кто харкал кровью на шестом этаже гарлемских трущоб, в ореоле туберкулезных огней и оранжевых ящиков богословия,
кто составлял ночами возвышенные заклинания, а наутро, лишь только забрезжит рассвет, понимал, что за чушь написал,
кто готовил завтрак из падали, легких, сердца, ножек, хвостов, борщи и тортильяс, мечтая о чистом вегетарианском царстве,
кто рылся под грузовиками с мясом, силясь найти хоть яичко,
кто выбрасывал с крыши свои часы, голосуя за Вечность вне Времени, и потом будильники падали им на головы десять лет кряду,
кто резал вены три раза подряд, но все три безуспешно, отчаивался и открывал антикварную лавку, где чувствовал себя таким старым и плакал,
сожженные заживо в своей простодушной фланели на Мэдисон-Авеню[21] среди взрывов свинцовых виршей, густого гула железных отрядов моды, нитроглицериновых воплей рекламный фей и горчичного газа хитрющих проныр-издателей, раздавленные бухими такси Абсолютной Реальности,
кто прыгал с Бруклинского моста[22] (и это сущая правда!), непризнанный и позабытый, навсегда исчезал в Чайна-тауне[23], в призрачных дымках супов, средь пожарных машин (ну хотя бы бутылочку пива!),
кто отчаянно пел из окна, выпадал из окна вагона метро, прыгал в блевотный Пассеик[24], набрасывался на нигров, орал на всю улицу, плясал босиком на осколках бокалов, разбивал пластинки с тоскливым немецким джазом 30-х, доглатывал виски и с ревом блевал в окровавленный унитаз, и стоны, которые их оглушали, и оглушительный свист паровозных гудков,
кто с ветерком громыхал по дорогам минувшего, чтоб навестить дружка в одиночке Голгофы или само воплощение бирмингемского[25] джаза,
кто мчался проселками четверо суток подряд, чтобы узнать, было ли у тебя виденье и было ли у меня виденье и было ли у него видение Вечности,
кто уехал в Денвер, кто умер в Денвере, кто вернулся в Денвер и напрасно прождал, кто смотрел на Денвер, кто думал, кто мучился в Денвере и все-таки уехал и обрел Время, и Денвер осиротел без своих героев,
кто стоял на коленях в оглохших соборах и молился о всеобщем спасении, и ничтожный кусочек его души достигал на миг просветленья,
кто бился лбом в тюремные стены и мечтал о немыслимых гангстерах с золотыми мозгами и с искрой божьей в сердцах и посвящал Алькатрасу[26] томные блюзы,
кто свалил в Мексику и сел на иглу на Скалистые Горы и поклонялся Будде в Танжер к мальчишкам на «Сазерн Пасифик»[27] к черному паровозу в Гарвард к Нарциссу в Вудлон к педикам или в могилу,
кто кричал, что радио всех зомбирует, кого проверяли на дурке, и судили, но отменили решение,
кто швырял картофельным пюре в профессоров, читавших лекции о дадаизме, а потом стоял на гранитных ступенях дурдома, наголо бритый, разглагольствовал о самоубийстве и требовал немедленной лоботомии,
и вместо этого получал бетонный удар инсулина, метразола[28], электрошока, гидротерапии, психотерапии, трудотерапии, пингпонга и амнезии,
кто, лежа в кататонии, опрокинул один-единственный символический теннисный столик, всерьез протестуя,
и через много лет вернулся, теперь уже вправду лысый, в жиденьком парике из крови, пальцев и слез, и влачил остаток бессмысленной жизни в палате восточной психушки,
зловонные коридоры Рокленда[29], Штата Паломников и Грейстоуна[30], мечущееся эхо бездомной души, раскачиваясь на полуночной одинокой качалке нежного царства дольменов, жизнь как кошмар наяву, окаменевшее тело, тяжелое, как луна,
мать ***, и последний умопомрачительный том вышвырнут из окна квартиры, последняя дверь закрылась в 4 утра, и последний телефон в ответ размозжился о стену, и из последнего номера вынесли последнюю мебель психики, и бумажная желтая роза висит в туалете на железном крючке, да и это только в воображении, микроскопическая галлюцинация нереальной надежды,
Карл, Карл, пока ты в беде, я тоже в беде, а ты угодил в костедробилку времени,
кто несся по обледенелым улицам, ослепленный внезапной вспышкой алхимии, многозначительным умолчанием, метром, и каталогом, и дребезжащей плоскостью,
кто видел сны и расставлял их образы в разрывах Времени и Пространства, кто заманивал ангелов в силки между образами, кто был заодно с первоглаголами, кто совмещал имена и потоки сознания и подпрыгивал в воздухе, ощущая себя Pater Omnipotens Aeterna Deus,
воссоздавал ритм и синтаксис скупой человеческой прозы и безмолвно стоял, дрожа от стыда, отрицал существованье души, а затем изливал свою душу, стараясь попасть в такт мыслям, бурлившим в его безмерной лысой голове,
безумный бродяга, безвестный битник с ангельскою душой, который надиктовал мне то, что осталось сказать после смерти
и се восстал из праха в призрачном саване джаза, в золотистом сиянье оркестра, и нежно выдул муку голой американской души в рыдающем соло на саксе «или или ламма ламма савахфани»[31], потрясшем эфир всех городов
абсолютною нотой поэмы жизни, выжатой из их тел, которую слушать и слушать тысячи лет.
