Я уверен.
После я был взят под арест. Не буду утомлять вас подробностями тех последних дней. Противник – бежал. Я не сомневаюсь. Или, может быть, и не было никакого противника. Может быть, это был заговор зараженных изменников с целью натравить верных солдат Империума друг на друга. Все, что я знаю – что солдаты другого полка, такие же грязные, измученные и с пустыми глазами, нашли меня, сидевшего в грязи, с пустым лазганом в руках.
Были разговоры о военном суде, даже о казни. Но это были только разговоры. В конце концов меня отпустили. Меня судил совет комиссаров. Только комиссары могут судить комиссаров. Я не сделал ничего, что было бы признано неправильным. Не допустил очевидных нарушений. Я лишь исполнял свой долг. Мне сообщили, что когда дело будет решено, меня назначат в другой полк, и я был доволен этим решением.
Но все равно иногда я думаю. Думаю, действовал ли я правильно, или мои действия позволили кому-то из них спастись. Эти мысли посещают меня, когда я краем глаза замечаю, как мелькнет что-то синее.
Я часто думаю о словах адъютанта, которые он сказал перед смертью. О друзьях полковника в командовании. Что они предупреждали его остерегаться меня. Может быть, эти синеглазые дьяволы скрываются и в высших эшелонах Муниторума? Может быть, они прячутся среди миллиардов подданных Империума? Может быть, они следят за мной, даже здесь и сейчас?
Надеюсь, что нет. Если это так, думаю, они не совершат одну и ту же ошибку дважды.
Но я ищу их. И если увижу одного из них, я знаю, что должен делать.
И этого достаточно.
- Вот что я помню, - сказал Валемар. Он напрягся, услышав поблизости звон погребальных колокольчиков. Обернувшись, он заметил, как похоронный сервитор идет по улице, прижимая к своему нечеловеческому туловищу мертвое тело, укрытое саваном. Неизвестно, куда они уносили мертвецов – и зачем.
- Их готовят к погребению, - сказал Маррикус, словно прочитав его мысли. – Это традиция. Они на некоторое время оставляют мертвых наедине с самими собой, а потом уносят вниз, где… очищают и готовят к погребению.
- Очищают? – спросил Валемар. Его голова все еще болела. Казалось, будто в черепе образовалась трещина, через которую в голову проникал свет и жар. Было такое ощущение, что мозг жарится, и трудно было сосредоточиться на одной мысли.
- Удаление органов, снятие кожи, ритуальная резьба по кости.
- Тоже традиции, - произнес Валемар.
- Да.
- Ненавижу это место, - сказала Вендерсен. – Почему они следят за нами?
Она кивнула на пару сервиторов в отдалении, неподвижно стоявших среди катафалков. Автоматоны некоторое время смотрели на них красными немигающими глазами, потом разошлись в разные стороны. Вскоре они скрылись в тумане, и единственным признаком их присутствия был звон колокольчиков.
- Может быть, они слушали историю комиссара, - предположил Маррикус. Он почесал грудь, и на мгновение Валемару показалось, будто что-то движется под одеяниями священника. Но это была лишь игра света.
- Больше похоже на исповедь, - поморщилась Вендерсен. – Думаю, они были правы. Вы безумец. Только сумасшедший мог придумать такую историю.
- Возможно, и нет, - сказал Маррикус. – В своих путешествиях я слышал и более странные истории.
- Не сомневаюсь, - она провела рукой по волосам, и, глядя на нее, Валемар вдруг увидел, что она больше не была собой. Вместо нее перед ним стояло что-то растерзанное, красное и… мертвое. Кровоточащая маска из разорванного мяса вместо лица скалилась рядом зубов. Ее руки до локтей были багровыми, и повсюду была кровь. Валемар встряхнул головой, прогоняя ужасное видение.
- В чем дело? – спросила она, и Валемару показалось, что он слышит что-то в ее голосе. Вздрогнув, он понял, что пристально смотрит на нее.
Она сжала кулаки.
- На что это вы уставились?
- Ни на что, - ответил он, потирая виски. – Давайте послушаем вашу историю? Я рассказал вам, что помню. Как насчет вас?
Она отвернулась.
- Я…
- Это будет честно. Он рассказал нам свою историю, - заметил Маррикус.
- Тогда почему бы вам не рассказать свою, священник? – огрызнулась она.
- Чего вы так боитесь? – спросил Валемар.
Какое-то время она не отвечала. Потом, наконец, запинающимся голосом начала рассказывать.
- Вывести ее из строя, - приказала я. Именно так я и сказала.
Вывести из строя.
Верно говорят – нельзя доверять савларцам. Среди нас, ноктайцев, само это слово считается ругательством. Если вы проведете десять минут в одной комнате с этой наркоманской мразью, то выйдя, обнаружите, что владеете куда меньшим количеством вещей, чем было, когда вы вошли. Если вам не повезет встретить моих старых «товарищей по оружию» из 270-го, то вы можете и вовсе не выйти.
Следовало бы знать, что эти идиоты перегнут палку. Штрафной легион навсегда останется штрафным легионом, что бы там ни говорилось в этом их Великом Прощении. Вероятно, я подозревала, что они примутся за старое, если я не буду их контролировать. Возможно, поэтому я им и платила – потому что так я могла делать вид, что я ни при чем. «Типичное поведение Лины», как сказала бы Маризель. Словно эта самодовольная аристократка и я были подругами.
