Я сделал то, что сделал, из-за боли. Галактика демонстрировала мне, насколько она несправедлива. Кто бы не возмутился? Я всего лишь человек.
Это не был худший выбор, который я сделал. Не был он и самым трудным. Возможно, он должен был бы стать самым трудным, но не стал им. И в действительности я не думаю, что вы бы сделали лучший выбор, если бы оказались на моем месте.
- Ты должен встретить испытание временем, - сказал я космодесантнику.
Я повернулся к пульту управления стазисным полем. Сначала он показался мне сложным, потому что я полный дилетант в том, что касается машин. На нем было много приборов, светившиеся на них руны ничего мне не говорили. Изучив немного громоздкое устройство, я пришел к выводу, что показания приборов не имеют особого значения. Они, вероятно, контролировали стабильность стазисного поля и подключение к источнику энергии. Два больших зонда-датчика с задней стороны пульта были подключены к кабелю, который открыли сервиторы, прорезав переборку у входа в отсек.
- Это неважно, и это, и это тоже, - прошептал я, глядя на порты для мехадендритов и несколько переключателей, которые, вероятно, должны были передавать команды сервиторам в случае необходимости. Самым важным, похоже, был тяжелый рычаг сбоку. Мейсер должен был использовать что-то, чтобы включить эту машину. И даже если ее включал не этот рычаг, он, несомненно, все равно был нужен для чего-то важного.
И то, для чего он был нужен, значило для меня очень много.
Я повернул его прежде, чем успел передумать.
Руны на приборах вспыхнули красным. Предупреждающе взвыли сирены. Сервитор дернулся, словно получив удар, вырвал мехадендрит из пульта, и пошел вперед, столкнувшись со стазисным полем. Он пытался идти дальше, но словно невидимая стена не пускала его, и сервитор бесцельно топтался на месте.
Из кабеля, питающего стазисное поле, вырвалась синяя молния, ослепительно сверкнув, и я едва успел увернуться. Стазисное поле замигало. Потом кабель взорвался. Его кусок оторвался от стены, словно разъяренная змея, и, ударившись о пульт Мейсера, отбросил его к другой стене туннеля. Из него по разрушенной палубе вырвался ревущий поток энергии, устремившись по туннелю, и погас.
Стазисное поле еще раз мигнуло и отключилось. Взрыв в отсеке, который оно остановило, теперь продолжался. Осколки врезались в стены и с воем пронеслись над моей головой. Обломки алтаря рухнули на палубу. А космодесантник завершил свой акт поклонения.
Его глаза стали еще шире, спина выгнулась, он широко развел руки, словно собираясь обнять саму бесконечность.
- Слава! – вскричал он. Его голос был громовым, потрясающе величественным – и все же неправильным. Религиозный восторг, который я видел на его лице, теперь я слышал в его голосе, и он вышел за пределы экстаза, перейдя в безупречное страдание.
- Слава! – воскликнул он снова, и хотя я зажал уши, но не мог заглушить этот ужасный вопль. Мой разум пребывал в слепом смятении. Страх перед Богом-Императором – это правильно, но я не представлял, что общение с божественным может быть так похоже на пытку.
В глазах космодесантника сверкало безумие. Что бы он ни видел – я был рад, что это за пределами моего зрения и понимания. Он снова закричал, и его голос был неправильным. Я чувствовал это до самой глубины души.
- Слава! – взревел он. – Слава, слава, слава Изменяющему Пути!
И ангел стал превращаться в нечто ужасное.
Космодесантник стал расти. Его конечности, и так огромные, начали утолщаться, пока не стали широкими, словно колонны. Продолжая кричать, он согнулся, и сквозь кожу на его спине вырос ряд шипов. Кровь и черный ихор полились с них, когда они начали расти из его позвоночника. Они начали изгибаться во всех направлениях, и по мере того, как тело космодесантника росло, шипов появлялось все больше. Некоторые были длиной с кинжал. Другие вырастали вдвое длиннее моей руки. Тело космодесантника охватила дрожь, такая сильная, что от нее затряслась палуба. Дрожь началась у основания его шеи и охватила позвоночник, заставив космодесантника опуститься еще ниже, почти сбив его с ног. Когда дрожь достигла конца позвоночника, из нижней части спины космодесантника с брызгами ихора и плоти вырвался хвост. Он состоял из сегментов, как тело насекомого, и со всех сторон был покрыт рядами шипов. Хвост оканчивался пучком шипов, похожим на кисточку из копий. С них капала зеленая жидкость, с шипением падая на палубу, и там, куда она попадала, появлялись извивающиеся нити, складывавшиеся, казалось, в нечестивые руны.
