— Вот знаешь… — он повернулся ко мне и облокотился на руку, сев полубоком. — Ты мне нравишься всё больше. Ещё никогда не встречал девушек, которые предлагали мне убить кого-нибудь. Конечно, исключая мою родную сестру.
— А у тебя всё лучше получается, — хитро усмехаясь, я покачала головой. Макс приблизился, застыл в паре сантиметров от меня. Наши лица были слишком близко, настолько близко, что у меня еле хватало сил, что бы снова не натворить глупостей. Снова не…
— Что ж, я рад, что росту в твоих глаза, — он улыбнулся шире и следом, улёгся мне на ноги. Он закрыл глаза и взяв меня за руку, удобно устроился, вытянув ноги и закинув их на перила. — Убить мачеху я всегда успею.
Он отвёл руку в сторону, дотянулся до книги и пролистав её, усмехнулся, я сидела в полнейшем недоумении, лёгком смущении и даже вроде бы покрасневшая. Нет, к подобным манёврам со стороны парней я вполне себе привыкла, но… но другие парни — это вам не пятисотлетние вампиры с такими тараканами в голове, что даже писателям-фантастам не снилось.
— Концовка печальная, — пролистав книгу ещё раз, выдал вампир. Я надулась, вырвала из его рук книгу, ударила Макса ею по лбу и фыркнув, кинула её обратно на кресло. — К тому же герой предельно мерзкий.
— В этом же и есть вся задумка, — положив руку рядом с его головой, я опустила глаза, рассматривала это бледное лицо, которое впервые было видно мне настолько хорошо. Надоедливые чёрные волосы спали вниз, открыв ранее прикрытые части лица. Он смотрел в сторону, куда-то вдаль, под таким углом я видела лишь густые чёрные ресницы. — Не будь Дориан мерзким, смысл от портрета был бы другой, не такой зловещий и интересный.
— То есть о концовке ты уже знаешь, да? — он усмехнулся уголком бледных губ, подняв глаза на меня. Я кивнула. Парень ударил меня по носу, снова усмехнувшись. — Повод ударить меня, да?
— Отчасти, — подтвердила я, коснувшись мягких волос кончиками пальцев. Они были такие шелковистые, выскальзывали из пальцев, подобно шелковым ленточкам. Не то что мои пушистые кудри, которые словно шевелюра Хагрида. — Обычно читаю конец книги, перед тем, как начать её сначала.
— Ой, когда-то я тоже такой ерундой занимался, — Макс заложил руку за голову, легко коснулся моих пальцев, по руке словно куском льда провели, а затем, вздыхая, поворошил свои волосы, часто прикасаясь к моим пальцам. — Может быть даже делал бы так до сих пор, но, видимо, не нужно было начинать с церковных книг. Там что в начале, что в конце… Кошмар какой-то.
— Ты сейчас же говоришь о том, как они написаны, да?
— Если вдумываться, ничего сложного в этой писанине нет. Для меня во всяком случае, я родился в тысяча четыреста пятьдесят шестом, там в основном только и были, что переписанные церковные огромные книги, пылящиеся на полках огромных стеллажей вместе с древними манускриптами о происхождении вампиров, оборотней и прочей ереси, которую я перечитал от корки до корки от безделья. И знаешь, история явления в этот мир ночных кровопийц была интереснее, чем пришествия мужика, который превращал воду в вино и рассказывал бродягам истории.
— А ты когда-нибудь спрашивал об Иисусе у отца? — почему-то решила я спросить, хотя сама далека от Бога и в церковь не ходила с пяти-шести лет, когда научилась нож в руках держать и понимала, что его можно вонзить кому-нибудь промеж глаз.
— У нас были ужасные отношения, — он вздохнул. — Мы мало общались, редко когда я мог о чём-то его расспросить. Маленький мальчик, обречённый на вечную жизнь, жил в каменных башнях древнего Трансильванского замка, которые были завалены книгами, много читал и рассказывал о прочитанном в основном сестре. Наша мать часто пропадала на несколько месяцев по важным поручениям, в поездках то в Россию, то в Польшу, то ещё куда-нибудь. Отец создавал ночную империю и ему было отнюдь не до детишек. Так что я не удосужился поинтересоваться у него, видал ли он Христа или это бредни людей, которые просто хотели управлять тупым стадом.
— Детства у тебя не было… — я сделала вывод из сказанного, тяжело вздохнула и забралась пальцами в густые чёрные волосы, перебирая шёлковистые пряди.
— Да я как-то особо не жалею, — он усмехнулся, чуть-чуть закинув голову назад, что бы лучше меня видеть. — Но был бы рад, если бы в моё время писали Толкин, Льюис и Кэрролл. Хотя бы фантазировал не в мрачном русле.
