— По записям ведьм, всё это началось в начале нашей эры. Примерно в то самое время, когда в мир пришёл сын Божий. В сердце мира — Риме — жила женщина по имени Лореаль. Говорят, она была очень красива, богата, влиятельна. Возможно, она даже была какой-то очень важной шишкой в Римском правительстве. Её обожали, поклонялись, восхваляли, ставили на ровне с мужчинами. В возрасте лет сорока-сорока пяти она выглядела на двадцать. Кожа её была светла, словно топлёное молоко, волосы черны, как вороново крыло, а глаза напоминали горящие аметисты. Примерно в это время по письменам библии был распят Христос и тогда-то началось то, что длится по сей день. Лореаль поклонялась греческой языческой богине Гекате, приносила ей жертвы на подземном алтаре. Ведьмы говорят, что в какой-то из дней Геката явилась Лореаль и одарила ту ошеломляющей силой. После чего, Лореаль много экспериментировала и пришла к решению создать новые расы, которые будут удивительнее, нежели простые смертные. К тому же, сама Лореаль обрела бессмертие и безграничное могущество. Она могла захватить мир по щелчку пальцев, но решила сделать нечто более интересное. Первым она создала вампира, после оборотня, затем первую ведьму. Сначала у детей Лореаль была полная свобода действий. Они могли делать всё, чего желала их душа. Но из-за этого по улицам полились реки крови и куча проклятий. Так к Лореаль явилась дьяволица Лилит, жена Самаэля, мать всех демонов и ангел Афтиил. Лилит требовала от Лореаль приструнить созданий, потому что ведьмы похищали её демонов и проводили над ними опыты. Афтиил же взывал её к благоразумию и просил сделать что-то, что ослабит столь ужасных существ. Лореаль заключила сделку с Лилит и Афтиилом, по которой вампиры стали приверженцами тени, оборотни стали подчиняться луне, а маги зависеть от предков и сил природы. Но со временем ведьмы поняли, что недопустимо существование Лореаль, она опровергала законы природы и в какой-то момент один из древнейших кланов колдунов запер Лореаль между миром живых и миром мёртвых. Несколько веков скитаний по междумирью и в какой-то момент Лореаль нашла маленькую щель между мирами и смогла просочиться в мир живых в виде бесплотного духа. Тем временем эксперименты ведьм продолжались. Путём заключения демонов в телах смертных, они создали четвёртую сверхъестественную расу. Правда, смертные долго не могли контролировать это. Лореаль об этом знала и сама добровольна вселилась в вампиршу, которая была её прямым потомком. Ту вампиршу звали Кристина. С Кристины начались все роды вампиров. Все восемь великих родов, первыми из которых были: Миронии, Дракула и Фрау. Агата Мирония была первым вампиром после Кристины, она считается первой из древних. После появился небезызвестный Владислав Дракула, а после него — Сайрус Фрау. Конечно, Кристина самолично их не рожала. Имеется ввиду, то что она дала начало кланам, а уж после появились все остальные. Ген вампиризма достаточно долго оставался рецессивным, пока не проявил себя во всей красе. Род оборотней, единственный в мире, пошёл от нейтрала Д.Смит, в которую так же вселилась Лореаль. А вот современные рода ведьм уже «повреждены» и мало связаны с Лореаль, так как из-за сделки с ангелом, ведьмы и колдуны стали своеобразными весами в этом мире и им было запрещено связывать свою жизнь с Лореаль, матерью нечисти.
Макс поднялся с колен сестры и сделал пару глотков из бутылки, при этом смотря на меня сквозь полуопущенные чёрные ресницы. Я смотрела на него и практически не моргала. Эта история… в неё я верю куда больше, недели сказка из книг гильдии. Да, то что рассказала Мирослава, тоже смахивает на сказку, но есть в этом что-то… что-то внушающее доверие. По крайней мере раскрывается частичка сути нейтралов: кто это и что это.
— Значит родоначальницей всей нежити была человеческая женщина, получившая благословление от Гекаты, — я покачала головой и окинула беглым взглядом Мирославу. — И из-за ведьм, Лореаль стала призраком, скитающимся по границе двух миров… — повторяла я, раздумывая. — Но как она вселилась в Кристину? Разве для этого не нужна помощь ведьм?
