Я бы никогда не поступила так с тобой, так же, как и Ганнер.
Он кивает, кажется, соглашаясь с этим.
— Поэтому вы скрывали это? Почему ты просто не рассказала мне об этом?
Ух, потому что это отвратительно, мне было стыдно и страшно.
С моих губ срывается рванный вздох.
— Чейз… я… — на самом деле, прямо сейчас я не могу сказать ему ничего, что могло бы хоть как-то улучшить все это, или оправдать то, что мы сделали. Закрыв глаза, я нажимаю на них подушечками пальцев, делаю два быстрых вдоха, прежде чем рыдания, которые я сдерживала, вырываются из самых моих глубин. — Я никогда не хотела причинять тебе боль, Чейз. Клянусь, — это единственное, что я могу сказать, потому что это правда. Это последнее, чего бы я хотела. Но также я понимаю, что он заслуживает большего, чем это. — Это была ужасная ошибка. Мы не хотели, чтобы это произошло, а уж тем более ранить тебя этим, — слезы заливают мое лицо, и хотя я не хочу плакать, но не могу остановить их. — Я никогда не рассматривала Ганнера в этом плане.
Чейз скрещивает руки на груди, его тело еще больше напрягается, пока он ждет, что последует дальше.
В течение нескольких минут мы сидим в тишине, и я больше не могу выдерживать эту тишину.
— Скажи что-нибудь, — умоляю я.
Когда он не отвечает, я пытаюсь быть терпеливой, но у меня это не получается. Я должна узнать, о чем он думает, и я помню о том, что он слышит мои мысли, чувствует мою боль. Он знает, как я обо всем сожалею.
— Я чувствую твою боль… и это разрывает меня на части, знать, как сильно это ранит тебя.
Он кивает. Поднимает руки и, прищурившись, поводит ладонями по подбородку.
— И я ни на секунду не сомневаюсь, что тебе жаль, Куинн, но что в действительности сводит меня с ума, это что теперь я понимаю, почему на самом деле ты рассталась со мной. Потому что ты не хотела, чтобы я узнал о вас с Ганнером.
Слезы стекают по моим щекам.
— Да, — шепчу я.
Я даю ему минутку, его дыхание учащается. Он знает. Я до смерти напугана, потому что он, наконец, узнал о том, что я сделала, и теперь оставит меня, снова, и я больше никогда не увижу его. Я не могу смириться с этим. Не могу. Как бы драматично это ни звучало, я чувствую, что умру, если больше никогда не увижу его.
Тут же ощутив накатывающую панику, мои руки начинают трястись, а сердце бешено колотиться, пока я решаю, что должна сказать дальше. Мыслей куча, и воспоминания о той ночи, сейчас видимые Чейзу, дают ему возможность самому все увидеть.
У меня болит все тело, голова тяжелая, и все, о чем я могу думать, что это худшее похмелье во всей истории похмелий. Когда я открываю глаза и оглядываю комнату, то оказываюсь в полном ступоре, потому что это не моя комната. На самом деле, чем больше я прихожу в себя, тем больше понимаю, что это даже не мой дом. Черт. Я даю себе еще минуту, чтобы собрать мысли воедино. Осмотревшись, я замечаю стоящие на комоде кубки и развешенные по стенам постеры.
Черт, это комната Джейдена. Должно быть, прошлой ночью я вырубилась здесь.
Когда я начинаю поворачиваться, чтобы слезть с кровати, все мое тело протестует. У меня такая слабость, что ноги ощущаются, как желе. В этом похмелье определенно что-то не так. Мое тело, голова… все болит, а в голове будто какой-то странный туман. Я не могу вспомнить, как оказалась здесь, и, что хуже всего, осознаю, что полностью обнажена… в кровати Джейдена.
Дважды черт.
Лежа здесь и пялясь в потолок, я чувствую, что в моем горле сухо, как в пустыне Мохаве, и когда я разворачиваюсь, то молюсь, чтобы у меня хватило мозгов оставить на прикроватной тумбочке бутылку с водой, когда тут же слышу около себя чей-то стон.
Ошеломленная, я медленно разворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это. И прихожу в ужас, когда узнаю полностью обнаженное тело рядом с собой.
Ганнер.
