Куинн
В среду утром я боюсь просыпаться. А вдруг Чейз ушел?
Последние два дня я видела и чувствовала его рядом с собой. Каждый раз, когда я просыпаюсь, и он все еще рядом, я задумываюсь над тем, когда это изменится.
Благодаря Чейзу, мне есть над чем подумать, но благодаря ему у меня, своего рода, спокойствие ко всему этому. Очень долго я была уверена в том, что сама сделала дерьмовый выбор, который, в свою очередь, причинил Чейзу боль. А ведь я никогда не думала, что смогу сделать это. Но сейчас, благодаря ему, я смирилась, или, по крайней мере, примиряюсь с мыслью, что не все в этой жизни может быть под нашим контролем.
До этого момента я и не верила в судьбу. Моя теория заключалась в том, что ты сам строишь свою судьбу, а карма рано или поздно настигнет тебя. Я верила, что моя карма меня настигла, и потом мне пришлось жить с ее последствиями.
Я никогда не была так счастлива из-за того, что ошибалась.
В этом мире все гораздо сложнее. Сейчас я в этом уверена, спасибо Чейзу, хотя я все еще не могу представить, как мне жить дальше.
Возвращение в школу, определенно, не возглавляет мой список дел, которыми нужно заняться, но я понимаю, что мне нужно встретиться со школьным консультантом и перенести экзамены, которые я пропустила на прошлой неделе. Я с большим удовольствием покончу со всем, что придется сделать, чтобы выпуститься.
А что будет после этого, я не уверена. В последние две недели мой мир полностью остановился. Раньше моя жизнь была сосредоточена на том, что будет после окончания школы, сейчас же я не готова думать об этом. Письмо от Университета штата Флорида все это время пролежало на моем комоде, и я ни на шаг не подошла ближе к тому, чтобы открыть его, так же, как и две недели назад. Думать о будущем — значит, двигаться вперед, а я все еще не уверена, что достаточно для этого сильна.
Когда я выхожу из комнаты, одевшись в школу, наконец-то, в футболку и джинсы, а не в толстовку с капюшоном, Эмери сидит на кухне за обеденным столом, безучастно уставившись в кружку с черным кофе. Он слышит мое приближение и тут же разворачивается, будто я напугала его.
Улыбнувшись, он встает и направляется ко мне, притягивая меня в крепкие объятия.
Я вздыхаю, слезы жгут глаза. Боже, как же я нуждалась в этом. Я так сильно соскучилась по нему.
Серьезно, за последние три месяца это первый раз, когда мы видим друг друга. Он уехал в марте, так что его не было ни на момент аварии, ни на похоронах Чейза.
— Черт, Куинн. Я так рад видеть тебя, — говорит он, глубоко вздыхая, и отстраняется, чтобы осмотреть мое лицо. — Я так рад, что с тобой все в порядке. Как рука? Болит?
— Нет, она в порядке.
Я знаю, Риз рассказала ему обо всем в тот день, когда, наконец, дозвонилась до него. Он работал на Аляске, и целый месяц у них не было телефонной связи. Раньше я завидовала, что ему приходилось отключаться от мира и находиться там, где никто не сможет его найти.
Хотя в экстренной ситуации это все же отстой.
Я смеюсь, пытаясь дышать, когда он сжимает меня еще в одном крепком объятии.
— Я тоже скучала по тебе, Эм.
Обернувшись, я вижу Чейза. Он стоит на кухне с теплой улыбкой на лице, наблюдает за нашими с Эмери объятиями и выглядит от этого таким же довольным, как и я.
— Как долго будешь дома?
Когда Эмери отпускает меня, я начинаю копаться в холодильнике. Я, на удивление, голодна, поэтому вытаскиваю яйца и бекон.
Эмери внимательнее разглядывает меня, прислонившись к кухонной стойке.
— Несколько дней, — он прочищает горло. — Ты хорошо себя чувствуешь? Я слышал, ты пропустила несколько занятий в школе.
Самая лучшее в Эмери — что мне никогда не надо извиняться или во всех красках объясняться с ним. Он переживает, поэтому, естественно, задает вопросы, но если я игнорирую вопрос, он всегда дает мне время, чтобы я решила, что именно я хочу сказать и тогда, когда сама этого захочу. Он всегда старается делать для меня только самое лучшее, и я никогда этим не пренебрегала. Когда погибли наши родители, ему было восемнадцать, но он ни разу не дал мне почувствовать, что сожалеет о том, что застрял со своей одиннадцатилетней сестрой.
Не думаю, чтобы его хоть раз похвалили за то, что он пожертвовал своей жизнью ради меня.
— Мне становится лучше, вроде бы, — наконец, говорю я ему, когда решаю приготовить для нас обоих яйца. Он продолжает наблюдать за каждым моим движением, присаживаясь за стол. — Сегодня я собираюсь сходить в школу, чтобы договориться сдать на этой неделе экзамены, которые я пропустила.
Когда я даю себе минутку на то, чтобы посмотреть на него, я понимаю, что он выглядит намного старше. Его темные волосы длиннее, вьются на концах, выглядывая из-под бейсболки, а челюсть покрыта густой бородой после месяцев работы на судне.
Улыбнувшись, я качаю головой.
— Как отнеслась к бороде Риз, Дак Династи? (Примеч.: имеется ввиду Duck Dynasty — американский телевизионный сериал, главные герои которого известны своими длинными бородами).
