Я кричу..
Я беззвучно кричу в тишине,
Как тряпьё
Разрывая бордовые гланды.
Так смешно -
Отказаться от глупых затей
И уйти
С поля боя бомжом, но богатым.
Видит бог..
Только видит совсем не меня.
Мне самой
Это издавна не удаётся
Жизнь идёт..
Чья-то, но убегает моя.
Солнце светит..
Кому — то.
Надо мной оно только смеётся.
— Что ты видела?
— Как ты себя чувствуешь?
— О, Господи, какой ужас!
Первый вопрос задал Ян, второй я. Ну, а кому принадлежал последний возглас, вы догадались сами. Н-да.
У только начавшей приходить в себя пророчицы от нашего гомона залегла морщинка боли меж бровей. На её лице бисеринками выступил пот; она была страшно бледна, казалось ещё миг — и девушка растает в воздухе. Никогда не думала, что процесс предвидения выглядит так. хм-м… так жутко. Что-то среднее между одержимостью, эпилептическим припадком и оргазмом. И так двадцать четыре минуты. Я серьёзно. И это Кирилл назвал «даром пророчества, выраженным весьма слабо»? Возможно, он никогда не видел провидицу в деле. Возможно, ему многое не известно.
Веки медленно разомкнулись и полные отчаяния глаза уставились прямо на меня. Не слишком ли долго я играю роль матери Терезы, а? Лихорадочно поблёскивающий взгляд перенаправился к блондину. Что-то странное промелькнуло в выражении её лица. Прочесть мысли Яна было невозможно — непроницаемая пустая маска. Синие глаза вновь обратились ко мне. Честно говоря, этот молчаливый обмен взглядами не слабо капал мне на нервы. Но не могу же я наорать на человека, который итак еле держится в положении сидя. Или могу? Не-е. Значит кипятиться нельзя. Угу.
— Элис, ты в состоянии говорить? — Спокойный рассудительный тон, какая хорошая девочка Ника.
Я сидела в ногах её кресла и ждала. Вместо ответа она порывисто вскочила, рухнула на пол и вцепилась в меня мёртвой хваткой. Дрожащие пальцы крепко сжимали ткань моей чёрной майки, голова уткнулась мне в плечо и секунду спустя стало ясно, что она плачет. Твою мать! Где-то с полминуты я медлила, не понимая что делать и куда себя девать. Твою ж мать..
Словами тут не помочь — только бесполезные сотрясания воздуха. Тихо выругавшись, я обняла её, обхватив руками и мерно покачиваясь в такт беззвучных рыданий. Комната, Анна, Ян — всё ушло на задний план, стало фоном; было только прижимающееся ко мне в безотчётном порыве тело. Горячая влага на моём плече. Запах карамели. Страх и отчаяние этой девушки — такие сильные, что их отголоски лизали кожу, щекотали нервы..
И тут это случилось. В груди нарастало жжение, в глазах помутнело и сознание, словно терпящий крушение корабль, засосало в тёмную бездну…
Бездна кишела кошмарами. Нет, одним бесконечным кошмаром.
Мои запястья и лодыжки закованы в кандалы, шею стягивает раскалённый железный ошейник. Я как будто распята… Распят. В тридцати сантиметрах надо мной на стойках закреплён пресс. Дальше я ничего не вижу — пульсирующая, будто живая, и невыносимо жаркая тьма заполнила собой всё пространство. В ней слышится душераздирающий вой, крики, которые просто не могли принадлежать человеческому существу. Не могли, но принадлежали. Горячая струйка стекла по лбу, попала в глаз. Но я не моргнул. Среди извечного гула и мученических хрипов отчётливо прозвучал тихий скрежет — винт пресса начал своё неумолимое вращение. И вот уже острые четырёхсантиметровые шипы пронзают моё тело, перемешивают плоть подобно мясорубке, разрывают внутренние органы и увлажняют их соком растерзанные ткани. Зловоние собственных вспоротых кишок забивает ноздри. Всё это время я кричу так, что крик должен был бы ободрать моё горло до крови. Но из этого тела не доносится ни звука. Ничего. Давление опускаемой планки возрастает и погружённое в моё тело железо упирается в кости. Звуки ломающихся костей слились с режущим слух смехом и сладострастными стонами. Когда живот превратился в мессиво, стойки пресса передвинулись на уровень груди. Красивой и совершенной мужской груди. Моей. И всё началось снова. Сквозь собственный задушенный крик, разрывавший барабанные перепонки изнутри, до меня доносились стоны сумасшедшей оргии. Сотни конечностей копошились в моём разверстом нутре, сжимали куски плоти, полоскались в горячей крови. Пальцы, лапы, зубы, языки, когти и кости тянулись ко мне со всех сторон, раздирая на ошмётки. Но я всё ещё был жив. Почему я не умираю? Потому что в Аду нет смерти. Есть только боль и страдания, муки, агония. Я была заперта в этом теле и не понимала как здесь оказалась. Сознание, проясняющееся между вспышками такой боли, что и представить невозможно, ловило картины, которых не могло существовать. Они существовали. От меня остался скелет с налипшими к нему клочками мягких тканей, когда во тьме проступило…НЕЧТО: огромные глаза с выпуклыми кровеносными сосудами вокруг горящих зрачков; безостановочно трепещущие ноздри, впитывающие миазмы терзания и боли; огромный осклизлый провал рта с беспорядочно блуждающим языком, на котором извивались тысячи чувствительных сосочков — и всё это на вытянутом, невероятно тонком теле, покрытом мертвенно бледной кожей с зеленоватым отливом. Господи Иисусе, это был УРОБАХ. Заведующий адскими пытками. «Он весь уши, нос, глаза и рот, что указывает на остроту чувств, чтобы смаковать мучения своих жертв.»- значит, описания в старинных манускриптах были правдивы… Провал.