— Лореаль совмещает в себе все способности своих чад, в том числе она умеет колдовать, причём, лучше чем кто-либо другой. По мощи заклинаний с ней сравниться разве что Матерь демонов. Говорят, что нейтралы, на коих стояла восьмиконечная печать Лореаль, сильнейшие из существ. Сильнее, чем древние.
— И ты знаешь кого-нибудь с такой печатью? — я высокомерно вздёрнула бровью, рассматривая спокойную Мирославу, которая крошила сигарету об угол стола. Девушка вдруг улыбнулась краем губ и повернулась ко мне полубоком, стягивая с плеча эластичную бретель топа. На лопатке виделась отметина в виде восьмиконечной звезды, напоминала она клеймо, выжженное раскалённой сталью. В голове быстро замелькали картинки вечера, проведённого за разговором с матерью. Карточки с восьмиконечными звёздами, убийства…кажется, мама ещё говорила, что когда-то видела такую отметину на теле кого-то. И теперь я вижу. — То есть ты?…
— А ты думала меня называют дочерью Дьявола просто так? — она хитро улыбнулась. — Пентаграмма на боку связывает меня с демоном, заключённым в меня лет этак четыреста назад. Восьмиконечная звезда на спине — знак подчинения создательнице нежити. Какое-то время у меня не было этого клейма, но после некоторых событий оно появилось. Демон объяснил мне, что это плата ведьме за мой дар.
— В каком смысле?
— Я и сама конкретно не понимаю, — Слава усмехнулась и покачала головой. Я взглянула вперед, за её спину. Около ворот школы заметила две фигуры, которые ненадолго привлекли моё внимание. Первая из них — школьная медсестра. Высокая, стройная, красноволосая молодая девушка, явно недавно закончившая мед-университет. А рядом с ней стоял высокий, широкоплечий парень, слегка худощавый, о чём говорила висящая на нём кофта. Его волосы были собраны в низкий хвостик, а некоторые пряди обрамляли лицо, которого я не видела. Показалось, будто я уже видела подобную причёску ранее. Со слегка вьющимися на концах прядями, чёрные волосы, не блестящие, всепоглощающе чёрные, словно уголь. На приподнятой мужской руки блеснул некий аксессуар, который больно ударил блеском по глазам и я решила не смотреть на них.
— Вы очень интересные, ребята, но я пожалуй отойду, — Кай еле-еле встал, шатаясь. Я хотела помочь ему, но не смогла даже дёрнуться под сверлящим взглядом Мирославы. Она поднялась из-за стола вместе с Каем и взяв свою сумку, блокнот, пенал и сигареты, пошла за ним, догоняя. Девушка обняла его за плечи и повела куда-то в сторону левого школьного крыла. Я осталась один на один с предметом вздохов, выноса мозгов и покусываний моих собственных губ, которые начали трескаться от тех самых укусов.
— Твоя сестра пугает, — сделав пару глотков воды, я взглянула на брюнета.
— Она сегодня в хорошем настроении, — осведомил меня Карс, покачивая головой снова с таким видом, будто работал два года не покладая рук. Устало, томно, сексуально. Он опустил глаза и рассматривал свои руки, дав мне полноценно наслаждаться его видом, без стыда. Без осознания того, что он видит то, как я на него пялюсь.
Левое крыло Серебряной академии.
Кай прижался к стене в тени высокой колоны, поддерживающей коридор, проходящий на втором этаже левого школьного крыла. Напротив, подперев ту самую колону стояла Мирослава и её потемневшие глаза гуляли по нему, словно высматривая какие-то. изменения? Может быть. Кай был голоден. Во рту чувствовался металлический привкус, голова шумела, словно он застрял на станции метро где-нибудь в Нью-Йорке или Токио. Он еле сдерживал колющие в губы клыки, что бы те не вылезли полностью. Тело окутывала отвратительная слабость. Парень прекрасно знал, что через пару часов начнёт двоиться в глазах, кровь пойдёт носом, руки начнут трястись, колени подкашиваться. Не в первой мучил себя голодовкой. Он закрыл лицо рукой, сглатывая металлический привкус в надежде избавиться от этого чувства. Живот крутило, мельком слышались голоса и сердцебиение людей вокруг.
