40718.fb2 В башне - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1

В башне - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1

В БАШНЕ

Моей спутнице

Посвящение («Тебе, небесной, с ликом девы…»)

Тебе, небесной, с ликом девы,Чье имя — «мудрость», я принесМои суровые напевы,Цветы кровавых зорь и роз.Я, огнекрылый, ярый воин,Через века ведущий рать,Гроза царей, я недостоинТвоих сандалий развязать.Но будь, святая, благосклонна,Кинь высь надзвездного дворца,С улыбкой на земное лоноСойди и выслушай певца.

МЯТЕЖ

Учителю (Валерию Брюсову)

Учитель, в сердце откровеньеСтрелою огненной впилось,И я, как ты, в оцепененьи,Слежу в веках земную ось…Ты вскрыл грозящие нам бездны,Ты расшатал ее чеку,И вот гласит твой стих железныйТвою суровую тоску.Уйдя от гулкого смятенья,Слепых чудовищ — городов,Ты в своевольном заточеньиСмертельно алчешь вечных снов.В ночной тиши, мудрец упорный,Вкушаешь яды вещих книг,В мечтах: то зверь, то дух нагорный,То Бога солнечный двойник.На миг луч сладостной надеждыПустыню мира озарит,И вновь устало клонишь вежды,Храня спокойный, строгий вид.Моя душа встречалась где-тоС твоей великою душой.Тропой тернистою поэтаИду, учитель, за тобой.

Века

Провижу вас грядущие века,Провижу и скорблю душой неискушенной,И скорбь моя, как море, глубока.Орлиной мыслью к солнцу вознесенный,Слежу я жизнь, слежу за мигом миг,И вижу: рабство, кровь и труд бессонный.Ум изнемог от бесконечных книг,Я до конца изведал все соблазны,Донес и сбросил тяжесть всех вериг,Хохочет дьявол в маске безобразной,И крутит стрелки огненных часов,И ужас каждый час как будто разный,Что ни мгновенье тысячи гробовИ тысячи рождений и зачатий.Река из тел стремится в даль веков.Богохуленья, бешенство проклятий,И месть кому-то, месть, как змей в груди,И всё в напрасной, непосильной трате.Чего мы ждем, безумцы, впереди!Далекий или близкий, брат безвестный,Ты слышишь сердце? Слышишь? — Жди, жди, жди…Не верь ему, мы, птицы в клетке тесной,Забыли высь и голубой простор,Нам не упиться музыкой небесной.Что высь небес, нам страшны выси гор.Тысячелетия, как день вчерашний.О человечество, позор тебе, позорОт пирамид — до Эйфелевой башни!

Вифлеем

Глас в Раме слышен, плачь и рыдание

и вопль великий, Рахиль плачет о детях

своих и не хочет утешиться, ибо их нет.

Иеремия 31, 15

О, Вифлеем, ты горестью велик,Ты стал в веках, как светлая гробница,Как слезь любви сокровищный тайник.Я помню все, я помню, мгла, как птица,Рвалась и билась, помню блеск мечейИ как бы пьяные, тупые лица.Мне не забыть безумья матерей,Тщету их рук, их груди в жалкой дрожиИ кровь детей, о звери, кровь детей!Мне не забыть разметанное ложе,Замерший взгляд и вялость женских ног,Его лицо и смех на лай похожий.О ночь злодейств, о властолюбец Бог.Убей меня, убей без промедленья,Чтоб я, Твой раб, простить Тебя не мог.Кровь, кровь детей, какое омраченье,Позор отныне на главу Твою.Как искупить? Возможно ль искупленье?Не Ты ль дал солнце, чтобы дать змею,Посеял мысль, не пощадив слепого,И вметил высь у бездны на краю?Тебя простить, о нет, я слышу сноваРожки, команду, сотни голосовИ слово «Цезарь»— каменное слово.Кровавый бред, кричащий из веков.Безглазый ужас, маски исступлений,И скорбь, которой выразить нет слов.Тебя зовут обманутые тениВ тоске великой, Ты же глух и нем,И слеп, — в Твой храм обагрены ступени,И целый мир, как скорбный Вифлеем!

В книгохранилище

В хранилище старинных, пыльных книгВникаю я в далекие вещания…Часы бегут и дорог каждый миг.Я упоен блаженством обладаньяГлубинами забытых мудрецов,И целый мир встает, как мир познания.Но иногда величие вековГнетет меня, и веет жуткий холодОт выцветших, слежавшихся листов.О, если б я был бесконечно молод,О, если б жить несчетные годаИ утолить неутолимый голод!Но знаю, я обмануть: «нет» и «да»,Минуют дни восторженных исканийИ мысль придет к безвременью труда.Угаснет пыл сомнений и желаний,Изменят недовиденные сны,И я умру в начале начинаний.Я разгадал томленье тишины,И чуткий сумрак лодок запыленных,И понял я, что в жизни все равны.Не надо мудрости и песен исступленных!Как все в Одном и как во всем Один,Равны в близи и в знаках отдаленныхПоэт, мудрец и дерзкий арлекин.

Барельеф

Виктору Муйжелю

Я видел барельеф, и до сих порМне сердце жжет о нем воспоминанье…Вот в небо крик, вот каменный укор!Под барельефом не было названья:Труп женщины, на нем мужчины труп,Их Змей сдавил и замер в созерцаньи…Взгляд у обоих холоден и туп,Но столько страсти в жадном поцелуеОт смертной боли искривленных губ.Проклятый Змей, чью силу роковуюНе одолеть, чьих чар не избежать,Коварный Змей, обвивший ось земную!Земля, земля — моя святая мать,Везде прополз он — враг твой ненасытный,На всем его зловещая печать.Неуязвимый, злобно-любопытный,Следивший жизнь несчетные года,Он исказил твой облик первобытный.Чуть не до неба встали города,Где ровный свет, гудки автомобилей…И где простор потерян навсегда…Напрасны взрывы яростных усилий,И крик «свобода» смелых бунтарей,Нам не вернуться к легендарной были,Когда под солнцем, звери меж зверей,Бродили радостно Адам и Ева,Прекрасны, мудры в наготе своей.Что ж, сеятель губительного сева!Ты победил: земля в сетях твоих.Но чем еще насытишь алчность зева,Дух познаванья, — темный бог слепых?

Солнце

М. П. Арцыбашеву

Жизнь — вечный пир, внимайте солнцу, люди,Оно поет, у вас в крови поет,О творческом, о неизбывном чуде.Прекрасна дева в час, когда придетЕе жених и с них спадут одежды,Прекрасней мать, питающая плод.Расти, дитя, вновь будут властны вежды,Пронижет мысль все звезды и века,И сердце примет новые надежды.О счастье жить! В луче моя рука!Какая радость чувствовать в ней силу,И хрупкий стебель нежного цветка.Во всем подобься гордому светилуИ улыбнись, когда тебе с тоскойУкажет кто на раннюю могилу.Нет прошлого, нет жизни прожитой.Не убывает ни одно мгновенье,Но каждое вновь связано с тобой.Проклятье утверждающим сомненье,Клевещущим на солнечный простор!Вот истина великого значенья,Вот эпитафия: «Склони твой взор,Пусть каждый знак, который здесь начертан,Блеснет, как луч рассветный из-за гор,Живи! Я жил, я мыслил — я бессмертен.

Смерть

Смерть — старая насильница — пьяна.На улицах не счесть телег с гробами,На кладбище могильщики без сна…Смерть всюду, каждый миг в трактире, в храме…Кто зачумлен, тому спасенья нет,Хоть на других глядит ее глазами.Все: юноша, старик в избытке лет,Дитя — цветок и женщина, как сказка,Замкнулись все и жгут вечерний свет.Но страх не заглушит ни хмель, ни ласка;Он у дверей, в каждый, молча, ждет:Вдруг боли, корчи и лицо, как маска.Смерть — старая насильница найдет,Руками цепкими вопьется жадно,И мертвым ртом к живому рту прильнет.Дышать и знать, что дышишь, так отрадно.Я, солнце, твой и мысль моя, как ты,Возвышенна, красива и громадна.Зачем же смерть и ранние кресты?А в эти дни их выросло так много.Вот, может, шел к возлюбленной, мечты…И трупом лег у милого порога.Кто ж кормчий наш? До дна раскройся твердь,И обнажи нам дьявола иль Бога,Чтоб знали мы, что вечно: жизнь иль смерть.

Любовь

А.И. Куприну

Любите так чисто и свято, как звери,Любовь — это солнце в полдневной красе,Любовь — это в вечность раскрытые двери.Любите, как звери, любите и всеКоснетесь безумств переполненной чаши,Иль сердце омоете в красной росе.Что может быть ярче, что может быть краше,Звериного счастья двух юных сердец.Берите его, каждый миг оно — ваше….Кто зверя связал, тот насильник и лжец,Тот жизни солгал, изнасиловав тело,Пусть женщина — «самка», мужчина — «самец»…И это прекрасно, коль сильно и смело;Любить и дарить человека земле,Чтоб солнце в крови его вновь пламенело.Всевластна любовь и в добре и во зле.Любите ж, поймите весь ужас потери:Прожить, не любя, до морщин на челе.Любите, так чисто и свято, как звери.

Слава

О слава, слава, скользкая тропа!Сегодня ты увенчан и прославленИ рукоплещет шумная толпа,А завтра после пыток обезглавлен,И палачом твой бледный, страшный ликТолпе, тебе рукоплескавшей, явлен.Безумьем ты, иль разумом велик.Не пей из чаши работворной власти,Отравлен тот, кто к ней хоть раз приник.И на пути к твоей заветной страстиНе доверяйся кораблю толпы,На кораблях толпы гнилые снасти.Как много их разметано в щепы!Я б властвовала» но предпочел иное:Направил в горы твердые стопы,Достиг вершин и вот теперь вас двое.А жизнь, как сон, которого уж нет,Нас двое: я и солнце золотое.Отсель глашу мой радостный завет:— «Кинь города — смятенных душ плененье,Цари один, неси на горы светИ презирай людское поклоненье».

Иуде

Из глубины померкнувших столетийЯвил ты мне, непонятый мой брать,Твой жгучий терн в его победном свете.Пусть гнусы о предательстве кричат!Их мысли тупы, на сердцах их плесень,Постичь ли им твой царственный закат.Ты — свет певцам для вдохновенных песен,Ты, как на башне, — выше облаков,Откуда город меж просторов — тесен.Проклятый город, медлище рабов,Где скорбно — бледный, нищий их учительБросает зерна рабских, нищих слов.И с башни в город сходишь ты, как мститель,За их права, несешь ковчег борьбы,Чтоб дать им мощь и пирную обитель.Вот распят Он, но лик его судьбыНе возбудил кровавой жажды мщенья.Рабы стоят и смотрят, как рабы.Ты проклял их. Преодолев сомненья,Прозрел в веках достойнейших тебя,И смерть твоя — святое утвержденье,Что ты спасал, страдая и любя.