Голова космодесантника росла вместе с остальным его телом. Его череп становился все выше и длиннее. Глаза стали длинными, словно змеи, в них появилось множество зрачков, веки расплавились, влившись в непрерывно изменяющуюся плоть.
- Слава, слава, слава Изменяющему Пути!
Его молитва звучала все громче, и стены отсека задрожали. Я не знал, как это чудовище поет, как оно произносит слова, потому что его рот больше не был человеческим. Оно выло сразу двумя голосами. Рев бешеного зверя и молитва безумного фанатика. Челюсти открывались шире и шире, пока не разорвались. Из разорванных мышц хлынула черная кровь. Его пасть разделилась на четыре сегмента, каждый из них был длинным, зубастым и чешуйчатым, как у рептилии, и в то же время похожими на мандибулы насекомого. Из пасти чудовища появился язык, покрытый толстой кожей и источавший густую вязкую слизь. Язык был раздвоенным, оба его конца двигались независимо. А в центре, между ними, был еще один рот, с человеческими зубами, и когда огромная пасть ревела, этот рот пел молитвы.
Оглушенный этим чудовищным ревом, я попятился назад. Мой рот ошеломленно открывался и закрывался. На моих глазах ангел превратился в ужасное чудовище, в порождение худших кошмаров. Я тщетно искал хоть какой-то поддержки, какого-то утешения. Но помощи не было ниоткуда.
Изменения, происходившие с космодесантником, еще не закончились. Из плеч чудовища выросли новые конечности, каждая состояла из более дюжины сегментов, как у насекомых. В длину они достигали более пятнадцати футов и оканчивались клешнями, по виду способными разорвать «Таурокс». Кожа монстра потемнела, окрасившись в оттенки темно-красного и черного. Она перестала рваться и стала такой толстой, что превратилась в экзоскелет. И хотя она выглядела твердой, как железо, она еще содрогалась, силы перемен продолжали сотрясать тело ужасного существа.
- Слава, слава, слава Изменяющему Пути!
Когда стазисное поле исчезло, в помещение вошел сервитор, оказавшись прямо на пути чудовища. Жуткая тварь повернула свои вытянутые глаза к сервитору, и одной из своих клешней схватила его поперек туловища и подняла в воздух.
Сервитор едва отреагировал на это. Его ноги все еще двигались в воздухе, словно он пытался идти. Подождав мгновение, монстр сжал клешню, перерезав сервитора пополам.
Сервитор не проявил ни боли, ни страха, когда его тело было разрезано надвое. Он просто не был на это способен. Но когда его кости хрустнули, хлынула кровь, и на палубу вывалились внутренности, я осознал тот факт, что это было человеческое существо, и если чудовище схватит меня, я также буду превращен в куски разорванного мяса.
Стоя у входа в помещение, я наблюдал страшные перемены, происходившие с космодесантником, и убийство сервитора, находясь в состоянии физического и духовного паралича. Казалось, я парил где-то рядом со своим телом. Невыносимый ужас сковал меня. Я не понимал, что я вижу. Ничто в моем обучении и жизненном опыте не позволяло предположить, что такое возможно в реальности. Все, во что я верил, все, что я считал истинным, рассыпалось перед существованием этого чудовища.
Я верил, что космодесантник был доказательством божественного. Но эта ужасная тварь была его опровержением.
Это страшное, потрясающее чувство сформировалось за время перемен, происходивших с космодесантником, и длившихся, казалось, целую вечность. Но когда искалеченное тело сервитора упало на палубу, я осознал и нечто другое – и стал восстанавливать контроль над своими мыслями и своим телом. Это чудовище было доказательством сверхъестественного. Оно было ужасной мерзостью, противостоявшей истине Императора – но тем самым и подтверждавшей эту истину. Я хотел, чтобы мои сомнения кончились. И вот конец этих сомнений стоял передо мной.
