Бестужев уже очень давно работал под руководством полковника Булдакова. Обоим, несмотря на непростой характер, было комфортно друг с другом. Полковник хоть и отошел давно от оперативной работы, не чурался посещать места преступлений, бывал и при первичном осмотре у патологоанатома — благо доктора Стрельцова знал еще со студенческой скамьи.
У полковника было правило — узнавать о происшествиях раньше всех. Все дежурные знали: если что случилось, доложи сначала Булдакову, а потом уже — в оперативный отдел. Полковник любил классифицировать совершенные преступления. В свою очередь, Бестужев любил по словам полковника угадывать, что произошло, еще до того, как прочитает сводку.
С годами Бестужев понял, что в иерархии полковника было четыре типа преступлений. При этом полковник по определению был уверен, что его сотрудники не в состоянии раскрыть даже кражу велосипеда.
Первый тип назывался “Моя бабушка справилась бы за день”. К нему относились бытовуха, ограбление ларьков, кабацкий разгул и тому подобная полицейская рутина. К нему же относилась и уже упомянутая кража велосипеда, хотя на памяти Бестужева таких инцидентов в городе не наблюдалось уже лет десять.
Далее шли преступления посложнее — убийства, на которые было необходимо привлекать криминалистов, мошенничества, коррупционные дела… Список можно продолжать. Их Булдаков называл “Заведомый висяк”. Действительно, такие расследования длились не один месяц, и часто даже не доходили до суда — фигуранты либо погибали, либо откупались, либо не находились. Бестужев по возможности избегал таких дел, да и полковник особо не настаивал.
Тем более, что третий тип преступлений и составлял, собственно, хлеб капитана полиции Александра Бестужева. Он любил, когда Булдаков тихо-тихо скребся в дверь его кабинета, ласково интересовался, не занят ли капитан. И только потом — аккуратно, издалека начинал говорить о деле. А заканчивалось все всегда одинаково:
— Сань, ну ты же понимаешь, что кроме тебя с этим никто не справится. Не подведи старого друга.
Конечно, Бестужев старого друга не подводил и помогал тому раскрывать сложные преступления и двигаться по карьерной лестнице. К слову, именно ради таких дел, которые он окрестил как “Никто, кроме Сани”, капитан и пошел в полицию. Именно о таких преступлениях и таких раскрытиях он читал в затертых до дыр детективах в детстве. И свою работу он гордо именовал сыском. Ему очень нравилось это старое, теперь уже редко упоминаемое, русское слово.
Однако то, что выдал Булдаков сегодня в туалете, не подпадало ни под один из вышеперечисленных типов. Редко, очень редко происходили по-настоящему жуткие преступления. Приснопамятное дело о маньяке-таксидермисте было одним из них. Под четвертый тип подпадали, например, убийства без мотивов или убийства с чересчур дикими мотивами; или убийства, о которых узнали случайно или спустя много лет. Такие преступления могли быть совершены хитрыми маньяками или хладнокровными киллерами.
Но самое главное — вокруг таких дел обязательно поднимается шумиха. Пресса очень любит полуразложившиеся трупы, откопанные в лесу, или найденные скелеты, замурованные в стенах довоенного дома.
К счастью — такие дела в провинциальном Владимире случались крайне редко. Но случались.
Старшие товарищи на одной из корпоративных попоек рассказали об одном таком расследовании. Тогда, в лихие девяностые, сошедший с ума от происходящего вокруг учитель рисования резал по ночам загулявших подростков. Его так и не поймали тогда. А о причастности к зверствам прочитали в посмертных мемуарах, которые случайно нашел сосед.
Конечно, в то время убийствами мало кого можно было удивить, но о регулярных убийствах детей говорила вся Россия. Каждый раз прибывая на место преступления, тогда еще лейтенант Булдаков поминал модный в те годы сериал:
— Мдааа, такое даже Малдеру со Скалли не снилось.