— Дерьмо собачье, Ганнер! — визжу я, натягивая простынь на свою обнаженную грудь. — Какого черта ты тут делаешь?
Испугавшись и подскочив от моего крика, Ганнер сваливается с края постели на пол. Он быстро хватает подушку, чтобы прикрыть свою наготу.
— Куинн? Черт… какого? Где, черт возьми, Мел? Почему ты в постели со мной?
Я выглядываю с края кровати, стараясь смотреть только ему в лицо, а не на его тело.
— В смысле где Мел? Я пришла сюда прошлой ночью, Ганнер, чтобы вырубиться. Одна! Думаю, лучше спросить, какого черта ты в одной постели со мной? Голый? — О, Господи. От каждого слова в моей черепушке будто бьют молотком. Чертово похмелье! — Серьезно! Что произошло?
Ганнер оглядывает комнату, запускает руки в волосы, отчего подушка падает на пол. Он быстро хватает ее и прикрывается.
— Я не знаю. Последнее, что помню, как прихожу сюда и вижу Мел, которая уже лежит на кровати в ожидании нашего личного празднования ее дня рождения.
Он выглядит таким же растерянным, как и я сама. И таким же голым. Черт. Твою же мать. Блядь!
А потом меня осеняет. О, Боже, нет! У нас был секс? Я смотрю на него бешеным взглядом.
— Мы… мы?..
Он выглядит смущенным, начинает осматривать комнату, а потом его глаза округляются от того, что он видит. Я прослеживаю за его взглядом, и мое сердце замирает… на прикроватной тумбочке лежит упаковка от презерватива, и когда я опускаю взгляд чуть ниже, доказательство случившегося валяется на полу — использованный презерватив.
— Твою мать! — орет Ганнер, ударяя по закрытой двери шкафа рядом с собой. Наконец, перестав бить шкаф, он быстро хватает свои джинсы и натягивает их на себя. Пока пересекает комнату, он с бешенством запускает руки в волосы, потом останавливается и смотрит на меня с полной опустошенностью во взгляде. — Какого черта, Куинн! О чем мы думали?
Все, что я могу, это сидеть здесь и думать о том, как мы могли быть такими беспечными? Мы предали двух самых близких нам людей, которых любим больше всего на свете. Теперь это не вернешь назад.
Ганнер хочет знать, о чем мы думали… очевидно, ни о чем.
Чейз смотрит на меня после того, как увидел мои воспоминания.
— Теперь ты понимаешь, почему я чувствую, что разрушаю все вокруг себя? Я переспала с твоим лучшим другом, Чейз. Я не достойна тебя!
Он молчит, не выдает ни звука, и я опасаюсь, что он собирается уйти. Что, если я больше никогда его не увижу?
На мгновенье я забываю о том, что он может слышать каждую мою чертову мысль. Без единого возможного секрета, все это должно быть намного проще, так? Но это не так. Даже несмотря на то, что Чейз может слышать каждую мою мысль, у меня такого дара нет. Выражение его лица пустое, оно не выражает ничего. Его взгляд настолько закрыт, что я не могу понять, что он чувствует или о чем думает, и он так избирателен в словах, которые произносит.
Я складываю руки на коленях в ожидании, что найду какие-нибудь слова, но ничего не выходит. У меня есть только мысли и воспоминания, каждое из которых, как удар ножом в его сердце, и мне так жаль. Я так сожалею, что втянула его во все это.
Чейз сдвигается, скидывает ноги с края кровати, чтобы встать, и приседает напротив меня.
— Все в прошлом. Теперь это не имеет никакого значения.
Но это не в прошлом. Я не могу взять и просто забыть о том, что сделала.
— Нет, Чейз, ты ошибаешься. Это имеет значение. После того, что произошло, я понимала, если честно, я просто верила в то, что мы должны расстаться, потому что дать тебе узнать о том, что я спала с Ганнером, было бы настоящим предательством, и я знала, что это причинило бы слишком сильную боль, — я вскидываю руки в воздух, но тут же побеждено роняю их на ноги. — А потом, в довершение всего, я становлюсь причастной к аварии, которая тебя убивает.
— Неправда.
— Правда! — срываюсь я. — Вот почему я сделала вчера такой выбор. Почему ты просто не оставил меня одну и не дал мне умереть? Тогда бы все это, наконец, закончилось.