Кто ты, сфинкс из бетона и алюминия, взорвавший им черепа и высосавший их мозги и мечты?
Молох! Одиночество! Грязь! Уродство! Помойки и ни шиша в кармане! Дети, плачущие под лестницей! Мальчики, хнычущие в казармах! Старики, всхлипывающие на скамейках!
Молох! Молох! Бредовый Молох! Беспощадный Молох! Сумасшедший Молох! Безжалостный судия людей!
Молох! Мировая тюрьма! Молох! Тюряга с адамовой головой! Собранье скорбей! Молох! Эти здания как приговор! Молох! Гигантский булыжник войны! Молох! Очумевшие политиканы!
Молох! Вместо ума — машины! Молох! Вместо крови — деньги! Молох! Вместо пальцев — полкИ! Молох! Вместо груди — мотор-людоед! Молох! Вместо уха — дымящаяся могила!
Молох! Вместо глаз — мириады слепых окон! Молох! Нескончаемые небоскребы, как бесконечный ряд Иегов! Молох! Заводы хрипят в полуночной мгле! Молох! Паутина труб и антенн над дремлющими городами!
Молох! Вместо любви — только нефть, и камни, и нефть! Молох! Вместо души — банки и электричество! Молох! Здесь бедность — знак гениальности! Молох! Твое будущее — водородный бесполый гриб! Молох! Твое имя — Разум!
Молох! Мне так одиноко внутри тебя! Молох! Мне снятся внутри тебя Ангелы! Молох, ты безумец! Молох-хуесос! В тебе ни любви, ни мужчин!
Молох! Ты так рано вошел в мою душу! Молох! Ты раздел мою душу, ты снял с нее тело! Молох! Ты обломал мне кайф! Молох! Да пошел ты к чертям! Молох! Проснитесь! Свет струится с небес!
Молох! Молох! Узилища роботов! призрачные предместья! сокровищницы скелетов! ослепшие капиталы! бесовские заводы! полудохлые нации! всемогущие психбольницы! гранитные елдаки! исполинские бомбы!
Вознесли Молоха до небес и сломали себе хребет! Тротуары, деревья, транзисторы, тонны! вознесли этот город до Небес, а Небеса нас окружают повсюду!
Видения! знаменья! галлюцинации! чудеса! экстаз! все утонуло в американской реке!
Мечты! восторг! озаренья! религии! целые трюмы прочувствованного дерьма!
Мистические прорывы! на тот берег! бичевания и распятья! все камнем пошло на дно! Эйфория! Прозренья! Отчаянье! Десять лет звериного воя и самоубийств! Ум! Любовь! Рехнувшееся поколение! разбилось о рифы Времени!
Священный хохот стоит над рекой! Они видели всё! бешеные глаза! священные вопли! Они попрощались! И прыгнули с крыши! в одиночество! махнув на прощанье! с цветами в руках! прыгнули в реку! затылком о мостовую!
Карл Соломон! Я вместе с тобою в Рокленде
где ты безумней чем я
Я вместе с тобою в Рокленде
где тебе так бесприютно
Я вместе с тобою в Рокленде