— Не всё так плохо, — я ободряюще улыбнулась и чуть-чуть наклонилась к его лицу. — Больше знаешь.
— Лучше бы не знал.
— Не говори так, — я стукнулась носом о его нос и захихикав, отстранилась, но не надолго, он надавил на мою шею и заставил снова согнуться. Парень легко поцеловал меня, закопавшись рукой в пышных чёрных кудрях, которые пошатывались от лёгкого ветра. Снова я это делаю. Снова с ним целуюсь. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт! Мне это нравится и не нравится одновременно! Целуется он так, что тело немеет и мир вокруг превращается в пустое пространство, где только я и он. К тому же этот холодок… Он как что-то совсем новое, вместо того, что бы задыхаться от жары находящих чувств, мне холодно и это… это превосходное ощущение! Такой контраст! Это как встать под ледяной и горячий душ одновременно, что бы с двух сторон поливало. А не нравится, собственно тем, что ему за пятьсот лет, нет, конечно мальчики по старше — это хорошо, но что б настолько… Да и ко всему прочему, не самый лучший выбор, как могла бы сказать мама. Она так обычно говорила о моих парнях. Тут бы она сначала упала в обморок, а потом, очнувшись, потянулась бы за пистолетом. Хотя, что я такое несу. Пару поцелуев — не причина для отношений. Всё это спонтанно и глупо. Уверена, долго это не продлиться.
Я выдохнула ему в губы, отстраняясь и поджимая губы. Нет, всё таки, нет. Не правильно. Я не должна… Я и так пошла против всех тех принципов, которые сложились за семнадцать лет жизни, а теперь ещё и… Ох, чёрт! Глупая девчонка! Вдыхая снова я потянула его за воротник джемпера, заставив подняться и когда парень опирался на локти, я положила руки на его щёки и снова прикоснулась к этим холодным бледным губам от которых начинает ехать крыша. Он медленно выпрямлялся, присаживаясь. Холодная ладонь легла на моё плечо, ледяные иголочки впились в кожу, вызвав лёгкую дрожь и мурашек на спине. Поцелуй был не лёгкий, не простецкий, а серьёзный, французский, мокрый и страстный. Что мне сносит крышу? Что заставляет делать это? Что вызывает такое желание не останавливать этот чёртов поцелуй? Я знакома с ним всего ничего, но… но это магия какая-то! Я села на него, обхватив мужскую талию ногами, прижавшись по крепче. Холодные широкие ладони скользнули вниз, остановились на талии, затем, захватив снова немного воздуха и вернувшись в поцелуй, я чуть-чуть приподнялась, обхватив широкую мужскую шею. Неприлично широкие руки, от касаний который предательский кружилась голова, легли съехали в самый низ и легко сдавив задницу, Макс дёрнулся, снова заняв мой рот своим языком.
«Если мы продолжим, всё может закончится либо чем-то приятным, но с последствиями, либо тем, что она начнёт драться» — думал Макс, через силу пытаясь остановится. Он ослаблял поцелуй, сдавался. Парень скользнул губами по моей щеке и коснулся ими шеи. Я выгнулась назад, выдохнув и закрыв глаза. Нет, нужно прекращать. Это может слишком далеко зайти. Так далеко, что потом не выберусь из этого омута. Помешаюсь. Я более чем уверена, ведь эти поцелуи…они как приятная зависимость. Смотря на него хочется целовать. И если сопротивляешься, начинает ломать… Это… это так глупо! Так опрометчиво с моей стороны! Я совсем теряю свой нрав. Он сведёт меня с ума, если мы продолжим… Продолжим вот так спонтанно целоваться.
— Не стоит продолжать, думаю, — тихо прохрипел он, не убирая головы от моего плеча. Я опустила руки, коснувшись пальцами его холодной ладони и застыла. По телу дрожащей мглой промчалась боль. Острые зубы впились в шею, я даже услышала, как он сделал первый глоток. Я закусила губу, сдерживая писк от пронзающей боли. Нужно ударить его, как только отстанет. Да, точно, стукну. Отругаю.
Он остановился, отстранился от шеи, облизнул губы острым кончиком языка. Я облегчённо выдохнула и почувствовала, как рана быстро затянулась. Удивилась, не поспоришь.
— Вампирская кровь держится в организме чуть больше суток, так что, если будешь всю ночь тыкать в себя ножом — всё заживёт, — пояснил он, облокотившись на прямые руки, смотрел на меня, косо улыбаясь.
