Ванна Архимеда - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7

Николай Олейников

На этом я временно заканчиваю свою рукопись, считая, что она и так уже достаточно затянулась.

Конец мая и первая половина июня 1939

Начальнику отдела

Ты устал от любовных утех,Надоели утехи тебе!Вызывают они только смехНа твоей на холеной губе.Ты приходишь печальный в отдел,И отдел замечает, что тыПобледнел, подурнел, похудел,Как бледнеть могут только цветы!Ты — цветок! Тебе нужно полнеть,Осыпаться пыльцой и для женщин цвести.Дай им, дай им возможность иметьИз тебя и венки и гирлянды плести.Ты как птица, вернее, как птичкаДолжен пикать, вспорхнувши в ночи.Это пиканье станет красивой привычкой…Ты ж молчишь… Не молчи… Не молчи

1926

Карась

Н.С. Болдыревой

Жареная рыбка,Дорогой карась,Где ж ваша улыбка,Что была вчерась?Жареная рыба,Бедный мой карась,Вы ведь жить могли бы,Если бы не страсть.Что же вас сгубило,Бросило сюда,Где не так уж мило,Где — сковорода?Помню вас ребенком:Хохотали вы,Хохотали звонкоПод волной Невы.Карасихи-дамочкиОбожали вас —Чешую, да ямочки,Да ваш рыбий глаз.Бюстики у рыбок —Просто красота!Трудно без улыбокВ те смотреть места.Но однажды утромВстретилася вамВ блеске перламутраДивная мадам.Дама та сманилаВас к себе в домок,Но у той у дамыСлабый был умок.С кем имеет дело,Ах, не поняла, —Соблазнивши, смелоС дому прогнала.И решил несчастныйТотчас умереть.Ринулся он, страстный.Ринулся он в сеть.Злые люди взялиРыбку из сетей,На плиту послалиПросто, без затей.Ножиком вспороли,Вырвали кишки,Посолили солью,Всыпали муки…А ведь жизнь прекрасноюРисовалась вам.Вы считались страстнымиПопромежду дам…Белая смородина,Черная беда!Не гулять карасикуС милой никогда.Не ходить карасикуТеплою водой,Не смотреть на часики,Торопясь к другой.Плавниками-перышкамиОн не шевельнет.Свою любу «корюшкою»Он не назовет.Так шуми же, мутнаяНевская вода.Не поплыть карасикуБольше никуда.

1927

Посвящение

Ниточка, иголочка,Булавочка, утюг.Ты моя двуколочка,А я твой битюгТы моя колясочка,Розовый букет,У тебя есть крылышки,У меня их нет.Женщинам в отличиеКрылышки даны!В это неприличиеВсе мы влюблены.Полюби, красавица,Полюби меня,Если тебе нравитсяПесенка моя.

(1928)

Короткое объяснение в любви

Тянется ужин.Блещет бокал.Пищей нагружен,Я задремал.Вижу: напротивДама сидит.Прямо не дама,А динамит!Гладкая кожа.Ест не спеша…Боже мои, Боже,Как хороша!Я поднимаюсьИ говорю:— Я извиняюсь,Но я горю!

(1928)

К.И. Чуковскому от автора

I

Муха жила в лесу,Муха пила росу,Нюхала муха цветы(Нюхивал их и ты!).Пользуясь общей любовью,Муха питалась кровью.Вдруг раздается крик:Муху поймал старик.Был тот старик паук —Страстно любил он мух.

II

…Жизнь коротка, коротка,Но перед смертью она сладка…Видела муха лес,Полный красот и чудес:Жук пролетел на закат,Жабы в траве гремят,Сыплется травка сухая.· · · · · · · · ·Милую жизнь вспоминая,Гибла та муха, рыдая.

III

…И умирая.

IV

Доедает муху паук.У него 18 рук.У нее ни одной руки,У нее ни одной ноги.Ноги сожрал паук,Руки сожрал паук.Остается от мухи пух.Испускает тут муха дух.

V

Жизнь коротка, коротка,Но перед смертью она сладка.

Автор!

