Первое, что увидел Бестужев, выйдя из здания, была его бежевая “четверка”. Странно, ведь он помнил, что в последний раз видел ее вчера вечером припаркованной у подъезда. Неужели он позволил себе гонять пьяным ночью за рулем? Это было на него не похоже. Впрочем, то, что происходило в последние несколько дней было ни на что не похожим.
— Олег, ты не знаешь, когда я приехал сегодня на работу?
— Да нет. Когда я пришел, тачка уже стояла здесь. А ты сам не помнишь?
— В том-то и дело, что нет. Эх, нервы ни к черту! Ладно, потом у дежурного узнаю.
Они подошли к машине, Бестужев ее открыл ключом.
— Падай.
До вотчины доктора Стрельцова было недалеко — километра два-три, можно было бы и пешочком пройтись, благо погода сегодня радовала. Но Бестужев не был уверен, что измученный алкоголем организм выдержит даже такой недлинный променад. Поэтому поехали на машине, и через пять минут уже парковались на Большой Нижегородской, совсем рядом со знаменитым Централом.
Здания, которые занимала судмедэкспертиза, в любой европейской стране уже лет двадцать назад были бы признаны аварийными. Но в нашей стране аварийными признают только жилые дома, да и то не всегда. А если здание административного назначения, то стоять ему веками — а там, глядишь, еще и историческую ценность оно приобретет.
Олег позвонил в звонок, щелкнул тумблер, и массивная железная дверь открылась на несколько сантиметров. Дальше — ручками. Сдвинуть с места этот массив металла — задача не для хиляков. Навалившись, Олег с ней справился, но поймал себя на мысли, что уже с самого входа настроение становится удручающим.
За дверью оперов ждал прохладный полумрак. Лампочки здесь висели высоко, и в целях экономии электричества были маломощными.
— Будто в пещеру вошли, — невольно приглушая голос пробурчал лейтенант.
— Ага, не хватает только кровавой надписи “Оставь надежду всяк сюда входящий”.
Привычной дорогой они дошли до зала, где Стрельцов разделывал своих “клиентов”. Кафельный коричневый пол и стены; плитка, судя по состоянию, осталась в наследство еще с советских времен. А вот каталки и столы для вскрытия выглядят почти новыми. Молодец, Серафимыч, что ему потолки да стены, главное, чтоб инвентарь был на уровне.
Сам хозяин помещения, прислонившись к одной из каталок, на которой лежал очень пузатый мужик, с упоением курил. Судя по задымленному помещению, он выкурил с утра уже не одну сигарету.
— А я уж думал, вы не придете, — поприветствовал он коллег.
— Да задержало нас тут одно заокеанское чудовище, — ответил Бестужев.
— Дружбан нашего сальвадорского парня?
— Он самый. Выглядит еще страшнее Пабло. Кстати, что удалось выяснить?
— Узнаю нашего капитана. Время болтовни прошло, походу, еще вчера, значит
будем работать.
Он подошел к столу, затушил в набитую пепельницу сигарету, надел очки и взял в руки распечатанную стопку бумаги.
— Итак, что нам поведал после смерти наш сальвадорский друг. Вскрытие черепной коробки ничего интересного нам не дало. Черепушка и внутреннее содержимое заокеанских хомо сапиенс ничем не отличается от наших. Следов насилия также не обнаружено.
А вот когда я раскрыл грудину, то, если честно, немного обалдел. Причем я не сразу понял, в чем дело. С одной стороны, все внутренние органы на месте, более-менее в пригодном состоянии. Сломанных ребер тоже нет. Что же не так? И тут меня как громом ударило — в теле практически не осталось крови. А сердце… Сердце выглядит так, будто кто-то сжал его, как губку, в кулаке, выцедил до капли и бросил обратно.
— Как такое может быть? — спросил Олег.
— Да никак, — отвернулся Стрельцов. — Часа два я бился над решением этой задачки — и в итоге плюнул. Кровь просто ушла, как вода сквозь песок жарким полднем. Воспримем это как факт и двинемся дальше.
— Согласен, — кивнул Бестужев.
— Таким образом, причина смерти — чудовищная потеря крови. Причем кровь ушла через отверстия на ступнях и ладонях. Вы можете видеть, какие это ужасные раны. Стигматы пробивались небрежно, удары наносились с огромной силой — кости раздроблены, края раны рваные.
— Как можно позволить так издеваться над собственным телом? Даже если человек находится без сознания, от боли он должен очнуться.
— Согласен с вами. Бьюсь об заклад, что в этот момент наш сальвадорец находился в состоянии эйфории. Я отправил на экспертизу те капли крови, которые мне удалось соскоблить от внутренних органов. Думаю, в дело пошел какой-то сильный наркотик.