Этот вопрос ему ни капли не нравится, его тело напрягается. Он делает глубокий вдох и полностью сосредотачивает взгляд на моих глазах, когда начинает говорить:
— Ты должна выслушать меня, Куинн. Очень важно, чтобы ты услышала все, что я собираюсь тебе сказать. Поэтому я здесь. Ты спрашивала меня, почему, и теперь я знаю ответ. Крайне важно, чтобы ты поняла, что я пытаюсь тебе объяснить, потому что от этого зависят обе наши жизни.
— Но ты уже мертв. Я не понимаю, Чейз, после всего, что я натворила, после всей боли, которую причинила, почему ты здесь?
Он качает головой.
— Посмотри на меня. Я не ушел. Я все еще очень даже присутствую в твоей жизни. И всегда буду.
Я не понимаю, что он пытается мне сказать. Я не заслуживаю его прощения.
— Куинн, — он вздыхает, качая головой, — не говори так.
— Но это правда. Я не принесла тебе ничего, кроме боли, и все еще продолжаю ранить тебя.
Чейз хочет, чтобы я посмотрела на него, поэтому приподнимает мой подбородок, и тепло от его прикосновения растекается по всему моему телу. Выражение его лица смягчается, а в глазах появляется сочувствие.
— Если бы вчера я не остановил тебя, это стало бы концом для нас обоих. Навсегда.
— О чем ты говоришь?
— По этой причине меня можешь видеть только ты.
Я приподнимаю бровь, думая о том, что он сошел с ума, или же я.
— И это потому?..
Он берет мои руки в свои.
— Потому что мы с тобой… так сказать, сильные души.
Сильные души? Я смотрю на него, не понимая, что он пытается мне сказать. Что это, черт возьми, такое, сильные души?
— Все произошло так, как и должно было произойти. Ты должна мне поверить, что ничто из всего этого не было нашей виной… Ганнер… Тейлор… моя смерть… все это было частью того, что должно было произойти. Мне было суждено умереть в той аварии, чтобы таким образом я смог спасти тебя. Моя душа приняла решение пожертвовать собой ради тебя и нашего общего будущего.
— Ладно. Так что, ты принял решение закончить свою жизнь, но мне такой выбор не был дан?
— Я не принимал решения покончить со своей жизнью, Куинн. Та авария, моя смерть — это было предначертано. Это должно было произойти.
Мое сердце начинает биться немного быстрее.
— Я не… я просто…
— Куинн, любовь не прошла, — говорит Чейз, перебивая меня. — Не для нас. Это как закат солнца. Оно скрывается на короткое время, сменяясь темнотой, но оно всегда есть. Оно просто прячется, — большим пальцем он проводит по моей щеке, и это ощущается так тепло и так правильно. — А затем, когда ты начинаешь думать о том, что оно никогда больше не поднимется, оно появляется, и ты снова сталкиваешься с этой красотой.
Я не уверена, как осмыслить то, что он говорит.
Какое-то время Чейз наблюдает за мной, но ничего не говорит. В какой-то момент его взгляд опускается на мои губы, а потом снова возвращается к моим глазам, и я думаю о том, что он может поцеловать меня, или, по крайней мере, хочет это сделать. И огромная часть меня надеется, что он сделает это.
Отклонившись, он с трудом сглатывает и создает между нами дистанцию.
Ладно, ну, возможно, я не так все поняла. Мы не можем это сделать?
Он не отвечает.
— Ты все еще не объяснил, почему ты здесь? Как так получилось, что, кроме меня, тебя больше никто не может видеть? — спрашиваю я, желая услышать ответ. Я так нервничаю из-за того, что он может исчезнуть, как в прошлый раз, но, пока что, он все еще здесь, и мне нужно знать, что именно нас связывает. Я знаю, что это, скорее всего, любовь, чем просто сильная связь. Как бы еще он смог вчера спасти меня?
— Потому что мы — сильные души, — повторяет Чейз.
— А поточнее?
— У каждого человека есть душа, но только у избранных есть дар быть сильной душой, — объясняет он. — Они созданы, чтобы быть вместе, и им суждено находить друг друга в каждой из жизней. Они произошли от греческих богов… созданы для вечной любви. Эти души, соединенные друг с другом, не всегда умирают вместе, но одно остается неизменным: в каждой жизни они будут связаны любовью.