(1929)

Таракан

Таракан попался в стакан

Достоевский

Таракан сидит в стакане.Ножку рыжую сосет.Он попался Он в капканеИ теперь он казни ждетОн печальными глазамиНа диван бросает взгляд,Где с ножами, с топорамиВивисекторы сидятУ стола лекпом хлопочет,Инструменты протирая,И под нос себе бормочетПесню «Тройка удалая».Трудно думать обезьяне,Мыслей нет — она поет.Таракан сидит в стакане,Ножку рыжую сосетТаракан к стеклу прижалсяИ глядит, едва дыша…Он бы смерти не боялся,Если б знал, что есть душа.Но наука доказала,Что душа не существует,Что печенка, кости, сало —Вот что душу образуетЕсть всего лишь сочлененья,А потом соединеньяПротив выводов наукиНевозможно устоятьТаракан, сжимая руки,Приготовился страдатьВот палач к нему подходит,И, ощупав ему грудь,Он под ребрами находитТо, что следует проткнутьИ, проткнувши, на бок валитТаракана, как свиньюГромко ржет и зубы скалит,Уподобленный конюИ тогда к нему толпоюВивисекторы спешатКто щипцами, кто рукоюТаракана потрошат.Сто четыре инструментаРвут на части пациентаОт увечий и от ранПомирает тараканОн внезапно холодеет,Его веки не дрожатТут опомнились злодеиИ попятились назад.Все в прошедшем — боль, невзгоды.Нету больше ничего.И подпочвенные водыВытекают из него.Там, в щели большого шкапа,Всеми кинутый, один,Сын лепечет: «Папа, папа!»Бедный сын!Но отец его не слышит,Потому что он не дышит.И стоит над ним лохматыйВивисектор удалой,Безобразный, волосатый,Со щипцами и пилой.Ты, подлец, носящий брюки,Знай, что мертвый таракан —Это мученик науки,А не просто таракан.Сторож грубою рукоюИз окна его швырнет,И во двор вниз головоюНаш голубчик упадет.На затоптанной дорожкеВозле самого крыльцаБудет он, задравши ножки,Ждать печального конца.Его косточки сухиеБудет дождик поливать,Его глазки голубыеБудет курица клевать.

(1934)

Озарение

Все пуговки, все блохи, все предметы что-то значат.И неспроста одни ползут, другие скачутЯ различаю в очертаниях неслышный разговор:О чем-то сообщает хвост, на что-то намекает бритвенный прибор.Тебе селедку подали. Ты рад. Но не спеши ее отправить в ротГляди, гляди! Она тебе сигналы подает.

1932

На выздоровление Генриха

Прочь воздержание. Да здравствует отнынеЯйцо куриное с желтком посередине!И курица да здравствует, и горькая ее печенка,И огурцы, изъятые из самого крепчайшего бочонка!И слово чудное «бутылка»Опять встает передо мной.Салфетка, перечница, вилка —Слова, прекрасные собой.Меня ошеломляет звон стаканаИ рюмок водочных безумная игра.За Генриха, за умницу, за бонвивана,Я пить готов до самого утра.Упьемся, други! В день его выздоровленьяНе может быть иного времяпровожденья.Горчицы с уксусом живительным составомДуша его пусть будет до краев напоена.Пускай его ногам, и мышцам, и суставамИх сила будет прежняя и крепость их возвращена.Последний тост за Генриха, за неугасший пыл,За все за то, что он любил:За грудь округлую, за плавные движенья,За плечи пышные, за ног расположенье.Но он не должен сочетать куриных ногс бесстыдной женской ножкой,Не должен страсть объединять с питательной крупой.Не может справиться с подобною окрошкойКрасавец наш, наш Генрих дорогой.Всему есть время, и всему есть мера:Для папирос — табак, для спичек — сера,Для вожделения — девица,Для насыщенья — чечевица!