Или так, сокрушенно:
— Еще пару трупов, и не быть мне начальником Скиннером.
Но чаще всего так:
- “Секретные материалы” отдыхают.
До сегодняшнего дня он слышал о “Секретных материалах” от полковника всего пару раз. Но, как говорил один известный политик, “никогда не было — и вот опять”.
“Что ж, возможно, оно и вовремя”, - размышлял Бестужев, потягивая пиво. Первую бутылку он осилил залпом, со второй справлялся не торопясь — все по фэн-шую. — “Может, это дело отвлечет меня от Леры”.
Пиво, хоть и не быстро, но оттягивало хмель. Уже через полчаса после воскресения он готов был мыслить. Теорему Пифагора капитан сейчас рассказал бы вряд ли, но впитывать информацию он был готов.
— Егорыч, рассказывай.
Но полковник лишь махнул рукой. Они втроем с Олегом сидели у Булдакова в кабинете — в комнате отдыха. Помещение было небольшим, и большую его часть занимал овальный невысокий столик, заполненный алкоголем, и четыре кресла. Три из них сейчас были заняты.
— Ну тогда ты, Олег, рассказывай! — Бестужев расправился со второй бутылкой и размышлял, открывать ли третью или налить виски.
— Да я даже не знаю, с чего начать… — протянул Олег.
Решив внутреннюю дилемму и налив виски на два пальца, Бестужев включил начальника:
— Давай, как обычно, коротко и по существу.
— Ну тогда так, — выдохнул лейтенант. — Сегодня рано утром в арке Золотых ворот был обнаружен деревянный крест. Он был подвешен веревками, которые крепились к арке.
— Вот еще гнева защитников памятников ЮНЕСКО нам не хватало, — проворчал Булдаков. — Наверняка, местами лишь штукатурку поцарапали, а вони будет до самого Кремля.
Бестужев сделал большой глоток виски и зажмурился от удовольствия. Оскверненные памятники архитектуры волновали его мало.
— Но главное — это не сам крест, — аккуратно продолжил Олег. — А тот факт, что на кресте распят человек.
— ЧТО?! — поперхнулся Бестужев и поставил стакан на стол. Пожалуй, с виски стоит повременить.
— Да вот так вот. Погибший — не русский, то ли азиат, то ли еще кто. Весь в татуировках, обнаженный по пояс, висел себе головой вниз.
Бестужеву стало не по себе — то ли от выпитого за последние дни, то ли от абсурда происходящего.
— Когда это произошло?
— Ну, судя по всему, ночью. Труп в районе четырех утра обнаружил водитель троллейбуса, чуть раньше положенного вышедший на маршрут.
— А сейчас сколько времени?
— Так уж девять почти.
— Дьявол! — выругался Бестужев. — Пять часов прошло с момента обнаружения тела. Наверняка, все улики уже затоптали. Я надеюсь, хоть тело не трогали?
— Ты издеваешься? — побагровел Булдаков. — Ты хочешь, чтобы посреди города у меня висел распятый иностранец и дожидался, когда ты из штопора выйдешь? Да меня бы самого распяли еще до того, как я тебя в туалете нашел.
— Резонно, — пошел на мировую капитан. На месте шефа он поступил бы точно так же.
— Саш, на место была отправлена команда капитана Смирнова. Ты же знаешь: Василий — толковый парень. Прежде, чем снять тело, они все отфотографировали, криминалисты облазили каждый миллиметр. Собственно, они до сих пор там — работают.
— Так что же мы здесь сидим? — вскочил Бестужев. — Надо ехать. — И первым покинул кабинет.
— Ну вот, кажется, ожил, — пробормотал полковник. — Может, оно и обойдется.
…Путь до Золотых ворот занял считанные минуты. Редкое зрелище — вся территория вокруг древнего памятника была оцеплена, количество полицейских на квадратный метр превышало все мыслимые нормы.