Эмери снова улыбается и поднимает свою кружку с кофе, чтобы сделать глоток.
— Она сказала, что мне лучше успеть побриться до того, как она вернется домой.
Какое-то время мы просто болтаем, и он не давит на меня разговорами о том, что происходило последние две недели.
Комната наполняется запахом свиного жира, и становится тихо. Чейз сидит за столом, жалуясь на то, как хорошо пахнет бекон, и как это нечестно, что у него нет возможности съесть его.
— Тебе нужно поговорить с ним, Куинн. Расскажи ему правду о том, что с тобой происходило, и как ты себя чувствуешь из-за всего этого, — говорит он, глядя на сковородку на плите.
Я почти отвечаю ему вслух, а потом вспоминаю, что Эмери не может видеть Чейза, и все ощущения нормальной обстановки, которые есть в этот момент, тут же вылетят в окно, как только он подумает о том, что я разговариваю со своим мертвым бывшем парнем.
Серьезно! Хватит говорить мне, что мне делать.
— Ты винишь меня, Эмери? — спрашиваю я, продолжая удерживать взгляд на шипящем беконе.
Теперь доволен, Чейз?
Чейз смеется.
— Да, доволен.
— За что? — спрашивает Эмери.
Я поворачиваюсь к нему лицом и улыбаюсь от того, насколько сильно он похож на нашего отца со своей бородой и глазами цвета океана.
— За то, что произошло с мамой и папой.
— Что? Никогда, — он смотрит прямо на меня, может, слегка растерянно. — Ты думаешь, я виню тебя?
Я пожимаю плечами, перемешивая яйца на сковороде, а потом выключаю плиту.
— Иногда я думаю, что ты должен.
— Я не виню тебя. И никогда не винил, Куинн. Это был несчастный случай.
Будь честной. Скажи ему о том, что ты чувствуешь. Он должен знать.
— Я чувствую, будто подвожу тебя.
Достав две тарелки, я накладываю на одну яйца и бекон для него. Эмери берет кусочек бекона и медленно грызет его.
— Ты бы подвела меня, если бы сдалась и испортила свое будущее. Поезжай в колледж. Выберись из этого городка и начни все сначала на новом месте. Мне во многих вещах пришлось повзрослеть слишком быстро, и я не хочу этого для тебя. Да, я доволен тем, что имею на данный момент, так что просто побудь ребенком, отправляйся в колледж и повеселись.
Я знаю, что он имеет в виду. Никто из нас не выбирал такую жизнь, но именно она была нам дана. Я, наконец, начинаю это понимать.
И снова показывает свою уродливую голову это слово — «колледж». Мои планы на будущее. Все то, о чем я не хочу думать.
Этот разговор возвращает меня к моим прошлым размышлениям о том, чтобы избегать разговоров, касающихся этого вопроса. Я знаю, что в том конверте на моем комоде хранятся ответы, но не могу пересилить себя и встретиться с ними лицом к лицу.
Когда возвращаюсь в свою комнату, чтобы забрать школьный рюкзак, я смотрю на письмо, которое лежит рядом с любимой бейсболкой Чейза. Той, которую он оставил на моей кровати в первый вечер. И которую я не планирую возвращать. Я отвожу взгляд в сторону — не думаю, что у меня хватит сил на это ранним утром.
— Рано или поздно тебе придется открыть его.
Уф-ф. Мы можем просто не говорить об этом?
Я пожимаю плечами, беру его бейсболку и надеваю ее себе на голову.
— Может, вечером.
— Ты же понимаешь, что времени у тебя не так уж много?
Я снова пожимаю плечами и наклоняюсь за рюкзаком, который покрыт песком. В тот день я оставила его на причале. Еще одна загадка, как все это оказалось снова в моей комнате.
— Мне всегда нравилось, когда ты была в моей бейсболке, — говорит Чейз, когда мы садимся в мою машину. Я в растерянности, потому что мне нравится то, как спокойно я себя чувствую, когда он рядом, но я всем сердцем ненавижу то, что знаю — скоро всему этому придет конец.
— Мне тоже. Могу я забрать себе и твою толстовку с капюшоном? Ты мертв. Она тебе больше не нужна.
— Серьезно? — он выгибает бровь. — Мою толстовку?
Чейз любил свои толстовки так, будто они были вытканы из золота. Он редко позволял мне надевать их, когда мы встречались, но мне все же удалось украсть несколько.
— Что? Ты не можешь винить меня за это. Ты умер. Не похоже, что ты можешь носить их.
Он качает головой.
— Уверен, моя мама отдаст тебе их, если они тебе нужны.
— Нужны, — говорю я ему, уставившись на ключи в своих руках. Это будет первый раз с момента аварии, когда я поведу машину. Когда я вставляю ключи в зажигание, мои руки трясутся.
Я перевожу взгляд на автоматическую коробку передач, как на что-то незнакомое. Они все для меня незнакомы. У меня никогда не было хорошей машины. Когда пришло время начинать водить машину, у нас с Эмери не было возможности купить что-то стоящее. Мы починили старый «Линкольн» нашего отца, на нем я и ездила.
Сейчас он похоронен на свалке, а у меня теперь эта «Хонда», которую Риз нашла для меня за те деньги, что нам выплатила страховая компания.
Чейз улыбается.
— Ты собираешься заводить машину или будешь пялиться на нее?
— Заткнись. Я нервничаю, — я ухмыляюсь, вставляя ключ в зажигание. — Ты должен пристегнуть свой ремень безопасности.