1932

Генриху Левину по поводу влюбления его в Шурочку Любарскую

Неприятно в океанеПочему-либо тонуть.Рыбки плавают в кармане,Впереди — неясен путь.Так зачем же ты, несчастный,В океан страстен попал,Из-за Шурочки прекраснойБыть собою перестал?!Все равно надежды нетуНа ответную струю,Лучше сразу к пистолетуУстремить мечту свою.Есть печальные примеры —Ты про них не забывай! —Как любовные химерыПривели в загробный край.Если ты посмотришь в сад,Там почти на каждой веткеНевеселые сидят,Будто запертые в клетки,Наши старые знакомыеНебольшие насекомые:То есть пчелы, то есть мухи,То есть те, кто в нашем ухеБукву Ж изготовляли,Кто летали и кусалиИ тебя, и твою ШуруЗа роскошную фигуру.И бледна и нездорова,Там одна блоха сидит,По фамилии Петрова,Некрасивая на вид.Она бешено влюбиласьВ кавалера одного!Помню, как она резвиласьВ предвкушении его.И глаза ее блестели,И рука ее звала,И близка к заветной целиЭта дамочка была.Она юбки надевалаИз тончайшего пике,И стихи она писалаНа блошином языке:И про ножки, и про ручки,И про всякие там штучкиНасчет похоти и брака…Оказалося, однако,Что прославленный милашкаНе котеночек, а хам!В его органах кондрашка,А в головке тарарам.Он ее сменял на деву —Обольстительную мразь —И в ответ на все напевыЗатоптал ногами в грязь.И теперь ей все постыло —И наряды, и белье,И под лозунгом «могила»Догорает жизнь ее.…Страшно жить на этом свете,В нем отсутствует уют, —Ветер воет на рассвете,Волки зайчика грызут,Улетает птица с дуба,Ищет мяса для детей,Провидение же грубоПреподносит ей червей.Плачет маленький теленокПод кинжалом мясника,Рыба бедная спросонокЛезет в сети рыбака.Лев рычит во мраке ночи,Кошка стонет на трубе,Жук-буржуй и жук-рабочийГибнут в классовой борьбе.Все погибнет, все исчезнетОт бациллы до слона —И любовь твоя, и песни,И планеты, и луна.И блоха, мадам Петрова,Что сидит к тебе анфас, —Умереть она готова,И умрет она сейчас.Дико прыгает букашкаС беспредельной высоты,Разбивает лоб бедняжка…Разобьешь его и ты!

1932

Быль, случившаяся с автором в ЦЧО

(Стихотворение, бичующее разврат)

Пришел я в гости, водку пил,Хозяйкин сдерживая пыл.Но водка выпита была.Меня хозяйка увлекла.Она меня прельщала так:«Раскинем с вами бивуак,Поверьте, насмешу я вас:Я хороша, как тарантас».От страсти тяжело дыша,Я раздеваюся, шурша.Вступив в опасную игру,Подумал я: «А вдруг помру?»Действительно, минуты не прошло,Как что-то из меня ушло.Душою было это что-то.Я умер. Прекратилась органов работа.И вот, отбросив жизни груз,Лежу прохладный, как арбуз.Арбуз разрезан. Он катился,Он жил — и вдруг остановился.В нем тихо дремлет косточка-блоха,И капает с него уха.А ведь не капала когда-то!Вот каковы они, последствия разврата.

1932

Фруктовое питание

Много лет тому назад жила на светеДама, подчинившая себя диете.В интересных закоулках ее телаМного неподдельного желания кипело.От желания к желанию переходя,Родилось у ней красивое дитя.Год проходит, два проходит, тыща лет —Красота ее все та же. Изменении нет.Несмотря, что был ребенокИ что он вместо пеленокУж давно лежит в гробу,Да и ей пришлось не сладко: и ее снесли, рабу.И она лежит в могиле, как и все ее друзья —Представители феодализма — генералы и князья.Но она лежит — не тлеет,С каждым часом хорошеет,Между тем как от князейНе осталося частей.«Почему же, — возопит читатель изумленный, —Сохранила вид она холеный?!Нам, читателям, не ясно,Почему она прекрасна,Почему ее сосудыКрепче каменной посуды».Потому что пресловутая покойницаБезубойного питания была поклонница.В ней микробов не было и нетуС переходом на фруктовую диету.Если ты желаешь быть счастливой,Значит, ты должна питаться сливой,Или яблоком, или смородиной, или клубникой,Или земляникой, или ежевикой.Будь подобна бабочке, которая,Соками питаяся, не бывает хворая.Постарайся выключить из своего менюРябчика и курицу, куропатку и свинью!Ты в себя спиртные жидкости не лей,Молока проклятого по утрам не пей.Свой желудок апельсином озаряя,Привлечешь к себе ты кавалеров стаю.И когда взмахнешь ты благосклонности флажком,То захочется бежать мне за тобою петушком.