— Кай… — её голос звучал отдалённо. Будто Слава стояла за невидимой стеной, глушившей её звонкий, пропитанный сигаретами, голос. Кай любил эту хрипоту, любил смотреть, как она курит. Как выпускает пухлыми губами кольца дыма. Когда она курила, выглядела такой забавной. Сигареты были совсем безвредны, они не убьют вампира никотином. Максимум, портили голос. Так случилось и с Мирославой. Кай даже не помнил, когда она начала курить. Ему казалось, что видел её с сигаретой столько, сколько знал. Познакомился он с ней намного позже, чем с Максом. И сначала их отношения напоминали грызню кошки с собакой. А после…вовсе превратились в смесь презрения и ненависти. И как только они могли быть вместе?
— Зачем ты пошла со мной? — он говорил тихо. На более громкий тон был не способен. Голос хриплый, тихий, больной. Слава окинула его оценивающим взглядом. Заострила внимание на дёргающимся мускуле на его худом красивом лице, пусть он и был измучен. Выглядел, как самый настоящий труп. Посиневший, больной, холодный. Вокруг глаз разрастались кроваво-красные круги, губы приобрели тёмный синий оттенок. Мирослава на короткий миг почувствовала нечто такое, как если бы у неё билось сердце и от жалости, оно бы сжалось, словно в тиски.
— Компания этой девчонки мне не очень по душе, — она покачала головой. — Не знаю, что Макс в ней нашёл… — девушка вдруг заострила взгляд на парне, который напрягся и нахмурился, опуская глаза в пол. — Малолетка. Глупая малолетка. Сомневаюсь вообще, что от неё будет толк.
— Может выскажешь это своему брату, а не мне? — он снова сглотнул, сгорбившись и спрятав лицо за волосами. Которые казались грязными, жирными. Видимо, он так часто впивался в свои волосы сегодня, что те перепачкались. — Я бы хотел зажать кого-нибудь и поесть… Думаю, ты понимаешь.
— Да, я понимаю, — её голос звучал словно удар стали о сталь. Кай вздрогнул. Он знал этот тон. Знал его лучше, как кто-либо другой. Наверняка, даже её брату неведома эта интонация. Её это задело. Непробиваемая стена щитов, которые Слава выстроила вокруг своего сознания, что бы защититься от боли, давали трещину. Кай прекрасно знал, что её «щит» трескался именно в случае, если они остаются наедине. Но самым пугающим для него было то, что его собственная защита треща по швам, когда эта безумная девушка смотрела на него строгим, но полным боли взглядом. Он скучал по нему. По взгляду, голосу, разнообразным тонам её голоса, которые различал куда тоньше, нежели её брат.
— Прости… — тихо ответил Кай, вздыхая.
— Не важно, — бросила она, отходя от колоны. Её голос не менял тон, был так же стальным, холодным. Но в коротких вздохах после фразы парень слышал нотки боли. Слава поправила ремень сумки на плече, заправила прядь волос за ухо и опустив взгляд вниз, покачалась на одном месте. — Я, пожалуй, пойду. А ты… зажми кого-нибудь, перекуси. Хреново выглядишь. — Слава сделала пару шагов в сторону школьного кампуса. Кай вдохнул и рванув с места, догнал её и схватил за руку, крепко охватил ледяное запястье, которое словно влитое прижималось к его руке.