— Таким образом, попытаемся смоделировать картину той ночи, — зашагал по залу мертвецкой Бестужев. — Пабло Ганадор, сальвадорец по паспорту, неизвестным нам образом появляется в Москве. Где арендует дорогущий автомобиль, чтобы совершить увлекательную поездку в жемчужину Золотого кольца России — стольный Владимир. Прибыв в наш город, он знакомится со своим будущим убийцей. Назовем его Мистер Х.
— Я думаю, что он познакомился с ним, или с ней, в одном из заведений, так как в желудке найдены остатки пищи, не успевшей как следует перевариться, — вставил Стрельцов.
— Возможно. Как раз за ужином Мистер Х мог подсыпать в пищу наркотик. Затем они покинули заведение, и на машине Пабло куда-то отъехали, не думаю, что далеко от центра. Но главное, что там находились заранее подготовленные костыли и крест — копия того, на котором распяли Христа, — Стрельцов на этом моменте аж присвистнул. — По-видимому, к тому времени действие наркотика достигло апогея, и наш убийца с помощью трех железнодорожных костылей пригвоздил Пабло к кресту. А затем каким-то образом перенес тело к Золотым воротам и подвесил его прямо в арке.
— Твою ж мать, будто сценарий какого-то триллера сейчас читаешь, — покачал головой Олег.
— Вот именно. Ах да, я забыл. Между тем, как поработать молотом и поиграть в грузчика, он на некоторое время превратился в вампира и выкачал из бедного Пабло всю кровь. Так кто же ты есть, Мистер Х? Или что же ты есть такое?
— Что ж так сложно-то?
— Вот и я думаю, что как-то все не по-людски получается. Все участники этой буффонады будто герои голливудского фильма с рейтингом R, где главное — побольше кровищи и абсурда. Ладно… — Бестужев снова повернулся к доктору, — Серафимыч, что можешь сказать про татуировки нашего Пабло?
— Безусловно, прежде, чем вскрыть нашего парня, я скрупулезно отфиксировал все части его кожи, так что все татушки тщательно задокументированы, — Стрельцов положил бумаги на стол и взял в руки старенький потертый айпад. — Ну здесь много интересного. Я потом Инге сброшу все файлы, поизучаете.
Но что хочу отметить сразу. Очень много надписей на теле. Прежде всего, это Mara Salvatrucha или просто MS-13 на разный лад и шрифт. Есть надписи про верность идеалам банды, несколько женских имен: одно из них “Козетта” — ну разве это не мило? Тоже мне Жан Вальжан выискался.
А вот строчка практически из наших широт. “Прости меня мама за мою шальную жизнь”. Понятно, что на испанском. Но перевод звучит практически по-домашнему. Кстати, есть одно слово и на кириллице. Это, скорее, сербский, чем русский. Но смысл здесь тоже банальный — написано “Сальвадор”.
В основном, надписи все старые, кроме одной. Ее сделали буквально несколько дней назад. И это латынь. Словосочетание “Vocamus Te,”. Я не успел загуглить, что оно означает, так что займетесь этим сами. После второго слова стоит запятая, так что могу предположить, что татуировку до конца не набили. Ну а теперь уж и поздно…
Также на теле нашего Пабло очень много черепов. Один — на переносице, между глаз, много на руках и ногах. На спине вообще изображена целая куча черепов.
— Инга говорила, что черепа означают убитых жертв, — напомнил Олег.
— Ну тогда я не хочу знать, после какого геноцида можно набить себе такую кучу, — поежился Стрельцов, демонстрируя на планшете спину Ганадора. Он перелистнул фотографию. — Также много изображений, связанных с Сальвадором: флаги, гербы, строчки из гимна. Как бы то ни было, этот парень был настоящим патриотом своей страны. Просто он понимал этот патриотизм довольно своеобразно.
— Ну очень своеобразно, — саркастически добавил Бестужев.
— Если говорить о самых высокохудожественных тату, я бы выделил венец на голове, — Стрельцов показал фото выбритого черепа операм.
— Ну здесь все понятно, его фамилия означает “победитель”, а венец — соответствующая регалия.
— Может быть, — согласился доктор. — И вот еще на плече красивое тату лука со стрелами. Будто и не рисунок, а фотография какая-то, — коллеги с минуту полюбовались, действительно, мастерски выполненной татуировкой. — Ну а самое сладкое я оставил напоследок, — доктор занес палец над планшетом, выждал театральную паузу и медленно перелистнул экран. — В нижней части спины выбит прелюбопытнейший сюжетец. Какой-то мелкий бес в леопардовых трусах прибивает к кресту ангела. Житель рая, естественно, висит вверх ногами, и под ним огромная лужа крови. Ничего не напоминает?
— Вот как, — оба опера прильнули к экрану. — Получается наш сальвадорец предсказал свою собственную смерть.