В башне

Над морем и городом в башне живу.Я песни пою одиноко.Там волны, там люди, как сонь наяву,Его я изведал до боли глубоко.Отсюда виднее мне зори востока,Своими соседями птиц я зову,И рад, что давно и высокоНад морем и городом в башне живу.

Ночь

О эта ночь!.. с тех пор моя душа,Перестрадавши тысячи распятий,Питает солнце, огненно дыша.Казалось, в каждом громовом раскатеБыл черный смех всех ужасов земли,Весь пирный ад их каменных зачатий.В разрывах туч, которые ползли,Как пьяные, незрячие уроды,Метлища молний яростно мели.Один удар, обрушившись на своды,Потряс всю башню, треснула стенаИ загудели в зал подземный ходы.Еще удар, еще… и тишинаБезумней самой богохульной клятвы.И в этот миг предстал мне Сатана.«Вот полдень мира», рек он, «на закате выПридите все опять моим путем,Прославь мой серп и предскажи час жатвы».Я внял и с гордо поднятым челомВещал повсюду голосом столетий,И каждый час был мрачным торжеством.Но как-то раз в цветах, в весеннем свете,Увидел я играющих детей,Стал говорить им и смеялись дети,И я постиг вернейший из путей.

В городе

Мне тесно здесь, как в тесной западне,Я о полях мечтаю, как о чуде,И с едко болью мыслю о весне.Мне надоели комнатные люди,Я стал ночным, ищу призывных встречКрасивого лица, манящей груди.Меня пьянит прерывистая речь,Мгновенный пыл, с моим обманно слитый,Согласность губ и содроганье плеч.Роскошен пир, безумно пережитый,Но при конце я, как неловкий вор,Смущенно пью свой кубок недопитый.Я силюсь скрыть мой боязливый взор,Притворный вид, ненужные движеньяИ ей, и мне ненужный разговор,Меня стыдит намеренность сближенья.Я сознаю, что оправданья нет,Пытливо жду и скорю замедленья.Еще вопрос, еще один ответ,Закрыта дверь и я бреду уныло,Вновь смех колес и вкрадчивый рассвет…Опять хочу забыть, как это было,Но бледность ног при ламповом огне,Слова и трепет чувственного пыла…Быть может сплю, быть может сон во сне?Нет, явно близко — солнечное знанье —Проклятье дню! — здесь все, как в западне,И каждый шаг, и каждое желанье.

Весна

Блестят оттаявшие крыши,Ломают лед на мостовойИ небо солнечней и вышеНад гулом жизни городской.Иные краски зарябили…На окнах, в лужах свет дрожит,Гудя снуют автомобили,И звонок мерный стук копыт.Потоком лиц многообразнымЗа мыслью мысль увлечена;К случайным встречам и соблазнамЗовет пьянящая весна.Вот в черном платьи, в шляпке черной,Глаза, как синие огни,Прошла с улыбкою покорной…О если б лес, и мы одни.На чуть просохшей теплой хвое,Среди стволов, среди теней,Над нами небо голубоеИ шум разнеженных ветвей.Весной мы в городе так жалки,В душе так много едких злоб.Смотри, на белом катафалкеВ цветах железных белый гроб.Трясется с ельником тележка,И ветки в лужах под ногой.Какая дикая насмешкаНад юной жизнью, над весной.Средь купли города в меныЗа час забвенья страшен спор.Проклятье вам, глухие стены,Скорее в поле, на простор!Цветы и солнце мы забыли,А город все еще не сыт…Гудя, снуют автомобили,И звонок мерный стук копыт.

С улицы

В мертвенном свете стеклянных шаровЖенщина в каменной маске,Нужная взбодренность четких шагов,Встречи безличны, заучены ласки.Сердце изжило, забыло мечту,Первые взгляды, пожатья,Солнце и яблоня в нежном цвету,Радостней цвета их белое платье.Режущий ветер качает шары,Снег от мороза хрустит под ногами,Улица в наглом захвате игрыТелом продажным, тупыми словами.Кто он, который придет и возьмет,Вялый, поникнет на груди.Снова и снова она проклянет:Дьявольской город — ни звери, ни люди.Смерть с нею заживо правит пиры,Смятое ложе, гробница.Режущий ветер качает шары,Черная шляпа, как черная птица.

Арлекин

За кулисою одинУ заветной дверцыПлачу, бедный Арлекин,О разбитом сердце.Гаснет лампа, все теснейОбступают тени,Вторит ночь тоске моейПеснею осенней.Вот твой бубен, обруч твой,Звездная повязка.Где теперь ты, что с тобой,Золотая сказка?..Лейтесь слезы вы мои,Бисерные блесткиМойте слезные ручьиГрязные подмостки.Хлещет дождик, ветер пьян,Вздулась парусина,Пропади ты, балаган,С горем Арлекина.

«Ослепший месяц странно гас…»

Ослепший месяц странно гас,Вокруг менялись очертанья,Куда-то тихо плыли зданьяИ кто-то в даль спешил от нас.Мы шли. Был страшен ранний час,Был страшен каждый миг сознанья,А месяц гас, и плыли зданья,И кто-то в даль спешил от нас.

Сон

Я трепетал, наш путь был горд и страшен,На встречу нам плыл облачный чертог,Багрянцем роз и золотом украшен.На грани медлил огнеликий бог,И кругозор туманился широко.Я посмотрел и оглянуть не мог.Мелькнули срывы белого потока,Верхи камней и скалы на весу,«Ко мне, ко мне», — шумел он издалека.На склоне лес и тайное в лесу.Он слал привет. Я вспомнил дев пещерных,Их вольный смех и дикую красу.Поля, селенья на уступах верных.Туда, туда. Но снова синева.Тревожней высь и шум от взмахов мерных.Теснило грудь, мутилась голова,За мыслью мысль противилась несвязно.И были мне орлиные слова:«Учись парить без страха и соблазна».

Дьяволы города

Дьяволы города, цепки их сети,Над бредящим городом черный покров,Хмурые улицы в мертвенном светеКолеблемых ветром стеклянных шаров.Дьяволы города, купли и мены,Кто не предатель, кто здесь не лжет?Справа и слева все стены и стены,Вывески, вывески, пасти ворот.Дьяволы города все запятнали.Бледный мечтатель в камнях тюрьмы.Чахлые дети в промозглом подвале,Женщина с сердцем страшнее чумы.Дьяволы города, все им не сыто,До боли изведана каждая ночь.А дни? Иль не знаете, солнце убито.Прочь из проклятого города, прочь!

Цветок

Дочь солнца и земли,Она была цветком,И от людей в далиРосла в лесу глухом.Сошлись мы в поздний часМеж уличных огней,И страсть взманила насОт шума и людей.Смеялся в хрусталеЯнтарный бес вина,Свет гас и в теплой мглеМы были два звена.Я вкрадчиво шептал,Как шепчет ветерок,Я нежно целовал,Я знал, она цветок.Мелькнула сказкой ложь,Вновь улица, рассвет…Спросил я: «ты придешь?»Сказала: «да», как «нет».

Дочь города

Когда затихнет город гулкий,Она, дочь бездны городской,Сойдет в кривые переулкиС плаката модной мастерской.На перекрестке, молча, станетИ как судьба подстережет,Полночный взгляд ее заманитИ черной молнией зажжет.На миг преступишь в знойном чудеЗаклятье стен и смех колес,Целуя дерзостные грудиИ шелк дурманящих волос.Но глянет утро из туманаВ заголубевшее окно,Поймешь, что сердце было пьяноИ лживым сном обольщено.К степным просторам нет возврата.Не будет солнечных побед,Смотри, опять она с плаката,Смеясь, кричит тебе вослед.

Калека

Я видел мальчика без ног.Над жизнью злее нет насмешки.Рукой, толкая колесо,Катился мальчик на тележке.Была весна, был яркий день.Казалось, каждый — смел и волен.Пестрела жизнь и гулкий звонШироко падал с колоколен.Казалось, счастье близко всем,И, как невидимая птица,Трепещет в ласковых лучах,И от того так светлы лица.Лишь на мгновенье кто-нибудьСклонялся в сдержанной тревоге,И мягко падали грачиНа искалеченные ноги.Самодовольные лжецы,Что все алмазы и червонцы?Полузавядшему цветку,Цветку, погибшему для солнца.И даже лучший дар — любовь,Святое счастье человека,Не примирит его с судьбой.Он не у жизни — он калека.

Часовщик

Кто вечность разделил и выдумал часы,Кто силою минут связал безумье снов,Кто жизнь связал и бросил на весы,Того кляну проклятьем всех веков.Кто б ни был ты, коварный часовщик,Не мог ты запретить безвременных путей,Для верящих — любовь как бесконечный миг,И, как всегда, беспечен смех детей.Я пьян собой, я смею превозмочьВозвратный час рассудка моего,В добре и зле, ровняя день и ночь,Я здесь и там для всех и для всего.Хотя твой взор был дьявольски жестокИ за предел предельного проник,Но в злобном торжестве всему, назначив срок,Ошибся ты, коварный часовщик.

«Смехом каменным, мглою железной…»

Смехом каменным, мглою железной,Замыкаются ужасы дня.Каждый миг я ступаю над безднойИ она отвергает меня.Опьяняюсь бесстыдством хотений,Сею зло и, хуля имена,Клевещу на великие тени,Но во мне в глубине тишина.Чтоб иссыпаться чашею звездной,В жажде мрака рассудок кляня,Каждый миг я ступаю над безднойИ она отвергает меня.

В пещере

В моей пещере два дракона:Один покой мой стережет,Другой незыблемое лоноНикем не зримых, темных вод.Когда, скрывая отдаленье,Немая ночь сгущает мглу,Они вытягивают звеньяИ выползают на скалу.И я, властитель их суровый,За ними тихо выхожу,И каждый раз с тоскою новойСчитаю звезды, и слежу.Века сменяются, как миги,И, безнадежность затая,Вникая в смысл небесной книги,Судьбу судеб читаю я.Когда же солнце шлет на склоныНамеки ясности дневной,Спешу назад я, и драконыВползают медленно за мной.

Песня крови

Ровно в полночь я пришел,Сел за гроб к ним, за их стол.Как всегда их было трое:Смерть, король — гнилой старикИ веселый гробовщик.Они пели песню крови,Песню, сложенную мной.Смерть сказала: Пей и пой!Ложе белое готовь,Жди, на ложе будет кровь!Жди, жених твой постучится,Ты светильник погаси,Тайну в тайне принеси!Тайна в тайне воплотится.«Ложе белое готовь,Жди, на ложе будет кровь!»Смерть косила пьяный взглядИ кивала песне в лад.Распахнул король порфиру,Он гнусил и, хмуря лоб,Бил тяжелым кубком в гроб.«Тайна в тайне воплотится».И веселый гробовщикКаркал, высунув язык.