Мы не были подругами.
Думаю, постфактум все это легко понять. Маризель Торн была полевым командиром Ноктайского 337-го, ради Терры, и, конечно, она бы не сдалась, не проломив сперва несколько черепов. Просто повезло, что больше никто не понял, что в действительности произошло. Но формально моя репутация осталась незапятнанной, хотя я все эти дни не могла нормально спать.
Следовало ожидать, что они устроят это на задании, где мне требовалась полная скрытность. От чего больше всего выигрывают химо-псы (если не считать их наркоты и торговли краденым) – от того, что их обычно недооценивают, и еще больше от своей непредсказуемости. Они это любят. Их это опьяняет. Их коварство и боевые навыки обычно не замечаются в свете того факта, что все, кому приходится сражаться вместе с ними, считают их ворами, мародерами и отморозками – даже каннибалами. И не без причин, скажу я вам. Кое-кто из них, когда приходилось особенно нелегко, опускался и до такого, это я знаю достоверно. Иногда на фронте у тебя просто нет выбора. У меня действительно не было выбора, когда мы умирали от голода в горах Геродда.
Я честно купила повиновение савларцев из 270-го. И что сделали мои боевые псы? Как только они мне действительно понадобились, они все изгадили. Наркоманами легко манипулировать – до определенного момента.
Но я выбрала их не просто так. Савларцы – настоящие бойцы Астра Милитарум, до мозга костей, и я не раз пользовалась их услугами в прошлом. Те, кто видел, как они сражаются, знают – они одни из самых свирепых убийц в рядах Гвардии.
Однако Маризель этого не понимала. Такие высокомерные аристократишки никогда не унизятся до того, чтобы сражаться вместе с простыми солдатами в траншее. Не будь она такой, вероятно, она могла бы остаться в живых, пусть и для того, чтобы влачить жалкое существование со всеми нами.
Первый Капитан Маризель Торн служила вместе с перворожденными сынами Вострои, Вентриллианскими дворянами, и наконец вместе с Бульвадтом из Мордианской Элитной Гвардии. За свою блестящую пятнадцатилетнюю карьеру она не заработала ни одного шрама, но это не мешало ей бесконечно хвастать рассказами о своих кампаниях, словно она была героем войны на пиру победы.
Зубы Императора, меня до сих пор передергивает, когда я вспоминаю, как она пересыпала свои речи терминами вроде «мета-стратегия» и «выдающиеся полки». Для меня это означало полки, где больше интересуются тем, какие серебряные приборы подать к обеду в офицерской столовой, чем расположением вражеских огневых точек. Какая разница, сколько солдат вам придется послать против превосходящих сил врага, если ягодное суфле стынет? Несомненно, она отлично вписывалась в общество этих привилегированных дураков.
Как-то я услышала, как Джекен Отто, один из наших ноктайских ребят, назвал Маризель «ангелом». Я чуть не блеванула. За это я сочинила на него затейливое обвинение в богохульстве, и он у меня неделю чистил сортиры.
Она хоть раз в жизни участвовала в бою? Ей хоть раз приходилось очищать штык от крови, выдавливать глаза врагу в рукопашной, чувствовать запах сгоревшего аккумулятора лазгана? Очень сомневаюсь. Нет, она просто отсиживалась в штабах, переходя из одного в другой. А я заслужила свое звание тяжелым трудом. Заплатила за него тремя десятками лет крови, смерти и кошмаров. И знаете что? Я снова оказалась на втором месте.
Это мне просто надоело. Надоело настолько, что пора было что-то с этим делать.
Когда полевой командир Болл Гёртен получил пулю в грудь от мятежников, я приложила все силы, чтобы занять его место. По слухам соперничество за этот пост шло между Ее Императорским Высочеством и мной. Тренард намекнул, что больше никто не мог составить нам конкуренцию.
У меня, как у настоящей ноктайской крысы, было важное преимущество перед Маризель – стойкость и терпеливость. Мне пришлось тогда проделать огромную работу, сея семена успеха. Но хорошо известно, что мы, ноктайские пехотинцы, никогда не сдаемся. Особенно это верно в отношении наших женщин. Моя старая боевая подруга Викс Денштадт как-то сказала мне, что я своей карьерой сильно способствовала укреплению этой репутации. Это приятно вспомнить.
Я терпеть не могу сидеть сложа руки, особенно когда время против меня. Поэтому я задействовала все связи, удвоила усилия на всех фронтах и организовала три успешных наступления. Кроме того, я привлекла к делу моих старых друзей из 270-го, они распространяли все грязные слухи, какие я только смогла собрать о Маризель, была ли это полуправда или откровенная выдумка.
Но в ту же неделю она захватила дворец мятежного губернатора без единого выстрела, одними словами заставив его сдаться. Сэкономлены ресурсы, сохранены жизни – здорово. Самодовольная святоша в очередной раз укрепила свой благочестивый до тошноты образ. Но кто гарантирует, что агенты Великого Врага снова не заставили бы этих трусливых дураков перейти на их сторону?