Первой, кого встретил Бестужев следующим утром в отделе, была Инга. Видно, что она ждала шефа. Скорее всего, “нарыла” что-то новенькое и спешила поделиться информацией.
— Что-то о Хачериди? Или о нашем Мистере Х? — спросил капитан.
— Нет, я нашла кучу интересной информации о Доме с привидениями, — ответила хакерша. — Оказывается, у нас во Владимире существуют свои городские легенды. А я, всю жизнь здесь прожившая, даже не знала об этом.
— Ну чему тут удивляться? Город-то древний. Если уж у Владимира не будет своих тайн, то другим городам и подавно ничего не светит.
Капитан сел за свой стол, в этот момент в кабинет вошел Олег. Он выглядел невыспавшимся и помятым.
— Кто-то скрасил твою ночь? — попытался пошутить Бестужев.
— Ага, — угрюмо ответил лейтенант. — Бутылка виски и два литра колы. Башка раскалывается. Что у нас нового?
— Инга раскопала что-то интересное про дом с привидениями. Но молчит, как брянский партизан.
— Я просто ждала, когда все будут в сборе, чтобы не рассказывать по пять раз, — надула губки Инга. — Грека ждать будем?
— Греку я потом сам расскажу, — решил Бестужев. — Вкратце. Так что начинай.
— ОК, шеф. Начну с того, что мимо дома с привидениями каждый из нас ходил миллион раз и пройдет еще столько же. Находится он в самом центре города. Это здание номер двадцать четыре по улице Большая Московская. Сейчас там располагается Центр пропаганды изобразительного искусства. На самом деле у него два названия: помимо уже упомянутого “Дома с привидениями” его еще называют “Губернаторским домом”. Почему — отвечу чуть позже.
Не заметить здание очень сложно, ведь оно выделяется из общего ряда застройки центральной улицы города. Оно является самым высоким на участке от Золотых ворот до Соборной площади. Имея три с половиной этажа, здание возвышается над остальными словно пятиэтажка.
— Три с половиной этажа? — не понял Олег.
— Дом начали строить в 1787 году в стиле соседних зданий. Архитекторы изначально планировали трехэтажный дом, где первый этаж был бы полуподвальным. Обратите внимание: на Большой Московской полно магазинчиков и кабачков куда надо спускаться с улицы. Все они располагаются в таких вот полуподвальных помещениях.
Наш дом строили для приказа общественного призрения. Это особое ведомство, занимавшееся богадельнями, сиротскими приютами и работными домами. Однако, когда через год он был построен, первыми его жителями стала губернаторская семья. Отсюда — первое название здания.
— Ты сейчас о каком губернаторе? — уточнил Бестужев.
— О первом гражданском губернаторе Петре Гавриловиче Лазареве. Он, кстати, отец знаменитого мореплавателя Михаила Лазарева. Они сменили место жительства из-за обветшалости их старого дома в Манежном тупике. Однако прожили они в новом жилище не так уж и долго — через какое-то время губернаторская семья переселилась в другое здание — там, где сейчас располагается областное телевидение. Официальная версия смены жительства — неудобное расположение комнат внутри дома. Это отчасти соответствует действительности. Но сохранились записки, свидетельствующие о странных делах, происходивших в здании, особенно по ночам.
— И поэтому двадцать четвертый дом получил свое второе название? — спросил Бестужев.
— Нет, это случилось позже, уже в двадцатом веке. Сейчас все расскажу. Следующий владимирский губернатор Иван Михайлович Долгоруков жил в доме со своей семьей в период с 1802 по 1807 годы. Этот дворянин, вынужденный по долгу службы уехать из прекрасной Москвы, очень тосковал по столице. Музыкант, поэт, артист — ему было душно в провинциальном Владимире. Кроме того, наш древний град довлел над князем. Его тревожило темное предчувствие, которому он безотчетно верил. В своих записках он писал: “Я давно питал суеверную мысль, что в жизни моей каждая сильная радость предварять должна была сильную печаль. Постоянная мысль о том тревожила воображение мое всечасно. Я не видал еще готовящегося мне несчастья, но, как бы предчувствуя его, тосковал уже, и скрытая сия тоска поколебала мои силы”.