8 сентября 1932

Послание, бичующее ношение одежды

Меня изумляет, меня восхищаетПрироды красивый наряд:И ветер, как муха, летает,И звезды, как рыбки, блестят.Но мух интересней,Но рыбок прелестнейПрелестная Лиза моя —Она хороша, как змея!Возьми поскорей мою руку,Склонись головою ко мне,Доверься, змея, политруку —Я твой изнутри и извне!Мешают нам наши покровы,Сорвем их на страх подлецам!Чего нам бояться? Мы внешне здоровы,А стройностью торсов мы близки к орлам.Тому, кто живет как мудрец-наблюдатель,Намеки природы понятны без слов:Проходит в штанах обыватель,Летит соловей — без штанов.Хочу соловьем быть, хочу быть букашкой,Хочу над тобою летать,Отбросивши брюки, штаны и рубашку —Все то, что мешает пылать.Коровы костюмов не носят.Верблюды без юбок живут.Ужель мы глупее в любовном вопросе,Чем тот же несчастный верблюд?Поверь, облаченье не скроетТого, что скрывается в нас,Особенно если под модным покроемГорит вожделенья алмаз.…Ты слышишь, как кровь закипает?Моя полноценная кровь!Из наших объятий цветок вырастаетПо имени Наша Любовь.

1932

Лиде

Человек и части человеческого телаВыполняют мелкое и незначительное дело:Для сравненья запахов устроены красивые носы,И для возбуждения симпатии — усы.Только Вы одна и Ваши сочлененьяНе имеют пошлого предназначенья.Ваши ногти не для поднимания иголок,Пальчики — не для ощупыванья блох,Чашечки коленные — не для коленок,А коленки вовсе не для ног.Недоступное для грохота, шипения и стуков,Ваше ухо создано для усвоенья высших звуков.Вы тычинок лишены, и тем не менееВсе же Вы — великолепное растение.И когда я в ручке Вашей вижу ножик или вилку,У меня мурашки пробегают по затылку.И боюсь я, что от их неосторожного прикосновенияСтрашное произойдет сосудов поранение.Если же в гостиной Вашей, разливая чай,Лида, Вы мне улыбнетесь невзначай, —Я тогда в порыве страсти и смущенияПокрываю поцелуями печение,И, дрожа от радости, я кричу Вам сам не свой:— Ура, виват, Лидочка, Ваше превосходительство мой!

1932?

Чревоугодие (Баллада)

Однажды, однаждыЯ вас увидал.Увидевши дважды,Я вас обнимал.А в сотую встречуУтратил я пыл.Тогда откровенноЯ вам заявил:— Без хлеба и маслаЛюбить я не мог.Чтоб страсть не погасла,Пеките пирог!Смотрите, как вянуЯ день ото дня.Татьяна, Татьяна,Кормите меня.Поите, кормитеОтборной едой,Пельмени варите,Горох с ветчиной.От мяса и квасаИсполнен огня,Любить буду нежно,Красиво, прилежно…Кормите меня!Татьяна выходит,На кухню идет,Котлету находитИ мне подает.…Исполнилось телоЖеланий и сил,И черное делоЯ вновь совершил.И снова котлета.Я снова любил.И так до рассветаСебя я губил.Заря занималась,Когда я уснул.Под окнами пьяныйКричал: караул!Лежал я в постелиТри ночи, три дня,И кости хрустелиВо сне у меня.Но вот я проснулся,Слегка застонал.И вдруг ужаснулся,И вдруг задрожал.Я ногу хватаю —Нога не бежит,Я сердце сжимаю —Оно не стучит.…Тут я помираю.Зарытый, забытый,В земле я лежу,Попоной покрытый,От страха дрожу.Дрожу оттого я,Что начал я гнить,Но хочется вдвоеМне кушать и пить.Я пищи желаю,Желаю котлет.Красивого чаю,Красивых конфет.Любви мне не надо,Не надо страстей,Хочу лимонаду,Хочу овощей!Но нет мне ответа —Скрипит лишь доска,И в сердце поэтаВползает тоска.Но сердце застынет,Увы, навсегда,И желтая хлынетОттуда вода,И мир повернетсяДругой стороной,И в тело вопьетсяЧервяк гробовой.

Октябрь 1932

Послание (На заболевание раком желудка)

Клесе

Вчера представлял я собою роскошный сосуд,А нынче сосут мое сердце, пиявки сосут.В сосуде моем вместо сельтерской — яд,Разрушен желудок, суставы скрипят…Тот скрип нам известен под именем Страсть!К хорошеньким мышцам твоим разреши мне припасть.Быть может, желудок поэта опять расцветет,Быть может, в сосуде появится мед.Но мышцы своей мне красотка, увы, не дает, —И снова в сосуде отсутствует мед.И снова я весь погружаюсь во мрак…Один лишь мерцает желудок-пошляк.

