Утро встретило туманом и прохладой. Чуть рассвело, как начали собираться. До вечера хорошо б доехать до реки Нутуяс, где у геологов устроена стоянка, иначе придется ночевать в тайге, у дороги, а этого не хотелось. Ещё успеется.
На скорую руку позавтракали — Марина нажарила мяса. А что? Тот же бекон. Да ещё с грибами. Иван после вчерашнего кряхтел и вздыхал с похмелья. Но держался, не похмелялся, отпивался квасом и чаем с душицей.
Напарник сунул было ему пятитысячную купюру, но тот небрежно отмахнулся.
— Забери свой рваный. Чё я, нишшый совсем? Обижаш, малой. Будь осторожен. И девку свою береги. Не на свадьбу идёте. Я б так и в жись бы не пошёл туда.
— Почему? — приостановился уже собравшийся уходить и открывший дверь Александр. — Что-то случилось?
— Баушка ищо говорила что плохи там места. Много душ погибло в той стороне.
— И это всё?
— Не всё. Видел и я кое-што. Но вам ведь ехать надо, чё время-то попусту терять.
— А вы расскажите, — заинтересовался напарник, пододвинув стул и садясь обратно. — Торопиться нам особо и некуда.
— Ну-к, хорошо. Расскажу, — Иван не торопясь раскурил сигарету и начал.
— Был я и в армии, и в тюрьме сиживал. Но потом правильной жизнию решил жить. А правильна жись для мужика кака? Точняк. Свободна. Устроился я в промыслову артель. Эт исшо при СССР было. Промышляли мы зверька близко к Наукоку. Песец так-то в тундре проживат, но иногда его поголовье вырастат там, и корму мало становится, тогда он скатыватся в тайгу. Чаще северну, но и к нам много доходит. Раз в четыре года така история случатся. В тундре лемминги и мыши расплождаются — у зверька много еды, он тоже размножатся. Зверёк лемминга подьел — голодат, дохнет. А на следующий год опять лемминг размножатся, зверька-то мало. Таки вот циклы у них. Но само главно, кочует он не просто так. Есть у него особы тропы. Пути миграции знаш ли… Одна из них через Наукок проходит. И на этих тропах хорошо поднять можно. За зиму мужики по нескольку тыщ на шкурках барыжили советскими деревянными. Тока зимовье хорошо надо, припасы, еда, ловушки. И живи не хочу всю зиму.
— Через Наукок особо ценный зверёк пробегат, голубой песец на, — продолжил Иван. — Одна шкурка по полсотке может отходить.
— Тысяч? — удивился Александр.
— А то! Там смотря какой подшёрсток, ость… Ну да ладно. Слушайте дальше. Издавна среди промысловиков существует поверие, что есть будто бы и красный зверёк. Прям така вот, красна шкура и глаза. А где он остановится нору себе рыть, там будто бы золото есть — самородок, или древний клад.
— Это наверное всё таки сказка. Послушайте, этого не может быть! Цвет меха у животного служит для маскировки в первую очередь, — возразил Александр. — Трудно представить, чтобы в тайге жил зверь с красным мехом.
— А я его сам видел. Сааам! — протянул Иван и закурил ещё одну сигарету. Было видно что он очень нервничает, вспоминая былое. — Заташшыли мы в тайгу снарягу. Там на берегу реки зимовье старо было. Мы с напарником по имени Кузьма, со староверов он, направились туда по осени. Заране приехали. Подрубили, подлатали избушку, дров направили. Наловили рыбы в реке, навялили чтоб приманка была. Так прошло с месяц. А потом залегла зима. Мороз сорок да писят, то пурга така, что избушку с крышей занесёт. А мы ж не на курорт приехали, работать. Деньги- то, что на лесосеке заработали, вложили. В ружья, припас, одежду, ловушки. Хошь не хошь, буран не буран, надо в тайгу ходить, ловушки проверять. Вот только напрасно все было. Не пришёл зверёк.
— Как не пришёл?
— А так. Это нам потом рассказали, весной уже. В тундре хоть лемминги и закончились в тот год, но кака- то болячка охватила оленей. Половина поголовья подохло. Вот зверёк его и подьедал всю зиму. На юга не откочевал, остался на севере. Но один раз в лесу, когда мы уже совсем отчаялись, услышал я вроде как тявканье песцовое. Разозлился. Думаю, щас я тебя, зараза, порешу, хоть себе на сапоги. Осторожно прокрался к подлеску, заваленному снегом, а там сидит зверь. Шкура красна, из глаз огонь. Сиди жрет что-то кровавое, вроде как оленя. Костями хрустит. А сам… Огромный как медведь. Увидал меня, и как дал дёру, токо деревья ходуном заходили. Сказал напарнику, он тоже признался, что видел плохое в тайге. Девка гола, танцует на снегу, в бубен бьёт. Нерусская. Орёт что- то когда по снегу прыгат. И к себе призыват, побегать по тайге, по логам. Токо вот идёт по сугробу и ни снежинки не шелохнется. И следов нет. Так напарник мне рассказал.
— А не мог это быть мираж… Затмение разума какое-то? — развел руками Александр. — Или маета эта, про которую все тут талдычат? Вид некоего психоза, сводящего с ума?
— Может и так. — Иван перестал бороться с собой, махнул рукой и налил рюмку водки на опохмел. — Токо я туда не ногой. Нечиста сила там живёт. Таежна ведьма, костяна нога, рука как клюка. Призыват к себе, в ледяной дом под землёй, пиво пить из волос да медвежжих слёз.
— А что дальше-то было? Песца вы не добыли, как жили — то?
— Так и жили. Книжки читали, взятые собой были. Я как щас помню их. Братья сеяли пшеницу, да возили в град-столицу, знать столица та была недалече от села. Золотой человек написал! Это ж надо в две строчки стоко чувств вплести. Как будто вживую видишь всё. Ну а чё ещё делали? Ходили на охоту, мясо варили да жарили, избушку от снега чистили и байки страшны травили. Так и зима прошла.
— Спасибо вам за все, Иван, — улыбнулась я. — Нам нужно идти. Это наша работа.
— Ну, давайте. Авось ищо свидимся, — хозяин снова налил водки и выпил. — Ухх, пошла! Похоже, ещё один день будет испорчен. Ну и пусть. Щас спать лягу.
Мы вышли из дома и пошли в гараж, заводить квадроцикл. Тайга ждала нас.