Придя в сознание я обнаруживаю своё тело целым. Я всё ещё прикован. Но уже в иной позе. Чёрные волосы инкубуса развеваются от жаркого ветра преисподней, огненные всполохи отражаются в невозможно голубых глазах — насмешка небесам. Впервые внутри этого тела я ощутила эмоции его хозяина — он терпел страшные муки безропотно, с нечеловеческими выдержкой и спокойствием, но то, что должно произойти сейчас… Я не хотела на это смотреть — мною владело детское желание зажмуриться, но глаза пленника оставались открытыми. Я не хотела этого чувствовать — но как этот мужчина был пленником в Аду, так и я была пленницей в его теле. Нашу плоть раздирали. Её имели. Жестоко и омерзительно. Очень-очень долго. Бесконечно. Наше тело было полностью во власти инкубуса, мы сотрясались в такт его движениям. Наш дух крошился с каждым мгновением унизительной беспомощности. Он умирал. Мы умирали. Я умирала.
Пленник призывал смерть, но она не приходила. Его тело было бессмертно — проклятие от самого Господа. Бог бросил его терпеть адские муки и он терпел. Инкубус заработал кистями, на которых вместо пальцев поблёскивали стальные когти. Вонзая свою плоть в мужчину, он полосовал его спину и руки. Полосы кожи и мяса отделялись от костей и с мокрым шлепком падали на выжженную землю. Я почувствовала, как сознание пленника уходит от кошмара, отдаляется от хриплых стонов инкубуса, терзающего его тело, от запаха гари и собственных внутренностей размазывающихся по углям с тихим шипением. На краю действительности оставались лишь очень длинные и блестящие льняные пряди, застилающие лицо. С каждым толчком инкубуса волосы покачивались, словно шелковая завеса. От страшной догадки моё собственное измученное сознание охватил ужас…
«Ну что, Абаддон — ангел Господень, нравится когда тебя имеют?»
Холодный голос оставил шрамы в моём мозгу. Я истошно закричала.
И вернулась в своё тело.
Мои глаза были открыты и сухи. Внутри клокотал страшный крик, но с губ не сорвалось ни звука. Разум, вопреки всему, работал отлично: холодно и без эмоций. Защитная реакция или шок? Один чёрт. Первое — я лежала на полу, голова покоилась на чьи-то коленях. Элис. Второе — амулет с родовым гербом Абданк нагрелся и жжёт кожу. Именно к нему я привязала демона. Третье — мне ужасно не хотелось сейчас встречаться взглядом с Яном, но… Проявишь слабость — сломаешься, а если сломаешься — проиграешь. Умрёшь. Станешь никем. Ни за что. Сглотнув, я подняла глаза на склонившегося надо мной блондина. Один только его вид причинял мне боль, напоминал все пережитые им ужасы. Я только что тоже пережила какую-то их часть. Но… Если он мог с этим жить, то и я смогу. Смогу, чёрт возьми! Должна суметь. Внимание навязчиво обращалось к его волосам: теперь я поняла почему они были так неровно обрезаны — это не новомодный небрежный шарм. Он беспощадно обрезал их, потому что они напоминали о том…Я зажмурилась, прогоняя живые воспоминания.
— Ника, скажи что-нибудь, пожалуйста. — Дрожащий от волнения и. слёз?.. голос принадлежал Элис.
Он молчал, только два изумруда — два средоточия невыразимой боли — глядели на меня в тревожном ожидании.
Что я могла сказать? Ничего. Мне хотелось напиться и впасть в забытье. Мне хотелось никогда не являться на этот свет… И что же в этом нового? Я живу в дерьме и с дерьмом в душе пять лет — мне ли привыкать? Не-а.
— Г. кх. говорю что-нибудь. — Вышло хрипло и фраза была глупая, но ничего лучшего от меня они не получат.