Барабанщик

Век за веком — злой обманщик,Что мне вечность, — миг мне дан,И, веселый барабанщик,Бью я в гулкий барабан.Если горе в дверь заглянет,Вот вино, а вот стакан.Море выпью я, и грянетПолным смехом барабан.Пусть любовь сожжет измена,Свеет розовый туман,Сердце вырвалось из плена —Бей свободу, барабан!Смерть — безносая старуха,Час твой гадан был и ждан!Здравствуй, — медленно и глухоВстречу смерти, барабан.Ешь, несытая утроба!Что мне вечность, — миг мне дань.И в могиле в крышку гробаБуду бить, как в барабан.

Песня пьяниц

Хорошо в подвале нашем,Стол, скамьи, да бочек ряд;День и ночь поем и пляшем,И часы, как сны, летят.Смерть стучится костылем,А пока живется, пьем.Нет у нас пустых различий,Честь для каждого одна,И для всех один обычай:Если пьешь, то пей до дна.Смерть стучится костылем,А пока живется, пьем.Быстро молодость увянет,Будет горько и смешно,Что нам старость, лучше станетПостаревшее вино.Смерть стучится костылем,А пока живется, пьем.Не клянем мы жизнь напрасно,Рай дан пьяницам в удел,С Ноя все идет прекрасно —Ной был первый винодел.Смерть стучится костылем,А пока живется, пьем.Что бормочет о свободеХитрый сплетник Сатана,Эта сказка в старом роде,Нет свободы без вина.Смерть стучится костылем,А пока живется, пьем.Летом снег, зимой цветочки,Нас ничто не удивит,Коль упал с любимой бочки,Значить, умерь, или спит.Смерть стучится костылем,А пока живется, пьем.Хорошо в подвале нашем,Стол, скамьи, да бочек ряд;День и ночь поем и пляшем,И часы, как сны, летят.Смерть стучится костылем,А пока живется, пьем.

Поэт

Есть слова из лазури и света,Если ты их подслушал, постиг,И сгораешь безумьем поэта —Ты велик, ты надмирно-велик.В тусклых буднях, в размеренной плясеЗакружились живой с мертвецом,И, как шут в размалеванной маске,В лад им дьявол трясет колпаком.Пусть плененный, но все же крылатый,Их сторонится бледный поэт.Ризы солнца — восходы, закаты,Не коснутся вас, будничных, нет…Не причастны вы гордым утехам,Не брататься вам с бурей, шутя,Не смеяться серебряным смехом,Как смеются поэт и дитя.Вам не пить из пылающей чаши,Из мучительной чаши любви;Ваши мысли, как будто, не ваши,Непонятно вам слово — «живи».Если б поняли, стало бы ясно,Что не миг и не тысячи лет.Что прекрасное — вечно прекрасно,И что царь над прекрасным — поэт.

Сатанаил

Властитель свергнут, рай сожжен,Дыханьем смерти вечность веет,Былая жизнь, как смутный сон,Земля пуста и цепенеет.Где ветер тучи проносил,И океан шумел угрюмый,Отягощен предвечной думой,В тоске поник Сатанаил.Земля пуста и на горахЦарит унылое глухое,И солнце в дымных небесахЗаходить, кровью налитое.Взмахнул крылом Сатанаил,Взмахнул и медленно поднялся,Холодным смехом засмеялсяИ взглядом солнце погасил.

В кинематографе

Жизнь на квадрате полотнаМелькает мертвенно и слепо,Отражена, повторенаИ в завершенности нелепа.Ряды внимательных головИ ворожащий луч над ними,А где-то в дверь, как вечный зов,Доносит взлетами глухимиШум экипажей и шагов.На миг прихлынувшая тьма,И снова луч сплетает чары:«Париж, Нью-Йорк, скользят дома,Мосты, бассейны и бульвары.Египет в солнечном огне,Александрия, виды Нила».Вдруг встала тень на полотнеИ пирамиду заслонила,Смешно и смутно… Сон во сне!Антракт аншлагом возвещен,Со стен блеснули змейки светаИ зашипевший граммофонЗапел избитые куплеты.

Звери

Мне снился пир чудовищных зверей.Я возлежал, как царь, на этом пире,И кубок с кровью был в руке моей.Живые нежити в подлунном миреНезримые они везде, всегдаИм имя «легион», но их четыре.Они растят и рушат города,Селят безумье, сеют преступленьяВ пожаре душ, сгорая без следа.Один — багряный, голова тюленья,Живот отвис, шесть крыльев, три хвоста,На длинных лапах золотые звенья.Другой, с клыком торчащим изо рта —Змеиноног, на черный шар похожийС изображеньем белого креста,А третий — желтый, с ноздреватой кожей,С двенадцатью глазами без зрачков,Он был всех больше и глядел всех строже,Четвертый же, имевший семь рогов,Был цвета яшмы с пастью крокодила,И с туловищем сросшихся двух львов.Громадный зал был черен, как могила,Утверждена на трех витых столбах,Пылавшая жаровня нам светила.Мы возлежали на резных гробах,Кричали нутряными голосами.Алела кровь на кубках и губахИ капала тяжелыми слезами.

Младенцы

Цветы любви на вечной грани,Где жизнь и смерть — лишь «да» и «нет»,Цветы любви, слежу заранее,Ваш смелый, царственный рассвет.Вы, как звереныши у груди,Еще невиннее во сне,В вас, воскресающие люди,Уж бродит мысль, как хмель в вине.Предвосхищаю цельность вашу,Когда под кровлей голубойВы землю, солнечную чашу,Смеясь, наполните собой.Сольются вечность и мгновенье,Сольется с бездной высота,Безумным будем дерзновенье,И ослепительной мечта.Не все ль равно, какие цели?Будь смел и дай себя увлечь.Из белоснежной колыбелиВсем суждено в могилу лечь.Мать, улыбнись, дитя уснуло,Лучом весны озарено.Кто ты? Христос, иль Калигула?Спи, мирно спи, не все ль равно.

«Среди суетни городской…»

Среди суетни городской,Изныв в отчужденьи безмолвном,Все чаще я внемлю душойДалеким, узывчивым волнам.Здесь пыль и удушливый зной,Здесь смутно-гнетущие стены,А там дует ветер сыройС простора сверканий и пены.Здесь встречный, коснувшись плеча,Не смеет взглянуть без утайки,А там грабят море, крича,От брызг захмелевшие чайки.Как слились там небо и шумРастущих, смятенных прибытий;О сколько непытанных думИ радостных детских открытий!Как жаль мне себя и вас всех,Еще не успевших изжиться.Как жутко мне слышать ваш смехИ видеть довольные лица.

«Я отзвук шумного прибоя…»

Я отзвук шумного прибоя,Рождаясь гордо и тревожно,Я между скал ищу покоя,И в даль бегу, прощаясь ложно.Во мне все вечное ничтожно,Во мне бессилье роковое,Я, говорящий: «Все возможно»,Я — отзвук шумного прибоя.

«Став на краю скалы крутой…»

Став на краю скалы крутой, с безвременьем во взореОн взял шипящую змею из чаши золотой и бросил в море.Волна, метнувшись о скалу, разбилась в пыль и пену,И шли за ней, качая мглу, одна другой на смену.Оставив чашу на скале, он в шумных городах явился вскореИ по земле стал сеять страх с безвременьем во взоре.

Маскарад

Без масок, как в масках, а лица все те же,Которые знал и любил;И встречи, как прежде, то чаще, то реже,Но верить нет сил.Мишурны, крикливы все снова и снова,Одни за другими, туда и сюда,Намеренность взгляда, оторванность слова,Бессильное «нет» и неверное «да».Слежу и теряюсь в оттенках и красках,Кого-то ищу и зову,Все снова и снова без масок, как в масках,Как сон наяву.

«Я в глубине бесчисленных зеркал…»

Я в глубине бесчисленных зеркал,Измученный бесцельностью движений,Я, в ужасе, бегу по плитам сонных зал,Бегу от мертвых отражений.Везде обманчивость сближений,Везде разрозненность загадочных начал,Я здесь, я там, я в вихре превращений,Я в глубине бесчисленных зеркал.

Ложь

Запер я двери и все отошло:Улица, женщины, шум и огни.Дьявол раздумья, смеющийся зло,Дьявол раздумья — мы снова одни.Мысль, как умелый, отточенный нож.Жизнь эту, мертвую весело вскрытьСердце ее — неизбывную ложь,Весело сердце ее обнажить.Светлый ребенок о Боге спросил:«Где он?» и я отвечал: «в небесах»,Зная весь ужас и холод могил,Зная предсмертный, мучительный страх.Женщине-сказке, лазурной мечте,Клялся я вечностью, солнцем, душой,Зная, что завтра же, гад в темноте,Этой пресытясь, я буду с другой.С криком «Свобода», в пылу баррикад,Слепо ступая на трупы и в кровь,В сердце твердил я беспечен и рад:— «Было не раз и не раз будет вновь».Ложь многоликая, пестрая ложьПляшет, хохочет, рыдает, клянет.Каждый на вздорную куклу похож,В каждом пружина и хитрый завод.Кто-то завел и забыл навсегда.Вечно, бесцельно, — вперед и назад,Эти сломались, другим череда,Ловко придумано: «жизнь автомат»…Ложь двухсторонняя, цельная ложь,Маска под маской и так без конца.Тщетно, безумец, их все не сорвешь.Если б сорвал — не увидел лица…Лгите же смело, уставшие жить,Каждый солгал уже тем, что живет…Правды не выдумать, лжи не убить,— «Рыцарь мой добрый, слепой Дон-Кихот»!

Семь

Вновь городом туманнымЯ шел и звук шаговБыл не моим и страннымВ тиши пустых домов.Свершивши роковое,Все умерло давно,И солнце, как большое,Кровавое пятно.Уж гаснул свет упорныйЗакатной полосы;На площади соборнойВзглянул я на часы…Шепнуло что-то: «Мимо»Из улиц кралась темь;А стрелка недвижимоПоказывала семь.Невырыданной больюИ ужасом объят,Взбежав на колокольню,Ударил я в набат.

Женщинам

Много вас было, даривших весну,Много вас было, ласкавших, томивших,Вдруг отдававшихся яркому снуИ за измену изменой плативших.Бросил я смятые ваши цветыИ, вдохновенный, иду без дороги,В край вечно-юной, иной красоты,В край, где смеются лучистые боги.Вы, увлекавшие в тьму наготой,Вы, научавшие темным шептаньем,Если б вы знали, что я, вам чужой,Пьян был не вами, а вечным исканьем.Ваши тела — гордо пройденный мост.Каждое было сладчайшею пыткой,Чувствовать тело и быть выше звезд,Быть необъятным и липнуть улиткой.

