Я воскресну из зомби, вдыхая экстаз,
ощущая пульсацию нервов сгоревших,
забывая, что ты - лишь бредовый эскиз
в прошлом - мимо прошедший святой или грешник.
,
Пропоют петухи. Я открою глаза
и поранюсь о нож незнакомой улыбки.
Погибая, заклятье прочитаю с листа,
чтобы вечером выплыть в аквариум липкий.
РЯБИНОВАЯ ВЕТКА
Ночь темна, а творец побледнел у мольберта.
Странный холст будто проклят и краски лишились ума.
Взмах руки - и бесстыжие капельки света
лихо брызжут туда, где по замыслу горькая тьма
Раб кистей! Он хотел расплескать на картине
мою черную падшую душу с червивым лицом.
Но - мазок - и обугленный остов рябины
выпрямляется в колбе, ладони смыкая кольцом.
Обгоревшие почки вне времени года
набухают и пахнут древесной смолой.
И упрямые корни, почуяв свободу,
разрывают стекло и срастаются с теплой землей.
Наливаются светом тяжелые грозди,
распускаются листья, но воздух овеян огнем.
Убоявшись огня, вифлеемские звезды
не летят на поклон, а скрываются за окоем.
* * *
От скуки небо изошло из облака,
земля потрескалась, оврагами зевая,
вошла в твою моя поблекшая рука
под жуткий скрежет сумасшедшего трамвая.
Он нас умчал, смеясь, в скрипучую постель
и застелил ее нервозностью и дрожью.
Морозный рваный сон, сыпучий как метель,
засыпал нас, вихрясь, свинцовостью и ложью.
И было все: ночной, дежурный поцелуй,
сплетенье рук и ног - безжизненных веревок,
и суррогат любви - прислужливый холуй
плясал и пел и жил под ноты недомолвок.
С утра - иссякшие, без тела, без лица,
помножив боль и грусть на долгую усталость
воскресли мы на дне трамвайного кольца,
трамвай разинул рот, меняя смех на жалость.
4
Я
Я хотела быть Светом Истины
Для тебя.
Для тебя одного.
И я стала горящей звездой.