Небо было ярким, летним. Вот только много в нем, синем, белого: облака комками ваты, паутина следов самолетов. Неправильное небо, совсем непривычное.
К тому же – здесь на севере довольно холодно для середины сентября. Конечно, не Сибирь, солнце ласково грело черепичные крыши, брусчатые мостовые. Да и лежащих в теплых местах котов не забывало. Но осень не только по календарю. Если встать в тени, то непривычно свежий ветерок трепал волосы, старался продуть насквозь майку с портретами ребят из twenty one pilots – любимой группы прошедшего лета. По коже бежали мурашки, но девочка не сходила с места.
Агата задумчиво взяла аккорд на гавайской гитаре – подарке отца.
Осень… Звуки всех четырех струн рассыпались, словно хрустальные бусины, по уютному дворику дома, который решили купить родители здесь, в Римауте. Как капли росы легли на торчащие между плиток травинки.
Ей нравился дом. Было в нем что-то для нее непривычное, присущее только этим землям. Не южная неторопливость и лень, а строгость, нотка недалекой отсюда Германии. Красиво и стильно. Но одновременно он и пугал ее чем-то. Казался больше, чем был на самом деле. Притягивал и отталкивал, словно уродливые абстрактные фигуры в галерее родного Глобурга. Там она так же стояла, дрожа. И боясь, и любуясь.
А вот дворик отличный, только украшенная резьбой собачья будка в углу почему-то выглядела неприятно. Пустая, она напоминала брошенный хозяином дом, осиротевший и печальный. Собаку, что ли, завести? Это идея.
Правда, мама будет против. Не любит она животных. Она и людей-то не очень…
Сам домик вовсе не заброшен. На низком, из пары ступенек, крыльце у входной двери стоял его прежний хозяин. Он что-то деловито объяснял ее отцу. Павел Фроман терпеливо выслушивал немного нелепого, в расстегнутой рубашке и с всклокоченными волосами, человечка. Нависал над ним из-за большой разницы в росте. Голиаф и продавец.
– Разумеется, Антон! – время от времени говорил Павел. – Да, господин Рец.
Продавец вскидывал голову и обводил дворик взглядом уставших, припухших глаз. В том, как он смотрел, чувствовалась затаенная боль и… прощание, что ли? С этим местом, с неухоженным цветником вдоль низкого заборчика.
Даже с будкой, хотя как раз на нее Антон старался не смотреть.
– Господин Фроман… Мне, право, неловко повторяться, но я бы предпочел наличные. Понимаю, что необычно… – он развел руками. – Считайте это моим капризом… Зато цена! Цена просто отличная.
Отец вежливо кивнул. Цена действительно очень неплохая, на четверть ниже похожих предложений здесь, в Римауте. Да и самих предложений почти нет – крошечная квартирка на ратушной площади, да неухоженный особняк в соседней деревне. Сам город совсем маленький, а недвижимость стоит как на юге. То ли близость к горам сказывалась, то ли еще что-то. В любом случае лишних денег у семьи не было, дом надо покупать.
В Римаут Павла Фромана привела работа. После сокращения штатов найти новую работу было нелегко, и это место, в небольшом филиале банка МаниКэн, он счел за счастье. Сам-то он как-нибудь потерпел бы в съемной квартире на окраине Глобурга, но семья… Да и что это за будущее – терпеть? Нужно искать самому. Вот и нашел. Если показать себя с правильной стороны, перспективы в МаниКэн отличные. Сеть по всей Европе, филиалы в…
Но рано, рано об этом даже думать!
Осенний ветер таскал по плиткам двора фантик от конфеты, неведомо как попавший сюда, в это чистое и немного заброшенное место. Заставлял оживать кусочек шуршащей пленки.
– Вы уже говорили, Антон. Я решил вопрос, хотя это вызвало некоторые сложности. Деньги у меня с собой, я передам вам у нотариуса.
