Уральцы – народ терпеливый:
Катают в чуланах шары.
Даешь невеселые будни!
Ура выездному слуге!
Завод, как ребенок на судне,
Сидит на окрестной тайге.
Лишь чуть в глубине лесохоза,
В компаньи честных травести
Бедро худосочной березы
Зовет выходной провести.
1987
Наша кухня – три глухих сажени:
Курит белый чайник на конфорке,
Да, устав от крепких выражений,
Зажимают розовые створки.
Слышно, если хлопнуло в парадном,
Если за стеной снимают пробу…
Здесь через минуту – все не ладно,
Через две – целуются до гроба.
«Гули-гули», - вынули младенца,
Хрупкого как ваза из фарфора.
На руке – порез от полотенца,
А уже волнуется, обжора.
Желтый ситец весел на рассвете
Так, что вся Садовая смеется.
Ночь темна как шапка краснофлотца.
Там стреляют на мотоциклете.
1988
Наступил новый день и принес мне спокойную радость,
Это легкое чувство, пустое как елочный шар.
Без осадка и угля очищенный парками градус
Я цежу, как подачку опухший от пьянства клошар.
Мешковатая оттепель где-то еще за горами,
Декабристы за елками стынут в безмолвном каре…
Я хотел бы тебя украшать конфетти и шарами,
И водить хоровод, подражая живой детворе,
А вчерашнюю рухлядь отправить за окна, и мигом
По ступеням скатившись, как первый в стране юниор,
С первой спички зажечь запрещенным не ведомый книгам,
Небывалый доселе и самый бездымный костер.
1988
Страна раздувалась как рожа
От гордости собственных сил,
Тогда на пятак, не дороже,
И он для себя попросил.
Но поднялся глиняный фаллос
И вниз полетел с ветерком…
Лишь в воздухе что-то взорвалось,