Что дальше, Эмма? Вопрос повисает в воздухе. Действительно, что дальше? Эмма не может выбить дерьмо из двух парней-тамплиеров. И если я это сделаю, то каким образом объясню?
Однако… Что, если я не оставлю свидетелей?
Исайя толкает меня.
— Исайя! — вмешивается второй парень.
— Заткнись, Джеймс.
— Ну идём же.
Исайя разъяренно разворачивается к своему другу.
— Я сказал, заткнись. — В его голосе слышны истерические нотки. — Или ты думаешь, она — одна из нас? Думаешь, она может сделать то, что сделала, и ей это сойдёт с рук?
Когда он поворачивается ко мне, я вижу его дикие глаза и сжатые в кулаки руки. Я понимаю, что проблема больше, чем я ожидала. Он не собирается останавливаться на запугивании.
Я кидаю взгляд на Джеймса. Тот не встречается со мной глазами. Ждать от него помощи не приходится.
Ну же, Хай. Где ты, чёрт возьми? Мне отвечают только птицы, и они ни черта не знают.
Дело не в том, что я не смогу вынести побои. В психбольнице меня пару раз избивали. Я беспокоюсь о том, что за ними последует. В дурдоме меня били в стиле плохого копа — грамотно, чтобы не оставить следов.
Исайя, судя по его виду, не способен себя контролировать.
Что будет, когда на коже Эммы не останется царапин? Когда на ней не появятся синяки? Я не могу убежать. Они просто поймают меня, если только я не побегу быстрее, но и тогда они всё узнают. Моё прикрытие будет раскрыто. Они всё расскажут.
Если только смогут.
У меня возникает нехорошая мысль, посылающая дрожь по всему телу. Я скольжу взглядом по сторонам, задерживаясь на безлюдном лесе, на дремучем кустарнике, на гадком мальчишке, пыхтящем от хулиганской гордости. Его трусливый дружок стоит рядом с нами и позволяет ему надо мной издеваться. Каким без них будет мир? Монстры не рождаются взрослыми, каждый злодей вырастает из злого ребёнка. Зачем их защищать, пока они молоды?
«Меда, нет!» — плачет у меня в сознании мама. Её слёзы капают на мою злость, постепенно остужая её, так что я могу думать. Если даже я их убью, мне всё равно придётся бежать. У меня будет больше времени, чтобы убежать, если они не смогут проболтаться, но на этом всё.
Это значит, что я никогда не узнаю правду.
Что бы я сейчас не сделала, я потерплю неудачу. Осознание этого факта так меня поражает, что когда Исайя снова толкает меня, я падаю на землю.
Они всё испортили. Во мне кипит ярость, и пальцы впиваются в глинистую землю, покрытую замёрзшей грязью и гравием. Я встречаюсь с ним взглядом.
Он видит мою растущую злость, то, как мои руки сжаты в кулаки.
— Что? Только не говори, что трусиха хочет побороться?
О да! Очень хочет.
Он отводит ногу назад, но что-то его отвлекает, и он останавливается. Его глаза резко смотрят в сторону от меня, от леса, на короткое мгновение мне даже кажется, что он передумал. Затем он встряхивается, и нога летит вперёд.
Это всё, что мне надо. Нога, словно рычаг, заставляет меня подскочить на ноги.
Облака меловой крошки покрывают рубашку Исайи, ослепляя нас обоих.
— Хватит! — визжит высокий голос, откуда-то сверху из-за камней.
Я выхожу из мелового облака, кашляя и моргая. Снова держа контроль над ситуацией. Над своими эмоциями. Когда пыль рассеивается, я вижу, что Исайя тоже взял себя в руки. Мой/их спасатель прямо как обезьянка спускается вниз с края стоящего между нами утёса. Это усыпанная веснушками маленькая девочка со спутанными рыжими волосами, собранными наверх. Должно быть, в столовой я видела её брата. Двое детей не могут быть настолько похожи, не будучи при этом родственниками. Надеюсь, здесь больше нет обладателей генов, ответственных за такой ужасный внешний вид.
— Какого чёрта, Мэгс? — спрашивает Исайя сквозь кашель.
— Что значит, какого чёрта? Вы, ребята, мертвы, так что убирайтесь отсюда.
— Но… — начинает Исайя.
— Убирайтесь отсюда, пока я хорошенько не поразмышляла на тем, что, как мне кажется, только что увидела. — Она упирает руки в свои несуществующие бёдра — чуть выше ремня, с которого свисают наполненные голубым мелом мешочки. — Вам двоим должно быть стыдно за себя.
— Я… — произносит Исайя, затем встряхивается, словно после сна. — Я не собирался… — но он не заканчивает свою ложь.
Мэгс свирепо буравит его взглядом.
Исайя краснеет и становится каким-то больным, в то время как Джеймс всё ещё не смотрит никому в глаза. Они оба покрыты большим слоем голубого мела и позора.
— Убирайтесь отсюда. — На этот раз Мэгс выглядит усталой.
Джеймс тянет за рукав толстовки Исайи, уводя его прочь. Ни один из них не смотрит на меня. Они убегают в лес, оставляя меня наедине с моим маленьким спасителем.
Мэгс поворачивается ко мне лицом. У неё потрясающие голубые глаза. Возможно, не все её гены ужасны.
— Не думаю, что они снова тебя побеспокоят. Исайя… на самом деле, он не такой уж и плохой.
Увидев на моём лице несогласие, она морщится.
— Несколько месяцев назад он потерял свою сестру.
Теперь я понимаю, что означал его сумасшедший взгляд. Помню, как сотня таких же смотрела на меня из разбитого зеркала в ванной. Горе. У меня сбивается дыхание. Я почти убила его за это.
С другой стороны, я делала вещи и похуже.
Девочка всё ещё говорит, и я возвращаюсь из своих мыслей к ней.
— Ему тяжело видеть того, кто уклонился от своей миссии, в то время как кто-то, кого он любил, пожертвовал всем.
Её голос срывается. Может она меня и спасла, но мы с ней не друзья.
Интересно, почему она вмешалась?
— Ты с ними согласна. — Это не вопрос. — Что я эгоистичная трусиха.
Она пожимает плечами.