Продавец часто-часто закивал, Агата почему-то не могла оторвать от него взгляда. В Антоне чувствовались горе и слабость. Резкий душевный надлом. Впрочем, взрослые редко выпускают эмоции наружу, спрашивать она ни о чем не стала.
Да и кто бы ей ответил?
Из открытого багажника «аутлендера», стоящего на узкой площадке под навесом перед въездными воротами, с двумя тяжелыми сумками выбрался Виктор. У них с Агатой не очень большая разница в возрасте, всего-то три года, даже меньше. Но он чувствовал себя взрослым, а она… Она пока нет.
Укулеле, задетая внезапно сжавшимися в кулак пальцами, издала тревожный звук. От этого продавец дома заметно вздрогнул и посмотрел на Агату. Отец оглянулся и подмигнул ей: не шуми, скоро переговоры закончатся. Вик, проходя мимо, недовольно поморщился. Ничего, теперь у нее будет своя комната, играй – не хочу. Даже поздним вечером, вон какие толстые стены. Никому не помешает.
– Сейчас сын разгрузит машину, и мы с вами, Антон, сразу поедем к нотариусу, хорошо?
– Да-да! – опять часто закивал продавец, пропуская Виктора с сумками в дверь. – Моих вещей в доме нет, давно все вывез. Так что ключи против денег. Я вечером уеду отсюда. Надеюсь, что навсегда…
В глазах уже не просто боль – слезы. Но Антон больше ничего не сказал, а отцу было все равно. Им нужен дом. Пусть здесь не такой теплый климат, как на юге, зато свое семейное гнездо. Крепость в изменчивом мире. А если переведут в другой город, всегда можно продать. Судя по всему, даже с выгодой.
Виктор вернулся к машине и вытащил остаток вещей. Мать давно в доме, распаковывает и раскладывает их невеликое имущество по местам. Агата аккуратно убрала укулеле в чехол и тоже пошла внутрь. Она все-таки замерзла, да и пора знакомиться с новым жильем. Хотя… Какое оно новое? Дому лет сто, просто хорошо сохранился для своего возраста.
Отец повел продавца к машине. До Агаты донеслось всего несколько его слов, но прозвучали они слегка загадочно:
– Понимаете, я боюсь здесь оставаться… Как бы Уми не вернулся.
Отец остановился и напрямую спросил:
– Уми – это?..
– Собака. Всего лишь собака, наша с Лизой. Я боюсь, что Уми вернется…
Дальше Агате ничего не слышно, она уже внутри, в пахнущем деревом и специями доме. Слышит возню матери на кухне, но девочка не хочет сейчас помогать. Пусть Вик побегает, а ей хочется в свою комнату. И одеться теплее, с майкой и шортами она с утра промахнулась. Впрочем, в машине-то было тепло.
Скрипучая деревянная лестница с резными перилами вела на второй этаж. Там теперь их жилые комнаты, она уже знает – ее, Виктора, и спальня родителей.
Интересно, есть ли в доме вай-фай?
В автомобиле, стоявшем почти целиком в кустах чуть поодаль от ворот нового дома семьи Фроманов, сидел мужчина.
Он опустил ранее прижатый к глазам сложный объектив с направленным на дворик микрофоном. Мужчина явно пребывал в раздумьях. Он слышал весь разговор, он даже слышал, как Агата играет – кстати, у девчонки явный талант. Но вся эта информация не дала ему ровным счетом ничего. Цель его приезда в другом, а все эти мелкие странности с домом, оплатой наличными и судьбой какой-то собаки… Ему нет до этого дела. Пожалуй, стоило бы ехать следом за машиной этого Фромана и продолжать наблюдение. Не просто так же он приехал сюда, в Римаут. Предварительные сведения были довольно точными, но здесь, на месте – никаких зацепок.
Пока. Конечно же, только пока. Он никогда не приезжает зря и всегда добивается своего. Неприметный синий «пежо» тронулся с места и поехал следом, едва только автомобиль Павла добрался до ближайшего перекрестка.
Отец приехал через несколько часов, довольный и веселый. Агата как раз спустилась на кухню сделать себе бутерброд с ореховой пастой, поэтому слышала его рассказ.
