- Нам придется действовать осторожно, но мы справимся, - сказала Лигейя.
- Ты так говоришь, будто это просто, - возразил я.
- Это не просто, - заметила Крейн.
- Это то, что мы делаем, - сказала Лигейя. – Разрезаем на металл корабли. В этот раз мы просто отрежем кусок от своего корабля.
- А если этот кусок столкнется с остальной частью станции? – страх, который я испытывал ранее, теперь казался куда более обоснованным.
- Подрывные заряды, - Лигейя склонилась над гололитическим изображением станции, рассчитывая. – Если мы разместим их в правильных точках, их взрывы направят док в безопасном направлении от станции.
- Я рассчитаю траекторию, - сказала Крейн.
Лигейя взглянула на пикт-экраны.
- Монстр все еще не двигается, - сказала она. – Мы не убили его, но, вероятно, вакуум его обездвижил. У нас есть шанс. Давайте используем его.
Крейн и Мейсер подошли к когитаторам и приступили к своим расчетам. Лигейя направилась к выходу с мостика. Ей предстояло подготовить к работе сервиторов в других доках.
- Чем я могу помочь? – спросил я ее.
Остановившись, она обернулась ко мне, ее лицо было бесстрастным.
- Следи за нашим противником, - сказала она. – Дай нам знать, если он начнет двигаться.
- Если я могу еще что-то сделать… - начал я.
- Ты уже достаточно сделал, - сказала она, и ушла с мостика.
Работа началась. Я делал то, что мне сказали, и больше ничего. Да я и не мог ничего больше сделать. От меня было меньше пользы, чем от сервитора. Я не мог даже читать им проповедь. Я не мог укрепить их храбрость. Думаю, они не захотели бы слушать что я говорю, и не потому, что их вера слаба. А потому, что им пришлось бы слушать глупца и лицемера.
Лигейя Роун, Мейсер и Крейн начали процесс демонтажа части станции. Они работали с той же целеустремленностью, что и при разборке кораблей. Было очень мало разницы между работой, которой они зарабатывали на жизнь, и работой, которую они выполняли сейчас чтобы выжить. В том и другом случае ошибка могла означать катастрофу. Я хотел, чтобы они работали быстрее, но не хотел погибнуть в результате несчастного случая, и поэтому не говорил ничего, доверяя их опыту и держа свои мысли при себе. Первое, что сделал Мейсер – снял несколько плазменных резаков с сервиторов и сложил их на мостике, как оружие на крайний случай. Я не верил, что ими можно убить это чудовище. Хотя они могли его ранить. По крайней мере, их наличие на мостике немного придавало мне уверенности.
Я не лез в работу экипажа и смотрел на пикт-экраны. Проходил час за часом, но чудовище не двигалось. Я предположил, что оно сохраняет кислород в своей раздувшейся спине, хотя я не мог представить как именно или насколько ему хватит этого для дыхания. Эти догадки были бессмысленны – как и все, что я делал.
А еще я молился. Я молился, глядя на чудовище. Молился во время коротких периодов отдыха, когда меня сменял кто-то из экипажа. Я молился об указании, о силе, об искуплении. И я молился о знаке – хоть каком-то знаке, который Император послал бы мне, чтобы показать, что Он не отвернулся от меня.
Или хуже того. Мой величайший страх, что я обращаюсь со своими молитвами к пустоте, угрожал превратиться в нечто более ужасное – в убеждение. Я не хотел, чтобы это случилось. Я говорил себе, что лишь моя слабость повела меня по этому пути.
Я слишком долго оставался наедине со своими мыслями. Я завидовал остальным. Они были заняты работой. Все их мысли были сосредоточены на выполнении задачи. В их разуме не было места сомнениям, и они не испытывали чувства вины.
С другими я разговаривал мало, и это не приносило мне утешения. Они только спрашивали о состоянии чудовища, и мой ответ всегда был один и тот же. Оно не двигалось. Только один раз, когда Мейсер проходил мимо, я попытался вовлечь его в более длительный разговор.
- Дверь в док Гамма тщательно забаррикадирована, - сказал я. – А что насчет стен? Думаешь, они достаточно прочны?
- Если нет, то мы об этом узнаем.
- Но мы можем сделать что-то еще?
- Мы уже делаем. Оно не сможет пробить стены, если его не будет на станции.
Он говорил без сарказма. Но я все равно почувствовал упрек. Когда речь шла о технических реалиях нашей ситуации, я не мог предложить ничего, что уже не обдумали бы члены экипажа. Это была их сфера, не моя. Моей сферой должна была быть духовная угроза, но здесь я пренебрег своим долгом.
Лигейя, Крейн и Мейсер работали, не щадя себя, но задача, которая стояла перед ними, была трудной. Ее выполнение заняло много времени, и им потребовался отдых. Когда они разрезали обшивку корпуса в коридоре почти на половину толщины, наступил момент, когда Крейн сменила меня на мостике, а Лигейя устало побрела в свою каюту, чтобы хоть немного отдохнуть. Я последовал за ней. Если бы меня спросили, чего я надеялся добиться, я бы не смог ответить. Мы с ней обменялись лишь несколькими словами с того времени, как я освободил чудовище, и я больше не мог выдержать, чтобы так продолжалось и дальше. Я не представлял, как смогу улучшить наши отношения, но мной двигала жажда искупить свою вину. И Лигейя могла помочь мне в этом. Знак от нее был бы для меня словно благословение Императора.
Лигейя рухнула на свою койку, когда я подошел к двери ее каюты. Увидев меня, она простонала:
- Уходи, Освик. Дай мне поспать.
- Я просто хотел снова спросить, могу я еще хоть что-то сделать. Хоть чем-то помочь.
- Ты уже достаточно сделал. Хьюзен погиб из-за тебя.
Она справедливо осуждала меня. Я кивнул и повернулся, чтобы уйти. Но прежде чем я успел удалиться, Лигейя села на койке.
- Подожди, - сказала она. – Я должна знать. Зачем ты это сделал?
- Я думал, что это будет правильно.
- Правда?
- Да, - упрямо ответил я.
- И почему же ты думал, что это будет правильно?
- Я… он был ангелом Императора. Неправильно было оставить его застывшим в стазисе. Мы… я имею в виду… я хотел…
Я тщетно пытался найти ответ, который дал бы мне отпущение грехов в ее глазах. Но ответа не было. Я отчаянно искал что-то, что могло бы сойти за истину, но истина была такова, что я не осмеливался принять ее. Мои усилия мне самому казались жалкими. Глаза Лигейи стали еще холоднее.
И она поставила меня перед истиной, которой я пытался избежать.
- Ты сделал это потому, что разозлился на меня? – сказала она. – Неужели ты мог оказаться таким глупцом?
Она ожидала, что я опровергну это, докажу, что мной двигало нечто большее, чем уязвленные чувства.
Сначала я молчал. Я не мог смотреть на нее и уставился в пол.
- Да, - признался я наконец. – Но не только из-за этого.
И это была правда. Мной двигали прежде всего мои сомнения.
- Космодесантник обладал религиозной убежденностью. А я нуждался в ней.
- И ты обрел ее? – она превратила этот вопрос в обвинение.
- Это чудовище молится, - тихо произнес я. – Оно убеждено в своем боге. И его бог благословляет его.