Закрыв дверь за юными визитёрами, я едва добрался до дивана. Поиски постельного белья и раздевание казались мне ненужной роскошью. Мягкий валик заменил подушку. Я закрыл глаза. Странное дело — стоило принять горизонтальное положение, сон, одолевавший меня в прихожей, куда-то пропал. В голове перегруженной алкоголем кружилась взбесившаяся карусель. Я летел. Препоганейшее, кстати, состояние. Полная потеря ориентиров в пространстве, к горлу подступает комок, а в ушах гудит что-то неуловимо ультразвуковое. Порой кажется, что душа оторвалась от тела и мечется от стены к стене, перепуганная потерей материальной оболочки. В такие моменты хочется кричать, чтобы убедиться в собственном существовании.
Ужас сковал меня. Я уже не чувствовал выпитого за сегодняшний вечер. Полёт оборвался. Я вдруг ощутил себя юным созданием. Девушкой! Вокруг было холодно и сыро. Свет единственного на всю улицу фонаря отражался в лужах, на бурой опавшей листве. Меня душила злость. Слезинки то и дело срывались с ресниц, размывая тушь и оставляя на щеках тёмные дорожки. Обида и разочарование заполнили сердце осенней промозглостью.
Беспомощный я лежал на диване и одновременно брёл по пустынной улице. Вернее, брела она, но я почему-то был рядом — бесплотный и незаметный. Её кожей я ощущал холод, её глазами видел дорогу, её ушами слышал рёв проносящихся по невидимому за домами шоссе машин. Я путался в её мыслях. Она и сама не могла в них разобраться. Чьи-то насмешки, какая-то ссора, осоловевшие от пьянства родители, желание согреться и желание бежать куда-нибудь, закрыв глаза.
Я попытался встать, но тело отказывалось повиноваться. Лишь едва слышный стон оказался плодом моих стараний.
Девушка пересекла круг света под фонарём. Её сапог переступил границу света. Она словно почувствовала мою возню. Застыла на месте.
— Кто здесь? — непроизвольный шаг назад. На освещённое пространство.
Мурашки пробежали вдоль позвоночника. Низ живота защемило. В лицо пахнуло холодом. Не сырым вздохом осеннего ветра. Не материальным, оцифрованным Цельсием или Фаренгейтом, изменением температуры. А тем жутким, потусторонним морозом, что заставляет мирно спящую собаку внезапно задирать морду и выть, или семенящую по своим делам кошку вдруг выгибать спину и шипеть на пустое место.
— Беги! — мысленно кричал я. — Куда угодно! Врывайся в подъезд, колоти во все двери, зови на помощь! Только не стой! Беги!
Она меня услышала! Она оглянулась. Отступила ещё на шаг. С каким трудом он дался! Её тело становилось не более послушным, чем и моё. Ей оставалось смотреть в темноту, поскуливая от страха.
Один шаг по мокрой листве. Второй. Третий. Кто-то застыл на границе чернильной мглы. Мелкий, обжигающий щёки дождь сменил флегматичную изморось. В свете фонаря хлынувшая с небес вода обращалась завесой. Мы видели тёмный силуэт незнакомца. Он вступил в полосу света. В искажённой ледяными струями фигуре было что-то неуловимо знакомое.
Девушка облегчённо вздохнула. Улыбнулась.
— Здравствуйте, — мокрое лицо осветила надежда. — Вы меня испугали. Можно у вас сигаретку попросить.
Она кого-то узнала. Или не узнала, а заметила что-то, прогнавшее страх. Я вглядывался в приближающегося человека до боли в глазах. В чьих глазах? Мои сейчас беспомощно пялились в тёмный потолок. Её? Но почему я не видел лица?! Почему не различал — мужчина или женщина?! Молодой или старый?! Размытое тёмное пятно с формами чего-то узнаваемого и тут же ускользающего!
— Беги! — вопил я. — Не верь! Это — обман! Маска! Это — опасность! Это — смерть!
Она шагнула навстречу силуэту, всё с той же виновато-просящей улыбкой. В последний момент она что-то заметила. Поняла всё. Услышала меня. Но было уже поздно. Незнакомец схватил её за волосы…