– Мари, он совершенный псих! Нотариусу пришлось даже попросить справку о душевном здоровье. У него есть, кстати. Как это ни забавно. Но что он плел по дороге, Пресвятая дева!
Мама вопросительно посмотрела на него.
– Наш продавец, оказывается, был владельцем магазина игрушек. Не просто перепродавал все эти китайские трансформеры и куклы, нет! Он многое делал сам. Люди не хотели их покупать, но он делал и делал. Магазин пришлось продать. Немудрено, что он разорился! Еще у него была жена и куда-то пропала, – я думаю, просто сбежала от сумасшедшего. Возвращения собаки он боится, с ума сойти!..
Мария кивнула, наливая мужу луковый суп и раскладывая на тарелке хлебцы. На кухне уютно, все-таки умели раньше строить дома. Небольшие окошки с видом во двор, старая, но прочная мебель и удивительно современная плита, с кнопками и дисплеем, сразу приглянувшаяся матери. В углу равнодушно урчит холодильник.
Виктора не видно. Наверное, настраивает у себя в комнате сложный комплекс из настенного телевизора, пузатого системного блока и музыкального центра. Мальчишеские игрушки! Агата фыркнула над своими мыслями, но отцу показалось, что это он ее насмешил.
– Да, и не смейся. Я заехал в школу, дочка! – дожевав хлебец, сообщил Павел. – Договорился. С завтрашнего дня пойдешь, нормальное место, высшая ступень… С Виктором сложнее, приличные колледжи довольно далеко, придется подумать, где он будет учиться.
Сверху послышался приглушенный шум: братец явно подключил аппаратуру и теперь проверяет мощность звука. Если это на всю, то им повезло – в доме действительно толстые стены. Шум стихает. Наверное, сам не выдержал, уши завяли.
– Хорошо, папочка, – ответила Агата.
Она любит отца. И не только потому, что родной, – ей нравится смотреть на него. Высокий, с грубоватым лицом, он для всей семьи прежде всего символ надежности и спокойствия. Мать мягче, ей не решить и десятой доли проблем, которые так или иначе преодолевает для них отец.
– Вот и славно, принцесса. Одежда у тебя есть, старый рюкзак тоже пойдет, хотя бы до Рождества. Денег после покупки дома осталось маловато.
– Я понимаю, папа.
Мария тоже села за стол и посмотрела на Агату:
– Доченька, это новый для тебя город. Новые люди. Будь вежлива со всеми, нужно сразу создать себе хорошую репутацию.
В этом – вся мать. Репутация. Главное в жизни. Правила, устои, приличия.
Девочка начала быстрее доедать бутерброд, чтобы скорее вернуться в свою комнату. Она уже взрослая. Она все понимает. У нее свои интересы и своя жизнь, скрытая даже от Вика, не говоря уже о родителях.
– Да, мамочка. Все будет хорошо.
На стол падали крошки от тоста. Агата цепляла их пальцами и отправляла в рот. Привычки бедняков, так обычно говорит мама и вздыхает. Что поделать, они действительно небогаты.
– Представляешь, Мари, наш продавец дарил жене на праздники свои поделки! Он сам говорил – полгода назад сделал ей талисман. Какое-то местное словечко… А! Оберег. Игрушечного воина размером с ладонь. А жена все равно ушла. Можно, я не буду дарить тебе куклы?
Родители засмеялись, а Агату почему-то охватила неприятная морозящая волна, как из открытой дверцы холодильника. Непривычно. Надо будет подумать о причинах.
Раздался звонок в дверь.
В настолько старом доме ожидаешь нечто иное: колокольчик или вовсе дверной молоток. Но нет, вполне современная электронная трель. Четыре ноты. Отец вытер салфеткой губы и, удивленно вскинув брови, пошел открывать. Наверное, соседи пришли знакомиться. В таких маленьких городах это принято. Или нет?
Агата решила остаться на кухне: интересно же, кто пришел.