— И не просто предсказал, а запечатлел ее для потомков. В деталях, — усмехнулся Бестужев. Он увеличил изображение: — Серафимыч, это же не новая татуировка?
— Точно нет. Она сделана много лет назад.
— Понятно, что ничего не понятно.
Бестужеву вдруг нестерпимо захотелось оказаться на улице, подставить лицо теплому солнечному свету и просто дышать свежим воздухом. Все, что произошло в его родном городе за последние сутки, просто не должно было происходить. Ну никак. Бестужев крепко зажмурился, постоял так секунд пять и, наконец, взял себя в руки. Пора было здесь заканчивать.
— Серафимыч, что у тебя еще?
— Да по сути, я все сказал. В этой смерти много загадок, но самая главная — причина смерти. Как можно за короткое время выкачать из организма всю кровь? Да так, чтобы сосуды не разорвало в клочья. Я чувствую, если мы ответим на этот вопрос, сможем ответить и на остальные. Я продолжу проводить кое-какие эксперименты, может, и удастся понять.
— Эксперименты, Серафимыч, подождут. Тело Пабло Ганадора через несколько часов отправится в последний путь — на родину, где найдет упокоение.
— Да как же так? — всплеснул руками Стрельцов.
— Приказы высокого руководства обсуждению не подлежат, — устало сказал Бестужев.
— Это когда это ты так просто соглашался с Булдаковым? Или я?
— Это приказ не нашего полкана. Он пришел с московских высот.
— Ааа, ну тогда понятно.
— Так что у тебя не так много времени. Помозгуй, что еще можно сделать с трупом для пользы дела, и после этого примени все свое мастерство для придания Пабло более-менее нормального вида.
Стрельцов резко вытянулся в струнку и отдал Бестужеву честь. При этом второй рукой он накрыл голову планшетом:
— Слушаюсь, ваше капитанство!
Бестужев слишком устал, чтобы подыгрывать доктору. Он встал, махнул рукой Олегу и кинул на прощание:
— Не будем задерживать. Если что — звони.
Солнца на улице не было — его закрыли тяжелые тучи. Возможно, пойдет дождь, но может и пронести. Погода в последние годы во Владимире была капризной и непредсказуемой.
Время подкралось к обеду, и Олег предложил сходить в “Барин” — благо тут было недалеко. Это заведение не было в числе любимых у Бестужева, но свою твердую четверку заслужило уже давно. До “Барина” шли молча. Информация поступала слишком быстро, нужно было время, чтобы ее переварить и сделать правильные выводы.
Бестужев понимал, что неизвестных в этом уравнении имени Пабло Ганадора слишком много. А ресурсов слишком мало. Поэтому нужно сосредоточиться на распутывании первостепенных задач. Что волновало капитана больше всего? Перечислив в уме все вопросы, он решил, что расследование должно двигаться в двух направлениях. Во-первых, где встретились Пабло и Мистер Х? В каком заведении они ужинали? Парочка должна была привлечь внимание хотя бы бармена или официантов: все-таки Пабло — уникальный для нашего города персонаж. А если видели сальвадорца, могли запомнить и его собеседника.
Во-вторых, где было совершено само убийство? В этом месте Мистер Х схоронил крест, костыли и орудие, с помощью которого вбил их в тело Пабло. Там же должен находиться аппарат или приспособление или, черт возьми, вампир в клетке, который лишил муравья всей его крови. И это хранилище должно быть одновременно недалеко от Золотых ворот, но и скрыто от посторонних глаз. Это место нужно найти.
В свою очередь Олегу казалось, что силы отдела Q нужно сосредоточить на поиске свидетелей непосредственно действа внутри Золотых ворот. Ну не может такого быть, чтобы никто ничего не видел. Может, стоит дать объявление по ТВ, назначить награду за информацию — в наш век бесплатно никто ничего не делает.
Занятый каждый своими мыслями, друзья подошли к “Барину”. На входе их встретила приятная хостес. На бэйджике значилось лаконичное “Ольга”.
— Добрый день. Вы к нам отметить или пообедать?
— Просто перекусить.
— Есть бизнес-ланчи, недорого. Есть блюда из меню.
— Давайте меню и столик возле окна.
Ольга проводила их до столика, подала меню:
— Я подойду, через несколько минут, вы пока определяйтесь.
Олег придирчиво несколько раз пробежал по меню.
— Не так чтоб уж очень… И я, пожалуй, буду говядину по-строгановски. Блюдо простое, испортить сложно.
Бестужев, прищурившись и легко улыбаясь, осадил лейтенанта:
— А я вот думаю, что тебе это блюдо не положено.
— Это еще почему? — искренне удивился Олег.
— Да потому, что рылом не вышел, — уже широко улыбаясь, сказал капитан.