— Серьезно? — уголок его рта приподнимается в улыбке. — Зачем?
— Не знаю. Для безопасности.
— Просто веди машину и прекращай быть чертовой истеричкой.
Я завожу машину и аккуратно выезжаю с подъездной дорожки.
— Видишь, я веду машину. А теперь заткнись и пристегни свой чертов ремень безопасности.
Чейз смотрит на меня с ухмылкой.
— Куинн, честно, тебе не о чем так переживать. Авария произошла не по твоей вине, и, если ты забыла… я уже мертв. Теперь меня не сможет спасти ни один ремень безопасности.
Умник.
Последнее, чего я сегодня хочу, это быть замеченной кем-то. Возможно, поэтому я надеваю бейсболку Чейза. Я не хочу иметь ничего общего с этим местом или с кем-то из этих людей, но осталась всего неделя, и мне нужно окончить школу.
Я оглядываюсь вокруг и замечаю Ганнера, который стоит около своей машины вместе с Джейденом, рядом с ними группа парней, и они пялятся на меня. Ганнер подмигивает мне и кивает в сторону школы, я киваю в ответ, несмотря на странные взгляды, обращенные в мою сторону.
Чейз смеется, оглядываясь по сторонам.
— Если бы они знали, что я рядом с тобой, они бы не стали смотреть на тебя так, как сейчас.
— Как?
— Так, будто теперь у них есть шанс с тобой.
Я хихикаю, держа голову опущенной, чтобы люди не думали, что я разговариваю сама с собой
— Каспер-собственник — это довольно сексуально.
— Угу, — ворчит он, продолжая идти рядом со мной. — Пусть продолжают так смотреть, и Каспер-собственник превратится в полтергейста.
— Это не твой конек. Лучше придерживайся того, в чем ты хорош.
Когда мы подходим к школе, я замечаю, на кого кивком головы указывал мне Ганнер.
Мел. Она ждет возле моего шкафчика прямо в коридоре.
— Могу я поговорить с тобой? — спрашивает она, когда я захожу. Я вижу, что она тоже очень страдает. Очевидно, она едва справляется с тем, что узнала о нас с Ганнером.
Я киваю, неуверенная, что она собирается мне сказать. Я не звонила ей с понедельника, и она тоже не пыталась позвонить или написать мне. Я была уверена, что нашей дружбе придет конец, как только она узнает о том, что я не рассказала ей о Ганнере.
— Куинн, мне нужно, чтобы ты была честна со мной. Что произошло той ночью? — спрашивает Мел, ее грусть для меня как удар в живот.
— Я не знаю, — говорю я ей. — Все, что я знаю, я сидела на диване, пила вместе с Тейлор и тобой, а потом, наверное, забрела в комнату Джейдена и вырубилась. Следующее, что я помню, это как проснулась рядом с Ганнером, который был в отключке.
Она ничего не говорит и смотрит в пол.
Глубоко вздохнув, я выпрямляю спину, когда ощущаю теплую руку Чейза на своей пояснице.
— Честно, я даже не могу передать тебе, как мне жаль, Мел. Ты должна знать, что я, правда, никогда намеренно не сделала бы с тобой ничего такого. Я знаю, что мое опьянение не является достаточным оправданием.
Надеюсь, она поверит мне. Я не могу потерять еще и ее.
Я пытаюсь представить себя на месте Мел. Что бы я сделала, если бы это произошло с ней и Чейзом? Скорее всего, я бы испытывала то же самое, что и она сейчас. Я не жду, что Мел прямо сейчас простит меня, но надеюсь, что она, по крайней мере, позволит мне показать ей, насколько важна для меня наша дружба.
Из-за угла появляется Ганнер — его голова опущена, руки в карманах — и прислоняется к дверной раме.
— Она не врет, Мел… я тоже не знаю, как это произошло. Я ничего не помню. Когда тем утром я проснулся, у меня не было ни одного воспоминания о той ночи, кроме того, что я искал тебя. Если бы я не видел фотографии, то не верил бы самому себе. Я бы никогда не поступил так с Чейзом, — он замолкает и смотрит на Мел. — Или с тобой.
У Ганнера все еще есть чувства к Мел. И, наверное, будут всегда, и я думаю, может, она поверит хотя бы ему.
— Я просто хочу, чтобы ты знала, что я не ненавижу тебя, — говорит мне Мел, вытирая слезы со своих щек. — Вся эта ситуация — полный отстой, и, естественно, она меня ранит, но ты — моя подруга, и я знаю, что ты бы никогда намеренно не причинила мне боль. Я не хочу потерять вас обоих из-за того, что произошло, когда вы явно были не в состоянии здраво мыслить.
— Мне, правда, очень жаль, — говорю я, понимая, что этого даже близко недостаточно.
Звенит первый звонок, и Мел ласково улыбается нам обоим.
— Я вам верю, и то, что произошло, ничего не значит, — она показывает себе за спину и кивает. — Я должна идти в класс.
Такое ощущение, будто она бросает меня, не дав еще один шанс, пока внезапно не сжимает меня в объятиях.
— Я знаю, что ты никогда бы не причинила мне такую боль.
С минуту мы крепко обнимаем друг друга, а затем она отстраняется, улыбаясь Ганнеру.
Он ей подмигивает.
— Увидимся после урока?
— Думаю, увидимся, — отвечает Мел.
Я наблюдаю за ней, пока она не разворачивается, и Ганнер шутливо толкает мое плечо своим.