1932

Послание, одобряющее стрижку волос

Если птичке хвост отрезать —Она только запоет.Если сердце перерезать —Обязательно умрет!Ты не птичка, но твой локон —Это тот же птичий хвост:Он составлен из волокон,Из пружинок и волос.Наподобие петрушкиРазукрашен твой овал,Покрывает всю макушкуВолокнистый матерьял.А на самом на затылкеСветлый высыпал пушок.Он хорошенькие жилкиПокрывает на вершок.О, зови, зови скорееПарикмахера Матвея!Пусть означенный МатвейНа тебя прольет елей[37].Пусть ножи его стальныеИ машинки застучатИ с твоей роскошной выиПух нежнейший удалят.Где же птичка, где же локон,Где чудесный птичий хвост,Где волос мохнатый кокон,Где пшеница, где овес?Где растительные злаки,Обрамлявшие твой лоб,Где волокна-забияки,Где петрушка, где укроп?Эти пышные придатки,Что сверкали час назад,В живописном беспорядкеНа полу теперь лежат.И дрожит Матвей прекрасный,Укротитель шевелюры,Обнажив твой лоб атласныйИ ушей архитектуру.

1932

Послание («Блестит вода холодная в бутылке»)

Ольге Михайловне

Блестит вода холодная в бутылке,Во мне поползновения блестят.И если я — судак, то ты подобна вилке,При помощи которой судака едят.Я страстию опутан, как катушка,Я быстро вяну, сам не свой,При появлении твоем дрожу, как стружка…Но ты отрицательно качаешь головой.Смешна тебе любви и страсти позолота —Тебя влечет научная работа.Я вижу, как глаза твои над книгами нависли.Я слышу шум. То знания твои шумят!В хорошенькой головке шевелятся мысли,Под волосами пышными они кишмя кишат.Так в роще куст стоит, наполненный движеньем.В нем чижик водку пьет, забывши стыд.В нем бабочка, закрыв глаза, поет в самозабвеньи,И все стремится и летит.И я хотел бы стать таким навек,Но я не куст, а человек.На голове моей орлы гнезда не вили,Кукушка не предсказывала лет.Люби меня, как все любили,За то, что гений я, а не клеврет!Я верю: к шалостям твой организм вернетсяБери меня, красавица, я — твой!В груди твоей пусть сердце повернетсяКо мне своею лучшей стороной.

1932

Шуре Любарской

Верный раб твоих велений,Я влюблен в твои колениИ в другие части ног —От бедра и до сапог.Хороши твои лодыжки,И ступни, и шенкеля,Твои ножки — шалунишки,Твои пятки — штемпеля.Если их намазать сажейИ потом к ним приложитьНебольшой листок бумажный —Можно оттиск получить.Буду эту я бумажкуРегулярно целоватьИ, как белую ромашку,Буду к сердцу прижимать!Я пойду туда, где розаСреди дудочек растет,Где из пестиков глюкозаВ виде нектара течет.Эта роза — Ваше ухо:Так же свернуто оно,Тот же контур, так же сухоПо краям обведено.Это ухо я срываюИ шепчу в него дрожа,Как люблю я и страдаюИз-за Вас, моя душа.И различные созданьяВсех размеров и мастейС очевидным состраданьемВнемлют повести моей.Вот платком слезу стираетЛицемерная пчела.Тихо птица вылетаетИз секретного дупла.И летит она, и плачет,И качает головой…Значит, жалко ей, — и, значит,Не такой уж я плохой.Видишь, все в природе внемлетВожделениям моим.Лишь твое сознанье дремлет,Оставаяся глухим.Муха с красными глазамиСовершает свой полет.Плачет горькими слезамиЧеловеческий оплот.Кто оплот? Конечно — Я.Значит, плачу тоже я.Почему я плачу, Шура?Очень просто: из-за Вас.Ваша чуткая натураПривела меня в экстаз.От экстаза я болею,Сновидения имею,Ничего не пью, не емИ худею вместе с тем.Вижу смерти приближенье,Вижу мрак со всех сторонИ предсмертное круженьеНасекомых и ворон.Хлещет вверх моя глюкоза!В час последний, роковойВ виде уха, в виде розыПоявись передо мной.