Элис поглаживала меня по волосам. Не скажу, что это было неприятно — просто непривычное и забытое чувство. Давно забытое.
— Слава Богу..- выдохнула девушка.
— Не сказала бы. — Резко оборвала я её фразу, с усилием поднимаясь в сидячее положение. Элис как-то неуверенно сникла и посмотрела на демона. Что-то было в этом их взгляде…А чёрт!
— Вы оба знаете, да?! Знаете, что это было? — Я практически срывалась на крик. Ой-ё, плохо.
— Это было моё видение. — Тихо проговорила провидица. Смелая девочка, прямо смотрела в глаза разъярённой фурии имени меня. — Когда ты и твой медальон коснулись меня, оно каким-то образом передалось и тебе. Я не знала, что так случится. Честное сло..
— Верю, проехали. — Уж слишком жалостливо звучал её голос и слишком многое ей пришлось сегодня пережить, чтобы ещё терпеть мои нападки. Как нибудь перебьюсь — нечего катить бочку на девушку. Ага, звучит разумно. Но чем обернётся мне теперешняя разумная сдержанность чуть погодя? Не буду сейчас об этом думать. — Значит, ты тоже…это видела?
Элис просто кивнула. Теперь ясно, почему она в отчаянии бросилась в мои объятия — после такого мне тоже хотелось, чтобы меня обнимали, чтобы утешали. Хотелось, но я научилась с этим жить. Надеюсь, что и она тоже научится. Или найдёт себе человека, который не будет шарахаться от её сверхъестественного дара, как от чумы. Ага.
Но сильнее всего во мне сейчас было желание убивать. Уничтожить, растоптать тех тварей, что растоптали и сломили моего ангела. Ангела Абаддона, а вместе с ним и меня. И клянусь своей честью — это желание я исполню.
Снова взглянула на блондина: замершая ледяная статуя. Выходит, Ян знает, что мы видели его… Это. Этот кошмар. Не потому ли его поза так скованна и на лице вновь появилась пустая маска? Меня волновал ещё один вопрос: как он до сих пор не сошёл с ума? Но вряд ли я наберусь смелости его задать. Ой, вряд ли.
Сейчас я не стала ничего говорить. Не время. Рука полудемона дёрнулась в моём направлении, но неуверенно замерла и вернулась назад. Что это? Он думает, что я отвергну его помощь? Стыдится меня? Ненавидит? Плевать.
Я молча протянула ему руку и он так же молча помог мне подняться. В зелёных глазах была благодарность. А ещё боль, отчаяние и неуверенность. Сломленность. Но с этим мы разберёмся потом. Чуть позже. Когда я смогу, наконец, прекратить беззвучно орать от ужаса. Я смогу. Скоро.
В кармане джинсов завибрировал мобильник; «Аве Мария» в тишине большой комнаты звучало оглушительно. Может, пора сменить мелодию сигнала? Достав трубку, я посмотрела на дисплей. «Юстас» говорила надпись. Блин, со всей этой чертовщиной (ха, хорошее словечко) я совсем забыла об охоте на демонов! Я отошла на пару шагов от Элис и Яна, повернулась к ним спиной и прижала телефон к уху.
— Ника? Ты меня слышишь? — Из-за помех на линии голос Юстаса звучал странно.
— Да, я слушаю. В чём дело?
— Отряды расправились с двумя демонами, а третьего мы с ребятами сейчас везём в аббатство. Если хочешь успеть, тебе стоит поторопиться.
— Спасибо, Юстас. — Искренне поблагодарила я.
— Нет проблем. Поспеши. — Он прервал связь.
Кирилл ясно дал мне понять, что не хочет, чтобы я участвовала в охоте. Но… Про допрос ведь он ничего не говорил, верно? И, без сомнения, на допросе не обойдётся без пыток… Я почувствовала, как мои губы скривились в кровожадном оскале. Вот и представился шанс поквитаться с демонскими отродьями. Заодно попытаюсь вытянуть какую-нибудь информацию.
— Так, Ян, нам пора! — прозвучало это слегка более оживлённо, чем следовало. — А где Анна?
— Она… Почувствовала себя нехорошо и поднялась в свою комнату. — С заминкой ответил Ян.
Я приподняла бровь и вопросительно уставилась на Элис. Она не подкачала, состроила презрительную мордашку и сказала:
— Ты слишком вежлив. Она просто испугалась твоего припадка, Ника, и того, что наше «безумие» может перекинуться на неё. Бьюсь об заклад: сейчас тётя стоит у забаррикадированной двери и вслушивается в шорохи. — горько закончила девушка.
— Хм… - только и заметила я. А что ещё тут скажешь? — Ну, тогда, если тебе сегодня не требуется наша помощь, мы поедем?
Казалось, она хотела что-то сказать, но в последнюю секунду передумала и только кивнула.
— Я справлюсь. Ещё раз спасибо. Вам обоим.
