Мне воздазтся
когда нибудь.
Я уставил в небо
Чмошныя глоза,
Ой, Стиксе! ой, Нево!
О, райская креза!
Ой, Китеж! Ой, Фивы!
О бледный конь в пальто!
Ой вы, Серафимы,
Дайте мне вон то!
Дайте мне жевачку
Чтобы я жевал,
Дайте кукорячку -
Я взорву Кагал,
Дайте мне пилотку -
Увенчать Главу,
Дайте, дайте лодку -
Я на Хуй уплыву.
Когда я сердце Пиросмани
Солёным языком лизал,
Семён Абрамович у Мани
Златую печень вырезал.
Сочящаяся сонцем линза
Рыгнула в небе, сьвет потух.
А я всё плакал и молился,
Чтоб сьнизошол на нас бы Дух.
О, утоли моя печали!
А я хочу, как Антиной,
Промасленными кирпичами
Дристать в лазури ледяной.
Зайдя в зелёный поездочек,
молю я вновь, чтоб ебануло гексагеном,
Чтоб улетели на Луну колёсики,
пантограф,
и до Хуя бы канонических примочек
на разхуяченныя лики
звёздный зограф
чтоб наложил,
прельстясь высоким тленом…
Помилуй мя, Божочек.
Дымза Галицкий медленно пел -
Всё про то, где какое, и что из чего,
Но законьчить он, хой! не успел,
На полноте прервали его.[2]
Маша Клинская, в жгучем дыму
Из Замория прянув сладимым моржём,
Обеспизьдила Душу ему
Приснопевчим пернатым Ножом.
А потом деревянной Клюкой