Отец вернулся еще более удивленным, чем уходил открывать дверь. За ним шел невысокий полицейский, заметно располневший, в мятой форме. Если бы не шевроны и кобура на поясе, он был бы похож на типичного продавца в маленьком магазине. Или на почтальона.
На вид ему было лет сорок, сорок пять. Сложно сказать точнее.
Вошедший обвел взглядом кухню, словно стремясь ткнуть своим крупным носом во все углы. Этот его нос в сочетании с маленькими глазками делал лицо местного полицейского неприятным. Не злым, но довольно несимпатичным. Игрушечный раздраженный тапир – вот на кого он был похож.
– Томас Каневски, полиция Римаута, – доложил тапир. Голос тоже не верх совершенства, скрипучий и холодный. – Представьтесь, пожалуйста. Нам так будет удобнее говорить.
– Павел Фроман. Мы только сегодня переехали в этот…
– Я знаю. Вы кто по профессии?
– Банковский служащий. Устроился в местное отделение МаниКэн.
Полицейский уже сидел за столом, записывая что-то в пестрый блокнот. Почерк у него мелкий, аккуратный. И писал быстро.
– Ясно, спасибо. А вы? – он повернул голову к женщине и вновь повел носом, будто принюхиваясь.
– Мария Фроман. Домохозяйка, – коротко ответила мать. Но не улыбнулась, видимо, полицейский ей тоже не понравился.
– Прекрасно. А девочка?
– Послушайте! Мы не в Северной Корее, в конце концов! – не выдерживал Павел. – Какое вам дело до моих детей?!
– У вас их несколько? – совершенно спокойно уточнил Каневски. Его ничуть не задевало волнение хозяина дома.
– Двое, – уже спокойнее проворчал отец. – Агата и Виктор. Сын сейчас наверху.
– Благодарю, – ответил полицейский. Дописал и перевернул лист. – Мне нужны ваши показания, господин Фроман. Вы же оформляли покупку дома у Антона Реца?
– Разумеется… – Павел немного озадачился. – У нотариуса. Он может подтвердить. Да вот и документы, я их еще не убрал.
– Нотариуса я опросил первым, – Каневски поднял взгляд от блокнота. – Вы оплачивали наличными? Довольно необычно в наше время.
– Это была прихоть самого Антона. Но я не понимаю, с чего полиции интересоваться такими…
Полицейский прищурился и записал в блокнот что-то еще.
– Дело было около часа дня сегодня. Все верно? Куда потом пошел господин Рец?
– Я не смотрел на часы, – ответил Павел. – Куда? Тоже не знаю. Мы расстались возле офиса нотариуса. На выходе. Я предложил подвезти, но Антон отказался.
Почему-то Агате стало совсем неуютно. Даже не ветерок – ощущение, что за шиворот вылили стакан холодной воды, и теперь струйки стекают по спине, вызывая легкий озноб.
– Господин Рец был убит. На автостоянке, возле своего автомобиля.
Мария негромко вскрикнула. Отец остался внешне спокойным, но лоб изгибом прорезала морщинка. Так бывает, когда Павла что-либо беспокоило.
Наступила тишина. Время, если вообразить его маятником часов, застыло в одной точке, зависло, как на неудачной фотографии, где у всех к тому же приоткрыты рты.
– Вы что, меня подозреваете?! – растерянно спросил Павел после паузы.
– Пока нет. Мы же беседуем у вас дома, а не в комиссариате. Просто опрашиваю. Денег ни на теле господина Реца, ни в его машине не обнаружено. Кто еще, кроме вас и нотариуса, знал о сделке?
Отец глубоко задумался. Морщина на лбу стала глубже. Вместо узкой канавки – улыбнись и уйдет – превратилась в каньон. Того и гляди, над ним начнут парить грифы.
– Никто… Вроде бы. Жена и дети, но они-то при чем?
– Вы кому-нибудь говорили? – так же спокойно уточнил Каневски у Марии. – А ты, девочка?