Капитан Смирнов вышел встретить начальство, а заодно поделиться последними новостями.
— Прежде всего, удалось установить личность убитого, — рассказал Смирнов.
— Это каким же образом? — удивился Булдаков.
— Не поверите: в кармане брюк мы обнаружили заграничный паспорт этого господина.
Бестужев удивленно хмыкнул.
— Саш, у нас была та же реакция. Убийца, кто бы он ни был, видимо, хотел, чтобы мы опознали жертву.
— Либо ему было по фигу, кого он убил, — не согласился Бестужев.
— Если так, то все еще хуже, чем мы думали. Но я продолжу. По документам в нашем древнем городе распяли жителя Республики Эль-Сальвадор Пабло Ганадора.
— Занятно. А ты мне говорил — азиат, — повернулся Бестужев к Олегу.
— Ну как мне доложили, так я и передал, — огрызнулся тот.
— Вась, есть что еще?
— Ну, как ты понимаешь, долго держать этого Пабло на виду у всего города мы не могли, но отфиксировали тело во всех проекциях, — Смирнов подозвал фотографа, — Леня, покажи капитану и полковнику фотографии.
Леня включил дисплей, и все склонились над небольшим экранчиком. С небольшими интервалами фотограф листал фотографии. Первая реакция от увиденного — шок, но постепенно Бестужев с Олегом начали присматриваться к деталям, увеличивая отдельные части фотографий.
Убитый сальвадорец действительно был распят на кресте — запястья и лодыжки были пробиты огромными гвоздями, скорее всего, костылями, которые используют для строительства железных дорог. Сам крест, с виду деревянный, был подвешен за длинную перекладину тросом, который убийца перекинул через арочную перемычку, делящую створ древних ворот примерно пополам.
— Ты не говорил, что крест перевернутый, — укорил Олега Бестужев. — Это может быть важным.
— Слушай, да я сам не знал. Думаешь, сатанисты?
— Черт его знает, разберемся.
Далее шли крупные фото убитого сальвадорца. Коллегам бросились в глаза его татуировки. Они были по всему телу, но больше всего — на лице и бритом черепе. Там буквально не было свободного места.
— И что все они обозначают? — спросил сразу у всех полковник.
— Пока сложно сказать. Есть узоры, есть надписи — причем на разных языках. Отдадим спецам — пусть расшифровывают, — пожал плечами Смирнов.
— Нужно еще сделать запрос в миграционную службу, а лучше — сразу в посольство. Да и в сам Сальвадор было бы неплохо… позвонить… написать… Черт, а где это вообще находится? — смешался лейтенант
— Олежек, на следующее 23 февраля я подарю тебе глобус — будешь изучать то, что прогулял в шестом классе. А конкретно — уроки географии.
— Я уже в пятом классе знал, что хочу стать полицейским. На фига мне география?
Бестужев театральным жестом поднял голову и руки к небу:
— Боже, я пытаюсь, я терплю, но этот неуч сопротивляется изо всех сил. Наставь его на путь истинный, путь знаний.
— Бестужев, хорош ерничать, — гаркнул подошедший Булдаков.
— Слушаюсь, товарищ полковник. Перестаю ерничать и наставлять подрастающее поколение. Пусть помирает неучем.
— БЕСТУЖЕВ!!! — взревел Булдаков. — У нас труп латиноса, а ты…
— Вот видишь, Олежек, — наставительно вытянул палец Бестужев, — даже товарищ полковник знает, что Сальвадор находится в Латинской Америке. Хоть и обращаться к покойному “латинос” крайне неполикорректно.
— Да ну вас, — в сердцах кинул Булдаков, — работайте. Если что — я у себя в кабинете.