Я не уверена, что на это ответить, поэтому просто молча таращусь на него.
— Знаешь, как говорят, «глаза — это зеркало души»? Ну, для нас это так и есть. В то время, как наша внешность с каждой новой жизнью будет меняться, единственное, что всегда будет оставаться неизменным, это наши глаза.
— Так что, мы… — я замолкаю, пытаясь осмыслить, что все это значит. Если это правда, то это многое объясняет. Тогда неудивительно, что я сразу же положила на него глаз в детском саду — я ощутила такую огромную связь с ним и его прекрасными карими глазами.
Э-э-э, погоди-ка, мы были вместе в других жизнях?
Чейз кивает.
— У нас их было много, хоть обстоятельства и меняются. Мы были созданы, как сильные души, с предназначением всегда быть вместе.
— И какой урок я должна выучить в этой жизни? Просто все выглядит так, будто я продолжаю совершать одну ошибку за другой.
— Если честно, я не знаю, но что я знаю точно, тебе еще так многому предстоит научиться и прожить так много жизней.
— Что насчет тебя? Что было твоей задачей?
— Спасти тебя, — он наклоняется и касается моей щеки, его легкое прикосновение отзывается во мне покалыванием по всему телу. — Моя душа принесла себя в жертву ради тебя.
Я улыбаюсь, потому что он выглядит таким убежденным и уверенным, когда отвечает на этот вопрос. Это просто… в этом весь Чейз. С того дня, как мы познакомились, он всегда вставал на мою защиту.
— Должна ли я поблагодарить тебя?
Он тоже улыбается.
— Это было бы мило с твоей стороны.
Я улыбаюсь шире, но в этом всем для меня еще так много всего непонятного.
— Я не совсем понимаю… так что, получается, не все души созданы друг для друга, ну, знаешь, как пара?
— Именно так. Сильные души отличаются от обычных. Скажем так, они были «выбраны» и им предначертано проходить путь вместе, — объясняет мне Чейз, глядя на меня, пока медленно произносит: — В каждой новой жизни они обязательно соединяются. Когда один умирает, они никогда, по-настоящему, не уходят, потому что даже в смерти их предназначение остается прежним. Одно из предназначений — это спасение другого, и если они умирают, у них есть возможность дать знать своим вторым половинкам о своем присутствии, если те нуждаются в этом.
— Получается, это происходило и раньше?
— Ну, да, судя по тому, что я смог увидеть. Я увидел множество наших совместных жизней. Однажды ты спасла меня из горящего здания. Ты умерла, и только благодаря твоей жертве я выжил. Это объясняет, почему у тебя сейчас такой страх перед огнем, — он замолкает, и я выпучиваю глаза. Я ненавижу огонь. Я делаю короткий вдох и ощущаю привкус дыма в горле, как происходит каждый раз, когда я остаюсь одна, даже на пляже. Но я никогда не говорила никому об этом. Даже Чейзу. — В одной из жизней я был наркоманом и настоящим говнюком. Так или иначе, в одну дрянную ночь я попал в ужасную автомобильную аварию, и ты была парамедиком, которого вызвали на место аварии. Ты помогла мне той ночью, а потом навещала меня в больнице, где у нас зародилась дружба. После этого ты помогла мне побороть мою зависимость, и, в конце концов, наша дружба переросла в любовь.
— Чем это все закончилось?
— Двумя замечательными детишками. Мы умерли в преклонном возрасте… вместе.
— Так, после смерти мы все равно вместе?
— Да, когда один умирает, вторая половинка, в каком-то смысле, всегда рядом. Как в нашем случае, так должно было все случиться. Нам обоим суждено было быть там той ночью, и у моей души был выбор, выжить или умереть в той аварии. Если бы я выжил, то остался бы парализованным, и из-за чувства вины ты бы покончила с собой, как пыталась сделать это вчера на пирсе. Моя душа видела это. Я бы не смог спасти тебя, поэтому я выбрал смерть, потому что это означало, что я мог бы быть рядом, когда был бы тебе больше всего нужен.
Я киваю и отстраняюсь, нуждаясь в воздухе.