— Береги себя, провидица. — Сказал Ян на прощание, я подобрала наполовину опустевшую сумку и мы покинули гостеприимный дом под номером двадцать семь.
Как-то странно было вот так расставаться с Элис. Меня не покидало ощущение, будто мы теперь связаны. Ладно, не буду пока об этом думать.
Забравшись в машину, я подождала пока полудемон закроет дверцу со своей стороны и ударила по газам. Скорость — прекрасная штука. Правда, смертельно опасная… Но, может быть, в этом и есть её прелесть?
Всю дорогу до аббатства я смотрела куда угодно, только не на сидящего рядом мужчину. У меня было отличное оправдание — нужно следить за дорогой. Угу. А ещё я никак не могла забыть ощущения себя в его теле и всего этого непереносимого кошмара. Наверное, никогда и не забуду. Моя шкатулка с кошмарами ломится и нутром чую, что скоро выбор встанет жёстко: либо сделать себе харакири собственным мечом, либо раздобыть сундук попросторнее. Только и всего.
Когда мы подъезжали к обители, Ян нарушил повисшее молчание.
— Насколько я понимаю, ищейки ликвидированы воинами?
— Почти.
— Почти?
— Да. Одного мы захватили в плен. Юстас сообщил мне об этом по телефону и сейчас я рассчитываю присоединиться к допросу.
Он помолчал, а потом спросил:
— Ты будешь участвовать в пытке, верно?
— Да. — Я сама почувствовала, как мои челюсти упрямо сжались. С чего бы это?
— Почему ты хочешь это сделать? — спросил он, внимательно наблюдая за выражением моего лица.
Он спросил почему я «хочу», не почему «собираюсь» или «намерена». Проницателен, ничего не скажешь. И что же я отвечу?
— Это мой долг.
— Долг. — повторил он, будто пробуя это слово на вкус. — Долг перед кем?
— Перед собой. Я дала себе слово, что уничтожу их — столько, на скольких хватит моих сил. И намереваюсь сдержать его. Эти твари ломают всё, к чему прикасаются. Я ненавижу их за это. Мне лучше вырвать себе глаза, прижечь уши и умереть в одиночестве, как собаке, чем просто сидеть в коконе мнимого благополучия и держаться в стороне от чужих страданий.
Он внимательно посмотрел на меня; так пристально, будто хотел нарисовать по памяти. Кивнул сам себе, горько усмехнулся и больше ничего не сказал. Ровно в четырнадцать-сорок пять мы остановились перед высокими стенами обители. Отчего-то под лопаткой кольнуло неприятное предчувствие. Нет, дело было не только в том, что через каких-нибудь десять минут мне предстоит пытать демона. И не в том, что перед этим придётся хорошенько поспорить с отцом-настоятелем. Меня тревожила возможность того, что Кирилл что-то заподозрил, а я второй раз за сегодня привела демона в стены аббатства. Рискованно. Но выхода не было. Выдохнув, я заглушила мотор и глянула на Яна.
— Может, тебе лучше остаться в машине? — предложила я.
— Ты думаешь, что это что-то изменит? — спросил он в ответ.
Нет, я так не думала. Что ж, ныряем в бассейн с акулами, имея при себе кровоточящий кусок сырого мяса. И с каких пор братья экзорцисты стали для меня «акулами»? С тех пор, как ты связала себя с демоном. Ну да, конечно.
В молчании мы прошли через сторожку, мимо странно неразговорчивого стража, пересекли лужайку и оказались у каменных ступеней парадного входа. Солнце отразилось от блестящего алюминиевого водостока и луч ударил мне в глаза. На мгновение всё вокруг потемнело, почву будто выбило из под ног. Сильные горячие пальцы охватили моё предплечье, не давая встретиться лицом с бетонной поверхностью. На какую-то секунду, перед глазами встала картина: эти же пальцы, раздавленные тяжёлым молотом; мерзкая оскаленная пасть наклоняется к месиву, чтобы слизнуть кровь, неровные белые осколки костей, торчащие из. С трудом подавив желание вырвать руку, я вдохнула свежего, пахнущего жасмином воздуха и сказала «спасибо».
— И тебе. — отозвался падший ангел. На это я не знала что ответить, поэтому промолчала и шагнула в прохладный полумрак фойе. Дверь за нами захлопнулась со зловещим грохотом. Это у меня тут нервы сдают? Да не в жизнь.
По сложившейся традиции, оказавшись в коридоре, ведущем в камеры для допросов (да, в аббатстве и такие имеются), я увидела совсем не то, что ожидала увидеть. Вокруг царила если не паника, то что-то весьма к ней близкое. На отделанной серой штукатуркой стене коридора влажно поблёскивал бурый след. Кровь была свежей. Внутренности сжал холодок страха. Демон вырвался из-под контроля — иных вариантов не было. Вопрос был только в том, скольких из наших он сумел ранить, скольких убить и как далеко успел уйти. Нужно это выяснить. Я посмотрела на стоящего по левое плечо от меня блондина; судя по выражению лица, он тоже понял расклад.