Он взглянул на Агату. Какие неприятные маленькие глазки! Ей было неприятно, но и отвернуться почему-то не получалось.
– Мы никого здесь не знаем, – ответила за обеих мать. – Кому я могла бы сказать?
– Нет, – коротко сказала Агата и все-таки отвернулась. – Папа, можно мне пойти к себе?
Павел рассеянно кивнул. Она встала из-за стола, спрятала банку ореховой пасты в холодильник и вышла из кухни. В полной тишине, прерываемой только шелестом ручки полицейского о лист блокнота. Маятник возобновил ход, но качался заметно реже, словно воздух сгустился вокруг воображаемых часов. Или – не воображаемых, а таких, как забавное старомодное сооружение у нее в комнате.
– Как он погиб? – Агата услышала вопрос отца уже от лестницы.
– Ножевые раны. Изуродовано лицо. Очень много крови, с трудом опознали, – ровно ответил Каневски. – Итак, подведем итоги… Хотя нет. Позовите мальчика, я должен опросить и его.
Агата поднялась по лестнице и толкнула дверь Виктора. Брат, конечно же, валяется на кровати с пультом приставки в руках. На экране стрельба и взрывы, ему это нравится.
– Спустись на кухню, – сказала Агата и ушла к себе, не дожидаясь ответа.
Ее колотил озноб. Только утром видела этого несчастного растрепанного человека, продавца, а вот его уже нет. Ужасно…
Агата взяла в руки укулеле, но пальцы не слушались. Она не сможет сейчас играть: перед глазами стоял взгляд Антона, полный боли и грусти. То ли она излишне чувствительна, то ли дело в чем-то еще. И это важно для нее, для всей семьи. Подумать. Ей нужно подумать.
Она пристально посмотрела на башенные часы в углу комнаты. Они стояли там, похоже, лет сто – массивные, из черного лакированного дерева, высотой почти под потолок. И не шли, хотя она первым делом приоткрыла дверцу, подергала за толстые цепи с гирьками на конце. Нет, никаких шансов. Жутковатое сооружение, зачем оно здесь?
Ужин прошел почти в полном молчании.
Нет, отец пытался говорить, что-то спрашивал у Вика, улыбался иногда, но всем было невесело. Само собой, Павла полиция подозревать не могла, но гибель пусть и случайного, но знакомого, да еще и довольно страшная… Мария говорила о школе, о важности образования, но Агата не слушала. У нее свои мысли, от которых время от времени отвлекал лежащий на столе смартфон. Сообщения от бывших школьных подруг. Лайки ее утренних фотографий домика в инстаграме. В сети кипела жизнь, даже завидно. А вот здесь было слишком тихо и слишком… неприятно. Утренняя радость от дома и дворика сошла на нет.
– Сегодня ложитесь пораньше, – сказала Мария детям. – Первый день на новом месте, столько впечатлений… Да и это…
Мать берегла репутацию. Для нее даже сказать «убийство» неестественно. Поэтому она оборвала фразу на середине.
Агата пошла в комнату, слыша скрип ступенек за спиной – Вик поднимался следом едва не бегом. Еще толкнет – с него станется. Грубый неуклюжий мальчишка. Он хороший, конечно, но мог бы быть вежливее. И тише, если уж на то пошло, а то топает как слон.
Последним, уже перед сном, Агате пришло сообщение по мессенджеру. Переписку с этим номером она всегда стирала сразу после окончания. Не хватало еще, чтобы кто-то увидел: слишком много возникнет вопросов. Особенно у мамы, она вечно боится непонятных знакомств. Неизвестных людей. Неясных ситуаций.
«Привет. Узнала что-нибудь по теме?».
«Пока нет. Но сегодня в городе снова убийство. Завтра буду спрашивать в школе».
«Будь осторожна».
«Ок».
На экране время отправки – половина двенадцатого. Стереть чат. Спать. За окнами давящая, чуждая после большого города тишина. Ни гудков машин, ни загулявших допоздна туристов.
Агата будет осторожна, все верно. Но – уже завтра.