Евин змей

Беги, беги от искушенья,Он дьявол в маске — Евин-Змей,Сейчас он вкрадчивей смиренья,Но чем желанней, тем смелей.Его глаза, как два сапфираЦвет неба, но и небо лжет,С ним радость солнечного пира,Но солнце… солнце в тьму ведет.Беги, беги от искушенья,Не тело, нет, твоя мечтаПусть будет каждое мгновенье,Как ризы ангела, чиста.

Пилигрим

День зноен; жаждою томим,Об острия изранив ноги,Прилег усталый пилигримНа жаркий камень у дороги.Когда б забыть и отдохнуть!Но боль души необорима.В путь искупленья, долгий путь,Влечет всечасно пилигрима.Вздохнул и встал. Опять костыльСтучит уныло по дороге,Как душит каменная пыль,Как тяжело ступают ноги.

Виктору Гофману

На время смолкший, временно унылый,Ты скрытно молишься надзвездной тишине,Чтоб вновь запеть с удвоенною силой,Чтоб вновь запеть о безрассудном дне.Заране шлю привет твоей весне,Хочу следить полет твой огнекрылый,Тебя я понял, ты стал ближе мне,На время смолкший, временно унылый.

Толпа

Сегодня Цезарь, завтра сын народа,Палач и вождь… толпа — всегда толпа.Ее свобода — рабская свобода.Толпа в своем стремлении слепа,Великое теряется в ней скоро,Как в море шумном легкая щепа.Пожар толпы, слепительный для взора,Коль хочешь, можешь каплей потушить.Дай басню ей занятную для спора.Чтоб вновь зажечь, сумей толпе польстить,Потом ударив, как вола в работе,Доверь ей умереть, иль победить.Толпа — раба и вы в своем полете,Великие безумцы черных дней,Зачем ее, к какой черте влечете?Толпа! Есть путь, вернейший из путей.Возьми камней, кляня и прославляя,Побей певцов, пророков и вождей.И, как на волнах, на себе качая,Их трупы вознеси ты на костер;Погибни с ними, гордая, святая!Так ты искупишь давний твой позор.

В огонь

Петру Пильскому

Разрушим все во имя разрушенья!Нет выше красоты и силы нет сильней!Провижу день великого смешеньяКровавых дьяволов, младенцев и зверей.Добро и зло — изношенные маски.Что ваши песни, груды ваших книг?Все всех веков за час безумной пляски,За этот вечность воплотивший миг.Венец мне — солнце, символ гордой страсти,Мой меч — безумье, смерть — мой ярый конь.За мной, за мной, безвластники во власти,В огонь.

На канате

Между двух высоких башенПротянул тугой канат.Вам, внизу стоящим, страшенМой нечаянный закат…Я же, вольный, дерзновенноМежду безднами иду,Улыбаюсь вдохновенноИ танцую на ходу.Пестрый шут с двумя горбами,Я в мой полдень выше всех.Я несу святое пламя;Это пламя — вещий смех.Я, безумный, я, великий,Хмелен солнечной мечтой.Солнце, брат мой огнеликий,Дай твой посох золотой.Что мне башни? Что мне горы?Выше грезится закат.Через синие просторыПротяну я свой канат.

Маска

Жизнь — безумная потеха,Взвейся бубен огневой,Блеском солнечного смехаЗазвени над головой.Солнце — маска. Пусть под маскойМироборческая ночь,Пусть приходит… Встречу с пляской.Черной смертикрикну: «Прочь!»Разожгу костер последний,Запылает вихревой;И, чем ярче, тем победней,Я ударю в бубен мой.Солнце — маска золотая;От тебя не отрекусь.Шут твой верен, умирая,С красной смертью обручусь.Жизнь — безумная потеха,Взвейся бубен огневой,Блеском солнечного смехаЗазвени над головой.

Смех

Я к вам взывал, но зов вчерашнийБыл глух, а башня высокая;Сегодня вышел я из башни,И песня вольная звонка.Пою и в бубен ударяю.Мой бубен — солнце, бубен — смех.Кто злой, кто добрый, я не знаю.Мне все равно… Пою для всех.Забавой огненной потешуИ, уходя, оставлю знак.На главной площади повешуНа древке красный мой колпак.Для всякой мудрости он годен,Смешная жизнь, как он, пуста.Уйду и снова мир свободенДля песен нового шута.

КРАСНЫЕ ПЕСНИ

Три ворона

Облака над степьюМесяцем разорваны.На кургане голомЗадремали вороны.И увидел первый:Снег, землянки скрытые…Выстрелы и стоны…И лежат убитые.А второй увидел:Улицы изрытые…Выстрелы и стоны…И лежат убитые.И увидел третий:Избы непокрытые…Выстрелы в стоны…И лежат убитые.Заалело небоВ разные три стороны,За поживой сытнойПолетали вороны.

«Никто не ждет, никто не знает…»

Никто не ждет, никто не знает,Что ужас будет явлен вновь.О мщеньи яростном взываетНедавних жертв святая кровь.В тот день, сойдясь под красным флагом,Мы с песней кинули завод,Из переулка спешным шагомНаперерез нам вышел взвод.Быль залп. Передние смешались.Товарищ мой лежал ничком,И мнилось, дьяволы смеялисьЗлорадным, гаденьким смешком.Их зубы, не штыки, блестели,И барабанщик не был пьян,Нет, это смерть в его шинелиУсердно била в барабан.И вот опять никто не знает,Что ужас будет явлен вновь.О мщеньи яростном взываетНедавних жертв святая кровь.

В ту ночь

Мы были прокляты судьбой,И шли неверными шагами,Наш пес понурый в худойТащился, нехотя, за нами.Нависнув низко облака,Клубили темные волокна,Навстречу нам издалекаПолзли загадочные окна.Мне что-то чудилось едва,Чему противилось сознанье.Нам были тягостны слова,И было трудно длить молчанье.Вдруг пес завыл и побежал.Мой крик упал на полуслове,На тротуаре труп лежалЛицом в пятне застывшей крови.Еще один. Сыны земли,Когда же цепи распадутся?Остановились, обошли…И шли, не смея оглянуться.9 января 1905 г.

Заклятые

Гудок, протянув до высот,Пал, как стон из надорванной груди.Из каменной пасти воротВыходят заклятые люди.Рубахи и лица у всехПотно-грязны от нефти и печи.Непонятно звучит мне их смех,Будят жуткость их мирные речи.Я знаю бесплодность заботИ томлюсь о спасительном чуде.Каждый вечер из пасти воротВыходят заклятые люди.

О железном шахтере

Потерпи, товарищ, скороБудешь сыть я пьянь за двух.Про железного шахтераС каждым днем яснее слух.Не напрасно в камнях чах ты,Ждал и верил много лет.Он нас выведет из шахтыНа веселый, вольный свет.Ноет грудь и поясница,И стоит туман в глазах.Полетит душа, как птица,Отдохнуть в родных полях.Нам, товарищ, по дороге,Оба — пасынки судьбы,Кто-то встретить на порогеПокосившейся избы.Потерпи еще, брат, скороБудешь сыт и пьян за двух.Про железного шахтераС каждым днем яснее слух.

Мужики

Идут мужики и несут топоры,

Что-то страшное будет.

Достоевский. «Бесы».

Помню, грабили усадьбу,Ворвались в притихший дом,Воя, звал набат на свадьбуСмерти с красным петухом.Полню парня без рубахи,Чьи-то бранные слова,Хриплый стон, топор… и с плахиТупо ткнулась голова.Не забыть ее качаньяНа рожке блеснувших вилИ мгновенного молчаньяКак бы вскрывшихся могил.О безумье! Мне казалось,Что я где-то вдалеке.Помню, девочка смеяласьС куклой в крошечной руке.Жгли, и грабили усадьбу,И трещал, и падал дом,Воя, звал набат на свадьбуСмерти с красным петухом.

Белый ворон

Не обманет сон вчерашний.Белый ворон, знаем мы,Прокричит опять над башнейНашей пасмурной тюрьмы.Прокричит и дрогнут своды,Упадут замки дверей,И мы с песнею свободыВстретим солнце новых дней.Может быть, нас много ляжетВместе с стражей у ворот,Но, кто выйдет, тот им скажешьИ, ликуя, поведет.Будут выстрелы и смены,Явность каждого лица,И затмятся в дыме стеныКоролевского дворца.Не обманет сон вчерашний.Белый ворон, знаем мы,Прокричит опять над башнейНашей пасмурной тюрьмы.

В дороге

Стелется дым, колеса стучать, стучать…Все дальше, дальше, в небо и степь,Колеса стучать, стучать…И лязгает цепь.Означился месяц молочным серпом,Вечер темнее, месяц яснее,Гонится столб за столбом,И рельсы, как змеи.Город, каменный лжец, всех предельных предел,Да, я не быль твоим, город, проклятый мной;Я о крыльях мечтал, я, как птица, хотелСлиться вольной душой с этой ширью степной.Вчерашнее страшно и кажется сном:Бледные ручки… «тятя, не надо»…Дьявол с кровавым пятном…И люди как стадо.Стелется дым, колеса стучат, стучат,Все дальше, дальше, в небо и степь,Колеса стучат, стучат,И лязгает цепь.

Свобода

Есть слово, гордое, из ярких слов.Оно, как солнце в пирный час восхода,На всех наречьях и для всех веков.В устах раба, когда он вождь народа,А самовластник — стал рабом раба,Оно, как смех, оно звучит «свобода».Теперь в стране кровавая алчба;Везде неправые суды и казни.И без конца гроба, гроба, гроба…Кто духом слаб, исполнился боязни,Кто духом тверд, отмщенье затаил.И что ни час лик злобы безобразней.Недолго ждать. Избыток темных силНайдет русло и хлынет кровометом.И заблистает в тучах Азраил.Что столько лет на нас лежало гнетом,Все с головою «зверя» отпадет;Но да не будет новому оплотом!Есть зверь страшней, есть тяжелее гнет,Самозамкнутость и влеченье стада,Где сытость — все, и человек, как скот.О, если так, в знак нового распадаЯ знамя черное высоко подниму,И возглашу: «свободы им не надо,Все кто со мной, гоните стадо в тьму!»

В ПРИРОДЕ

Земля

Из комнат, где без лжи немыслим разговор,От полустертых лиц в табачной мгле,Усталый, я бежал на солнечный просторК земле.Ступает грузный вол, ушами шевеля,Как серебро блестя, врезается сошник.И хочется всю жизнь излить в победный крик:«Земля»!Всегда со всеми и всегда один.Всегда во всем и от всего вдали.Там был я пасынок, — а здесь я сынЗемли.

«Как хорошо и больно быть поэтом!..»