21 июня 1932

Послание, бичующее ношение длинных платьев и юбок

1932

Хвала изобретателям

Хвала изобретателям, подумавшим о мелких и смешных приспособлениях:О щипчиках для сахара, о мундштуках для папирос,Хвала тому, кто предложил печати ставить в удостоверениях,Кто к чайнику приделал крышечку и нос.Кто соску первую построил из резины,Кто макароны выдумал и манную крупу,Кто научил людей болезни изгонять отваром из малины,Кто изготовил яд, несущий смерть клопу.Хвала тому, кто первый начал называть котов и кошек человеческими именами,Кто дал жукам названия точильщиков, могильщиков и дровосеков,Кто ложки чайные украсил буквами и вензелями,Кто греков разделил на древних и на просто греков.Вы, математики, открывшие секреты перекладывания спичек,Вы, техники, создавшие сачок — для бабочек капкан,Изобретатели застежек, пуговиц, петличекИ ты, создатель соуса-пикан!Бирюльки чудные, — идеи ваши — мне всего дороже!Они томят мой ум, прельщают взор…Хвала тому, кто сделал пуделя на льва похожимИ кто придумал должность — контролер!

(1932)

Служение Науке

Я описал кузнечика, я описал пчелу,Я птиц изобразил в разрезах полагающихся,Но где мне силу взять, чтоб описать смолуТвоих волос, на голове располагающихся?Увы, не та во мне уж сила,Которая девиц, как смерть, косилаИ я не тот. Я перестал безумствовать и пламенеть,И прежняя в меня не лезет снедь.Давно уж не ночуют уткиВ моем разрушенном желудке.И мне не дороги теперь любовные страданья —Меня влекут к себе основы мирозданья.Я стал задумываться над пшеном,Зубные порошки меня волнуют,Я увеличиваю бабочку увеличительным стеклом —Строенье бабочки меня интересует.Везде преследуют меня — и в учреждении и на бульваре —Заветные мечты о скипидаре.Мечты о спичках, мысли о клопах,О разных маленьких предметах,Какие механизмы спрятаны в жуках,Какие силы действуют в конфетах.Я понял, что такое рожки,Зачем грибы в рассол погружены,Какой имеют смысл телеги, беговые дрожкиИ почему в глазах коровы отражаются окошки,Хотя они ей вовсе не нужны.Любовь пройдет. Обманет страсть. Но лишена обманаВолшебная структура таракана.О, тараканьи растопыренные ножки, которых шесть!Они о чем-то говорят, они по воздуху каракулями пишут,Их очертания полны значенья тайного… Да, в таракане что-то есть,Когда он лапкой двигает и усиком колышет.А где же дамочки, вы спросите, где милые подружки,Делившие со мною мой ночной досуг,Телосложением напоминавшие графинчики, кадушки, —Куда они девались вдруг?Иных уж нет. А те далече.Сгорели все они, как свечи.А я горю иным огнем, другим желаньем —Ударничеством и соревнованьем!Зовут меня на новые великие делаЛесной травы разнообразные тела.В траве жуки проводят время в занимательной беседе.Спешит кузнечик на своем велосипеде.Запутавшись в строении цветка,Бежит по венчику ничтожная мурашка.Бежит, бежит… Я вижу резвость эту, и меня берет тоска,Мне тяжко!Я вспоминаю дни, когда я свежестью превосходил коня,И гложет тайный витамин меняИ я молчу, сжимаю руки,Гляжу на травы не дыша…Но бьет тимпан! И над служителем наукиВосходит солнце не спеша.

1932

Муха

Я муху безумно любил!Давно это было, друзья,Когда еще молод я был,Когда еще молод был я.Бывало, возьмешь микроскоп,На муху направишь его —На щечки, на глазки, на лоб,Потом на себя самого.И видишь, что я и она,Что мы дополняем друг друга,Что тоже в меня влюбленаМоя дорогая подруга.Кружилась она надо мной,Стучала и билась в стекло,Я с ней целовался порой,И время для нас незаметно текло.Но годы прошли, и ко мнеБолезни сошлися толпой —В коленках, ушах и спинеСтреляют одна за другой.И я уже больше не тот.И нет моей мухи давно.Она не жужжит, не поет,Она не стучится в окно.Забытые чувства теснятся в груди,И сердце мне гложет змея,И нет ничего впереди…О муха! О птичка моя!

(1934)

О нулях

Приятен вид тетради клетчатой:В ней нуль могучий помещен,А рядом нолик искалеченныйСтоит, как маленький лимон.О вы, нули мои и нолики,Я вас любил, я вас люблю!Скорей лечитесь, меланхолики,Прикосновением к нулю!Нули — целебные кружочки,Они врачи и фельдшера,Без них больной кричит от почки,А с ними он кричит «ура».Когда умру, то не кладите,Не покупайте мне венок,А лучше нолик положитеНа мой печальный бугорок.