— Она — хороший друг. Я рад, что она у тебя есть.
Улыбаясь уголком губ, я запихиваю рюкзак в свой шкафчик и закрываю дверцу.
— Похоже, что у тебя тоже появился с ней второй шанс.
— Ага, мы собираемся на свидание в пятницу вечером, — он весь светится, на его лице появляется улыбка. — Начнем все сначала, как она это назвала.
— Это здорово, — я легонько толкаю его плечом. — Я рада за вас обоих.
Ганнер открывает рот, чтобы что-то сказать, когда к нам подходит Тейлор со своими подругами и врезается в меня, толкая на Ганнера. Он ловит меня, чтобы я не упала.
— Занялась лучшим другом? — она поворачивается, прижав свою идеально наманикюренную руку ко рту. — Ой, точно, ты же уже это сделала.
Что за сука! Не могу поверить, что ты мог находиться с ней наедине в одной комнате, не говоря уже о том, что тебе это могло нравиться, Чейз!
— Я тоже, — бормочет он, обнимая меня одной рукой.
— Какого черта, Тейлор? — я толкаю ее в плечо. Она отлетает назад, и ее глаза округляются. — В чем твоя чертова проблема?
— Чейза не стало две недели назад, а ты уже, как шлюха, крутишься вокруг его лучшего друга? — замечает она так, будто знает хоть что-то о наших жизнях.
Ганнер передвигается, чтобы встать рядом со мной, принимая защитную позу.
— Достаточно, Тейлор. Ты не понимаешь, о чем, черт возьми, говоришь. Ты устроила этот скандал, а теперь просто оставь ее в покое.
Для Тейлор его слова становятся сигналом к действию.
— Серьезно, Ганнер? В тебе вдруг проснулась совесть? — спрашивает она своим противным визжащим голосом, который я так сильно ненавижу. — Не похоже, что тебя это волновало, когда ты трахал ее и врал об этом своей подружке.
Ганнер смотрит прямо на нее, его глаза прищурены от злости, челюсть сжимается и разжимается.
— Что ты об этом знаешь?
— Ну, для начала, я видела фотографии, — Тейлор избегает прямого ответа, пожимая плечами. — Я имею в виду, честно, как можно быть такими тупыми? Кто, как вы думаете, сделал эти снимки? Не могу поверить, насколько все было просто сделать, и что вы, два идиота, ни о чем не догадаетесь.
Ни о чем не догадаемся? Ни о чем не догадаемся?
Чейз издает тихий стон и бьет кулаком в стену. И хотя никто не слышит этого звука, они, определенно, видят его злость, когда свет в коридоре начинает мигать.
— Это была она, — взрывается Чейз. — Я чувствую это. Она сделала что-то той ночью, чтобы все это произошло. Проклятье! Она подставила вас. Тейлор знала, что ты порвешь со мной, если будешь думать, что сделала что-то, что может причинить мне боль, как, например, переспать с моим лучшим другом.
Моя реакция меня не удивляет.
Я бросаюсь на Тейлор, готовая выбить из нее все дерьмо. Мне плевать на то, что у меня на руке гипс, или что она на пятнадцать сантиметров выше меня. Может, меня подпитывает злость Чейза. Но я не могу остановить себя от того, чтобы погнаться за ней следом, и, возможно, подарить ей немного той боли, через которую она заставила пройти меня.
— Не прикасайся ко мне, ты психопатка! — визжит Тейлор, прикрывая лицо руками.
— Ненавижу тебя, двуличная сука! — кричу я в ответ.
Ганнер с Джейденом делают все, что могут, чтобы остановить нас, но я в самом настоящем бешенстве и полна решимости надрать ее красивую королевскую задницу. Я изо всех сил тяну ее за волосы, чтобы, по-настоящему, врезать ей по уху. Я никогда раньше никого не била, поэтому не уверена, что нужно делать, но врезать ей по уху, кажется, будет эффектно.
— Девушки! — кричит директор Рид через весь холл, распихивая учеников, окружающих нас. — В мой кабинет, живо! — а потом он указывает на Ганнера, который держит одной рукой меня за плечо, а второй Тейлор, разъединяя нас. — Ганнер, ты тоже идешь.
Со вздохом я следую за ними к кабинету директора, Чейз идет рядом со мной. Этот первый день в школе не пройдет для меня хорошо.
— Ты не достойна никого, подобного Чейзу, — срывается Тейлор, когда мы оказываемся в кабинете директора Рида.
— О, а ты меня, значит, достойна, сука? — рычит Чейз, его голос пропитан ненавистью, и, естественно, свет начинает мигать.
Если бы только она могла его услышать.
Прикрывая рот ладонью, я улыбаюсь, но стараюсь сдержаться.
— Секунду, пожалуйста, — директор Рид поднимает одну руку вверх, а второй удерживает телефон. — Миссис Нуннан, пожалуйста, отправьте Хэнка, чтобы он проверил и выяснил, что за чертовщина происходит последнее время в этой школе с электричеством. Свет опять мигает.
Ха! Неужели вы до сих пор не заметили! Просто подождите, пока он не разозлится.
Как только кладет трубку телефона, директор Рид смотрит на Тейлор, сидящую напротив Ганнера.
— Что произошло в коридоре?
— Она набросилась на меня, — говорит Тейлор, скрестив ноги и глядя в окно. — Я ничего не сделала.