И беда не заставила себя ждать. В доме умерла молодая жена губернатора — княгиня Евгения. Ее поразила чахотка. И вот уже после смерти в различных комнатах видели ее призрак. По ночам слышались шаги на лестнице и шорохи за портьерами.
После смерти княгини губернатор покинул дом на Большой Московской. В дальнейшем тут размещалось народное училище, потом — мужская гимназия, пока здание не выкупили купцы Ильин и Никитин. Именно они возвели четвертый этаж в доме, из-за которого он стал так выделяться среди соседей.
— Вот, — воскликнул Олег, — еще сто пятьдесят лет назад у нас уже была точечная застройка. Так что беда уходит своими корнями глубоко в историю!
— Можно сказать и так, — улыбнулась Инга. — Изначально дом строился в стиле раннего классицизма. Понимаю, Олег, что тебе это ни о чем не скажет, но здесь, увы, помочь уже ничем не смогу — изучай матчасть. Потом, при достройках, архитекторы добавили черты ампира и эклектики, особенно внутри дома — старинные своды и лестница впечатляют до сих пор.
Можно предположить, что утяжеление дома из-за надстройки четвертого этажа привело со временем к деформации несущих конструкций, к трещинам, повреждениям вентиляционных систем. Именно они, скорее всего, являются причиной того, что в доме в ветреную погоду слышатся странные звуки: шорохи, завывания, шаги… Все это и в наше время создает нездоровую психологическую атмосферу. Неудивительно, что люди, работающие там, предпочитают в одиночку не засиживаться допоздна.
— Слушайте, а я помню такой случай, в газетах писали, — снова встрял в монолог Инги Олег. — Уже когда в здании работал Центр ИЗО, был то ли праздник какой-то, то ли выставку открывали. Лето, жара стояла неимоверная, а стендами для развески картин загородили все окна. На торжественное открытие еще и гостей согнали немерено. И вот выступает женский хор, и вдруг одна из певиц падает в обморок, как подкошенная! Тогда объяснили все спертым воздухом и жарой, но сама певичка, очнувшись, все твердила про девушку-призрака.
— Подтверждаю, такой случай имел место быть, — согласилась Инга. — И он далеко не единственный. До революции в “доме с привидениями” размещались различные конторы: приказ общественного призрения, банк, магазины. Даже штаб двенадцатого Великолуцкого полка, участвовавший в войне с Турцией в конце восьмидесятых годов 19 века, успел поквартировать. Уже в советское время здесь были и радиоузел, и переговорный пункт, контора с затейливым названием “Облремстройтрест”, проектно-конструкторское бюро, инспекция по охране рыбы, и, наконец, мастерские художников. Ну и уже в российские годы здание отдали под Владимирский Центр изобразительного искусства. И сегодня здесь проходят различные художественные выставки. Я была несколько раз. Особенно мне Владимир Рузин, наш местный
художник, нравится.
— Так все же, — попытался подытожить Бестужев. — Традиция называть здание “домом с привидениями” пошла от чего? От призрака умершей губернаторской жены? Или от сквозняков после перестройки?
— Есть и третья версия, — усмехнулась Инга. — В двадцатые годы прошлого века в нашей газете “Призыв”, не так давно почившей в бозе, опубликовали фельетон, высмеивающий работу советских служащих. Автор описывал свои похождения по этажам этого немаленького здания. Он обращался в конторы, во множестве разбросанные по дому, но в ответ получал лишь безразличие. Сотрудники оставались безучастными и мелькали мимо него, словно призраки. Заголовок фельетона таким и был — “Дом с привидениями”.
— Я так и знал, что любую мистику можно объяснить просто и по научному, — поднял вверх указательный палец Олег. — Кто-то брякнул, а название-то и прижилось.
