Стишьки корябать не велит.
Жил Александог' Гег'цович…
Еврейский музыкант
Между Тартаром и Лимбом
Жил Абрам Семеныч Либман,
В Кресле ездил Инвалидном
По росе.
Мыслил Жопой, как и все.
Я складка смертнаго изгиба,
Я охуел.
Я добрый зьверь, я злая рыба,
Я щто-то ел.
Два Шiбздика, накрасив губки,
Радеют в мне.
А вам милы лишь месорупки,
Оне одне.
1.
Я с ляуфом тэмпуса бикейм ещо бедняе,
А силы светлыя пиздык меня, пиздык.
2.
Есть некотрые мымзики, большые мне друзья
(В дествительности их, я знаю, нету ни Хуя) -
В телефоньчик мне зьвонят из Бонна там, из Праги.
Но это что кирпичь ебать — ведь я
Являюся листком бумаги,
На коем накорябаны слова,
Причом немного, ровно два.
Есь прочтет их сквозь тежолыя воздушныя очьки
И порвёт листок сей на Хуй в мелкие клочки.
А потом созжот их, взвеет их костром,
Поглядит на чорныя угли
И разсеет пепел над одром
Златопиздыя земли.
когда Пихтатырь всеблагой
в меня вставляет Шпынь тугой
я изгибаюся дугой
и становлюсь совсем другой
я сам себе тогда как мать
но во сто крат мне слашще знать
что будет это же опять
когда опять всё будет блять
Ах, какие мальчики
Умные теперь!
В это царство мудрости
Мне закрыта дверь.
Я могу лишь пальчиком
По столу стучать,
Когда был я мальчиком,
Умным не был, чать.