Как хорошо и больно быть поэтом!Стоял бы здесь веками, недвижим,Следил бы облака, пронизанные светом,Над морем голубым.Как чуждо мне здесь все, чем жил еще вчера:Муть ресторанная, столбцы газет,Свет электрический и пьяная играС кричащей улицей, игра на «да» и «нет».Держусь за выступ царственной скалы,Вознесшей к солнцу недоступный гребень.Дорога вниз свивается кольцом,Мажары скрип, хрустит под нею щебень,Ступают, нехотя, угрюмые волы,Кричит погонщик с бронзовым лицом.Как чуждо мне здесь все, чем жил еще вчера.Когда рука в руке, и к груди никнет грудь,Рассвет и жесткое привычное: «Пора»И шепот страстный: «Нет, еще побудь».Да, хорошо и больно быть поэтом!Стоял бы здесь веками, недвижим,Следил бы облака, пронизанные светом,Над морем голубым.

На закате

Один в затаенности хмурых палатУ ниши, склонясь на ступени,В раздумьи слежу я багряный закатИ черные, ждущие тени.В тиши этих мертвенных штор и ковров,Где все пережитостью свято,Лишь маятник мной заведенных часовСтучит, как стучал он когда-то.Подернувши блеск, паутина и пыльПокоят давнишний порядок,И чудится смутно-влекущая быль,Тревожное царство загадок.В одно из ушедших друг в друга зеркал,Замкнувшихся прямо и строго,Луч длинный, как золото, ярко упал,И стало их огненно много.Край солнца все меньше, прощально горитУсталое море заката.Ждут тени и маятник гулко стучит,Стучит, как стучал он когда-то.

У окна

Падает снег на застывшую грязь.Деревце гнется, поля за полями,Хочется что-то сказать мне, смеясь,Что-то сказать, что не скажешь словами.Чудится, ангелы блещут венками,Вяжут из роз бесконечную вязь.Нет это снег, это снег над полями,Снег устилает застывшую грязь.

Осеннее

Засижены стекла,Пол террасы блестит,Парусина намоклаИ, вздуваясь, дрожит.По бокам брызжет кадкаИ бурлить в желобке.Каждый лист, как заплатка,На размытом песке.Вой ветра недужный;Ветер просится в дом;На клумбе ненужнойЖдет неубранный гном.Там зачем-то две палкиУ дорожки торчат;Камнем падают галки,Безнадежно кричат.Плаксиво и мутноЗанавесилась даль;Душа бесприютнаИ душе себя жаль.

Баба

Солнце ярко, небо чисто,Зелень бархат-мурава,От черемухи душистойЗакружилась голова.«Ох ни так, ни сяк, не легче,Как дурманом валить с ног;Обними меня покрепче,Поцелуй меня, милок».Словно змеи черны косы,Белы груди жгут огнем.«Тише, едут»… и колесаПромелькнули за плетнем.Жарь ли птица, сердце ль билось,День ли, ночь ли, не понять«Ох я, баба, уморилась,Ловок парень целовать».Смят платок ее цветистый,Запотели рукава.От черемухи душистойЗакружилась голова.

Дева гор

Бледнел закат и с моря облака,Теснясь, ползли в темневшее ущелье,Сидел я на скале, была тоска.Рукою чуткой бередил свирель яИ мнилось мне, из слез дневных низал,Из звуков слез, для ночи ожерелье.Внимали сосны, скалы, тени скал,И дева гор, следившая украдкой.То здесь, то там венок ее мелькал.Свирель звала: повей мне грезой сладкой,Златые звезды тихо засвети,Дай быть душе самой себе загадкой.Свирель звала и, медля на пути,Сходила ночь, скрывая отдаленья.Вдруг дева мне с улыбкой: «Не грусти».Тогда разбил свирель я о каменья.О если б мог я снова пережитьМгновенье это, вечность за мгновенье!Жить, жить и жить, высоким солнцем быть!А дева гор мне издали со смехом:«Свирель разбил, а душу не разбить».Я проклинал и повторялся эхом.

У моря

В условный час в тени прибрежных скалБродил я вновь и, шуму волн внимая,Следил вокруг и беспокойно ждал.Дул сильный ветер, лунный путь качая,Спеша и падая, шел за хребтом хребет,И пена их скользила, как живая.Я тщетно ждал, но вкрадчивый рассветВновь примирил меня с моей печалью;И море, стихнув, изменило цвет.Обворожен загадочною далью,Забыв тебя, как лунную мечту,Я отдался себе и безначалью.И, видя, как, взмахнув на высоту,Белела чайка, падала мгновенно,И вдруг брала добычу на лету,Смущался я, и сердце билось пленно;И, как-то больно, сладостно томим,Ее крылом любуясь вдохновенно,Хотел я быть крылатым и морским.

«Вы, люди, мне — чужие…»

Вы, люди, мне — чужие, я чайкой быть хочу.Свободный, с той скалы я взметнусь и полечу.Обрызганным крылом чертя по изумруду,Днем в блеске золотом я пьян простором буду,А ночью в чутком хоре задремлю на волне.Вокруг все море, море и звезды в вышине.

Облако

Т. Васильевой

Мнится мне, я издалекаМалым облаком плыву,И бесцельно, одинокоЖизнью облака живу.Не дала судьба быть тучей,Грозной тучей вешних дней,Налети ж ты, вихрь могучий,Без следа меня развей.

«Помнишь… Опадали золотые клены…»

Помнишь,Опадали золотые клены,Была ты королевой, а я твоим пажом.Помнишь, ты сказала, будь лучше королем,И мы, сгребая листья, садились, как на троны.Дождь пошел и мама позвала с балкона,Сказку нам читала в уютном уголке.Глядя в сад, я слушал, бумажная коронаБелела на песке…Скрылась даль за дряблую, серую завесу,Царапали ветви до верху окна.Помнишь эту сказку про злого горбуна,Как в заклятый замок он умчал принцессу?Протянулись годы жизни неумелой,Все опять, как в детстве, только я не тот,Да и ты не с радости видно поседела,И с балкона мама нас не позовет.

«В лунном свете реют тени…»

В лунном свете реют тени,Ветви грустно шелестят,И на мокрые ступениЛистья желтые летят.Чуть и шорохи паденья,Запах сыри, полумгла,Странно медлят отраженьяРазноцветного стекла.Смутны мраморные стены,С рядом бронзовых фигурДремлет фавн, молчат сирены,В нише спрятался амур.Тихо, зыбко реют тени,Ветви грустно шелестят,И на мокрые ступениЛистья желтые летят.

«Шумят деревья за окном…»

Шумят деревья за окном,Шумят и ветер жутко стонет.То будто он кого хоронит,То как бы тщетно хочет в дом.Темно, давно погас камин,Лежу, хочу заснуть, не спится,Чего-то жду и странно мнится,Что я не здесь и не один,Как будто в тесном корабле,Где надо мною слышны люди,Уж мы давно, в тоске о чуде,Плывем к неведомой земле.Тревожный стук, тревожный шум,Неуловимое движенье,Такое ж смутное томленье,И та же слитность быстрых дум.Плывем, плывем… Когда же тамПроглянет верное укрытье,Где в светлом празднестве прибытьяДадим мы отдых парусам?

На колокольне

Свежо, луна застыла в небе,Вокруг молчать колокола,Внизу кресты на мирной стражеИ кровли сонного села.Обрыв и пруд зеркально-яркий,Над ним семья раздумных ив,Дорога, мост через канаву,А там простор лугов и нив.Какая тишь! Повсюду тени,Ночь все пытливо обняла.Свежо, луна застыла в небе,Вокруг молчать колокола.

Романс

Шлю вам цветы любви моей печальной;Я их собрал с покинутых могил,Шлю вам с улыбкою прощальной,Как знак всего, чем безнадежно жил.На склоне день и этот день последний,Как в душу мне за тенью пала тень.Последний путь приветить храм соседний,И старых лип задумчивая сень.Чужим для вас звучит мой голос дальний;Но все равно — молчать не стало сил;Шлю вам цветы любви моей печальной,Я их собрал с покинутых могил.

БАЛЛАДЫ И СКАЗКИ

Семь принцесс

За тремя дверями, за тремя замкамиСемь принцесс печальных сторожит горбун,Гневно хмурит брови и гремит ключами,Отпирает двери на ущербе лун,И выходят девы белой вереницей,Сходят по ступеням в задремавший сад.Улетает первая, обернувшись птицей,Шесть кивают в след ей и спешат назад.Идут галереей в мраморную залу,Зажигают люстры, накрывают стол,У восьми приборов ставят по бокалу,Белыми цветами усыпают пол,И, откинув кудри, возложив короны,Огибают руки золотом браслет,И садятся робкие на разные троныВ ожиданьи счастья, или новых бед.В полночь набегает говор отдаленный,Где-то воскресают перебои струн,

Шуты

Шуты короля хоронили:Гремя бубенцами,Трясли колпакамиИ в бубны блестящие били.Шуты короля хоронили.«Король наш, король наш веселый.Кто ж с песней бесчиннойОсушит твой кубок старинный,Твой кубок глубокий, тяжелый,Король наш — король наш веселый».Шуты короля отпевалиИ красные двое,Кривляясь и воя,Руками могилу копали.Шуты короля отпевали.«Король наш, король наш безумный.Палач усмехнется,Тебя не дождетсяПалач твой на площади шумной.Король наш, король наш безумный».Шуты короля хоронили,Гремя бубенцами,Трясли колпакамиИ в бубны блестящие били.Шуты короля хоронили.

Лебеди

Тягучие узоры легли на заводь сонную,По заводи гуляют двенадцать лебедей,Царевич сходит, крадучись, и, с дрожью затаенноюЛюбуясь на последнего, не может свесть очей.На нем кафтан малиновый, расшитый четким золотом,На нем сапожки красные и шапка набекрень.По грудь осока острые, трещат стрекозы легкие,И, как алмазы крупные, везде блестит роса.Плывут, гуляют лебеди,Плывут, гуляют, белые,Пригожи все двенадцать,Последний краше всех.Их выгнутые груди морщинят гладь зеленую,Разводные отливы колеблются светло.Царевич стал под ивою, кладет стрелу каленую,Прищурил глаз и метится в точеное крыло.Но было диво — дивное, взмолился лебедь на небо,Взмолился детским голосом и слезы потекли,Лук дрогнул и, ослабнувши, стрела плеснулась рыбкою,И разошлись по заводи один в другом круги.Плывут, гуляют лебеди,Плывут, гуляют, белые,Пригожи все двенадцать,Последний краше всех.

«При луне на косматом коне…»

При луне на косматом конеВыезжаю я в степь на дорогу,Зову, и, послушные рогу,Собираются други ко мне.Без конца серебрится ковыль.Под редеющим, сонным туманомОжила стародавняя быль,Всколыхнулся курган за курганом.Далеко перекатен мой зов,Бьют копытами ярые кони,Бряцают тяжелые брониИ блещут верхи шишаков.На морщинистых лицах рубцы,Смотрят очи правдиво и смело,Теснятся седые бойцыИ, кажется, нет им предела.От гулкого множества ногКолеблется сила земнаяИ стонет, как зверь, завывая,Мой веками завещанный рог.