— Может, оно так, а, может, и нет, — не унималась Инга. — Все-таки главной версией считается смерть жены губернатора Долгорукова, которая так рано умерла, и чей дух, по легенде, до сих пор не может найти своего упокоения.
А, может быть, все еще таинственнее. Чтобы разобраться в последней на сегодня версии мне пришлось серьезно покопаться в файлах и архивах. Я даже запросила сканы некоторых неоцифрованных документов. Так вот, есть теория, что дом номер двадцать четыре по Большой Московской построен на месте старого кладбища. И негативная энергия, собранная здесь за столетия, мешает нынеживущим спокойно жить и работать.
— Столетия? Кладбище настолько старое? — спросил Бестужев.
— Да что столетия. Тысячелетия.
— Владимир, конечно, город древний, но не настолько. Даже если и предположить, что несколько тысяч лет назад здесь жили люди, вряд ли они хоронили своих близких в одном месте да еще и при помощи ритуалов.
— И тем не менее. Давным-давно на Земле жил великий герой, одержавший много славных побед. В мировом эпосе он запомнился еще и тем, что стал прародителем армянского народа. Имя ему — Айк Наапет.
При упоминании этого имени Бестужев вздрогнул. Это имя он слышал из уст Исы Джавадова как минимум дважды.
— По легенде, в конце жизни он искал место, пронизанное энергией, способное дать последний приют телу и духу его самого и его генералов. В своих поисках он дошел до наших земель. И именно здесь находится его могила.
— Или то, что он очень хотел спрятать от посторонних глаз под видом своего захоронения, — задумчиво сказал Бестужев.
— В смысле? — заинтересовался Олег.
— В древности такие кладбища, на которых были похоронены товарищи калибра Наапета, внушали страх и уважение другим людям. Считалось, что дух великих царей, воинов или шаманов охраняет эти места, и лучше обходить их стороной. А иначе — можно и голову сложить. И если предположить, что первый армянин решил схоронить на этом кладбище не только свое тело, но и свою тайну, то лучшего места было и не найти.
— И что же это за тайна? Колесница с золотом? Инопланетный корабль? Или, например… — Олег замолк, пораженный догадкой. Он ведь тоже вместе с капитаном читал письмо зороастрийца на Козловом валу.
— Клетка. С запертым в ней чудовищем, — закончил за него Бестужев. Пораженные, они смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Тишину разорвала Инга:
— Я одна тут ничего не понимаю?
Опера, перебивая друг друга, рассказали ей о письме Джавадова.
— Так вы считаете, что у нас под домом с привидениями заключенный под стражу сидит сам Сатана? — у Инги глаза полезли на лоб. — А вы вообще — нормальные?
— А то, что у нас тут происходит в последние недели, — нормально? — парировал Олег.
— Поверить не могу, — вскочила на ноги хакерша. — У нас тут Пасха на носу, главный, блин, религиозный праздник в стране. Все адекватные люди куличи пекут да яйца красят. А мы тут сидим и на полном серьезе размышляем о том, что во Владимире под домом сидит спрятанный от посторонних глаз Дьявол.
— Инга, успокойся, — Бестужев встал и подошел к ней ближе. — Во-первых, Пасха в этом году точно минует наш город: все, кто мог, уехал и празднует в нормальных условиях, а тот, кто остался, в лучшем случае проведет этот день за семейным столом и запертыми дверьми. А во-вторых, не пытайся меня убедить, что за один миг ты превратилась из прожженной атеистки в истинно верующую христианку.
— Да тут не то что в истинно верующую превратишься, тут о монастыре на полном серьезе задумаешься, — проворчала Инга.
В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вплыл Хачериди.
— Что за шум, а драки нет? — вместо приветствия проголосил он. — Есть что-то, чего не знаю я?