— Подожди, — сказал он, всматриваясь в её изящную спину. Она не обернулась. Но он чувствовал дрожь в её теле, когда взял её за руку. — Я… Это не самое лучшее время и место, для того, что бы решать наши проблемы, разбираться в отношениях, но…
— Что? — она повернулась, вырвав свою руку из его пальцев. Она всегда так делала, когда Кай пытался её остановить. Грубо вырывала руку, а после смотрела на него так, будто он виновен во всех человеческих грехах. Но шатен прекрасно знал, что да — он виноват. Но только в том, что снова обидел её. Стойкая, будто бы стальная девушка, всегда становилась ранимой, стоило им встретиться. — Я понимаю, Кай, прошло четырнадцать лет. Ты думал, что я умерла. Чёрт…я у мерла на твоих глазах! Ты имеешь полное право злиться на меня, потому что я ни разу не сообщила о том, что я жива! Да, я не позвонила, не прислала весточку… Я не могла, понимаешь? За мной следили, шли по пятам. До той поры, пока Лео не сказал мне, что Макс начал действовать… Я… я очень сожалею о том, что не связывалась с тобой. Ты не представляешь, как сильно я хотела написать или позвонить, но просто не могла… Я даже не сообщила что-то брату…
— Ох! Опять твой брат! — Кай перебил её, нахмурившись. — Знаешь что?! — он зло глянул на девушку, которая смотрела на него в недоумении. — Все так пекутся из-за твоего брата. Римма в него влюблена, Анжелин бегала за ним, а он величественно игнорировал её. Аннабель вернулась лишь потому, что ей напели об интересных вестях о её сыне. А потом из неоткуда появилась ты — живая и всё такая же… такая же кра… не важно! — он осёкся, поджимая губы, а после, вздохнул. — И ты тоже говоришь о брате. О том, какой замечательный твои брат! И как все любят твоего брата! Что твой брат нашёл в смертной!… Меня тошнит от твоего брата! Понимаешь ты это?! Из-за него я стал монстром, который теперь вынужден охмуривать молоденьких дурочек и дырявить им шеи, что бы жить! Из-за него, я встретил тебя! Из-за него, я связался с тобой! Из-за него, твоего любимого брата, я лишился единственного человека, который мог быть мне семьёй! Из-за Макса Агата исчезла из моей жизни! И да! — он выпрямился, взмахивая рукой. Резко, строго, словно разрезая воздух худыми пальцами. — Из-за Макса я и потерял тебя, Слава! Он затеял всю эту игру. Из-за него Габриель превратил тебя в решето!
— Кай! — она испуганно вскрикнула, сделав шаг к шатену. — Я не имела ввиду то, что если бы могла, сразу бы сообщила брату. Я бы могла позвонить тебе! Чёрт, я даже была в баре, где был ты! Я…я…
— Ты напала на Риту, хотя знала кто она. Пыталась покусать. Ты сразу её узнала. Но не остановилась! Ты же понимала, что я был обязан защищать её, верно?
— Так я привлекла твоё внимание, — её голос снова стал металлическим и холодным. Кай смутился. Он не понял, почему она изменилась в голосе. — Знаешь, что раздражает меня? От кого меня тошнит? От Риты. — Она гордо вздёрнула подборок, став сильнее схожей со своим старшим братом, часто делающим так же. Это было той немногочисленной чертой, которая досталась ей от отца. Дракула делал так же: величественно и высокомерно вздымал подбородок, порой подпирал его худыми пальцами. — Рита то, Рита сё. Ты заделался её защитником. Ухаживаешь. Стараешься не смотреть на неё, хотя я вижу, как ты этого хочешь. Но боишься моего брата. Поэтому ты его так ненавидишь! Поэтому злишься на него! Тебе нравится эта смертная! И тебя бесит, что она выбрала не тебя! Что она предпочла Макса! Тошнит от моего брата? Да пожалуйста. Ненавидь его, сколько угодно. Ненавидь всех на свете! Вини всех в том, что случилось. Но, знаешь, в судьбе Агаты виноват и ты. Все мы виноваты. Не скидывай вину за это на Макса. Ты сам в этом участвовал. — Слава притормозила, заправила прядь волос за ухо и вздохнула, отводя глаза в стороны. Они снова загорелись янтарным огоньком, но в них виднелся отголосок ненависти и боли. — Я никогда не говорила тебе и взяла с брата слово, что и он не скажет. И видимо, он сдержал обещание. Помнишь… Когда меня обратили я призналась тебе, что очень ценю нашу дружбу, пусть мы всегда ругались. Да, у меня был мой брат, который всегда и до сих пор является моим другом… Но с тобой я могла чувствовать себя под другому. Тебе можно было доверить те секреты, которые брата не касались. И это было прекрасным чувством… И… — она притормозила, сглатывая. Кай напряжённо слушал, морщась от солнца. — В общем… — по бледной щеке Мирославы скатилась одинокая серебристая слеза. Кай единожды видел её слёзы. Очень давно. Так давно, что это было как какой-то неестественный кадр из фильма. Она рыдала, увидев Кая живым и здоровым после долгого сна. Да, тогда она уже была той Славой, которая сейчас стояла перед ним. Но она плакала. Один единственный раз. — В общем — это я попросила Макса обратить тебя. У меня самой не хватило бы сил, понимаешь… Я нуждалась в тебе и мысль о том, что ты умрёшь, а я буду жить вечной жизнью в теле восемнадцатилетней девушки — не давала мне покоя. Мне нужен был друг. И я… Это я виновата, что ты стал вампиром. Так что можешь ненавидеть меня за это. Но не моего брата — он всего лишь исполнил мою просьбу.