— И… вау. Ты, на самом деле, умер, чтобы спасти меня.
— Да.
Так трудно осмыслить, как это может быть правдой, и я продолжаю думать о сотнях возможных вариантов.
Я сажусь ровнее и поворачиваюсь лицом к нему.
— Но, если мы были созданы друг для друга, разве не должны были умереть вместе? Просто, это кажется таким печальным, потому что, если мы связаны как одно целое, почему второй половинке приходится продолжать проживать свою жизнь и так страдать?
— Нет, потому что, если все, кто был избран, будут умирать вместе, это будет прекрасно, да, но наша задача развиваться и учиться в течение каждой своей жизни, что стало бы бессмысленным без боли и грусти.
Я хмурюсь от этих слов.
— В нашей ситуации должно быть исключение. У каждого есть свой предел.
Как у меня.
— Конечно, страдание — это боль, но так же и любовь, — он говорит это так, будто у него опыта намного больше, чем у семнадцатилетнего подростка, каким он является. — Куинн, ты должна помнить о том, что это не твоя вина. Я сделал этот выбор, чтобы быть с тобой вечно. Мое предназначение — спасать тебя. Твое предназначение — жить. Именно поэтому ты не должна пытаться покончить с жизнью, чтобы быть со своей второй половинкой. Нельзя шутить с судьбой.
Что я должна сказать? Он серьезно думает, что я смогу просто продолжать жить своей жизнью, зная, что мне придется это делать без единственного человека, с которым я, образно говоря, связана?
Чейз вздыхает. Все еще сидя на коленях рядом со мной, делает еще один глубокий вдох и упирает руки в мои бедра.
— Не растрачивай тот дар, что был тебе дан. Тот факт, что я достаточно сильно люблю тебя, чтобы пожертвовать собой ради тебя, должен быть достаточной причиной продолжать держаться. Сделай это ради меня. Я умоляю тебя, пожалуйста, помни о том, что я сделал, продолжай жить за нас двоих и будь счастлива. Я не знаю, как долго смогу находиться так с тобой, но что я знаю точно, мне нужно, чтобы ты пообещала мне, что продолжишь жить без мыслей о том, что между нами все кончено, и больше никогда намеренно не сделаешь ничего, что могло бы привести к твоей смерти.
— Это так нечестно. Я должна продолжать жить, когда ты мертв. Почему я? — я чувствую, как горят глаза от слез, а в горле снова встает ком. Я разворачиваюсь, и ком в горле спадает, когда вижу озадаченность на его лице. — Почему нельзя было умереть мне, а тебе остаться жить?
Он не хочет, чтобы я отводила от него взгляд, поэтому кладет ладонь на мою щеку.
— Чем моя жизнь лучше твоей? — спрашивает он хриплым голосом, продолжая удерживать мой взгляд. — Ты не понимаешь, Куинн, что так же сильно, как ты любишь меня, так же и я люблю тебя. И пока ты думаешь о том, что я заслуживаю жить, я верю в то, что этого заслуживаешь ты. Ты не осознаешь, что из нас двоих, ты всегда будешь более сильной душой? Каждый раз, снова и снова ты жертвуешь собой ради меня, — его глаза наполняются слезами, и я думаю, что он может заплакать. Я чувствую бушующие в нем эмоции, и они настолько сильные, что я начинаю чувствовать их внутри себя. Вначале они нечеткие, а потом меня ударяет теплота, все мое тело омывается волной жара. — Мы были созданы как одно целое. Все, что есть я, есть ты. Никто из нас двоих не важнее другого. Ты всегда будешь более сильной половинкой. Я так сильно не хочу оставлять тебя, но мне придется это сделать, и это так сложно, так чертовски сложно, детка.
— Как ты можешь мне это говорить? — так тяжело поверить в то, что это, на самом деле, правда. Я имею в виду, в некотором смысле, я верю в это, потому что знаю, что эта связь с ним всегда была самой сильной, что я когда-либо испытывала в своей жизни. — Ты говоришь это с такой уверенностью, я просто не знаю, как мне поверить в то, что это правда, и я не сошла, просто-напросто, с ума. Я даже не уверена, что, и в самом деле, вижу тебя. Как я должна понять, что это правда? Что я не сошла с ума?
— Вот как…