1934?

Чарльз Дарвин

Чарльз Дарвин, известный ученый,Однажды синичку поймал.Ее красотой увлеченный,Он зорко за ней наблюдал.Он видел головку змеинуюИ рыбий раздвоенный хвост,В движениях — что-то мышиноеИ в лапках — подобие звезд.«Однако, — подумал Чарльз Дарвин, —Однако синичка сложна.С ней рядом я просто бездарен,Пичужка, а как сложена!Зачем же меня обделилаПрирода своим пирогом?Зачем безобразные щеки всучила,И пошлые пятки, и грудь колесом?»…Тут горько заплакал старик омраченный.Он даже стреляться хотел!..Был Дарвин известный ученый,Но он красоты не имел.

1933

Перемена фамилии

Пойду я в контору «Известий»,Внесу восемнадцать рублейИ там навсегда распрощаюсьС фамилией прежней моей.Козловым я был Александром,А больше им быть не хочу!Зовите Орловым Никандром,За это я деньги плачу.Быть может, с фамилией новойСудьба моя станет инойИ жизнь потечет по-иному,Когда я вернуся домой.Собака при виде меня не залает,А только замашет хвостом,И в жакте меня обласкаетСердитый подлец управдом…Свершилось! Уже не Козлов я!Меня называть Александром нельзя.Меня поздравляют, желают здоровьяРодные мои и друзья.Но что это значит? ОткудаНа мне этот синий пиджак?Зачем на подносе чужая посуда?В бутылке зачем вместо водки коньяк?Я в зеркало глянул стенное,И в нем отразилось чужое лицо.Я видел лицо негодяя,Волос напомаженный ряд,Печальные тусклые очи,Холодный уверенный взгляд.Тогда я ощупал себя, свои руки,Я зубы свои сосчитал,Потрогал суконные брюки —И сам я себя не узнал.Я крикнуть хотел — и не крикнул.Заплакать хотел — и не смог.Привыкну, — сказал я, — привыкну.Однако привыкнуть не мог.Меня окружали привычные вещи,И все их значения были зловещи.Тоска мое сердце сжимала,И мне же моя же нога угрожала.Я шутки шутил! Оказалось,Нельзя было этим шутить.Сознанье мое разрывалось,И мне не хотелося жить.Я черного яду купил в магазине,В карман положил пузырек.Я вышел оттуда шатаясь,Ко лбу прижимая платок.С последним коротким сигналомПробьет мой двенадцатый час.Орлова не стало. Козлова не стало.Друзья, помолитесь за нас!

(1934)

Смерть героя

Шумит земляника над мертвым жуком,В траве его лапки раскинуты.Он думал о том, и он думал о сем, —Теперь из него размышления вынуты.И вот он коробкой пустою лежит,Раздавлен копытом коня,И хрящик сознания в нем не дрожит,И нету в нем больше огня.Он умер, и он позабыт, незаметный герой,Друзья его заняты сами собой.От страшной жары изнывая, паукНа нитке отдельной висит.Гремит погремушками лук,И бабочка в клюкве сидит.Не в силах от счастья лететь,Лепечет, лепечет она,Ей хочется плакать, ей хочется петь,Она вожделенья полна.Вот ягода падает вниз,И капля стучит в тишине,И тля муравьиная бегает близ,И мухи бормочут во сне.А там, где шумит земляника,Где свищет укроп-молодец,Не слышно ни пенья, ни крикаЛежит равнодушный мертвец.

1933

Пучина страстей(Философская поэма)

Пролог

Вот вам бочка —Неба дно.Вот вам точка —Вот окно.Это звезд большая кружка,А над нейНарисована игрушка —Туз червей.И сверкают в полумракеСтекла — множители звезд.Телескопы, как собаки,У кометы ищут хвост.

1

Я стою в лесу, как в лавке,Среди множества вещей.Вижу смыслы в каждой травке,В клюкве — скопище идей.На кустах сидят сомненьяВ виде черненьких жуков,Раскрываются растеньяНаподобие подков.И летят ко мне навстречу,Раздуваясь от жары,Одуванчики, как свечи,Как воздушные шары.Надо мной гудит машина —Это шмель ко мне летит,И шумит, шумит осина,О прошедшем говорит.И тебя, моя Наташа,Вижу я в одном цветке.У тебя на шее кашкаИ настурция в рукеЯ сажусь и забываюВсе, что было до меня,И тихонько закрываюОчи, полные огня.