— Неправда, — вмешивается Ганнер. — Она говорила Куинн всякую хрень.
— Следи за языком, Ганнер, — директор Рид смотрит на меня. — И я бы хотел услышать о том, что произошло, от мисс Хэдли.
— Прошлым летом, в августе, мы с Ганнером попали в одну ситуацию на вечеринке. Тейлор тоже там была, — я указываю на нее рукой, мечтая о том, чтобы снова ей врезать. — Она сделала фотографии в приватный момент, и в понедельник разослала их всем. Только, прежде чем отправить фотографии, она решила обвинить меня в аварии с Чейзом. И сказала при всех, что, скорее всего, я из ревности нарочно врезалась в него. Затем этим утром она подошла ко мне, когда я стояла возле своего шкафчика, назвала меня шлюхой и обвинила меня в том, что я переключилась на Ганнера, тогда как с момента смерти Чейза не прошло и двух недель. Я устала от ее выходок, мистер Рид, поэтому решила постоять за себя и выбить из нее всю дурь.
В кабинете становится тихо. Мертвецки тихо.
Даже Чейз ничего не говорит.
До тех пор, пока не начинает смеяться.
Директор Рид, прочистив горло, садится в свое чрезмерно большое черное кресло.
— Ладно, так… мисс Томас, зачем вы разослали фотографии?
Сначала Тейлор ничего не говорит, потому что не хочет, чтобы он узнал о том, какая она на самом деле подлая.
— Я ненавижу ее. Она пыталась отбить у меня парня.
Я наклоняюсь вперед в своем кресле, глядя ей прямо в глаза.
— Вы больше не были вместе. Он расстался с тобой.
Тейлор закатывает глаза.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Знаешь, Тейлор, — срывается Ганнер, наклонившись, чтобы посмотреть ей в глаза, — чем больше я думаю о той ночи, тем больше у меня все не сходится. Очень вряд ли, что Куинн вырубилась после двух бутылок пива. Мы тусовались все вместе. Черт, да ты смеялась и танцевала с ней большую часть ночи. Все ведет к тебе, и ты это знаешь.
Я не отвожу о нее взгляда, так же, как и Чейз. Если бы только она могла увидеть взгляд, которым он на нее смотрит.
Думаю, что, на данный момент, директор Рид выслушал достаточно от нас троих. Он смотрит на Тейлор, когда начинает говорить, чуть повысив голос:
— Мисс Томас, если хотите выпуститься из этой школы, советую вам начать говорить.
— Хорошо! — кричит она, понимая, что была поймана на лжи. — Хотите знать, что произошло, я вам скажу. Я устала от того, что Куинн всегда достается то, что должно быть моим. Она не заслуживала Чейза. Она не ценила свою популярность и власть, которая пришла к ней вместе с ним. Я была предназначена Чейзу, и я знала, что единственная возможность их разрыва — сделать так, чтобы Чейз думал, что она предала его, пока он был в бейсбольном лагере прошлым летом. Той ночью я решила добавить кое-что в пиво Куинн и Ганнера, в надежде, что они переспят. Они сделали это. Не моя вина, что у них был секс. Они сами сделали тот выбор.
Ганнер резко выдыхает.
— Какого хрена, Тейлор! Как ты могла?
Я встаю, готовая снова надрать ей задницу.
— Ты сделала это, потому что знала, что будешь рядом, чтобы подобрать кусочки разбитого сердца Чейза, да?
Она садится ровнее, скрещивая руки на груди.
— Ага. И это сработало.
— Ах ты, сука! — рычит Чейз, и я чувствую, как меня поражают тепловые вспышки от накала его ярости, пульсирующей по всей комнате.
Ага. Свет вырубился. Вот так просто.
— Проклятье, — стонет директор Рид, выглядывая в окно. — Что, черт возьми, происходит с этой школой?
Взбешенный Каспер, вот что происходит.
Я поворачиваюсь лицом к Тейлор, в груди все сжимается.
— Я не могу в это поверить, Тейлор! — кричу я, слова вылетают из меня, как снаряды. — Ты имеешь хоть малейшее представление, каково это — думать, что по собственной воле переспала с его лучшим другом? Причиненный тобой вред уничтожил не только меня с Чейзом, но также и Ганнера с Мел. Ты хоть имеешь представление, какой урон нанесла своим вмешательством?
— Я не понимаю, почему вы обвиняете в этом меня, — она пытается обороняться, будто это что-то изменит. — Не я заставила тебя заниматься с ним сексом. Ты сделала это сама.
Я не уверена, как справиться со всем этим. Никогда, даже в самых сумасшедших мыслях, я никогда не думала о том, чтобы предать Чейза, переспав с Ганнером, но когда мы проснулись тем утром, у меня не было другого выхода, кроме как принять этот факт. Сейчас же, выяснив, что это было спланировано заранее, специально для того, чтобы разрушить наши отношения… я понимаю, что, на самом деле, не предавала Чейза и нашу с ним любовь. И я не знаю, что с этим делать. Я так долго винила себя из-за того, что не могла вспомнить ничего из той ночи, но теперь все обрело смысл.
Директор Рид глубоко вздыхает, прижимая свои сложенные вместе руки к столу.
— В свете того, что мисс Томас проинформировала нас о… Куинн, почему бы тебе не отправиться домой и взять выходной на оставшуюся часть дня. Я предупрежу учителей, что твое отсутствие одобрено. Мистер Девидсон, вы также можете отдохнуть оставшуюся часть дня.