— Саш, я, конечно, все понимаю, мы на взводе, но давай без оскорблений… — начал лейтенант.
— Да какие тут оскорбления? — Бестужев миролюбиво поднял руки вверх. — Да будет тебе известно, мой юный невежественный друг, что блюдо сие придумали при дворе графа Александра Строганова. Будучи неприлично богатым, он, как и другие олигархи своего времени, держал у себя в Одессе так называемый “открытый стол”. Суть этого нехитрого развлечения была в том, что на обед к графу мог придти, по сути, любой человек. Понятное дело, что желающих находилось достаточно. Тогда его повар Андре Дюмон и придумал подавать на сковородах обжаренную мелкими кусочками говядину. Позже в мясо стали добавлять различные соусы и овощи. Такая подача блюда была удобна тем, что мясо легко делилось на порции — и граф никого не оставлял обиженным.
— Это, безусловно, интересно, но причем здесь я?
— А при том, что сесть за стол к графу мог, как я сказал, любой человек. Но для этого необходимо было соблюсти лишь пару нехитрых условий. Во-первых, хорошо выглядеть, то есть надеть к обеду чистую одежду и не иметь косого рыла. А во-вторых, быть человеком неглупым и быть готовым поддержать светскую беседу. И если со вторым условием ты, мой друг, еще худо-бедно бы справился, то с первым у тебя вышла бы явная промашка.
Олег посмотрел на свои потертые, в некоторых местах порванные джинсы, снизу перепачканные засохшей землей, и растерянно воззрился на шефа:
— Но как же быть?
— Придется тебе, Олежек, отказаться от графской еды и довольствоваться плебейской: гамбургерами и картошкой фри. А я, пожалуй, отведаю каприччо из лосося.
Олег переводил взгляд со своих джинсов на шефа, открывал и закрывал рот, но никак не мог выдавить из себя и слова. Наконец, Бестужеву эта пантомима надоела, и он, смеясь, сказал:
— Да ладно тебе, Олежек, не переживай. Мы в конце концов не в 18 веке живем, так что расслабься. Ты все же не на халявный “открытый стол” к графу явился, а пришел в ресторацию тратить свои кровные. И здесь то, как ты выглядишь, дело десятое. Главное, чтобы платежеспособным был. Так что бери свою говядину и не дуйся.
Олег подтвердил официанту заказ, но во время обеда не перемолвился с Бестужевым ни одним словом. И говядина, и лосось оказались сносными, поэтому душевное расположение духа вернулось к Олегу довольно быстро. Он даже не поскупился на чаевые для Ольги.
— Телефончик не попросишь? — с хитрецой прошептал напарнику Бестужев.
— Да какие уж тут телефоны, — сокрушенно вздохнул Олег, — давай сначала эту бодягу с убийством закончим, а там уже о девушках будем думать. Я так чувствую, скоро “на поспать” времени не будет, не то что на свидания.
— Ну что ж, твой боевой настрой мне очень нравится. Вперед, нас ждут великие дела!
К машине они вернулись тем же путем. Разговор снова не клеился. Дважды молчание прерывали звонки. Оба раза звонили Олегу. Оба раза он нажимал на прием, подносил трубку к уху и говорил:
— Слушаю.
Выслушав абонента на той стороне, он давал “отбой”.
— Почему ты всегда так отвечаешь? — спросил Бестужев.
— Как — так?
— Всегда одинаково. Короткое и сухое «слушаю». Ну я пойму, если на том конце провода полковник Булдаков или твоя теща… А если тебе звонит милая девушка из какого-то банка со спецпредложением? Или милое курносое создание из магазинчика суши, желающая подарить лишний сет твоих любимых роллов? Разве твое угрюмое «слушаю» не разрушит всю магию ответа?
— Во-первых, я не женат, поэтому тещи у меня нет. Во-вторых, в последний раз сладкоголосая нимфа, позвонившая мне из доставки пиццы, оказалась двухсоткилограммовым монстром, свидание с которым я сам — понимаешь, сам — добивался, около часа провисев на телефоне.
— Ииии? — протянул Бестужев, давясь смехом.
— А давай без “и”, - отмахнулся Олег. — Перефразируя один известный фильм “Все, что произошло летними вечерами в парке Пушкина, останется в парке Пушкина”.
— Да лааадно, — еще больше развеселился капитан. — Неужели ты с ней того?
В этот момент телефон Олега снова зазвонил. Засомневавшись на секунду, он поднес его к уху:
— Слушаю.
По мере услышанного лейтенант менялся в лице в сторону белизны. Наконец, он нажал отбой, повернулся к Бестужеву и неслушающимся голосом произнес:
— Сань, звонил дежурный. У нас еще одно убийство. И похлеще вчерашнего…