а падать и взлетать.
1965
x x x
Надежда, белою рукою сыграй мне что-нибудь такое, чтоб краска схлынула с лица, как будто кони от крыльца.
Сыграй мне что-нибудь такое, чтоб ни печали, ни покоя, ни нот, ни клавиш и ни рук... О том, что я несчастен,
врут.
Еще нам плакать и смеяться, но не смиряться,
не смиряться. Еще не пройден тот подъем. Еще друг друга мы найдем...
Все эти улицы
как сестры. Твоя игра - их голос пестрый, их каблучков полночный стук... Я жаден до всего вокруг.
Ты так играешь, так играешь, как будто медленно сгораешь. Но что-то есть в твоем огне, еще неведомое мне.
1965
ПРОЩАНИЕ С НОВОГОДНЕЙ ЕЛКОЙ
Синяя крона, малиновый ствол, звяканье шишек зеленых. Где-то по комнатам ветер прошел: там поздравляли влюбленных. Где-то он старые струны задел тянется их перекличка... Вот и январь накатил-налетел, бешеный как электричка.
Мы в пух и прах наряжали тебя, мы тебе верно служили. Громко в картонные трубы трубя, словно на подвиг спешили. Даже поверилось где-то на миг (знать, в простодушьи сердечном): женщины той очарованный лик слит с твоим празднеством вечным.
В миг расставания, в час платежа, в день увяданья недели чем это стала ты нехороша? Что они все, одурели?! И утонченные как соловьи, гордые, как гренадеры, что же надежные руки свои прячут твои кавалеры?
Нет бы собраться им - время унять, нет бы им всем - расстараться... Но начинают колеса стучать: как тяжело расставаться! Но начинается вновь суета. Время по-своему судит. И в суете тебя сняли с креста, и воскресенья не будет.
Ель моя, Ель - уходящий олень, зря ты, наверно, старалась: женщины той осторожная тень в хвое твоей затерялась! Ель моя, Ель, словно Спас-на-крови, твой силуэт отдаленный, будто бы след удивленной любви, вспыхнувшей, неутоленной.
1966
ПУТЕШЕСТВИЕ В ПАМЯТИ
Анатолию Рыбакову
Не помню зла, обид не помню,
ни громких слов,
ни малых дел и ни того, что я увидел,
и ни того, что проглядел. Я все забыл, как днище вышиб
из бочки века своего. Я выжил. Я из пекла вышел. Там не оставил ничего. Теперь живу посередине
между войной и тишиной, грехи приписываю богу,
а доблести - лишь Ей одной. Я не оставил там ни боли,
ни пепла, ни следов сапог, и только глаз мой карий-карий
блуждает там, как светлячок. Но в озаренье этом странном,
в сиянье вещем светляка счастливые былые люди
мне чудятся издалека: высокий хор поет с улыбкой, земля от выстрелов дрожит, сержант Петров, поджав коленки, как новорожденный лежит.
1967
ГРУЗИНСКАЯ ПЕСНЯ
М. Квливидзе
Виноградную косточку в теплую землю зарою, и лозу поцелую, и спелые гроздья сорву, и друзей созову, на любовь свое сердце настрою... А иначе зачем на земле этой вечной живу?
Собирайтесь-ка, гости мои, на мое угощенье, говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву, царь небесный пошлет мне прощенье за прегрешенья... А иначе зачем на земле этой вечной живу?
В темно-красном своем
будет петь для меня моя Дали, в черно-белом своем
преклоню перед нею главу, и заслушаюсь я, и умру от любви и печали... А иначе зачем на земле этой вечной живу?
И когда заклубится закат, по углам залетая, пусть опять и опять предо мною плывут наяву синий буйвол, и белый орел, и форель золотая... А иначе зачем на земле этой вечной живу?
1967
ПЕСЕНКА О ДАЛЬНЕЙ ДОРОГЕ
Б. Золотухину
Забудешь первый праздник и позднюю утрату, когда луны колеса
затренькают по тракту, и силуэт совиный склонится с облучка, и прямо в душу грянет
простой романс сверчка.
Пускай глядит с порога красотка, увядая, та гордая, та злая, слепая и святая... Что - прелесть ее ручек? Что - жар ее перин? Давай, брат, отрешимся. Давай, брат, воспарим.
Жена, как говорится, найдет себе другого, какого-никакого, как ты,недорогого. А дальняя дорога дана тебе судьбой, как матушкины слезы всегда она с тобой.