Богатырь

То темный лес, то свет и ширь,То вязким бродом, то оврагомСедой, сутулый богатырь,Нахмурив брови, едет шагом.Хвалился князю и гостямИ вот, предавшись крепким думам,Он держит путь к семи дубам,К семи зеленым старошумам.Туда, где на берег крутойГлухое море плещет гневно,Туда, где терем золотойИ в нем заклятая царевна.Уж едет витязь много лет,Нигде семи дубов не видно,Нет моря и царевны нет.И стало витязю обидно:«Неладно что-то, конь усталь,Давно заржавели доспехи.Что ж князь гостей мной забавлял,Сплел небылицу для потехи!»То темный лес, то свет и ширь,То вязким бродом, то оврагомСедой, сутулый богатырь,Нахмурив брови, едет шагом.

Ведьма

Она что-то пела и жалась ко мне,И мчались мы долго в санях расписных,На башенной тройке коней вороныхСеребряным лесом при ясной луне.Морозило крепко и пыль из-под ногКолола лицо и пушила ковер,Вдруг в сумрачных елях сквозь белый узорПризывным намеком блеснул огонек.И кони свернули и вынесли насНа малое поле к избушке кривой.За тусклым стеклом огонек золотой,Как будто кто дунул, мигнул и погас.«Что ж это» — смущенно промолвил я ей.«Поди, постучи», засмеялась она.И только успел я дойти до окна,Гляжу и уж нет ни ее, ни коней.Стал звать я, никто не ответил на зов,Прислушался, робко доносится л бег.Лежит, как алмазы, сверкающей снег,Ни звука вокруг и не видно следов.

Царевна

Над синим морем дуб зеленый,Под дубом терем златоверхий,А в терему краса — царевна,И день и ночь глядит царевнаНа перстень с камнем самоцветным,Глядит и горько, горько плачет.Принес ей перстень воронь черный,Взмахнул, вещун, крылом широким,Взмахнул и скрылся в поднебесьи.Царевна плачет, причитает:«Зачем ты, солнце-ведро, всходишь,Зачем ты, ветер, тучи гонишь?От слез не вижу бела-света,И как в ненастье цветик вянет,От слез краса моя завяла.Очнись, мой любый, мой голубый.Во чистом поле конь твой рыщет,Лихого посвиста не слышит.Очнись, мой любый, мой голубый.Очнись и встань на резвы ноги,Сядь на коня; скачи быстрей.Уж я раскину черны косы,Возьму тебя на жарки грудиИ замилую-зацелую».Царевна плачет у оконца,Шумит над нею дуб зеленый,Внизу о камни море плещет.

* * *

Ночной порой по темным волнам,Раскинув бороду седую,Плыл царь морской, считая звезды;Он из-за шума слышал голосИ видел, старый, как царевнаМетнулась с берега крутого.Рукой чешуйчатой ударил,До дна буруном вспенил волны,Увлек на дно красу царевну.Вставало солнце из-за тучи,В царевнин терем заглянуло,Был тих и пуст царевнин терем.Царевна дверь не притворила,Пролетом ветер скрипнул дверью.Был тих и пуст царевнин терем.Дуб прошумел зеленым шумомИ стукнул веткой над оконцем.Был тих и пуст царевнин терем.

* * *

На дне морском дворец хрустальный,А во дворце краса царевна,И царь морской у ног царевны.Вверху то прозелень, то просинь,Вокруг все чудища, да рыбы,Да девы с рыбьими хвостами.Царевна спит, царевне снится:«Опять он с нею, сокол ясный»… —Все в серебре смеется море.Но лишь пробудится царевна,На перстень взглянет, сон свой вспомнит,Слезами жгучими зальется.И в гневе царь скликает ветры,Вздымает волны словно горыИ корабли за днища ловит.

«Далеко в пустыне моря…»

Далеко в пустыне моряСпят глухие острова,Там поет он, волнам вторя,И душа его мертва.В ночи ясных новолуний,В ночи пьяной тишиныОн, созвав морских колдуний,Славить девственность луны.Совершает омовенье,Шлет заклятные слова,Правит чары и служенья,Но душа его мертва.Кругом в круг проходят смены,Каждый облик нем и строг,Волоса, белее пены,Клочно падают до ног.На рассвете девы моряПокидают острова,Вновь поет он, волнам вторя,И душа его мертва.

Призыв

Навестите склеп старинный,Приходите в лунный час,Буду ждать и саван длинныйРасстелю для вас…Прилетят седые совы,Закачаются кресты,Тихо встанут, сняв покровы,Девы мертвой красоты.Будем петь о светлых чарахПервой страсти юных дней,Будем виться в легких парах,В полусумраке ветвей.Приходите, только с вамиЯ могу быть до зари,Чтоб взглянуть, как за холмамиЗагорятся янтари.Навестите склеп старинный,Приходите в лунный час,Буду ждать и саван длинныйРасстелю для вас.

«В кровавых порфирах и в ярких коронах…»

В кровавых порфирах и в ярких коронах,Как прежде случайны и снова одни,Из пропасти в пропасть, бросая огни,Мы бешено мчимся на черных драконах.Там где-то над морем наш замок старинный,Внизу по пути за скалою скала,Навстречу нам птицы, и ветер пустынный,И игла, беспредельная мгла.Проносятся тени в мгновенных уклонах,Закушенных звеньев не держат ремни,Из пропасти в пропасть, бросая огни,Мы бешено мчимся на черных драконах.

Звездочет

На город пыльный, где весь день жег зной,Упала мгла с безоблачных высот,И смолкло все. По лестнице крутойВзошел на башню старый звездочет.Вникая в тайны древних страшных книг,Он пил лишь воду и ел черствый хлеб,Все до конца бестрепетно постиг,И стал читать судьбу земных судеб.С боязнью смутной чтил его народ,Царь у него учился врачевать.Мудрец все беды ведал наперед;Но должен был, как каменный, молчать.Уж утром веяло. Неспешною стопой,Мыча, пошли на выгоны стада.Вдруг в синеве, над светлой полосой,Зажглась большая, яркая звезда.И разошлись морщины на челе.Взор, полный слез, следил ее восход,Воскликнувши — «единый на земле» —Упал и умер старый звездочет.

Песня о бедном рыцаре и слепой Лизе

Жил юный, бедный рыцарь,Дружил он с кузнецом,Кузнец ковал и пелаЕму слепая дочь.Росла слепая Лиза,Как полевой цветок.Слепую Лизу рыцарьЗа песни полюбил.Он говорил ей: «скороУеду далеко,Вернусь к тебе богатым,Со славою вернусь».Уехал бедный рыцарь,Уехал далеко;Но к Лизе не вернулся,Богатства не привез.Ждала слепая Лиза,И перестала ждать,И были грустны песниО милом женихе.

Принцесса

Принцессе подвластна нездешняя сила.У нее на груди талисман.Принцесса влюбленного принца склонилаНа дерзкий обман.Было в замке приветно и шумно.Принц пел гордую песнь королюИ, вспенивши кубок, воскликнул безумно:«С кем разделю»?Странно смутились стоявшие рядом;Но король им кивнул головойИ, смерив певца испытующим взглядом,Твердо ответил: «со мной»!Кубок был выпить бесстрашно и свято,Кубок был выпит до дна,И обнял он принца, целуя, как брата,И оба сказали: «Она».Там, где теперь их могила,Утром принцессу ласкает тумань.Ей подвластна нездешняя сила,У нее на груди талисман.

Шут

Жиль король, в его подвалахСундуки не запирались.Переполнены давно,А в дворцовых ярких залахДень и ночь шуты кривлялись,И рекой лилось вино.Сгибли тысячи в работе,Чтоб была, как солнце, пряжкаНа кафтане короля.В злых слезах, в крови и потеДень и ночь стонала тяжкоКоролевская земля.Меж шутов один горбатыйВсех забавнее кривлялся,Веселее всех смешил,Но, на выдумки богатый,Он веселым притворялся,Он глухую месть таил.Месть за братьев угнетенных,Век над пашнями склоненных,Под угрозой и бичом,За неправо осужденных,В тюрьмы брошенных, казненныхКоролевским палачом.На утре из зал веселья,Будто пьяный, он, шатаясь,Пробирался в свой подвал,Пиль из трав волшебных зельяИ, заклятьям научаясь,Книгу черную читал.Раз король, нахмурясь тучей,Захотел от пыток крови,И тюремщика позвал.Гневно бросив взгляда колючийИ надменно сдвинув брови,Он тюремщику сказал:«Там есть раб из непокорныхНашей воле и поступкам,За его вороний крик,За суленье дней нам черныхБить, и жечь, и этим кубкомЗлостный вырезать язык.Загалдели, притащили,И, гоняя меж столами,Жгли, до пяток оголя,Остро с края наточилиИскро-блещущий камнями,Древний кубок короля.Вдруг погасли в люстрах свечи,Вставши с факелом пылавшим,Стал расти горбатый шут,Выше, шире горб и плечи,Горб под сводом, задрожавшим…Взвыли падают, ползут.Нет спасенья, все закрыто,В окна бросились, на стену,В тесноте сбивают с ног.Под стеной, шумя сердито,Высоко взметая пену,В скользком рве бежал поток.

Морская волшебница

В пене волн скала крутая,Под скалой высокий грот;В нем волшебница морскаяДень и ночь тумань прядет…То длиннее, то короче,Волокно за волокном,Бледен лик, сомкнуты очи,Дышит грудь тревожным сном.Что ей снится, чем томится?Отчего она бледна?Знает ветер, знают птицы,Знает каждая волна.Носят молвь, друг другу вторя,Но нельзя ее понять,И волшебной тайны моряНикому не разгадать.Все прядет… сомкнуты очи,Дышит грудь тревожным сном,То длиннее, то короче,Волокно за волокном.

На страже

Усталое солнце на склоне,Медленно тонет расплавленный щит,Герцог, безумный, в железной коронеУ входа в свой замок на страже стоит.В замке пустынно,Чуть шевелится на башне трава,Тени ложатся уродливо-длинно,Ласточки вьются над плесенью рва.Усталое солнце на склоне,Отблеск рубиновый в море разлит,Герцог, безумный, в железной короне,Герцог, безумный, на страже стоит.

Лунный город

Есть за морем город странный,В заколдованной стране,Белоцветный и туманный,Затонувший в тишине.Там не гаснет неизменный,Истомленный лик луны,Каждый там, навыки пленный,Видит сладостные сны.Там часы не мерят годы,Не торопят ход минут,И таинственные водыНе дрожать и не текут.Там застывшие растеньяНе меняют высоты,Там все тени без движенья,И без жизни все черты.Путь туда далек и страшенВ шуме ветра и валов,Мимо трех зловещих башен,Трех — змеиных островов.