Трое сотрудников отдела Q переглянулись. Чтобы не совершить лишних ошибок, общение с греком Бестужев решил взять на себя:
— Есть подозрения, Лозелло Парисович, что наш неуловимый Мистер Х каким-то образом связан с одним из зданий на Большой Московской, более известным в народе как “дом с привидениями”.
— Думаете, прячется там?
— Вполне возможно.
— Хорошо, капитан. Отправляйтесь тогда на разведку. Мы сейчас в таком положении, что нужно проверять любые версии, даже если они связаны с привидениями.
— Я понял, займусь этим сегодня.
— Отлично. Остальным — держать ухо востро. Чувствую я, что наш маньяк объявится. Если его действия действительно связаны с сатанизмом, то Пасха для него — что красная тряпка для быка.
— Есть держать ухо востро, — шутовски отдал честь Олег.
Хачериди посмотрел на него с сомнением, но решил не обращать внимание.
— Ладно, я — к Булдакову, посидим-покумекаем, как нам жить дальше. Выйдя из кабинета, грек вынул телефон и набрал номер. Гудки шли очень долго, пока, наконец, на том конце не взяли трубку.
— Мессир, я дико извиняюсь, что выхожу по открытой связи, — затараторил Хачериди, — но время для соблюдения конспирации уже прошло. Наш объект полностью готов. Представляете, он сам каким-то образом вышел на “дом с привидениями”. Поразительно. Я отправил его туда — вроде как на разведку. Будем надеяться, что оттуда он уже и не выйдет… Да, мессир, конечно… План Б у меня тоже есть. Если наш объект вдруг отклонится от маршрута, то я обязательно его поправлю. Для этого все подготовлено… Слушаюсь, мессир. Мне осталось здесь решить одну небольшую проблемку с начальником РОВД. Недоверчивый попался. Не стал действовать по сценарию, который ему подсунули, засомневался, видите ли. Ну ничего, я все решу, мессир. У нас все идет по плану… Понял, на связь выйду, когда все начнется.
Хачериди нажал “отбой”, постоял несколько секунд в раздумьях, но вскоре, смахнув задумчивость, отправился наверх — во владения Булдакова. Перед кабинетом полковника он остановился. Дверь была слегка приоткрыта, из-за нее раздавался разговор на повышенных тонах. На цыпочках подойдя ближе, он, затаив дыхание, прислушался. Разговаривали двое. В первом Хачериди узнал хозяина кабинета, во втором — капитана Смирнова.
— Василий, я тебя в последний раз спрашиваю, кто тебе дал отпечатки для проверки? И не корми меня лапшой, что они неожиданно обнаружились. Я переговорил со Стрельцовым. Он уверен, что при первичном осмотре трупа никак бы не пропустил такую улику — целых три пальца. А тут вдруг неожиданно они нашлись — как удачно.
— Но, товарищ полковник, Стрельцов — старый тихий алкоголик, все мы знаем случаи, когда он довольно халатно относился к своим обязанностям.
— Не в этот раз, Вася. Даже чудак Стрельцов понимает, что ситуация давно вышла из-под контроля. И тут вдруг, словно deus ex machina, выплывают отпечатки. И не чьи-нибудь, а капитана Бестужева, ведущего расследование!!! А? Каково?
— Да я сам обалдел, когда узнал, чьи пальчики, — оправдывался Смирнов.
— И у тебя даже сомнения не возникло?
— Возникло, конечно. Но мне все так убедительно объяснили, что я растерялся. Потому и принес отчет сначала вам.
— Ага, — повысил и без того громкий тон Булдаков. — И кто же этот благодетель, который тебе разложил все по полочкам?
— Так ведь грек из ФСБ, Хачериди, — развел руками капитан. — Он сначала попросил съездить к Стрельцову и попросить того поискать отпечатки прямо на теле Голодного. И уже потом, когда я пробил их по базе, грек не выглядел удивленным. Наоборот — он мне так и сказал, что все логично. Что он и его контора уже давно приглядывают за капитаном Бестужевым, у них к нему много вопросов. Рассказал, что он командирован сюда именно для ареста нашего сыщика, просто раньше не хватало улик и доказательств. И его миссия — заставить Бестужева нервничать, чтобы тот запаниковал, начал совершать ошибки и сам себя выдал. И отпечатки на теле Ивана Голодного как раз и есть та самая роковая для Бестужева ошибка.