Ганнер качает головой, давая знать директору Риду, что он собирается остаться, и мы все встаем, чтобы уйти, но директор Рид снова говорит:
— Мисс Томас, вас я не отпускал. Сядьте на место. Мы еще не закончили. То, что вы сделали, является преступлением.
После составления графика моих экзаменов на пятницу, у меня, и правда, больше нет причин оставаться в школе, поэтому я направляюсь назад к своей машине. Я все еще пытаюсь осмыслить это.
Тейлор… Мне никогда и в голову не приходило, что она могла меня чем-то опоить, но, опять-таки, я всегда подозревала, что у нее есть чувства к Чейзу. Полагаю, она, в конце концов, поняла, что в ближайшее время не сможет заполучить его, поэтому решила взять все в свои руки.
Невероятно.
— Куинн? — я слышу, как меня зовут, когда направляюсь к своей машине, и разворачиваюсь, замечая Ганнера, который бежит, пытаясь меня догнать.
— Эй, слушай, я просто хотел убедиться, что ты в порядке, — он останавливается напротив меня, почесывая затылок. — То, что сказала Тейлор, просто сумасшествие какое-то, — наши взгляды встречаются, и я киваю. — Надеюсь, ты знаешь, что если тебе понадобится о чем-нибудь поговорить, я рядом.
Глядя сейчас на Ганнера, я понимаю, какая же я счастливица, что у меня есть такие хорошие друзья, которые заботятся обо мне. Я уверена, что теперь, после того, как не стало Чейза, он чувствует свою ответственность.
— Спасибо, Ганнер. Это много для меня значит, но, думаю, я в порядке, — тяжело вздохнув, я смотрю на здание школы и замечаю подъезжающую полицейскую машину. Ставлю штуку баксов, что у Тейлор, после того, что она сказала, теперь будут серьезные неприятности. — То, что произошло, отстойно, но мы оба стали жертвами безумного плана Тейлор. А ты? Ты-то сам как?
Он дарит мне улыбку, хоть она и выглядит немного натянутой.
— Я в порядке. Может, я еще не до конца все осознал, но как бы сумасшедше это ни звучало, я рад, что той ночью это были ты и я. Все могло получиться намного хуже.
Рядом со мной напрягается Чейз, и я вспоминаю, что он все еще здесь, его рука на моем плече давит сильнее.
Я согласна с Ганнером. От мыслей о том, что могло бы произойти, по всему телу бегут мурашки. Что, если бы не Ганнер ввалился той ночью в комнату Джейдена? Что, если бы тем, кто меня тогда нашел, был бы один из хреновых дружков Раена?
Ага. Все могло быть намного хуже.
Я снова благодарю Ганнера за беспокойство обо мне и, пообещав, что при необходимости обязательно позвоню ему, я разворачиваюсь, чтобы вернуться к машине.
Чейз сидит рядом со мной на пассажирском сиденье, привалившись на один бок, чтобы было комфортнее. Сначала он пялится в окно, а потом поворачивается, чтобы посмотреть на меня.
— Ты уверена, что в порядке?
— Ага, уверена, — говорю я ему, наблюдая за Ганнером, идущим обратно в школу. — Наверное, это просто ощущение облегчения после того, как я узнала, что не предавала тебя намеренно, но я, действительно, чувствую себя хорошо. После всего, что произошло, я очень рада, что Тейлор, наконец, получит по заслугам.
Чейз улыбается мне.
— Точно. Сучка совсем с ума сошла.
Я выдыхаю воздух из легких, хотя даже не заметила, как задержала дыхание, и смеюсь. Не просто смеюсь. Это первый раз с прошлого лета, когда я по-настоящему смеюсь.
Чейз наблюдает за мной и улыбается сам себе, будто вспоминает этот звук и то, что он для него значит.
Вдруг он затихает и задумывается, возможно, решает, что сказать.
— Я практически забыл, как звучит твой смех. Ты такая красивая, когда смеешься, — наклонившись вперед, он потирает костяшками пальцев мою разгоряченную щеку. — Я буду скучать по тому, как краснеют твои щеки, когда я прикасаюсь к ним.
Каждую минуту рядом с ним я боюсь, что она станет последней, да, но даже в этот момент я очень счастлива.
— Мне нужно сказать тебе кое-что, — шепчу я ему.
— Что угодно, — говорит он.
— Я люблю тебя, — выдыхаю я. — И мне нужно, чтобы ты знал, что я никогда не перестану любить тебя… Но чувствую, то, что мы имеем сейчас, не продлится вечно, и я думаю, что это важно — сказать тебе, что моя любовь к тебе никогда не изменится.
Он наклоняется ко мне и притягивает в свои крепкие объятия. Я обвиваю его руками и прижимаю голову к его груди.
— Я тоже люблю тебя, — он вздыхает и немного отстраняется, всматриваясь в мое лицо, в мои глаза. — Я знаю, что не перестанешь, так же, как знаю, что и сам никогда не перестану любить тебя.
Я не совсем уверена почему, но пока еду обратно домой, думаю о том, как люди появляются в наших жизнях и исчезают из них. Каждый из них в определенный момент служит какой-то цели.
Но с Чейзом это был не момент, нет. Нас с Чейзом связала судьба.
Судьба, которую никто из нас не захотел бы менять.
— Открой письмо, Куинн.
Я не могу.
— Ты должна. Время на исходе.