— Всё равно нельзя так делать! — фыркнула я ударила его кулаком грудь. Конечно, удара он и не почувствовал, только посмеялся. Я вдохнула побольше воздуха, всё, нужно взять себя в руки. Ещё один поцелуй приведёт к тому, что я с ним пересплю, как чувствую. Это слишком…слишком-слишком. Это настолько слишком, что даже слишком. Для меня вредно целоваться с вампиром столько раз за сутки. — Если… если захочешь… кх, выпить, лучше предупреди или спроси.
— То есть теперь ты разрешаешь? — он заулыбался, как довольный кот, если бы мог, задёргал бы ушами и усами, радуясь.
— Разрешаю… — почти шёпотом сказала я, предательски краснея и опустив глаза. — Но!!! Это ничего не значит!
— Значит только то, что кто-то смирился с тем, что я пятисотлетний кровосос, — он усмехнулся. — Осталось дождаться твоего осознания того, что я не богатый мудак с завышенным мнением.
— Откуда ты?… Ты читал мои мысли? — я размяла кулак и отвела руку в сторону, собираясь хорошо стукнуть брюнета. Теперь уж точно заслужил. — Разве можно залазить в чужую голову?
— Я же с добрыми намерениями, дальше мимолётный мыслей я не заходил, — он не договорил, остановился, приподнял голову и взглянул в сторону, рассмотрел макушки зелёных деревьев, колыхающихся на ветру. Его ноздри слегка расширились. А чёрная точка зрачков, суженная до минимальных размеров, вдруг увеличилась. Он прикрыл глаза и покачал головой, сморщившись. — Чёрт…
— Что? — я приподнялась, привстала на колени, схватила парня за плечи. Не знаю, меня это напугало… Что побудило меня на такое, не знаю, но всё-таки я это сделала.
— Мне пора, — он взглянул мне в глаза, снова маленькие, еле видные чёрные точки зрачков содрогались, бледные губы чуть-чуть тряслись, преломляя ранее ровное дыхание. — Она не успокоится, пока кто-то из нас не поставит точку в этом деле.
— Дело, конечно, глупое, с её стороны, само собой, но раз уж так, — я развела руками, усмехнулась и поднялась с парня, встала около перил и вдохнула свежего воздуха всей грудью. Он поступил так же, как и я. Смотреть на него почему-то не хотелось, точнее, хотелось, но… но моя настороженность почему-то снова обострилась и… и инстинкт самосохранения запрещал смотреть на потенциальную угрозу моей жизни, во всех смыслах этого слова. — Раз уж так, то будь осторожен.
— Не один я делаю успехи, — он поставил одну ногу на широкую гладь высоких перил, усмехнулся и стукнув меня по носу, спрыгнул и я, лишь быстро моргнув, уже потеряла его из виду.
В дверь комнаты раздался стук, я оглянулась назад и поняла, что всё это время моя дверь была открыта и в любой момент сюда могли войти и увидеть, как ловко усевшись на балконе, я зажималась с подозрительным пареньком, не ясно каким образом забравшимся ко мне в комнату. Благо, отца дома нет, так бы однозначно он ко мне наведался без стука. В комнату вошёл Ян, он прикрыл за собой дверь и обходя пышный пуф, развалившейся посреди комнаты, вышел ко мне на балкон. Он окинул мельком смятый плед и кинутую на пол книгу, раскрытую на какой-то иллюстрации, кажется, изображающей процесс рисования самого портрета господином Холлуордом*. Ян усмехнулся, явно не оценив мои пристрастия в литературе или, может быть, совсем наоборот. Хотя, возможно, скорее всего так и было, что усмехался он витающему в воздухе резкому свежему запаху перечной мяты.
— По моему мы договорились о том, что ты сразу же уедешь, — фыркнул я, махнув пушистыми волосами, убирая их за спину.
— Это было бы крайне не вежливо, по отношению к Алексе. Сама знаешь, обижать твою маму — себе дороже. Женщина сама по себе существо хитрое и злопамятное, а уж обиженная женщина — исчадие ада. Так что я не хочу потом извиняться под дулом пистолета за свою невежливость.
— Всё-таки они тебе не доверяют полностью, — я хитро улыбнулась, прямо таки подтверждая его слова о женщинах. Постучала ногтями по каменным перилам, улыбка растянулась шире, превращаясь в лёгкий смех. Да, мне стало смешно. Смешно от того, что он боится мою мать. И, видимо, совершенно не боится своей судьбы, которая однозначно рано или поздно его настигнет. Я, почему-то, очень сильно уверена в том, что в конечном счёте ему отстрелят голову никто иные, как вампиры. — Как это печально. Уверенный в стопроцентной поддержке вампир, предавший свой вид и клан, вынужден плясать под дудку вежливости к человеческой женщине, потому что…ха-ха, боится её.
