Веселью целый месяц предавались,
Вином, човганом, лютней забавлялись.
Но вот вельможи двинулись назад,
И свадьбы опустел весенний сад.
В Гурабе поселились Гуль с Рамином,
Уединились во дворце старинном,
И роза озарила свой чертог,
Себя украсив с головы до ног.
Сверкали грудь, и жемчуг ожерелий,
И те глаза, что на нее смотрели!
Ее ланиты - словно сон во сне,
Ее сережки - как весна в весне.
Казались томные глаза черней
Прелестных негритяночек - кудрей.
Ее глаза подведены сурьмой,
А кудри спорят с амброю самой!
И косы разукрашены, и брови,
Рубиновые серьги ярче крови.
Сказал бы, на ее взглянув ланиты:
У розы ныне лепестки раскрыты!
Ее ланиты - юности цветник,
Ее уста - живой воды родник,
Лицо сравни с кумирнею Китая,
Ладони хрусталю уподобляя!
Рамин, увидев эту красоту,
Увидев розу юную в цвету,
И облачко кудрей, и, с блеском жгучим,
Сережки-звезды в облачке пахучем,
И две косы, чья смоль благоуханна,
И две ее ланиты - два тюльпана,
Увидев грудь и шею в жемчугах, -
Иль то была роса на лепестках? -
Уста - рубин, в котором дар словесный,
И рот - цветок, чуть видный, но прелестный,
И украшения, - а мы поймем,
Что это звезды появились днем, -
Сказал: "Луна нам светит тускло, слабо, -
Ее затмила ты, луна Гураба!
Ты для моей больной души - бальзам,
Сияешь ты, как Вис, моим глазам,
Прекрасна ты, как Вис: уста - рубины,
А грудь - как яблочка две половины!"
Но с гневом Гуль в ответ произнесла:
"О, ты воистину - источник зла!
Твой разговор никчемный непристоен,
Так не ведут себя ни царь, ни воин.
Что общего меж мной и Вис проклятой,
Для блуда в блуде мерзостном зачатой?
Ее наперсница, колдунья, сводня, -
Кормилица пускай умрет сегодня!
Ты из-за них, у похоти во власти,
Познал позор, бесславье и напасти.
Ты из-за них всегда несчастен сам
И счастья не даешь своим друзьям.
Из-за кормилицы, как сумасшедший,
Не внемлешь ты разумной, доброй речи".