— Чушь, Вася, чушь полнейшая. Ты работаешь с Бестужевым уже далеко не первый год. А грека этого ты знаешь без году неделя. Как ты мог усомниться в своем товарище, скажи мне? Это грек, по всей видимости, запаниковал, понял, что расследование ему не по плечу, вот и решил пойти на крайние меры. Подкинул улики, сделал козлом отпущения Бестужева. Считай, двух зайцев убил: и дело раскрыл, и “оборотня в погонах” выявил. Красота! Подавайте орден!
— Но, товарищ полковник, если вы правы, то после ареста Бестужева настоящий маньяк останется же на воле. И убийства не прекратятся. Что же в этом случае выгадает Хачериди?
— Я тебя умоляю, Вася, всегда можно списать на подражателя. Мало ли идиотов бегает по стране? Тем более, как выясняется, почитателей Сатаны в мире не меньше верующих во Христа.
— Товарищ полковник… Владимир Егорович… — замялся Смирнов. — Так что же делать-то? Я же не могу просто так закрыть глаза на улики, это же подсудное дело.
— Ох, молодежь, расти вам еще и расти, — вздохнул Булдаков. — Ладно, иди с миром и займись делом. С греком и его подставами я разберусь сам. Вам такой орешек не по зубам.
Смирнов с видимым облегчением отдал честь и пулей вылетел из кабинета. Хачериди в последний момент отпрянул и прижался к стене. Капитан вышел, не оглядываясь, поэтому и не заметил фсбэшника. А тот, стоя в тени, даже не шелохнулся. Что ж, размышлял грек, небольшая проблемка с начальником РОВД начинала превращаться в настоящий геморрой. Что ж, терапия, видимо, уже бессильна, придется решать хирургическим путем.
Выждав еще десять секунд, он вышел, поправил пиджак и с достоинством вошел в кабинет Булдакова, предварительно трижды постучав по косяку. Полковник выглядел так, будто совсем не удивился приходу грека. Наоборот — он будто ждал его.
Оба пытливо смотрели друг другу в глаза, не пытаясь начать разговор. Игра в гляделки затягивалась — никто взгляда не отводил. Первым не выдержал Хачериди.
— Я полагаю, товарищ полковник, что у вас есть ко мне вопросы, — спокойно сказал он.
— Есть. И очень много.
— Я вас понял и готов удовлетворить ваше любопытство. Тем более, что оно непосредственно касается вашего лучшего сотрудника.
— Да я вас за Бестужева… — в один миг завелся Булдаков.
— Остыньте, полковник, — холодно оборвал его Хачериди. — Вы тут уже ничего не решаете и сделать ничего не сможете. И то, что я готов поделиться с вами сверхсекретной информацией, — исключительно жест доброй воли. Так что давайте договоримся с вами так: через час я жду вас в кабинке вашего местного колеса обозрения. “Небо 33” вроде бы называется? Все равно до своего отъезда хотел посмотреть на Владимир с высоты.
— Теперь и я вас понял, — также холодно ответил Булдаков. — Я обязательно буду. И планирую получить ответы на все мои вопросы. Но в связи с военным положением аттракцион не работает.
— Для нас — заработает, — зловеще ответил Хачериди и, развернувшись на каблуках, твердым шагом покинул кабинет.
Булдаков дрожащими руками плеснул себе в стакан виски на три пальца. Что-то много пить стал, старею, блин, подумал полковник. Он подошел к окну. Через занавеску увидел Бестужева, выходящего из здания РОВД и направившегося в сторону Золотых ворот.
— Не верю!!! — прорычал Булдаков и залпом выпил виски.