Когда он натянул респиратор и повернулся, чтобы уйти, мне показалось, что его глаза сверкнули синим.
Мы вышли в путь, когда артобстрел был в самом разгаре. Рев орудий рвал воздух и сотрясал траншеи до основания. Иногда было даже трудно устоять на ногах – так содрогалась земля. Казалось, что сам мир знал, что дело идет к развязке, и стремился помешать неизбежному.
Впрочем, я, возможно, преувеличиваю свою значимость. Мир не замечал нас, как и эти пушки. Снаряды падали, словно дождь, и я думал, в какую же цену обходится такая расточительная трата боеприпасов. Когда-то я подсчитал цену дневной нормы расхода снарядов, и после этого с еще большим уважением стал относиться к труду Департаменто Муниторум. Я горжусь тем, что исполняю свой долг, но знаю, что есть слуги Бога-Императора, чей долг еще труднее.
Как и тогда с Гомесом, мы шли в молчании. Капитан явно не имел желания разговаривать со мной, а я тем более не хотел говорить с ним. Теперь я понимаю, что возненавидел его с первой нашей встречи. Он напоминал мне одного особенно мерзкого типа из Схолы Прогениум. Одного из старших парней с претензиями на авторитет. Из таких обычно получаются комиссары, которые заканчивают свою карьеру, получив выстрел в спину от своих же солдат.
Я не помню его имя. Да его и не стоит помнить. Но его лицо я помню даже сейчас. Помню, как выпучились его глаза, когда я сунул его голову в кормушку с месивом для свиней, и держал там, пока он не перестал дергаться. Я не убил его, если вы об этом подумали. Как я не раз говорил, я не убийца. Я просто оставил его там без сознания, чтобы его нашли свиньи. Я сказал себе, что если Бог-Император пощадит его, то значит, я был неправ. И когда я увидел, как свиньи пожирают его, я понял, что сам Бог-Император направлял меня.
Я знал это и тогда, когда шел по заброшенным траншеям, а капитан шагал следом за мной. Я знал, что он не попытается просто застрелить меня. Он был не настолько глуп. Также я полагал, что он захочет узнать, что мне известно о заговоре. Захочет узнать, не рассказал ли я кому-то еще. Нет, я знал, что он открыто потребует ответов. Но все равно держал штык наготове. Просто на всякий случай.
Путь был нелегким. Чем ближе мы подходили к вражеским позициям, тем менее стабильной становилась земля. Было даже хуже, чем в предыдущих выходах на разведку. Покинутые траншеи были почти поглощены грязью, над корчащейся, словно в мучениях, землей висела густая завеса ядовитого тумана. Снова мне пришлось надеть респиратор, и его линзы быстро запотели от испарений. Мы двигались по колено в грязи, она кипела и пузырилась вокруг, даже сквозь форму обжигая своими брызгами.
Пути, которыми я ходил раньше, теперь пропали, и нам пришлось искать новую тропу. Вскоре после того, как мы покинули наши траншеи, вдобавок ко всем злоключениям начался дождь. Он был словно смоляной и вонял горелой резиной, оставляя черные потеки на шинели и респираторе капитана и собираясь блестящими лужицами на поверхности грязи.
Часто нам приходилось останавливаться, чтобы не попасть под грязевые оползни и не быть унесенными потоками грязи, или просто чтобы очистить линзы респираторов от черных брызг. Мы взбирались на холмы феррокритовых обломков и пробирались сквозь лощины проволочных заграждений.
Можете мне не верить, но была в этом некая красота. Это было суровое место, но такие условия способствуют укреплению дисциплины. Капитан, однако, не был со мной согласен.
- Чем скорее мы покинем это место, тем лучше, - произнес он, его голос вырывался из-под респиратора резким хрипом. Мы как раз подошли к вражеским позициям настолько, что стали видны передовые укрепления противника. Я снова был поражен тем, как знакомо они выглядят. – Нам не следовало прилетать сюда.
- Трусость наказуема смертью, - сказал я. Я не смотрел на капитана, но чувствовал его взгляд на себе.
- Это не трусость. Это факт. Вы хоть знаете, что мы здесь делаем?
Я не стал утруждать себя ответом. Долг солдата состоит в том, чтобы исполнять приказы. Мы получили приказ направиться сюда. Капитан знал это – или должен был знать.
- Готов спорить, вы даже не задавались этим вопросом, - продолжал капитан. Он запыхался – было трудно идти по глубокой грязи и говорить, но это его не останавливало. Я был удивлен этой неожиданной разговорчивостью. Вероятно, он пытался усыпить мою бдительность, и я решил его не слушать. Если мое молчание и беспокоило его, он никак этого не проявил.
- Нет, только не вы. Только не Валемар, верный пес полковника. Я знал, что вы будете проблемой, как только вы появились в полку. Мы слышали всякое. И мы все знаем, почему полковник просил назначить вас. Он был напуган.
Я остановился. Грязь доходила почти до пояса, и я медленно повернулся, держа руку под шинелью, мои пальцы крепче сжали рукоять штыка.
- Полковник не напуган. Ничего подобного, - сказал я.
Капитан фыркнул.
- Конечно же он напуган. Он боится потерять лицо, потерять свой пост, быть обвиненным во всем этом бардаке. И еще он боится нас.
Помолчав, капитан добавил:
- И вас он тоже боится.
Вопреки своему намерению, я не смог удержаться от вопроса:
- Что вы имеете в виду?
- А вы как думаете? – он прошел мимо меня, и я едва не заколол его. Но что-то в его словах задело меня. Я смотрел, как он идет по грязи, спотыкаясь и ругаясь. И я пошел за ним.
Мы подбирались к позициям противника. Ближе и ближе. Мимо разбитых редутов и разорванных проволочных заграждений. Их позиции, как и наши, серьезно пострадали. Я не видел трупов. Не видел даже костей. Никаких следов врага, кроме грохота пушек и пылающего неба над головой.
Капитан остановился и оперся о разбитую феррокритовую плиту, тяжело дыша. Грязь колыхалась вокруг нас волнами, словно вода на ветру.
Капитан тихо рассмеялся.
- Я знал…
На мгновение я подумал, что он сошел с ума.
- Что?
- Оглянитесь вокруг, Валемар. Что вы видите?
- Позиции противника.
- Да, но… что вы видите?
- Противника, - повторил я.
Он уставился на меня, словно это я был сумасшедшим, и, покачав головой, повел руками вокруг.
- Эти стройматериалы… Они того же образца, что использует Департаменто Муниторум. Пушки, которые мы слышим? Они наши.
Он явно сошел с ума. Бредил.
- Очевидно, это все украдено, - сказал я. – Мятежники.
- Какие мятежники?! На такой планете, как эта? – он шагнул ко мне, и я отступил назад. Оглянувшись, я понял, что мы оказались в развалинах бункера. Крыши не было, но над поверхностью грязи все еще выступали остатки стен.
- Я знал. Я знал, что он скрывает что-то, жирный ублюдок.
- Кто?
- Брамвелл. Полковник, - он посмотрел на меня. – Вы хоть имя его знаете?
- Не по уставу обращаться к старшему офицеру по имени.
Капитан фыркнул.
- Вы понимаете, о чем я говорю, Валемар?
- Комиссар, - поправил я.
- Даже вы не можете быть настолько слепы, - прорычал он. Его глаза сверкнули за линзами респиратора. Я понял его намерение. Он пытался посеять сомнение в моем разуме. Сломить мою волю. Запутать меня.
- Посмотрите вокруг! Посмотрите же, проклятье!