И я был миссионером Адептус Министорум. Я был голосом, возвещавшим слово Императора. Здесь и сейчас, в этом ужасном месте, я был защитником дела Императора. И это через меня Он изгонит эту мерзость из реальности. Моим долгом было действовать.
Это не был момент выбора. Потому что здесь не могло быть никакого выбора.
Инстинктивно я потянулся к поясу – раньше я даже не знал, что обладаю таким инстинктом – и схватил икону Императора, крылатый череп на железном жезле, и воздел его перед собой.
С моих уст сорвались слова, которые раньше звучали бы фальшиво, потому что лишь сейчас я понял, чему должны противостоять эти слова.
- Во имя Императора человечества, нашего Отца, нашего Защитника и нашего Бога, изыди, чудовище!
Монстр поднял голову. Его нечестивые глаза с любопытством воззрились на меня. Клешни щелкали в воздухе. Рот на раздвоенном языке прекратил свое пение и замер, капая слюной.
Я шагнул вперед и протянул руку к чудовищу, крепко сжимая икону, уже скользкую от пота.
- Возвращайся в то нечестивое место, откуда ты явилось, - произнес я. – Я отвергаю тебя, я изгоняю тебя! Да не увидит тебя око человека, да не услышит тебя ухо человека, да не убоится тебя сердце человека! Изыди!
Даже охваченный ужасом, я ощутил прилив гордости от того, что нашел в себе силы стать защитником дела Императора. И впервые я ощутил настоящий религиозный экстаз. Тот божественный восторг, который я видел в лице космодесантника, теперь воссиял во мне, ибо я чувствовал, что рука Императора ведет меня. Я чувствовал, что воля Его вершится через меня. Мне дано будет узреть божественную милость и гнев Императора, когда Он изгонит это чудовище из реальности.
И… ничего не произошло.
Чудовище направилось ко мне, его шипы ощетинились, клешни щелкали в воздухе. Одна из этих огромных клешней схватила верхнюю половину сервитора. Оторвав его голову, монстр швырнул остальное на палубу и облизал языком голову сервитора, покрывая ее липкой слюной. Плоть сервитора стекла с черепа, превратившись в густой розоватый суп. Чудовище подняло череп перед собой, словно передразнивая меня. Язык его втянулся в огромную пасть, потом снова высунулся, и вместе с триумфальным ревом снова зазвучала ужасная молитва.
- Слава, слава, слава Изменяющему Пути!
Император покинул меня. И чудовище направилось ко мне. Оно запустило в меня черепом сервитора, который разбился о стену над моим плечом. Покинутый и отчаявшийся, я бросился бежать.
Достигнув начала туннеля, я оглянулся. Чудовище, не спеша, двигалось по коридору. Чтобы войти в туннель, ему пришлось согнуться, его страшная голова задевала потолок, шипы царапали стены по обеим сторонам.
Я проскочил мимо сервитора, продолжавшего таскать обломки. Не имея возможности прервать выполнение своей задачи, киборг направился прямо к чудовищу. Я услышал хруст и хлюпающий звук, но больше не оглядывался.
Туннель казался бесконечным, изломанным зигзагом во тьме. Я на бегу врезался в стены и ушибался об углы. Острые обломки рвали мою одежду. Мои священные одеяния, символ моего бесполезного сана. За мной волочились лохмотья, когда я наконец увидел вперед свет дока Гамма. Я бросился на свет, думая, что в доке я найду безопасность.
Я еще не избавился от иллюзий.
Позади меня грохотали тяжелые шаги чудовища, словно подчеркивая завывающее пение: «Слава, слава, слава!». Когда я выскочил из туннеля и оказался в доке, обе пасти монстра взвыли хором:
- ТЗИИИИИНЧ!
В доке было светло, и я думал, что свет означает безопасность. Но это было лишь еще большее пространство, которое мне предстояло преодолеть. Открытые двери, казалось, были далеки, как другой мир. Оглушительно выли сирены, армия сервиторов, не обращая внимания на шум, продолжала выполнять назначенные задачи, разрезая металл и оттаскивая обломки в мусоросборник. Док был заполнен обломками мертвого корабля, являя собой лабиринт индустриальных останков, через который мне предстояло пройти, чтобы добраться до дверей.