Я боюсь письма, так сильно боюсь. По большей части потому, что при любом раскладе это письмо заставит меня изменить свою жизнь. Я знаю, что должна это сделать, и отчасти даже хочу этого, но я так напугана.
— Ох, хватит, — я пытаюсь скинуть Чейза с кровати, но он и с места не сдвигается. — Ты уже знаешь, что в нем, так ведь?
С того момента, как мы вернулись из школы, он пытается заставить меня открыть это чертово письмо.
Он кивает, улыбаясь.
— Знаю… но я хочу увидеть твою реакцию.
Конечно же, он этого хочет.
— Я не хочу делать это сейчас. Открою его утром.
Я потеряла его на повороте дороги, трагически, ужасающе, и это произошло прежде, чем я успела сказать ему о том, как сильно он изменил мою жизнь к лучшему.
И сейчас, по какой-то странной иронии судьбы, он здесь, и я могу его видеть. Каким-то образом это происходит, и вот он здесь, снова со мной.
Обхватив мое лицо ладонями, он прижимается губами к моему лбу.
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя… и я не понимаю, как должна жить дальше, зная, что ты — моя вторая половинка. Не важно, с кем я познакомлюсь — или каким-то чудом влюблюсь — они никогда не будут тобой.
Он отстраняется и ложится на мою кровать.
— Это не значит, что ты не можешь быть счастливой, Куинн. Тебе суждено было иметь будущее, — он переходит на шепот.
— Чейз…
Его улыбка исчезает, подбородок начинает дрожать. Пытаясь взять себя в руки, он трет лицо руками, а потом опускает их на колени.
— Ты росла сама с одиннадцати лет. Никогда не отступала перед трудностями. Разве не видишь, в тебе есть та сила, чтобы справиться с этим и двигаться дальше. Моя мама однажды сказала мне это, и это надолго застряло у меня в голове, но до этого момента не имело никакого смысла. У нас так много времени на этом свете, мы просыпаемся каждое утро и имеем возможность решить, как прожить этот день.
Я боюсь того, что наступает, потому что вижу, он пропадает, его прикосновения не такие теплые, и я понимаю, что больше не смогу видеть его.
Чейз говорил, что появляется здесь и видим только тогда, когда чувствует, что это необходимо. Что происходит, когда я не нуждаюсь в нем? Что, если я почувствую, что буду нуждаться в нем всегда?
— Твое прикосновение, — я беру его руку в свою, — оно больше не греет. Оно просто… теплое.
Чейз ничего не говорит. Он борется с собой, желая сказать намного больше, чем может. И хоть я и понимаю, что должна побудить его говорить открыто, я боюсь. Не могу представить, как буду справляться, когда он уйдет. Понимание, что я больше не буду видеть его каждый день, даже с расстояния, разбивает мне сердце. Это ранит и обжигает.
— Каждый раз, когда смотрю на тебя, я понимаю, насколько далеко ты продвинулась вперед за последние две недели, и я боюсь, что становлюсь к тебе все ближе, хотя должен уйти. Не пойми меня неправильно, я очень счастлив видеть, что ты наконец-то поняла, что можешь жить без меня, но мысли о том, чтобы оставить тебя, невыносимы. Это разбивает мое чертово сердце. И я понятия не имею, что должен сказать тебе, чтобы облегчить все это. Мне нужно, чтобы ты помнила о том, что неважно, сделала ты что-то или нет. Пожалуйста, пойми, той ночью не в наших силах было что-то изменить, — он придвигается ближе ко мне. — Я чувствую, как меня будто вытягивает отсюда, и я понимаю, что уже больше не смогу быть рядом с тобой вот так.
Мы лежим в тишине, облака из серых становятся черными.
— После аварии ты знал, что произошло? Для тебя это было медленно? Ты чувствовал какую-то боль? — спрашиваю я, задумываясь о том, что он почувствовал, когда умер.
— Нет, ну, я не уверен. Сразу после аварии я ощущал невыносимую боль, — от воспоминаний его улыбка увядает, а потом он целует меня в висок. — Я был в реанимации, или, может, в операционной, и я помню, что чувствовал, лежа на столе, а потом боль пропала. Следующее, что я помню, как был в своей гостиной и видел воспоминания, как мама плакала, сжимая в руках фотографию моего отца.
— А потом что?
— А потом я увидел тебя и наши совместные жизни. Все, что я видел, было связано с тобой, — он наклоняется, губами касается моего уха, и я чувствую его дыхание на своей коже. Затем опускается к плечу, медленно исследуя кожу губами, будто старается запомнить ощущение моего тела, чтобы даже после того, как уйдет, он все еще мог чувствовать меня.
— Помнишь, как поцеловал меня?
Он усмехается напротив моей кожи.
— Ага.
— Ну… мне интересно, сможешь ли ты сделать что-то большее, чем поцелуй?
— Забавно, что ты упомянула об этом. Нет, к сожалению, я не могу. Поверь, я спрашивал об этом, даже несколько раз.
От этого мне становится грустно.
— Правда? Это хреново.
Мне интересно… я имею в виду, вот он рядом, по-настоящему, его поцелуй был настоящим… а дальше?
Рукой я медленно повожу по его груди, очерчивая твердые линии и мускулы. Я скучаю по моментам, когда мы были вместе, когда нас ничто не разделяло.
Я бы отдала все на свете за еще один такой момент.
Застонав, он останавливает мои руки на своей талии.