— Это инкубус. — Как-то сдавленно прозвучал его голос.
Одно это слово всколыхнуло память: чёрные развевающиеся волосы, голубые глаза, бесконечные толчки, сотрясающие нутро, разрывающие… И ещё приторный запах — цветы и мускус — забивающий нос и горло. Запах, который сейчас витал в воздухе. Ох***но, блядь! Наш общий кошмар на яву. Но это не может быть тот демон. Не может. Просто ещё один инкубус. Мы его сделаем.
— Ты..-начала я.
— А ты? — мягко прервал меня он. — У меня было много времени, чтобы привыкнуть к своим кошмарам.
— Значит, будешь участвовать?
— Я с тобой, Ника. Всегда и во всём.
Что-то странное было в этих «всегда и во всём»- будто мы знакомы дольше, чем есть на самом деле. Но смутные чувства не помогут мне в охоте и я отложила их на потом.
— Сестра Ника! Слава Богу, вы здесь! — с бледного веснушчатого лица на меня смотрели расширенные в ужасе карие глаза Всеслава.
— Твою мать, Всеслав! Что ты здесь делаешь?
— Я-я. п-по-помогаю..
— Да, блин, здорово ты поможешь.. — Меня аж перекосило от злости — хоть бы кто-нибудь подумал о мальцах-послушниках! — Собирай всех новобранцев и вали с ними в западное крыло. Там есть благословлённая комната, обитая серебрянными крестами — в ней и запритесь.
— Н-но..
— ЖИВО. Чтобы духу вашего здесь не было! Мне повторить?
— Понял.
— Двигай.
И он двинул. Со всех ног, по дороге собирая в кучку ребят в коричневых рясах. Умный парень, команды выполнять умеет — из него может выйти толк. Если жив останется.
Мы с Яном продвигались вверх по коридору, пока не наткнулись на привалившегося к стене Юстаса. Матерь Божья, если он… Но он был жив. Грудь пересекали четыре глубокие борозды. Они обильно кровоточили, а в нижней прорези белела кость… Так твою разэтак!
— Юстас? Юстас, ответь мне!! — прорычала я, чувствуя смесь страха и злости.
— Отвечаю.. — Хрипло выговорил он. — Я в норме. Демон…вырвался из…нашей печати. Многие ранены..
— Где?
— В восточном крыле..- он сглотнул и тут же задохнулся от приступа боли. Чёрт.
— Ян. — позвала я демона. — Можешь отнести его в западное крыло? Там есть врачи, они смогут залатать его раны. Пожалуйста?
— Тогда ты останешься одна.
— Я справлюсь. Прошу тебя.
— Не надо меня. ох. — от боли у командира первого отряда перехватило дыхание — ..никуда нести.
Ян просто взял его на руки — легко, как ребёнка, — и быстрым шагом пошёл прочь, к лазарету. Проводив их взглядом, я развернулась в сторону восточного крыла и побежала. Медлить было нельзя; сейчас здесь не так уж много прирождённых экзорцистов — большинство из них на дежурствах. И, в любом случае, как бы это ни звучало — никто из них не может сравниться по силе со мной. Значит, я должна остановить демона. Что ж, адская вонючка, я иду.
Подобно смерчу я ворвалась в зал собраний. Там находилось с десяток воинов, часть которых успела получить ранения различной степени тяжести. Только двое из них были прирождёнными экзорцистами. Отец-настоятель тоже был здесь. В руках у экзорцистов было оружие, в основном мечи, святая вода; кто-то рассыпал по кругу освящённую землю и облатки; кресты на серебрянных цепочках мерцали сильнее обычного — всё из-за близости адского отродья. Ребята оцепили зал по периметру, а в самом центре возвышался демон… И его пленник. Демьян, капитан пятого отряда.
Кошмар ожил. Передо мной стоял, испуская волны тёмной энергии, инкубус со стальными когтями на руках. Тот самый. В долю секунды во мне взыграла бешеная ярость — мой личный монстр требовал отмщения. Нужно срочно его накормить, иначе просто взорвусь. Я ещё успела тихо порадоваться, что отправила Яна в другое крыло, когда ноги сами собой устремились вперёд, к врагу. Протиснувшись мимо нескольких экзорцистов, бесполезно зачитывающих литанию, я встретила преграду в лице отца-настоятеля.
— Ты куда собралась? Совсем с ума сошла?! — не своим голосом прошипел Кирилл.
— С дороги. — Голос звучал как чужой и, не будь я его источником, сама могла бы испугаться таящейся в нём угрозы. — Этот демон мой.