— И я узнаю об этом спустя пятьсот лет, спасибо, Мирослава, — бросил сухо Кай, поворачиваясь к ней спиной и собираясь уйти. Он злился. Всю жизнь он тихо ненавидел её брата за то, что он с ним сделал. А оказалось, что единственная любимая девушка, которая некогда дарила ему надежду на счастье — оказалось причиной его вековых страданий и ненависти. — Могла бы подождать ещё лет сто. Всего-то. — он вздохнул. — Уходи. Не хочу с тобой разговаривать. И не пытайся заговорить или прикоснуться ко мне. Больше никогда меня не трогай! Слышишь, Слава, никогда! — последние слова он произнёс с особой силой. Для Карс эти слова звучали как сильная пощёчина. Девушка молча развернулась, смахивая со щёк слёзы, которые она ненавидела и ушла, спрятав лицо за волосами.
Спортивная раздевалка.
Я присела на длинную скамейку, которая стояла у металлических шкафчиков и принялась завязывать шнурки на кроссовках. Кэтрин сидела неподалёку, расчёсывала волосы и собирала их в хвост. Я так и не спросила у неё, почему она всё-таки пришла к первому уроку. У двери в душ стояли три девушки, те самые, которые сутра наехали на малышку Кэт. По другую сторону шкафчиков галдели девушки из параллельного класса, попавшие на один урок с нами. Краем уха я услышала типичный девчачий трёп вроде: туфельки, кофточки, парни. В разговоре упоминались такие имена как: Эрик Смит, Мэтт Салливан, Кай Миллер, Макс Карс, новенькая Кросс и кто-то там ещё… От последних двух имён меня передёрнуло. Нас обсуждают все. И я думаю, что ещё долго все будут перетирать эту тему.
Мимо меня промочила идеальная линия упругих бёдер. Подняв глаза я увидела Мирославу, что кинула сумку на скамейку. Она ловко скинула с ног ботинки с каблуками и застыла, опустив глаза на меня. Её веки слегка покраснели или мне показалось? На губах не было следом тёмной помады, губы приобрели привычный для вампиров светло-розовый оттенок. Её щёки слегка блестели, а тушь вокруг хмурых глаз смазалась, как если бы она расплакалась. Но я даже представить её не могу со слезами на глазах. Я совсем с ней не знакома, но уверена, что такую девушку сломать невозможно.
— Чего уставилась, смертная? — огрызнулась она, погружая ноги в классические чёрные кеды. Я вздрогнула. Её голос звучал словно звон заледеневшего металла. Исчезла та приятная дерзкая хрипота, её грубый женский голос словно покрылся толстым слоем льда.
— Смертная?… — я вздёрнула бровями, продолжая сверлить её взглядом. Мирослава закатила глаза, проигнорировав меня. Девушка стянула с себя топ, залезла в широкую футболку, судя по всему мужскую, а после завязала короткие волосы резинкой, что болталась у неё на руке.
Она на меня взглянула и я поняла, что её взгляд был сосредоточен на моей шее: разглядывала засосы. Бледные губы скривились в коварной улыбке, а затем она фыркнула, вздымая подбородок в духе своего брата.
— Понравилось? — со слышимой издёвкой в голосе, спросила она, наклоняясь ко мне. В нос ударил запах цитрусовых духов, вроде бы с примесью мяты, а так же лёгкий запах сигарет. Я вжалась спиной в шкафчик и невольно вздохнула, стараясь держать себя в руках, хотя Слава наводила на меня некий ужас. Она была не похожа ни на брата, ни на Кая, пусть тот и приходился ей бывшем парнем. Конечно, я её знать не знаю, но думаю, раз такой парень, как Кай, был в неё влюблён, то девушка была ещё та бестия. — Мой брат хорош, не правда ли?