Полковник рванул к служебному “Форду”. Мавр сделал свое дело — спихнул всю дальнейшую работу и ответственность на Бестужева, мавр может уходить — время запахнуться в уютный кабинет, где его ждет любимое кресло и полбутылки “Джемесона”. Булдаков знал по опыту: сейчас главное — не мешать этим доморощенным Холмсу и Ватсону.
А Бестужев с Олегом, казалось, даже не заметили ухода начальства. Они продолжали шуточную перепалку, но при этом тщательно осматривали место преступления.
Золотые ворота находились в самом центре Владимира, но когда-то с них город только начинался. Это был самый парадный въезд в город, и князь Андрей Боголюбский использовал их для городских торжеств. Проездная арка была широкой и высокой, поэтому было непонятно, как убийца смог подвесить свою тяжелую ношу. Или убийц было несколько?
Еще непонятно, почему его никто не видел. Древний памятник стоит на виду, жизнь в центре Владимира кипит до утра — неужели никто не обратил внимание на то, что кто-то ночью тащит огромный крест с висящим на нем человеком? Вопросы, сплошные вопросы.
Бестужев подошел к кресту, лежащему на брусчатке. Взялся за один конец короткой перекладины и попытался поднять. С первой попытки получилось не очень, со второй — он смог поставить крест на попа. Подошедший Олег поинтересовался:
— Тяжело?
— Это мягко говоря.
— А ты добавь еще килограммов восемьдесят веса трупа.
— Да-да.
Бестужев аккуратно уложил крест на землю, несколько раз обошел его вокруг, опустился на корточки, погладил и даже понюхал улику:
— Слушай, что-то я не пойму, из какого дерева сделан крест. Скажи спецам, пусть возьмут образец на экспертизу.
— Добро.
Оставшись один, Бестужев еще некоторое время осматривался вокруг, а потом пошел в сторону “скорой”, которая припарковалась в десяти метрах — рядом с Козловым валом. Этот памятник архитектуры дополнял Золотые ворота. Вместе ансамбль показывал мощь, которая была у древнего города почти тысячу лет назад.
Возле “скорой” курили водитель, молодой интерн лет двадцати, и давний знакомый всей владимирской полиции — патологоанатом, доктор Серафим Серафимович Стрельцов. Доктор был стар — пенсию он заработал уже лет пятнадцать назад, но на заслуженный отдых его не отпускали коллеги; лыс, но идеально выбрит; носил очки с очень толстыми линзами, но даже в них постоянно щурился. По старой медицинской традиции, Стрельцов держал сигарету не пальцами, а медицинским пинцетом. И когда пафосным движением подносил ее ко рту, то напоминал феминисток начала двадцатого века, введших в моду длинные мундштуки.
Подошедшего Бестужева он приветствовал еще на подходе:
— Что, Саша, подкинула жизнь какашечку? — чувства юмора и такта у Стрельцова были своеобразными, но это среди патологоанатомов было не редкостью.
— И не говори, Серафимович. А ведь жизнь и так не легка…
— Слышал про Лерку, слышал. Вот стервуха, нашла жихаря покобелистее, видать, — захихикал Стрельцов.
Бестужеву не хотелось обсуждать свои семейные проблемы ни с кем, а тем более — с доктором, поэтому он поспешил перевести тему:
— Труп у тебя?
— А где же ему быть, болезному. Хотел я его сразу увезти в морг, но решил тебя дождаться. Я ж его как увидел, то сразу понял, этот товарищ по твоей части.
— Показывай. И рассказывай.
Бестужев подошел вплотную. Внутри “скорой”, на каталке под простыней угадывался силуэт сальвадорца. Стрельцов дернул простыню, и та съехала на пол.
Капитан уже видел труп на фотографиях, но все равно вздрогнул. Такого живым на улице повстречаешь — не открестишься. Смуглый, лысый, весь в татуировках, господин Пабло вызывал только отрицательные эмоции. Татуировки были агрессивные — рога, черепа (один уместился прямо на переносице), пистолеты, ножи, голые девицы и тому подобная бандитская тематика. Узкие бескровные губы сильно сжаты — складывалось впечатление, что сальвадорец до самой смерти пытался показать убийце свою волю и не закричать. Если так и было, то можно смело утверждать, что при жизни Пабло Ганадор был суровым господином.