Три ожерелья

Ночью озеро молчит,Месяц в озеро глядит,Лебеди гуляют,Три царевны, три сестры,В блеске месячной игрыИгры затевают.Ночью озеро молчит,Месяц в озеро глядит,Тихо серебрится.Гаснет месяц на заре,Говорить сестра сестре:«Нам пора, сестрицы».Улетают в терем свой,Прилетают в золотой,Сбрасывают перья.Очи — ясны-небеса,Занебесны голоса,Чудо-ожерелья…В полдень в терем золотойВходить витязь молодой,Входит и смеется.И, какой из них черед,Ту он за руку берет,С тою остается.Смята жаркая постель,Запылали кудри — хмель…Красное веселье…Шепчет дева: «Чур меня»Знает, властнее огняЧары ожерелья.Сгинул витязь, в тенях сад,Сыплет яхонты закатИз полы узорной.«Нам пора, сестрицы в путь».И купают белу грудьВ синеве просторной.

Заклятый витязь

День и ночь шумит, как пьяный,Непроглядный, старый бор,В том бору среди поляныТканый золотом шатер.У шатра скакун ретивыйБьет копытом, машет гривой,А в разубранном шатреМертвый витязь на ковре.Темной полночью жар-птицаПрилетает в шумен бор,Мечеть искры и садитсяС долгим криком на шатер.Стонет витязь, содрогаясь,Мутным взглядом озираясь,Поднимается с ковраИ выходит из шатра.Ногу в стремя и за птицей.Ярый топот, свист крыла,Пляшут красные зарницы,Пляшут сосны, пляшет мгла.Хлещут ветви по шелому,Ни моргнуть коню лихому;Но едва забрезжит свет,Бел шатер, а птицы нет.Входить витязь. БездыханныйУпадает на ковер.И шумит, шумит, как пьяный,Непроглядный, старый бор.

Сказ о пчелке — Божьей работнице

Анне Саксаганской

Как из улия душистого,Лишь росой умылась зорюшка,Вылетала пчелка малаяИ садилася на липов цвет,А росла та липа до-небу.За работой не до времени,Уж клонилось солнце к вечеру,Мед янтарный собираючи,Залетела пчелка на небо.Видит, терем в светлом облаке,Предиковинно украшенный,Словно радуга расписанный.Благодатью осиянные,У крыльца стоять два ангела.Ризы ярче снега белого,А в руках мечи горящиеНепрестанным, ярым полымем.Пчелка терему дивуется;Пожужжала, покружиласяИ влетела в дверь двухстворчату,Во чисту-светлицу Божию.Во светлице злато, серебро,Во светлице семь светильниковИ куренья благовонные,Два оконца, два косятчата.Красно солнце смотрит в правое,А напротив в него в левоеМесяц млад и звезды частые.За столом, как жар, сверкающимСамоцветными каменьями,Сам Господь во славе мудрости.Он в рубахе шелку белого,А порты из рыта-бархата,Борода седая по пояс,На лице морщины строгие.Ослепило пчелку благостью.Полетела пчелка к Господу,В бороде его запуталасьИ жужжит, не может выбраться.Тут Господь, с улыбкой ласковой,Из напасти пчелку вызволил.Взял ее в пригоршню бережно,Говорил ей таковы слова:«Ах ты, пчелка непоседная,Чем тебя, мою работницу,За твои труды пожаловать?Любы мне златые свечечки,Любы слезы воску ярого»Отвечала пчелка Господу:«Не прогневайся, о Господи,Я б хотела быть не пчелкою,А царицей православною».Лишь успела пчелка вымолвить,Как быстрее синей молнииОбъявилася царицеюВ белостенном, стольном городе.Голова увита жемчугом,Парчевой наряд, как полымя,На руках перстни алмазные,На ногах сапожки — маков цвет.Высоки хоромы светлыеОкна весело расцвечены,Перед древней образницеюМастерской резьбы по деревуТяжела лампада теплится,Золоты карцы, узорочьяИ столы, скамьи дубовые.Пчелку малую, смиреннуюНе узнать в красе и пышности.Очи словно звезды ясные,По хоромам ходит павою,Служат слуги ей умелые,Поясным поклоном кланяясь,Просят хмельну чарку выкушать,Закусить медовым пряником,Гусляры поют со гуслями,Скоморохи тешат придурью,Воют карлы бородатые.Минул день веселым праздником,На другой — опять веселие.Что ни час забава новая:Пляски с бурыми медведями,Зверованья в страшных машкерах,Удалы бои кулачные,Вихрелет на тройках бешенных.Все то пчелке пригляделося,Все то скоро ей прискучило,Захотела неба ясного,Захотелось поля чистого,Духовитых, тихих цветиков,Надоело быть царицею,И взмолилась пчелка Господу:«Ты прости меня, о Господи,Ты верни мои мне крылышки,Отпусти на волю вольную».Внял Господь ее раскаяньюИ сказал во славе мудрости:«Всякой твари жизнь разумная,Всякой твари радость разная».Сном распалось царство шумное,Полетела пчелка веселоЧерез речки, через рощицыВ улей свой, под липов цвет.С той поры осталась памятка,Как была она царицеюИ ходила в золотой парче,Так по днесь блестит на солнышкеЗолотая, непоседная,Богу верная, работница.

Сказ о солнцевом пахаре

Поднималось солнце вешнее,Зацепилося за край земли,Разбудило солнце Ратая,Огнекудрого детинушку;Спал он крепко годы долгиеВ Жар-Горе, у моря синего.Расступились камни мшистые,Вышел весело детинушка,Был, пригож, моложе месяца,Что из облака вечернегоНародился после дождика.Смеючись, глядит детинушка.У него ль кобыла рыжая,Долгогривая, косматая,Мечет искры, пышет полымем;У него ли золота-соха,Вся на диво изукрашенаСамоцветными каменьями.С песней звонкой, посередь землиОн повел, от моря до моря,Борозду, как ночь глубокую,Повернуть хотел, соху поднять,Всколебалася под ним земля,Всколебалась, расступилася,И ушел в нее детинушка.Разгоралось солнце на полднеИ кошницу зерен, огненных,В память вечную о пахареВ борозду его просыпало.Налетели ветры старые,Бородами замели ее,А, как солнце спать ложилося,Тучей-пологом задернулось,Из тех зерен на златых кустахЗацветали звезды алые,Расцветали духовитые,Кто их рвал, тот падал на землю,И от силы неизведаннойСловно лист дрожал, и зверем выл.И любились люди Солнцевой,Непочатою любовию.

Сказка о веселом черте

Как закапали капелиИ повсюду заблестелиГоворливы и бойкиЗолотые ручейки.Черт в болоте завозился,Выполз, лег и обсушился,Тину с шерсти соскребя,Глянул в воду на себя,Сам с собой перемигнулся,Ражим парнем обернулсяИ в деревне за верстуОбъявился на мосту.Очи — вишни наливные,Кудри хмелем завитыеИ как яблоко румян.На распашку синь кафтан,Под рубашку с петушкамиПояс крученный с кистями,Сапоги, как жар, на нем,Набекрень картуз гвоздем.На гармошке черт играет,Лихо песни распевает, —Сторонись честной народ,Добрый молодец идет, —Мелет девкам прибаутки,Феньки, Машки и Марфутки,Экий, думают, ловкачИ краснеют, как кумач.Песне в лад тряхнет кудрямиИ притопнет каблуками,Ухмыльнется, подмигнет,Козырь козырем идет.

* * *

Ветер дует и свистит,Ветер мельницу вертит.В той ли мельнице веселье,Беспросыпное похмелье.Кто б, когда бы не пришел,Раскошелься и за стол.Две хозяйки, две старухиКривобоки, кособрюхи,По клыку у них во рту,Под рубахой по хвосту.Смерть их знает, не торопит.Страшный клад старухи копят.Долго ль, нет ли, черт гулялИ на мельницу попал,Пьяным, чванным притворился,Середь лавки развалился,Гаркнул «штоф», тряхнул мошной,И пошел тут пир горой.Пьет ковшом, чертих морочит,И горланит, и гогочет.Что ни есть, со всех дворовНабежало мужиков.Крепко потчует гуляка,Гомон, песни, пляс и драка.Перепил, перепоил,Штоф еще, и с ног свалил.Свистнул посвистом змеиным,Гикнул голосом звериным,И вокруг деревни лесМигом вырос до небес.Сосны, лапчатые елиДолгим шумом зашумели,Затерялись все пути,Не проехать, не пройти.

* * *

Много ль раз с тех пор, иль малоСолнце красное вставало,Голь деревни не узнать,Не житье, а благодать.Избы новые, большие,Окна, крыльца вырезные,Расписные ворота,В понадворьях чистота.Бабы рослы и ядрены,Ребятенки их драчены,Погремушками трясут,Сладки пряники сосут.Мастерицы на потехи,Девки щелкают орехиИ веселою гурьбойВодят парней за собой.А на пчельниках, понурясь,На пчелиный труд прищурясь,Во сто лет еще крепки,Греют спины старики,Всякий празднично рядитсяИ, смеясь, за стол садится.Мед и брага — сок земли,Пироги и кисели,Все растет и зреет скоро,И кипит работа споро,Голь деревни не узнать,Не житье, а благодать.

* * *

Много ль раз с тех пор, иль малоСолнце красное вставало,Посылает царь дьяков,С деревень и городов,Присноровя всю смекалку,А, где надо, там и палку,Собирать злату казнуС бусурманом на войну.Сто мешков казны собралиИ в столицу обратали,Да прослышали о том,Что в запрудище лесномИз забытого селеньяВырос город загляденье,Что царю на три войныВ нем хватило бы казны.Допросить решили строгоИ, врезая путь-дорогу.Среброметны и острыЗастучали топоры.Проглянули вышки башенИ на диво изукрашенВскоре город запестрел,Словно море зашумел,Зазвенели бубенцамиСто телег со ста мешками.Полны золота мешки,Понаехали дьякиИ пошли чинить расправу.«По какому, дескать, праву,Растакие-то… сыны,Вы не платите казны?»У дьяков был норов пылок,Не пришлось чесать затылок,Побежали со всех ног,Посбирали кто что мог.А дьяки решают мало, —«Вам скупиться не пристало». —Делать нечего, пошли,Покряхтели, принесли.А дьяки еще грознее:— «Все тащи, да поживее…»Все стащили до чиста,До последнего кнута.Тут откудова не взялся,Красный Петька затесался,Через улицу бежит,Под ворота норовит.И дьяки рассвирепели…— «Утаить от нас хотели,Или палок нет для вас,Изловить его сейчас». —Только Петька под ворота,И пошла за ним охота.Кто полою, кто колом,Брань и давка, пыль столбом.Петька на тын, Петька выше,Кукарекнул и на крышу,Вырос, крыльями взмахнул,Хитрым полымем блеснул.Закрутило, затрещало,Языками побежало,Вставши облаком густым,Заклубился черный дым.Жарко мельница пылает,Ветер пламя раздувает,Всполошились мал и стар.Все кричат: «пожар, пожар!»