— Какое тебе дело… — прошептала я одними губами. Глаза застыли, почти не моргали и я не могла найти в себе силы сомкнуть их. Взгляд карих глаз надо мной сковывал меня, подобно прочным цепям. Она наклонилась её ниже, отчего наши лица были в сантиметрах десяти друг от друга. Лиловые пряди спадающие ей на лицо, касались моего лба и щекотали кожу.
— Такое, — она снова фыркнула. — Не морочь ему голову, смертная. Он добрый, пока что… — она коснулась ледяным пальцем моего подбородка и её пухлые губы растянулись в подобие улыбки, наполненной злобой. — Будет бегать за тобой, целовать, флиртовать, заигрывать… Но ты ему надоешь. Как надоедали все остальные. А ты влюбишься и будешь страдать, обвиняя его во всём, хотя сама же встала на этот путь. Перепихнулись разок — достаточно. Поищи себе парня среди таких же смертных, как и сама.
— Всё-таки это не твоё дело! — рыкнула я и хотела встать, но её сильная рука громко ударилась о металлический шкаф, молниеносно пролетая мимо моего лица, привлекая внимание девушек вокруг.
— Моё! — ответила она повышенном тоном. — У меня кроме него никого нет и я не позволю, что бы какая-то малолетка, вроде тебя, вскружила ему голову! Ты его недостойна, Кросс. Побалуетесь и хватит. Не давай ему надежду, — её голос притих и Слава опустилась к моему уху, — потому что он вечен, а ты умрёшь…
Последние слова прозвучали для меня, как сильный удар по лицу. Девушка отстранилась и зашагала к выходу из раздевалки, где путь ей перегородила девушка, пристававшая к Кэтрин. Я проследила за ней, но не слышала, что они говорят и не вдумывалась в то, что происходит. Тело онемело и к горлу подоспел ком. Желудок как будто в узел связался и тянулся в разные стороны, делаясь туже и туже. Да… я умру. Я смертная. Я не зря считала всё это ошибкой. Вот яркий пример того, насколько сильно я заблуждаюсь. Он вечный, бессмертный. Пусть я какой-то там сверхъестественный нейтрал, но одно ясно точно, я в конечном итоге умру. Или меня убьют вампиры, через год, месяц или завтра. Беззащитная, смертная, слабая… Влюбить в себя вампира? Было бы слишком жестоко… Вампиры любят безумно. Горячо, страстно, верно. Люди же могут любить сто раз в месяц. Совершенно разных людей. Пару лет назад мать рассказывала мне историю о вампире, что был влюблён в смертную невесту до безумия, но невеста сбежала от него, влюбилась в другого. А вампир обезумел… Сошёл с ума, потерял рассудок. И… Мирослава права. Я не должна дарить ему надежду. Не должна была вообще целовать его. Никогда. Не стоило даже «баловаться». Стоило быть просто союзниками или как он там это по началу называл… А теперь, при одном его виде кровь закипает в жилах, сердце колотиться. Кажется — это называют влюблённостью. И что теперь прикажете делать? Отшить его? Наверняка, стоит сделать так. Стоит найти кого-то, кто так же смертен и слеп, как я. Мы — люди. Мы не знаем, что с нами будет завтра. Мы живём одним днём, опасаясь, что следующий может не наступить.
Слава смотрела сверху на девушку, которая возмущённо пялилась и цокала раз за разом всё противнее. Девушка с лиловыми волосами невзначай приподняла бровь и гордо вздёрнула подбородок, откидывая тем самым мелкие пряди назад.
— Кто ты такая и что у тебя с Каем? — пробурчала та, встав словно вкопанная перед Мирославой. Карс перекосило. Она напряглась и вдёрнула плечи; задёргались скулы. Девушка по сути своей не любила, когда некие второсортные смертные заграждали ей путь своим хилым тельцем, но более не любила, когда ей били по самому больному в самый не подходящий момент. Да, никто не любит такие моменты. Но редко кто реагирует так же, как это делала Мирослава. Девушка крепко схватила одноклассницу за шиворот тонкой белой блузки, от чего тот затрещал, а после сильно толкнула её в дверь, которая открывалась лишь с лёгкого толчка. Заштукатуренная мадемуазель вылетела из раздевался, как пакет с мусором. После вышла Слава, моментально обратив на себя внимание парней, девушек, учителей, что стояли в коридоре. Мирослава быстро изучила мысли тупоголовой девчонки, узнала, что звать её Шерон и она тут якобы местная знаменитость. Мирослава увидела в ней кое-что, что могло бы сделать их лучшими подругами, но всё-таки тот факт, что Шерон является безбашенной фанаткой её брата и Кая — отрезал эту возможность.
