Девять воронов огромных.
Подскочив к огню, согрели
Когти и, встопорщив перья,
Стали каркать, изрыгая
Всевозможные проклятья.
Тут особенно досталось
Мендицабелю, еврею,
Что прикрыл монастыри -
Их насиженные гнезда.
Спрашивали: "Где дорога
В град Monacho Monachorum?"
"Влево за угол, -- сказал я. -
Патер Йозефу привет мой".
Стая черных эмигрантов
У огня недолго грелась
И, покаркав, улетела
Сквозь открытое окошко.
Птичий сброд любого сорта
Стал влетать и уноситься.
Дом похож был на харчевню
Для пернатых проходимцев.
Журавли, порою лебедь,
Даже совы -- эти выли,
Злясь на скверную погоду,
Яркий день и атеизм.
В обществе дородных нянек -
Двух гусынь, ему усердно
Помогавших при полете,-
Прибыл хмурый пеликан.
Раненую грудь погрел он,
С негодующим презреньем
Поглядел на клан совиный
И опять в окйо умчался.
А потом к огню, воркуя,
Пара голубков подсела,
Посмеялись, освежились
И умчались в путь-дорогу.
Наконец удод явился,
Длинноног, короткокрыл;
Глянув, крикнул мне со смехом
"Друг! Не узнаешь Хут-Хута?"
Я невольно засмеялся:
Это впрямь мой друг Хут-Хут/
Тридцать пять веков назад он
Числился курьером царским
И с депешей неотложной
Срочно Соломоном Мудрым
Послан был к царице Савской,
К знаменитой Балкаизе.