Пару секунд Кирилл искал в моих глазах признаки чего-то человеческого и разумного. Не нашёл. Подозреваю, что в данный момент они полыхали багровым. Отец-настоятель сделал шаг вправо, освобождая проход. Остальные последовали его примеру.
— Эй, мудак! У тебя только на мужиков встаёт, извращенец хренов? Или я тоже сойду?
Демон расхохотался: от звука этого смеха, от бархатного голоса у меня скрутило внизу живота и грудь затвердела. И это при иммунитете от демонического воздействия.
— Ты предлагаешь обмен, маленькая человеческая сучка? — вкрадчиво-издевательски спросил ублюдок. Он нарочито медленно и чувственно провёл когтистой рукой по лицу Демьяна, оставляя тончайшие кровавые полосы. Капитан второго отряда держался молодцом. Даже не дрогнул. Как бы мы друг к другу не относились, этот парень не был трусом и за это я его уважала. За это я постараюсь его спасти.
— Ты понял меня, адский выблядок. Только я и ты. Одни в этом зале. Рискнёшь? — продолжила я, не обращая внимания на царящие в рядах экзорцистов волнение и шок. Пошли они, со своей моралью. Демон заржал пуще прежнего, но я держала себя в руках. Я знала, что не долго ему осталось смеяться.
— Я затрахаю тебя до смерти и, когда ты будешь корчиться подо мной, моля о пощаде, разорву твоё сердце зубами..- прохрипел инкубус и сделал… Что-то. Потоки адского пламени ударили во все стороны, едва не поджаривая экзорцистов. Их спас только заранее очерченный круг.
— Кирилл! — крикнула я, что есть мочи. — Выводи всех отсюда!
Он так и сделал. Конечно, потом мне достанется, но… Это будет потом. А сейчас время веселья. Осталось только заставить эту тварь освободить пленника.
— Я тебе нравлюсь, говнюк? Так иди и возьми меня! — выкрикнула я.
Предметы с сумасшедшей скоростью заметались по воздуху; свет померк и ноздри заполнил тошнотворно-сладкий запах инкуба. Он чиркнул по спине Демьяна своей когтистой лапой, наверняка вспоров мыщцы, и швырнул его на отступающих экзорцистов. Ладно, теперь он в безопасности, если и не в целости. Можно сосредоточиться на разделывании этого гада.
— Иди ко мне, детка, я нутром чую твою невинность. — Осклабился демон, стоило лишь тяжёлым двойным дверям захлопнуться, оградив нас от внешнего мира.
— А я чую твой смрад, мразь. — Улыбнулась я, призывая свой меч. Вспышка боли, как обычно, не заставила себя ждать и в ту же секунду пол украсили алые капельки крови, стекающей с лезвия разящего клинка. Холодная ярость росла во мне с каждым вдохом; с каждым выдохом мои движения становились точнее, смертоноснее. Тварь парировала удары меча своими стальными лезвиями. Священный огонь отбивался адской мглой, так и не достигая его тела. Сила его была невероятна. Это не простой инкубус, зуб даю. По сравнению с ним, Зепар — тявкающий щенок. Моя кожа синела и холодела там, где её касались языки адского пламени; в тех местах, до которых дотрагивался инкуб, она горела и покрывалась испариной. Я не обращала на это внимания. У меня была цель.
На какой-то миг демон раскрылся и я незамедлительно этим воспользовалась: сделав ложный выпад мечом, поднырнула под направленные мне в лицо стальные когти и коснулась ладонью смуглой обнажённой груди. Ладонь тут же запылала, а демонская плоть занялась огнём. Чего нельзя было ожидать, так это того, что демон не отстранится, спасаясь от святого огня, но использует момент, чтобы обрушить на меня свою силу. Это был первый оргазм в моей жизни. За это я его убью.
Кажется, тяжёлые двери подались под чьим-то чудовищным натиском… Не важно — нас окружает круг, который никто не сможет пересечь. Прижавшись к демону всем телом, будто во власти вожделения, я подставила губы под пожирающий поцелуй. Во рту появился привкус крови. Послышался чей-то яростный рык. Ян? Не знаю… Пока ублюдок торжествуя полосовал мою спину, а кровь стекала вниз, густыми каплями шлёпаясь на мозаичную плитку, я готовила печать. Натекла уже небольшая лужица, боль была адской. Это странно: чувствовать, как с каждой каплей жизнь покидает твоё тело… Не давая твари добраться своими когтями до костей, я резко отпрянула и замкнула ловушку.
— Кровью своей и кровью Иисуса Христа..- от боли в разорванной спине слёзы выступили на глазах, с губ срывался хриплый шопот. — ..сковываю тебя крестовой печатью, сын Сатаны!