— Я представилась по приходу, кажется, — прорычала Мирослава, встав над девушкой, подобно падшему ангелу возмездия. За её спиной не хватало лишь тёмных широких крыльев. Вокруг Мирославы еле видимым ореолом мерцало лиловое свечение, такое часто случалось, когда она была в ярости. Девушка еле сдерживала себя, что бы не показать смертной то, как она выглядит по настоящему. То, какого цвета её глаза и то, во что превращается её лицо и тело, когда душу захлёстывает волна безудержной ярости. Слава нуждалась в том, что бы кого-нибудь поколотить. Руки чесались. Нужно было. Слова Кая и её признание добили её. Оставалось лишь уйти в свой мир, полный насилия, алкоголя и беспорядочный связей. Начала она с насилия и грубости. — Если ты вдруг не услышала, повторю — Мирослава Карс, не к твоим услугам; не привыкла приклоняться перед мусором. Что у меня с Каем? Твоё ли это дело, овца? Лучше бы книгу лишний раз почитала, чем совать свой нос в то, чего не знаешь.
— Дело как раз таки моё! — не унималась Шерон, подымаясь с пола и снова встав перед Мирославой. Это было последней каплей. Слава оскалилась, скривила брови и ловко схватив девушку за волосы, наклонила её и ударила коленом по лицу, сама же не почувствовала и покалывания. Нос Шерон плеснул кровью и та, заорав, расплакалась. Разбитый нос, хлещущая из него кровь, потёкший тональный крем, расплывшаяся тушь. Замечательная картина! Слава улыбнулась, выпуская из пальцев густые жёсткие волосы.
— Ещё одно слово и я сломаю твой нос, вывернув его в другую сторону, — девушка хлопнула в ладоши, хитро улыбаясь и отворачиваясь. Её карие глаза округлились и она поджала губы. К ней быстро приближался высокий брюнет, волосы которого развевались на ветерке, возникающим от быстрой ходьбы. Майка разлеталась, вздымаясь над крепким телом, показывая омерзительный чёрный узор на его животе. Лишь кусочек, самый уголок, но Слава знала как он выглядит. Знала каждый изгиб печати, знала количество лепестков, знала каждый символ. И каждый раз ужасалась от своего знания. И ужасалась, лишь увидев кусочек этой мерзости на теле брата. Макс обогнул кружок ребят и смахивая чёрные пряди в лица, вцепился крепкими пальцами в плечи сестры, сердито и напугано смотря в её глаза.
— Что ты делаешь?! — прохрипел он, косясь в сторону девушки с разбитым носом, которую бережно обнимали подруги и протягивали салфетки. — Слава!
— Отвали, — буркнула девушка и отвернулась от брата, опустив глаза, скула на её пустом лице еле заметно дёрнулась. — Она напросилась.
— Ты же могла… — начал было он, но заткнулся, только сестра повернулась к нему лицом и он узнал в её карих потускневших глазах знакомый до боли взгляд. Этот взгляд был сравним с куском стекла, разлетевшегося на миллиарды мелких осколков. Он уже видел такое в её глазах и вероятно, только он и знал, что она способна на подобные взгляды. Растоптанный, убитый, разбитый вдребезги… Зрачки тряслись, Макс видел в них своё неровно отражение и ему невольно становилось больно в груди.
— Убить её? Покалечить? — прорычала вампирша. — Жизнь какой-то смертной стоит паники? Какая разница… Рано или поздно она всё равно умрёт. Причём, сильно сомневаюсь, что своей смертью. — Слава окинула оценивающим взглядом уходящую Шерон. Которая юбка, вульгарная блузка, туфли на шпильках. — Подхватит от какого-нибудь наркомана в баре СПИД или сифилис, а потом и загнётся в муках… Она не стоит паники, Макс. Никто из них не стоит того, что бы мы за них волновались.
— Ты не понимаешь! — Макс прижал сестру к стене, смотря в её глаза с болью и злостью. — В школе! Убить её в школе?! С ума сошла?! Давно тебя не расстреливали?! Слава…