— На первый взгляд, я не нашел никаких признаков насильственной смерти, привычных нам: следов удушения, огнестрельных ран, гематом и так далее. Мое первое заключение — он умер от потери крови. Стигматы — раны на руках и ногах — очень широкие, конечности пробиты железнодорожными костылями, причем не пробивались отдельно, а прибивались прямо к кресту.
Стрельцов взял в руки запястье сальвадорца и показал Бестужеву.
— Но вот что странно. От таких ран нельзя умереть мгновенно — это долгая и болезненная смерть. Если помнишь историю, многие рабы в Древнем Риме висели на крестах по несколько дней, а в отдельных случаях — и по неделе. Особо стойких добивали центурионы или стервятники. Здесь же смерть наступила за считанные минуты. Кровь вылилась из ран, словно вода из бутылки.
— Как такое может быть? — спросил Бестужев.
— А вот это, Саша, не ко мне. Мое дело — в трупах копаться, решать загадки — это по твоей части.
— Хорошо, Серафимыч, давай заниматься каждый своим делом. Когда ты расскажешь что-нибудь новое?
— К завтрашнему утру я составлю подробный отчет, — сказал Стрельцов. — А еще лучше, приезжайте ко мне сами, отвечу на все вопросы. Их и так много, но чувствую, они еще появятся.
— Тогда до завтра, — Бестужев попрощался со Стрельцовым и вернулся под арку, где его ждал Смирнов. — Что нового?
— С отпечатками беда — на кресте и костылях их нет, а вокруг — тьма тьмущая. Ну а что ты хотел — это же наша достопримечательность, здесь за сутки толпы проходят.
— Ясно, что со свидетелями?
— Я отправил своих по окрестным зданиям, заодно камеры пробьем. Надежды немного, не Москва все же, но вдруг повезет
— Надо еще просмотреть камеры в радиусе пары километров, не засветился ли где.
— Скажу парням.
Бестужев еще раз огляделся вокруг. Оперативная группа потихоньку сворачивалась, пора и им двигаться дальше. Вот только куда податься? С чего начать? В этом уравнении слишком много неизвестных.
— Вась, а запрос в посольство отправили?
— Да, в этом направлении уже шуршат. Обещали с ответом не затягивать.
— Лады, держи в курсе.
Один капитан пожал руку другому, и Бестужев, перейдя дорогу, направился в сторону Музея хрусталя, откуда ему махал рукой Олег. В другой руке он держал планшет.
— Слушай, Сань, я, кажется, знаю, кем является наш трупак. Только не пойму, каким ветром бродячего муравья занесло так далеко от дома.
— Говори яснее.
— Помнишь самую большую татуировку на груди господина Ганадора?
— Да, надпись какая-то.
— Вот она-то мне и не давала покоя. Это название одной из самых жестоких преступных группировок в мире — MS-13. Расшифровывается как Mara Salvatrucha.
— А переводится?
— А переводится как “бригада сальвадорских бродячих муравьев”.
— Что-то я о них слышал.
— Возможно. В любом случае я уже кинул запрос Инге, к нашему возвращению она обещала что-нибудь накопать.
— Тогда по коням.
Бестужев развернулся и посмотрел на Золотые ворота. Вышедшее весеннее солнце заиграло бликами на позолоченном куполе. Но его внимание привлекла надарочная икона Иисуса Христа. На короткий миг капитану показалось, что Спаситель вперил свой взгляд прямо в него, а из правого глаза скатилась кровавая слеза. Капитан зажмурился, а когда снова открыл глаза, то Сын Божий, как и раньше, устало смотрел на мир перед собой.