2

Лампа — ласточка терпенья.Желудь с веткою высок.В деревах столпотворенье,Под водой лежит песок.Над водой последний кормчийЗажигает свой фонарь.Птицы злей, тюленя зорче,Вылезает пономарь.Распустив кусты и ветки,На крыльце сидит павлин.На окошке вместо клеткиПовисает георгин.Рядом — мраморная вазаИ развесистый каштан.Соловьем пропета фразаО пришествии мидян.Наклонил репейник шапку,Где пчела шипит, как змей,Шмель, захваченный в охапку,Выползает из стеблей.На дубовую вершинуСели птица с мотыльком,Превосходную картинуСоставляючи вдвоем.Дама, сняв свои пеленки,Сделав доступ ветерку,Поливает из воронкиПлемя листьев табаку.Прямо к дереву из мракаЛошадь белая бежит.Это конная атака —Кавалерия спешит.Налетают командиры,Рубят травы и цветы,На лошадках; их мундирыПолны высшей красоты.Вот уже последний конный,Догоняя их, спешит,И опять низкопоклонныйВетер травку шевелит…Рядом с маленькой постройкой,С невысокою стенойХодит с мутною настойкойЧеловечек холостой.

3

Где под вывеской железнойКрест и ножницы висят,Где на стуле бесполезныйЗолотой лежит наряд,Там внизу, в траве широкой,В глубине стеблей сквозных,Жук сидит по воле рока,Притаившийся, как мних.И в цветка дворец открытыйЗабирается с утра,Словно в банку иль в корыто,Золотая мошкара.

4

В замке с белыми стенамиЗа оградою сквозной,Окруженною кустами,Гусь спешит на водопой.В той гостинице Елена,Распустив свои власыНа роскошные колена,Испугалася осы.Спрятав крылья между плечикИ коленки подобрав,На цветке сидит кузнечик —Музыкант и костоправ.На груди его широкойЧерный бархатный камзол.Он под яблоней высокойСтебелек себе нашел.И к нему Мария-мухаЗадыхаяся летит.И, целуя его в ухо(Непотребная старуха,Но красавица на вид),И, целуя его в ухо,Задыхаяся, кричит:— Дайте мне, — кричит Мария, —Дайте мяса и костей,Дайте ключ времен БатыяК отысканию путей!И, решетку распирая,Отворивши ворота,Он заходит в двери рая,Позабыв свои лета…Виснет ветвь с орехом грецким,Камень падает на дно.В светлом платьице немецкомВылетает жук в окно.Позабыв свою тревогуИ сомнений целый ряд,Выбегает на дорогуБарабанщиков отряд.— Здравствуй, здравствуй, — закричалиБарабанщики ему. —Мы в конце, а вы в началеПрибегаете к уму!И тогда лесная челядь —Комары и мошкара, —Закричавши, налетелиГромко с криками «ура».И в роскошном отдаленьи,Шесть коленок вверх подняв,Замирает в восхищеньиЗнаменитый костоправ.

5

Геометрия — причинаПрорастания стеблей.Перед бабочкой — пучинаНеразгаданных страстей.Все, что видел я и слышал,Перевернуто в уме.…И, когда на люди вышел,Не мечтал он о суме.Легким циркулем прекраснымОчертивши круг в цветке,Он его платочком краснымСделал в Катиной руке…Тигры воют на поляне,Стрекоза гремит, как гром, —Это русские древлянеЗаколачивают дом,Это почерком превратнымПосетитель искушен,Это вечер необъятныйПрихорашивает жен…Поручители смеялись,Банку пороха взорвав,Потому что испугалисьСтрекоза и костоправ.

Финал

Как букварь читает школьник,Так читаю я в лесу.Вижу в листьях — треугольник,Колесо ищу в глазу.Вижу, вижу, как в идеиВещи все превращеныТе — туманней, те — яснее,Как феномены и сны.Возникает мир чудесныйВ человеческом мозгу.Он течет водою преснойРазгонять твою тоску.То не ягоды не клюквыПредо мною встали в ряд —Это символы и буквыВ виде желудей висят.На кустах сидят сомненьяВ виде галок и ворон,В деревах — столпотвореньеЧисел, символов, именПеред бабочкой пучинаНеразгаданных страстей…Геометрия — причинаПрорастания стеблей.

1937

Под елеем подразумевается одеколон