Я рухнула на колени. Демон ужасающе взвыл, полосуя когтями невидимый барьер. Круг экзорцистов полыхнул в последний раз и рассыпался пеплом под напором блондина. Как он это сделал? Вопрос в моём мозгу прозвучал как-то слишком вяло. Возможно, у меня болевой шок. И ещё сильная кровопотеря. Это тоже отложилось где-то на задворках мутного сознания… Что меня действительно испугало — это прекрасное разъярённое лицо Яна. Нет, Абаддона. Ангела Бездны. Он выглядел пугающе, мощно. И опустился рядом на обагрённые плиты, удерживая моё пошатывающееся, истекающее кровью тело.
— Ника..- в голосе его звучало рыдание. Из-за меня, что ли? Да не-е. Я ещё повоюю. Мне ещё надо демона упокоить.
Моё тело опасно накренилось и я точно упала бы, но сильные руки нежно остановили падение. Пылающий лоб уткнулся в грудь блондина; там бешено стучало сердце. Этот стук завораживал, уносил в багровую тьму…Кровавые воды были тёплыми и обещали покой. Но…
«Я имел твоё тело и гнул твою душу так, как мне хотелось. Я рвал тебя на куски и сшивал заново, снова и снова, снова и снова. Ты ничто. Ты никто теперь, ангел Абаддон! И с маленькой экзорцисткой я сделаю то же самое. Хахаха…»
В кровавой пучине блеснул холодный металл. Это оружие моей ярости. Разящий меч. Я убью эту тварь.
Я открыла глаза. Отодвинулась от сильной груди. Оперлась ладонями об пол, проигнорировала взорвавшуюся адской болью спину и поднялась одним мучительно быстрым движением.
— Ника! Не двигайся! — Ян попытался поймать меня, остановить. В изумрудных глазах было такое…
Я выпрямилась. Призвала меч.
— Я убью тебя, тварь.
Молниеносный рывок. Багровое пламя. Гудящее лезвие. Свист воздуха. Удар. Отрубленные кисти с железными когтями с лязгом падают на пол, охваченные белым пламенем. Нос и горло тут же забивает тошнотворный запах горящей демонической плоти. Дикий рёв ублюдка. Ещё удар. Туловище инкуба перерублено надвое. Останки полыхают. От приторной вони трудно дышать. Спина онемела. Последнее усилие, последний удар. Чернявая голова падает с плеч, синие глаза гаснут. Навеки. Ноги подкашиваются. Мир меркнет в оттенках алого.
Я пришла в себя и у меня ничего не болело. Ну да, мой супер фокус регенерации. Благодать божья, чёрт бы её побрал… Несколько своеобразным было моё расположение. Как бы сказать… Меня уложили на алтаре. Ага, прямо под статуей Иисуса. Обведя часовню быстрым взглядом, я никого не обнаружила… Почти. У подножия алтаря находился коленопреклонённый ангел. Вместе с памятью ко мне вернулась торжествующая кровожадная улыбка — я убила ублюдка!
— Я убила ублюдка. — прошептала я тихо, чтобы только Ян мог меня слышать.
— Да. Убила. — так же тихо ответил он. Его руки дрожали.
— Ян? — Я села, свесив ноги вниз. Тело болезненно ныло, будто по нему проехал трамвай. Но это лучше, чем разодранная до костей спина. Намного лучше.
Я вздрогнула. Ян обнял мои ноги, льняная макушка уткнулась в обтянутые чёрной джинсой колени. Это было неожиданно, странно и отчего-то вызывало желание разрыдаться. Медальон на моей груди вновь нагрелся.
Не знаю, как долго мы вот так просидели: блондин обнимал меня, а я тихо плакала без слёз, зарывшись лицом в шёлковые пряди, пахнущие полынью. Наверное, после сегодняшнего общего кошмара, это нужно было нам обоим. Наверное…
Стук в дверь нарушил странную надрывную тишину, повисшую в часовне. Мы поднялись и в дверь вошёл Кирилл.
— Леяника. — О, значит он очень на меня зол. Просто в бешенстве, если назвал полным именем. — Нам нужно поговорить, но не сейчас. Отдохни, наберись сил. Вскоре нам с тобой предстоит серьёзный разговор.
Настоятель недобро сощурил серо-голубые глаза, глядя на Яна. Хм. Плохо.
— Ага. — только и сказала я.
Демон предложил мне руку для опоры и я её приняла. Когда мы уже выходили из часовни, настоятель окликнул меня.
— Ника?
— Да. — я обернулась, в ожидании посмотрев на Кирилла.
— Ты сегодня спасла многих. Хорошая работа. Не смотря ни на что.
— Ага.
И мы покинули аббатство. На выходе нам встретился Всеслав, который сообщил, что все раненые находятся в стабильном состоянии и их жизни ничего не угрожает. А ещё он сказал: «Вы самая крутая тётка, какую я когда-либо видел!». «Тётка»- именно так он и выразился. Проклятье, я ведь всего на четыре года старше него. Мне как, гордиться или оскорбиться?