— Уверен — это говоришь не ты, а лишь иллюзия, которую создал в тебе этот…этот гад. Я давно знаю его, знаю, на что он способен и если бы ты хотя бы слушала меня, я бы смог вбить в тебя хотя бы толику той истины, которая тебе необходима, просто потому, что он не тот за кого себя выдаёт. Может, тебе он и кажется милым, красивым пареньком, с богатым лексиконом и хорошим познанием во всех областях, но это маска. Маска, которую он не снимет до тех пор, пока ты не превратишься в безделушку, не нужную, бесполезную. Если сейчас ты представляешь для них интерес, то в скором будущем вероятнее всего утратишь свою ценность, потому что нет ничего, что могло бы заинтересовать вампиров надолго.
— Но у тебя же есть, — выслушав его внимательно, выдала я, косо взглянув на светловолосого парня. Он вздрогнул, сжал кулак и на бледном лбу показалась синяя вена — напрягся, занервничал.
— Рита, — начал он хрипло, даже тише, чем до этого, — если ты всё-таки скатишься до того, что предашь меня и разрешишь этому ублюдку сдать меня совету обезумивших кровопийц, обещай, что моя жена и дочь будут в полном порядке и никакой мерзкий прихвостень ночи и пальцем к ним не прикоснётся.
— Тебя и не поймают, если ты как можно скорее уедешь и мне, как ты говоришь, не придётся тебя предавать. Пойми — это будет даже не предательство, так, глаз за глаз. Ты напал на меня, но вместо святой пули в лоб, получил суд от совета высших вампиров.
— Тогда почему же этот гад Карс всё ещё жив, а не валяется в какой-нибудь канаве с парочкой обойм святых пуль в своём теле? И почему из его груди не торчит искрящая Артемида? Он ведь тоже жаждет твоей крови, более того, он даже пил её. Если следовать первым законам охотников, то: «…любой гад кровь сосущий, да жертве зубы заговаривающий, немедля должен быть подвергнут истреблению, любыми возможными способами…» Третья глава второго догмата кодекса охотника.
— Кармелита давно переписала эти законы на свой лад и уж прости, я не живу на свете триста лет, что бы знать строки из первых догматов, истины из которых по большей части были живодёрские и беспощадные. В законах Кармин больше дипломатии.
— То ты не признаёшь её, то поддерживаешь её методы…Я не понимаю.
— Я не признаю и не поддерживаю, — фыркнула я. — Блюду позицию нейтралитета, пока что. Есть в Кармелите и хорошее, есть и плохое. Хотя, основная её критерия — это съехавшая крыша.
— Смотри, как бы и твоя с треском не съехала, — он усмехнулся, чуть-чуть прикрыв глаза светлыми ресницами. Я вздохнула, опустив голову вниз — смотрела на дорогу, присыпанную сверху пылью и первыми опавшими листьями. — Но ты так и не объяснила, почему ему можно, а как кто-то другой, так грозишься прикончить?
— Как ты предлагаешь противостоять сыну Дракулы? Расстрелять его? Из чего? Нет такого оружия, которое хотя бы заставило его упасть на колени. Артемида? Бесполезная палка. Думаешь, я сразу подставила свою шею и с улыбкой дурочки сказала: «На, пей на здоровье!»? Конечно нет. Я пыталась противостоять. Но он во много раз быстрее, сильнее и хитрее всех, с кем мне приходилось сражаться за свою недолгую службу в ГОЗГ. Впрочем, ты и сам сегодня в этом убедился. Если бы не застал меня врасплох, я бы быстро расправилась с этой мерзкой ситуацией, в то время как пятисотлетний вампир совсем лишил меня сил.
— Ладно, — он понимающе вздохнул, затем отвернулся, видимо осознал глупость заданного вопроса. Затем, снова повернулся ко мне, почесал негустую светлую щетину и вздохнул. — На самом деле существует оружие, способное усыпить древнего вампира. У Кармелиты имеется такое, только она не раздаёт такие артефакты налево, направо. Может быть, когда-нибудь тебе выпадет честь увидеть это оружие и даже применить по назначению. И почему-то мне кажется, что так всё и будет, а первой жертвой станет именно этот вампир, возомнивший себя королём.
— Королём? — я вцепилась за это слово, усмехнувшись. — А разве он не является наследником престола? По моему, у него более чем достаточно прав на это звание. Он родной первый сын Владислава, достигший совершеннолетия, осведомлённый в политике, хорошо разбирающейся в душах людских — почему же тогда ты считаешь его мнимым?