— Я бы не стал этого делать. Мне сказали, что я не должен испытывать судьбу, и я не хочу выяснять, что произойдет, если я сделаю это.
— С каких это пор ты стал следовать правилам?
— Серьезно, — он качает головой, ерзая на кровати, будто ему некомфортно. — Ты убиваешь меня. Я пытаюсь вести себя хорошо, а ты не облегчаешь мне эту задачу.
Нельзя винить девушку за попытку.
— А мы можем снова поцеловаться?
— Перестань думать, Куинн, — его дыхание опаляет теплом мою кожу. — Просто чувствуй.
— Я чувствую, — шепчу я, потому что это все, на что я способна, когда он рядом, и, очевидно, это все, что он мне позволит сделать.
Он смеется и приподнимает мой подбородок. Наклонившись, Чейз целует в лоб, а затем отстраняется, чтобы посмотреть на меня — его лицо выражает эмоции, которые я не могу расшифровать. Он открывает рот, будто собирается что-то сказать, а потом сдается. Не сказав ни слова, он прижимается губами к моим губам. В этот момент сдаемся мы оба, и он снова меня целует.
Чейз обхватывает губами мою нижнюю губу, мягко и нерешительно, и делает глубокий вдох. Наши губы разъединяются, и он скользит рукой вокруг моей талии, вплотную прижимая мое тело к своему. Я чувствую, как бешено бьется мое сердце, и мечтаю о том, чтобы этот момент никогда не заканчивался.
Когда чувствую его язык, я благодарна, что у нас есть этот момент, еще раз. Он изливает себя, вкладывая в поцелуй каждую эмоцию, которую сдерживал при мне. Я хочу, чтобы Чейз знал, как сильно я люблю его, поэтому я делаю то же самое. Никто никогда не целовал меня так, как целует меня Чейз, будто он не может насытиться.
Отстранившись, Чейз пытается выровнять дыхание, а потом притягивает меня в свои теплые объятия, и я понимаю, что время вышло. Сердце грохочет в моей груди, быстрые удары звучат, как дождь, барабанящий по крыше, и мне хочется крикнуть ему, что я не готова, и чтобы он никогда не оставлял меня. Ощущая его крепкие объятия, я понимаю, что, когда проснусь, его уже не будет рядом.
Его лицо, весь он, становится как будто размытым, светлее по краям, и я паникую.
— Нет… не сейчас. Пожалуйста, Чейз. Мне нужно чуть больше времени.
— Ш-ш-ш-ш, — шепчет он, вынуждая меня снова положить голову ему на грудь, черты его лица искажаются от муки. Он тоже чувствует, что это конец. — Я всегда буду с тобой, Куинн, только с тобой. И когда твоя жизнь закончится своим естественным образом, и твое сердце перестанет биться, я буду ждать тебя, всегда, — по тону его голоса и тому, как он надломился, я чувствую, что Чейз плачет, но он не дает мне увидеть его лицо. Вместо этого, он запускает пальцы мне в волосы, легонько массируя кожу головы. — Почувствуй, что ты заставляешь меня чувствовать.
И я чувствую это. Я вижу, что он имеет в виду, и это прекрасно. Сотни жизней, где мы вместе… Он показывает мне их все, одну за одной. Он наполняет мою жизнь своей любовью, своей душой, окончательно согревая меня. Это настолько прекрасно, что почти ослепляет.
Я сильнее прижимаюсь головой к его груди, в последний раз наслаждаясь этой связью, пока она не пропала.
— Я никогда не буду сожалеть, — говорит Чейз, и я чувствую его прохладное дыхание на моей коже, его жизнь в моем сердце.
Я зажмуриваюсь, слезы льются из моих глаз, пока я впитываю в себя его слова, свернувшись калачиком возле него.
— Я люблю тебя. Пожалуйста, помни об этом, — шепчет он. — Моя душа всегда будет с тобой. Живи своей жизнью, а я буду рядом, ожидая момента, когда наше время снова придет.
— Я не могу отпустить тебя, — всхлипываю я ему в грудь. — Не хочу этого.
— Ты можешь. Я буду рядом.
— Этого недостаточно, — слезы заливают мое лицо и его футболку, я рыдаю так сильно, что едва могу дышать. В моей груди такая сильная боль. — Я хочу, чтобы ты был здесь. Это нечестно.
— Я знаю, но мы снова найдем друг друга. Это наша судьба. Мы всегда находим друг друга, — он прижимается губами к моему виску. — Хочешь узнать, чем ты отличаешься от других людей, кто испытывает подобную трагедию и чувство потери?
Я не смотрю на него, не могу.
— Чем?
— Ты знаешь, что можешь выжить. Ты уже сталкивалась с этим раньше.
Проснувшись утром, я понимаю, что Чейза уже нет, и плачу в подушку. Я не испытываю такого же отчаяния, какое испытала, когда он умер. Нет, сейчас это что-то другое. Это осознание, что у меня есть сила жить дальше и желание сделать это, но я все еще ощущаю грусть от этой потери. Это страх перед будущим без единственного человека во всем мире, с которым я чувствовала связь.
Когда я перекатываюсь на спину и перевожу взгляд на потолок, мои слезы стихают, и я ощущаю тепло. Я знаю, что это не Чейз. Нет, это тепло моего сердца, моя сила, которую он мне вернул.
Вздохнув, я сажусь на кровати и замечаю письмо из Университета штата Флорида, которое лежит на моей прикроватной тумбочке. Поверх письма записка.