* * *

Тихо, сыро и тепло.Солнце в тучу спать легло.Сходит с неба позолота,На пригорке у болотаНа коряге черт сидит,На сопелке свиристит,А вокруг чертихи пляшут,Голосят, хвостами машут,Черт весне веселой рад.На Купала новый клад.

СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ

Новогодняя песня

Над полями, да над чистымиМесяц птицею летит,И серебряными искрамиПоле ровное блестит.Веселей, мои бубенчики,Заливные голоса!Ох ты, удаль молодецкая,Ох ты, девичья краса!Гривы инеем кудрявятся,Порошит снежком лицо.Выходи встречать, красавица,Мила-друга на крыльцо.Ляг, дороженька удалая,Через весь-то белый свет.Ты завейся, вьюга шалая,Замети за нами след.Нас свела не речь окольная,Бабий нюх, да бабий глаз:Наша сваха — воля вольная,Повенчает месяц нас.Глянут в сердце очи ясные —Закружится голова.С милой жизнь, что солнце красное,А без милой трын-трава.Словно чуют — разъярилисяКони — соколы мои.В жарком сердце реки вскрылисяИ запели соловьи.

Березы

В рубахах снежной белизны,В зеленых сарафанах,Они шумят, — сплетают сныСреди лугов, цветами тканых.Вослед пушистым облакам,Их треплет, клонит гибко,По глянцевитым их листамСкользит, блестит лучей улыбка.Лишь сдержит ветер свой порыв,Невесты в Божьем доме,Смиренно ветви опустив,Стоят и свято ждут в истоме.Но дунул ветер и легкиСплетают вновь причуды,И цепко майские жукиВисят на них, как изумруды.Шумят, шумят, струится хмель.Душа, как мир, безбрежна.И, зыблясь, тень, что колыбель, —Плывет, укачивает нежно.

Вешнее

Звонко солнцу скворка молится.Круглолица, в кумаче,Медлит девка у околицыС коромыслом на плече.Млеют облаки белесые,Расточительны лучи,Важно ходят долгоносые,Жирно лоснятся грачи.Ждут сохи поля покорные,Затаили чудеса,Словно дышат комья черные,Словно льются небеса.По дороге меж ракитамиБлещут полные воды,Сочно вмятые копытами,Словно зеркальца, — следы.Тонок стук железа в кузнице,Серебром пылает пруд,Пчелы — зимней стужи узницыВербу белую сосут.Дед с собакой корноухоюВышел греться на крыльцо,Будет деду мед с краюхою,Будет девице кольцо.

Идиллия

Когда под ножом гильотиныЗацветут все земные словаИ зажжется о счастье слеза,Лишь брызнут святые рубины,И, как плод, упадет голова, —Палач, погляди мне в глаза,Чтоб вечером призраком яснымПоявилась на блюде она —Безгласная в соусе красномРядом с доброй бутылкой вина.

Кипарисы

В море белые рвутся чадры,Плещет море в серебряном сне,И рождаются в сердце напевы.Кипарисы по склону горыПоднялись к истомленной луне, —В черных саванах мертвые девы.Ждет фелюга, подняв паруса,Словно птица с застывшим крылом.Там взбегают и падают шумы,Здесь, вонзив острия в небеса,Кипарисы молчат о былом,Кипарисы, — надгробные думы.Еле видный, звездится маяк,Непрестанно мигающий глаз,Устремленный в туманные дали.Кипарисы, таящие мрак,Углубили полуночный час,Кипарисы, как духи печали.

Малиновый звон

Малиновый звон с колоколен,Малиновый звон.Я молод, я силен, я волен,Я всем беспредельно доволенАх, жизнь — это солнечный сон,Это смех колоколен,Малиновый звон.Весенние дали, цветение,И ласковый близкий Христос,И пенье в душе моей, пенье,Весенняя сладость до слез.Малиновый звон отовсюду,Малиновый звон.И мнится, к желанному ЧудуПо зыбкому медному гудуПлыву я, плыву, упоен, —Круглый звон отовсюду,Малиновый звон.На НевеНа горизонте сизой ватойЛег дым от фабрик… Туч ряды…Пуглив и странен взгляд звезды,И отблеск неба розоватыйСмягчил густой металл воды.Тупых, громоздких барж обшиваКак бы насквозь просмолена,Так духовита и черна.Нева покорно-молчаливаИ величаво холодна.На пароходе разговорыТягучи, вялы, ненужны,И лица призрачно бледны.За крепость скрылись тучи-горы,Как стены крепости мрачны.Она, как чудище, до краяНа брюхе каменном сползлаИ зорко пушки навела, —Твердыня жуткая, немая… —След грозной думы духа зла!А там краса спокойных зданий,Блеск в окнах верхних этажей,Как этот блеск стальных зыбей,Мреж полустертых очертанийИ сказка скраденных теней.Внезапный гул летит толчками.Бурленье, плеск, и гам, и лай…Над нами арка невзначай…Просвет… и молнийное пламяС моста бросает вслед трамвай.Над пароходною трубоюРасцвел фонтаном вихревым,Шафранно-бурой розой дым,И над червленою водоюПокровом стелется живым.Усталый, хмурый, безучастный,Как трудно дышащий старик,Идет навстречу грузовик,И глаз его, большой и красный,Дробясь, искрясь, к воде приник.Адмиралтейский шпиц так ясен,Так четко в небе острие,Что, мнится, — Божье то копье.Сфинкс вдохновляюще прекрасенИ погружен в небытие.Не сон ли все: Нева, граниты,И сфинкс, и баржи, и дома,И в тихих скверах полутьма,Зари загадочной ланитыИ пароход, и ночь сама?

Перед грозой

Протруби Господню славу,Благодатная гроза,Ороси листы и траву,Горней радости слеза.Мчится туча, развеваяКлочья пышные завес.Углубится голубаяЧаша ласковых небес.Солнце, солнце, смехом света,Семицветностью дугиВ сердце бледного поэтаПесню вечную зажги.

Песни Бальмонта

Песни Бальмонта — это лесные ручьи.Песни Бальмонта — блеск чешуи.Тонкой, быстро-изгибной змеи,Что скользит меж задумчивых трав.Песни Бальмонта — вздохи купав,Околдованных взглядом луны.Песни Бальмонта — крылья весны.Песни Бальмонта — зыбкие сны,Сны изысканной, пряной страныЭто шепоты, зовы, намеки…Льются, льются напевные строки.Слушай их и о всем позабудь!Песни Бальмонта — к женщине путь…Есть ли та, над которой не властнаНежно-страстная сила их чар?С ними сердце навеки согласно…Есть ли краше, сокровищней дар,Чем сонет его, легкий, как птица, сонет?Нет!..

Песня бродячей собаки

Какого черта в самом деле, —Не ешь, не спишь и целый деньТаскаешь ноги еле-еле,Ни жизнь, ни смерть, а дребедень.Какого черта, в самом деле…И во дворах, и на панели —Куда ни сунься, брань, пинки…Бока до кости похуделиИ шерсть изодрана в клочки,Какого черта, в самом деле…Сдружишься с кем… — две, три недели,Глядишь — попал уж на харчиИ нос задрал: «Мы мясо ели —А ты зубами постучи».Какого черта, в самом деле…В дожди и злющие метелиУ телеграфных жмись столбов,Из неба свищет как из щели,И хлещет сразу в сто кнутов.Какого черта, в самом деле…Чего уж, кажется, в апреле,Когда любовь на всех углах,Давно все снюхаться успели,А ты, конечно, на бобах.Какого черта, в самом деле…Шатает. Хворь в бродячем теле.Гляди, чтоб вдруг из-за углаНакинуть сети не успели…Завыть что ль с горя и со зла?..Какого черта, в самом деле!

Праздник

Вдоль потревоженных аллейДрожали тени вырезные,Вздыхавший ветер меж ветвейКачал фонарики цветные.В просветах облачных причудЛуна являла лик свой плоский,Кривил огни смешливый пруд,Плескали флагами киоски.Влеклась толпа, шурша песком.Томясь, стоял я у ограды.Бубнил оркестр под колпакомУвитой зеленью эстрады…Она пришла, — моя краса.В луга лег путь посеребренный,Вдали за нами голосаСливались в рокот замиренный.Вся трепеща, пила мечтуИз глаз влюбленного поэта,А там в ночную высоту,Чертя дугу, взвилась ракета.

Рыцарь

Я пылок, прям и горд душою,Мой грозен вид.Никто в бою передо мноюНе устоит.Таких не сыщешь и десятка:Как молот речь,Лжецу в лицо моя перчатка,А в сердце меч.Нося в груди святое пламяНебесных глаз,Я неизменно верен дамеВо всякий час.За слово дерзкое нахалаЯ не прощу.И перед дьяволом забралаНе опущу.С усмешкой бешеной отвагиГляжу вперед,Вот жаль — я сделан из бумагиИ дождь идет…

Софии Семеновне Рославлевой

Есть женщины, что сотканы из света,Но демона печать на их челе;Любовь их сфинкс… Их души для поэта, —Заветные сады в скитаньях по земле.Сады, — цветы в которых в час расцветаУже грустят о вянущем стебле,В которых золото и пряность лета,А птицы зябнут, как в осенней мгле.Глядишь, и в сердце сладость и сомненье,И раскрывает крылья вдохновенье.Твоя душа такой же странный сад,В нем нет конца нежданным сочетаньям.Задумчиво брожу в нем наугадИ предаюсь его очарованьям.

Яблоки

Как зрелы яблоки! — Полна до краяКорзинка, что сейчас мне принесли.Когда их ем, то, мнится, припадаюК сосцам земли.Когда от ласк мятежных устаю я,И снова сыплется минут песок,Как нежное продленье поцелуя,Пью сладкий сок.Скользит вода по мраморной ступениИ льется звонко в гулкий водоем.Колышутся сплетенных веток тени,Сквозят огнем.Бросаю семечки, слежу лениво,Как их уносят зыбкие струи;Мне семечки напоминают живоЗрачки твои.Такие ж черные, блестящие, большие…Поет вода — холодная, как сталь.Осколки солнца остро-золотыеЗмеит хрусталь.Как зрелы яблоки, как золотисты!Как радостен и свеж румянец их!И, как они, законченный, душистыйЖивет мой стих.

Эпиграмма на памятник Александру III в Санкт-Петербурге

Третья дикая игрушкаДля российского холопа:Был царь-колокол, царь-пушка,А теперь ещё царь-жопа.