Город зажёгся тысячами огней: фонари, фары встречных автомобилей, неоновые вывески, кислотные наряды проституток… Всё как обычно. Наверное, мне это дорого. Всё это. Наверное, ради этого я готова умереть..
Я была в Аду. В мужском теле. Меня рвали на куски и жёстко имели. Я девственница. Это можно назвать сексуальным опытом?(нет, правда??!) Потом эта же тварь вспорола мне спину и я разрубила ублюдка на куски. Моя майка превратилась в пропитанные кровью лоскутки, так что теперь на мне надета рубашка Юстаса, щедро предложенная капитаном. Естественно, она была на несколько размеров больше и рукава пришлось закатать..
Случайно брошенный вниз взгляд поймал налипший на ботинок кусок демонской плоти. Твою мать!.. Резко крутанув руль и не обращая внимание на ругань и сигналы соседних авто, я развернула машину и уже пять минут спустя парковалась у маленькой, стилизованной под погреб, винной лавки. Ян молча на меня посмотрел. Ух.
— Мне нужно кое-что купить. Ты идёшь со мной или останешься в машине?
— Я последую за тобой. — сказал он ровным тоном.
— Ок, тогда идём.
Хозяин лавки — улыбчивый француз с блестящими чёрными усами и такой же блестящей лысиной — встретил меня радушно, как родную. Ещё бы, я отовариваюсь здесь вот уже два года. В последнее время мои визиты стали чаще. Это печальный признак, да?
— Добрый вечер, юная мадемуазель! Мсье. — Кивнул он Яну. — Рад видеть вас в своей лавке.
— Вечер добрый, Алан. Мне как обычно, пожалуйста.
Карие глаза понимающе блеснули и хозяин со словами «Один момент, силь ву пле!» исчез в проходе за прилавком.
Моё единственное лекарство — коньяк. И как грипп не терпит палёных левых таблеток, так и душевные раны не терпят плохого пойла. Перепробовав массу вариаций сего напитка и побеседовав с ценителями, я твёрдо убедилась в том, что не каждый «коньяк» действительно является коньяком. Своё название эта жидкость получила по имени региона Коньяк, департамента Шаранта, Франция. Только там по особой технологии из отдельных сортов винограда производится настоящий коньяк, который выдерживается в обожжённых дубовых бочках не менее двух лет. Крепкие напитки других стран, изготовленные из полученного путём дистилляции виноградных вин — это всего лишь бренди, прикрывающийся известным названием.
Торговец вернулся минуту спустя, неся в руках красивую дубовую коробку.
— Вот, прошу вас, — с придыханием произнёс француз, торжественно водружая короб на стойку, — коньяк Леопольд Гурмель, «Аж дю фрут» десятилетней выдержки. Крепость — сорок один процент!
— То, что надо.
Я достала кошелёк и отсчитала продавцу внушительную сумму. Семья из трёх человек могла бы прожить на эти средства неделю, но… У меня не было семьи. Зато были деньги и тягучая пустота внутри, которую нужно было чем-то заполнить. Согревающая ароматная жидкость прекрасно справлялась с этой задачей.
— На следующей неделе завезут молодой коньяк из Пти Шампань — это просто требьен: золотистый окрас и нежный древесно-ванильный аромат. Вы должны оценить! — сообщил мне хозяин лавки на прощание.
— Непременно. — Ответила я с улыбкой и мы вышли из лавки в прохладные сумерки.
Всё-таки приятно, когда тебя рады видеть и ждут с нетерпением… Пусть даже хорошее отношение и обусловленно твоим алкоголизмом. Ха.
Мы с Яном сидели на крыльце и говорили. Сначала я прохлаждалась здесь одна, распивая новую бутылку и переваривая все гадости сегодняшнего дня. Благо улица была пустынна и моё аморальное занятие не могло дурно повлиять ни на какого проходящего мимо подростка. Потом вышел падший ангел и сел рядом.
— Знаешь, я как-то читала, что в процессе выдержки значительная часть коньяка испаряется через поры дерева. Французы называюь это «part des anges»- доля ангелов. Выпей со мной, ангел? — я протянула ему стакан с искристой жидкостью. Он его принял.
— А когда коньяк созревает, — продолжила я, — его разливают по бутылкам, закупоривают и отправляют на хранение в самое отдалённое и тёмное место погреба — «Paradis», райское место. Выходит, коньяк — это глоточек Рая на земле. Символично, а? — Пьяно хохотнув, я глянула было наверх: тёмное небо украшала россыпь мерцающих звёзд. Звёзды — они как бриллианты: блестят, но не согревают. Тьфу, к чёрту! Лучше уж смотреть на землю. Да, эти пыльные разводы куда как милее…
Кто сказал, что понедельник — день тяжёлый? Тому придурку, наверное, просто не удалось дожить до вторника..